ПРО ЗАЕК

Зайка первый.
Хотя по хронологии событий он второй. Первый был 30 лет назад в Череповце. Я о нём почти забыла, но, вот, встретила этого, второго, и вспомнила. Так что пусть первым в данном повествовании будет второй, подмосковный, а вторым - первый, череповецкий.

Средоточие жизни в нашем городе – железнодорожная станция с незатейливым названием Железнодорожная. Перпендикулярно станции вытянулся красивый, благоустроенный бульвар. Утром и вечером к электричкам и обратно по нему движется плотная масса народа. Очень похоже на октябрьскую демонстрацию раннесоветского периода, только без флагов и транспарантов. В другое время по скверу туда-сюда прогуливаются пенсионеры и мамочки с детишками.
Дело было перед Новым, 2019-м, годом.
Фонтан в центре бульвара спал под фанерным колпаком, снегопадами накрытом белой драпировкой. Я уже его миновала, когда меня настиг звонкий детский голос:
– Благотворительная продажа! Купите зайку своему ребёнку!
Девочка лет 10-12 стояла на каменном бортике фонтана и бойко зазывала покупателей. Яркая красная курточка, синяя шапочка с огромным помпоном, синий шарфик – на фоне заснеженного фонтанного колпака она выглядела очень живописно. Никакого товара рядом с ней не было видно. Прохожие, мельком глянув на девочку, торопливо шли мимо. Я не удержалась, вернулась:
– Чем торгуем?
– Вот, зайка. Сама сшила. Собранные средства пойдут в помощь детям-сиротам, – бодро протараторила девочка тоном ведущей теленовостей, (сироты и благотворительность, полагаю, у неё тоже были родом «из ящика») и показала мне маленького – сантиметров 20 с ушами – зайчишку из грязноватой белой байки, с вышитой на пузе крошечной ромашкой.
– Да? И почём зайчик?
– Пятьсот рублей. В пользу сирот.
Милая, хорошо одетая девчушка смотрела светло, открыто и ни с какой стороны не походила на мошенницу, а её кособокая самоделка – на игрушку ценой в полтыщи.
– Каких сирот?
– Из детского дома.
– А кто тебе сказал, что им не хватает денег? Может, лучше сироте эту игрушку подарить, а средства на содержание даст государство?
Тут девочка словно погасла, посмотрела растерянно на меня, на зайца и пролепетала:
– Мне сказали… У нас в кружке собирают…
– Каком кружке?
– Мягкой игрушки. Мы там шьём… Учимся шить…
– Ты считаешь, что уже научилась и можешь продавать свои поделки за большие деньги?
Девочка молча, с недоумением смотрела на меня, силясь, видимо, понять, что тут происходит – выговор или торг?
Сам по себе факт продажи кружкового изделия меня не удивил. Центр детского творчества на соседней улице, в дни выборов там размещается наш избирательный участок, и продаются ребячьи поделки. Правда, существенно дешевле.
– Кто за этого зайку такую цену назначил?
– Я сама. Все игрушки дорогие. А у меня хэнд мэйд…
Усилием воли я вернула на место глаза, полезшие было на лоб, припомнила всё, что знаю о современных тинейджерах и, старательно выдерживая комильфо, возразила:
– Ручная работа высоко ценится, если она произведена мастером по оригинальной идее в единственном экземпляре. У тебя очень милый зайка, но… В кружке все девочки таких шили?
– Да...
– И все продают?
– Не знаю. Я сама… Мне мама разрешила…
– Хорошо. Я куплю твоего зайку, но не за такую цену. Давай посмотрим, стоит ли он пятьсот рублей. Швы не слишком ровные, так?
– Да.
– Он не новый, им, похоже, уже играли и он испачкался. Так?
– Это Дима…
– Неважно. Я понимаю, что ты высоко ценишь свою работу, однако её нельзя назвать квалифицированной и оригинальной. Так?
Девочка молчала, потупившись. Отчего-то мне стало её очень жаль, но я не сдавалась.
– Могу дать за него пятьдесят рублей, ты согласна?
Всё так же, не поднимая глаз, девочка кивнула.
Я достала деньги. Она сунула купюру в варежку и протянула мне игрушку. Мягкий, тёплый зайка уютно лёг в ладонь.
– Спасибо. Как тебя зовут?
Уже уходя, она через плечо ответила:
– Света.


