Иван Иванович, антисемит

Это произведение оказывается приманкой для российских нацистов. Они гордо заявляют мне в рецензиях, что они поддерживают антисемитизм,  и что я не нужна лично им и тем более не нужна России. Как будто я угрожаю им переехать обратно в Россию и мелькать перед ними во всем своем неприглядном еврействе.
 
Имеют ли право Российские нацисты говорить от имени России?

Хамские и агрессивно-антисемитские  рецензии стираются. Я провожу денацификацию на одной отдельно взятой странице в сети.

Антисемитизмом называется двойной стандарт,  применяемый к евреям и не евреям. Это - официальное определение. Например, если бездоказательные обвинения против евреев и только евреев считаются неопровержимыми - это антисемитизм. Если от евреев требуется гораздо больше - это двойной стандарт, антисемитизм. Если евреям нельзя, то что другим можно - это двойной стандарт, антисемитизм.  Если евреи вызывают отвращение, потому что они евреи - это тоже антисемитизм. В мире антисемитизм не так уж редок.

В мое время в СССР  антисемитизм спускался сверху, административно. Например, были ограничения на поступление евреев в определенные университеты, специальности. К евреям были гораздо более высокие требования - это попадает под определение. Антисемитизм распространялся  в разной степени на все академические учреждения. Но, в то же время, люди, принимающие решения, обладали определенной свободой. Некоторые шли дальше, чем требовалоась. А другие, наоборот, старались обойти ограничения.

Свердловск вообще не был антисемитским городом. Я не помню антисемитизма в детстве. Не было антисемитизма в школе. Это было не важно, что мы - евреи.
Я встретилась с антисемитизмом только  в университете, и  самым главным антисемитом в моей жизни стал профессор Иван Иванович.

Он был небольшого роста, не выше меня, помнится. Квадратненький. Возраст? По-моему, он был всегда одного возраста, все годы, что я его знала.

Иван Иванович учил нас по маленькому учебнику, который он же и написал. В этом учебнике важное место занимала теорема с его именем.

Мне  очень нравился его предмет. Я как раз хотела специализироваться в этой области. Все зачеты и экзамены я сдала у него отлично. Однажды ему не понравилось как я решила задачу:  можно было решить проще. Мог бы придраться, но не стал. При этом было известно, что Иван Иванович - антисемит. Мы знали, что он никогда не берет еврев не дипломную работу или в аспирантуру.

На пятом курсе я все-таки пришла на собрание, где он объявлял, кто будет у него писать диплом. Из тех, кого он назвал, одна девушка отказалась, сказала что  будет писать на другую тему. В толпе студентов после собрания я поймала его и попросила, чтобы он взял меня вместо нее. Никто не ожидал, что он согласится. Но на него было неловко смотреть.  Он был прижат к стенке и в прямом, и в переносном смысле. Смотреть прямо не мог.   Не было законной причины  отказать: я училась лучше, чем та девушка. Сказал, что подумает. Иван Иванович был единственным в Свердловске, кто мог руководить дипломной работой по выбранной специальности.

Был ли тут антисемитизм? Судите сами. В нашем университете не было запрета на поступление евреев. Поэтому у нас на МатМехе из 100 поступивших было 25 евреев. К выпуску осталось только 50 человек, из них 23 еврея. Иван Иванович отобрал только не евреев в свою группу. Это не могло быть случайностью, и это нельзя объяснить выбором самих студентов. Я пыталась к нему попасть, но не тут-то было.  У Ивана Ивановича  были двойные стандарты, ему было не все равно, кого брать. Поэтому я и называю его антисемитом.

Мне предложили: или сменить специальность, или сдавать государственный экзамен по всей математике, которую мы учили за первые четыре года. Я выбрала экзамен. И кто же его принимал? Иван Иванович! Возможно, так он сам захотел. А, может быть, желающих принимать многодисциплинарный экзамен не нашлось, и его попросили, как "виновника торжества". Помнил ли он сам всю эту математику? Слушал меня с нескрываемым недоверием.  Но был справедлив и в этот раз.

После университета я работала в разных организациях как прикладной математик, и стала заниматься своим исследованием в свободное от работы рабочее время. В то время для посылки статьи в журнал нужно было приложить бумагу, что в статье нет ничего секретного. Начальство должно было подписать. Они сначала подписывали, потом отказались: мы, дескать, ничего не понимаем, что там у вас написано. Я пыталась им объяснить, что у меня и доступа никакого к секретам нет. Не помогло. Сказали, что я должна идти в Институт Математики и Механики (ИММ), чтобы подписать.

Зав отделом по моей специальности в ИММ был Иван Иванович. Эта встреча в его кабинете запомнилась мне очень четко.  Он сидел в кресле, я стояла перед ним, бумага в руках. Он сказал, что подписывать ничего мне не будет - потому, что у меня нет научного руководителя. "Так науку не делают",  объяснил он.
Моим руководителем мог быть только он сам, и у меня не было шансов, судя по его торжествующему тону.

Больше того, - он сказал,  - он входит в редакцию журнала Кибернетика, и пока он в этой редакции, мою статью там не примут.

Я думаю, тут была месть за ту неловкую сцену на пятом курсе. Получалось, он преградил мне все пути в науку.

После неудачи у Ивана Ивановича сердобольная секретарша  послала меня подписать эту бумагу к заметителю директора Института. Тот подписал. Он только сначала спросил меня, о чем статья. Я рассказала. Объяснила, как она связана с теми работами, которые я уже опубликовала.

И зам директора, и директор ИММ (академик Н.Н. Красовский) не были антисемитами. Н.Н. Красовский помог мне организовать семинар в ИММ и написал (по крайней мере, подписал) рекомендацию на поступление в аспирантуру ИПУ (Институт Проблем Управления РАН, Москва) по результатам семинара.

Несмотря на рекомендацию академика,  суровые двойные стандарты в Советском Союзе не позволили мне поступить в заочную аспирантуру ИПУ до 1991.

Когда я там защищалась,  надо было разослать диссертацию по стране на отзыв. Я послала ее, в том числе, Ивану Ивановичу. Был риск, что он пришлет отрицательный отзыв. Такие случаи бывают, с тяжелыми последствиями для аспиранта. Иван Иванович не воспользовался этой возможностью.  Антисемитизм -  антисемитизмом,  а математика - математикой.

Последний раз я его видела незадолго до отъезда. Случайная встреча на улице. Он узнал меня, мы вежливо раскланялись и разошлись, "как в море корабли". Теперь уже навсегда.

Я до сих пор жалею, что он не стал моим руководителем. Он был хорошим преподавателем. Как антисемит, он тоже мог быть гораздо хуже. Мне повезло, что его двойные стандарты не распространялись на собственно математику. Будучи антисемитом, злодеем он не был.