Зайка второй, который на самом деле первый.

Светин зайчишка живёт со мной вот уже четвёртую зиму, и всякий раз при взгляде на него я вспоминаю первого, из Череповца начала девяностых.
Мы жили на улице Архангельской, по которой между двух проезжих частей тянулся пешеходный сквер. В том месте, где сквер перпендикулярно примыкал к широкой городской магистрали, какой-то «красный пиджак» соорудил нелепую железную коробку и открыл в ней частный круглосуточный магазин. По дороге с работы я туда частенько заглядывала. А возвращалась я всегда довольно поздно, когда горожане в большинстве своём уже по домам у телевизоров сидели. В магазине и возле него было безлюдно.
В тот вечер я увидела у входа в магазин высокого молодого мужчину в модном коричневом плаще. Он топтался возле двери, всем своим видом демонстрируя острое желание выпить. Оно, это желание, похоже, уже давно его не покидало и часто удовлетворялось. Не дешёвая, но потёртая и грязная одежда, мятое небритое лицо, давно не стриженые волосы – всё выдавало в нём человека интеллигентного, прежде успешного, однако опустившегося. Перестройка породила много таких мужчин. Почему-то сильный пол в то смутное время оказался слабее слабого. Женщины, потеряв работу, кинулись челночить, а мужики… Кто не влился в криминал, массово спивались. Никакого сочувствия к ним я не испытывала. И мимо этого мужика, поймавшего меня просительно-заискивающим взглядом, тоже прошла бы поскорее, но он шагнул и что-то протянул мне со словами:
– Купите зайку.
Хорошо помню его руку: большую, крепкую, с сильными пальцами, сжимающими потасканного плюшевого зайца – длиннолапого, длинноухого, с доброй, глупой мордой. Почти такой же был и у меня в детстве.
Я аж задохнулась от негодования, представив, как папаша-алкоголик, пропивший в доме всё, что только можно было пропить, уносит последнюю ценность, может даже последнее утешение своего ребёнка – его любимую игрушку. Сволочь! Кипя гневом, я поинтересовалась язвительно:
– И сколько же стоит украденная детская радость?
Он ничего не понял, не услышал ничего кроме «сколько?» и назвал цену бутылки водки. Самой дешёвой.
Это было, конечно, глупо, но я не удержалась, начала читать мораль этому гнусному пропойце. Быстро поняла, что ни одно слово моё не может пробиться через алкогольную жажду. Мужик меня не слышал. А я не переставала видеть несчастного… мальчика, почему-то, лет 4-5. Наверное, потому что сама имела двоих сыновей чуть постарше...
– Ладно, – сдалась я. – Дам тебе денег, но при условии, что зайца ты отнесёшь обратно домой. Понял?
Мужик быстро-быстро закивал. Я достала деньги, отсчитала стоимость бутылки.
– Вот, держи, спивайся нахрен! Только прошу, будь ты хоть чуть-чуть человеком, верни ребёнку игрушку.
Он схватил деньги и стал настойчиво совать мне в руки зайца. Я отбивалась, выкрикивая:
– Домой неси, домой, я сказала!
Отпихнув в очередной раз грязную мужскую лапу с зажатым в ней замурзанным зайцем, я кинулась бежать.
…Почти 30 лет прошло, а не покинул меня смутный душевный неуют от вопроса, навсегда оставшегося без ответа: вернул ли отец-пропойца зайку своему ребёнку?


На фото Зайка hand made от девочки Светы из г. Железнодорожного.