Пушистый посыльный

Скромная деревня Васильково была в крепких объятиях зимы. По белому снегу неслось таинственное чёрное пятно, иногда обегавшее хаотично расположенные деревья. Этим пятном был я. Чёрный пушистый кот с немного растрёпанной шерстью. Вокруг моего толстоватого тела была обмотана тонкая верёвка, крепившая к нему небольшой свёрточек. На голове была малиново-красная шапочка, бережно сшитая моей хозяйкой по имени Света Идолова. Я бежал мимо одноэтажных деревянных домов, стараясь держаться обочины, так как по дороге часто лихо ездили всякие развалюхи без включённых фар, чьи грязные колёса с шипами нередко снились мне в кошмарах. К тому же, дороги были часто скользкие, и я так и норовил шлёпнуться в снег на бок и испачкать в нём самое дорогое, что было на мне в этот момент - свёрточек.
Я подбежал к крыльцу скромного дома дачников, который, казалось, ничем не мог похвастаться перед себе подобными, расположенными рядом. Я встал перед ним так, чтобы меня было хорошо видно в одно из окон. Пришлось совсем немного подождать. Вскоре в окне появился силуэт худой и невысокой девушки 16-и лет, который, немного походив из стороны в сторону, остановился и обратил на меня внимание. Хотя небо уже медленно погружалось в более тёмные тона из-за наступления вечера, хозяйка явно разглядела мои зелёные глаза, отливавшие оттенком лайма в темноте. Вскоре силуэт снова исчез за рамой окна, и раздался звук металлического засова у входной двери.
Внутри меня ждала щедрая награда: два кусочка сахара и миска молока. Пока я уплетал заслуженное лакомство, хозяйка торопливо освободила от верёвки свёрток и развернула его. Свёрток был письмом. Света принялась с упоением бегать глазами по чернильным строкам, широко улыбаясь и периодически поправляя непослушные длинные тёмные волосы . Её карие глаза были готовы кричать от счастья. Она ходила по комнате взад и вперёд, не отрывая взгляда от доставленного мной письма. Что же было в нём? Я в который раз был уверен, что ничего особенного: графоманские любовные строки, наполненные искренностью (якобы) и, при этом, грешащие грамматическими и речевыми ошибками. Послание было от ухажёра моей хозяйки - сына лесоруба Дениса Двоякова. Этот молодой крепкий юноша был возлюбленным Светы уже около двух месяцев. Роковыми препятствиями между возлюбленными было отсутствие сотовой связи, дороги, заваленные снегом, и, безусловно, тонны работы по хозяйству по требованию родителей. Благо, Света нашла спасение во мне, коте, которого ей подарили ещё в девять лет, и я стал поддерживать связь между влюблёнными.
На следующее утро меня ждал новый заказ: уже от хозяйки к Денису. Света в который раз аккуратно надела на меня шапочку, привязала к телу письмо, нежно погладила по щеке и пожелала удачи.
Удача действительно была нужна. Путь к дому лесоруба Владимира Двоякова был недлинный, но не без своих препятствий. Помимо упомянутых мной шипастых колёс автомобилей, я мог встретить каких-нибудь двоих мальчиков, один из которых, увидев меня, точно проронит:
- Глянь, Саня, что у этого котяры за бумажка с пузу привязана?
- Хрен знает, давай посмотрим? - обязательно подхватывал другой.
После этого я был вынужден искать спасение в снежных кустах или во дворе какого-нибудь дома, скрываясь от ловких рук любопытной детворы.
Наконец, дом лесоруба появился в поле зрения. Старые, сероватые и в некоторых местах сгнившие брёвна составляли жилище отца Дениса. Рядом был скромный неширокий сарай. Судя по частым и уверенным ударам топора, именно там и находился мой адресат.
Я подбежал к сараю и юркнул внутрь, с радостью ощутив небольшое тепло. Тут мне в глаз едва не прилетел маленький кусок бревна. Я по рефлексу сделал скачок в сторону, и затем увидел чуть поодаль от себя рослого, крепкого, юношу с ровной осанкой, который безостановочно рубил полено за поленом. Его нестриженые сальные светлые волосы мешали ему это делать, и он часто с ворчанием убирал их с глаз рукой. При этом глаза его были налиты злостью, о причинах которой можно было только догадываться. В какой-то момент он всё же выдохся и вонзил топор в пень, на котором рубил его собратьев. Его красное лицо, полное пота, повернулась ко мне.
- А-а, снова ты... - мрачно пробормотал он. - Ну, гони сюда письмо.
Он подошёл, наклонился и грубой хваткой взял меня за туловище. Я ответил возмущённым "Мяу!". Второй рукой он взял письмо и развернул его. Денис на некоторое время забылся, став читать, и ушёл вглубь сарая. Я спокойно ждал и наблюдал за ним. Закончив чтение, он ненадолго улыбнулся и, скомкав письмо, бросил его в корзину мусора. Потом его взгляд снова упал на меня.
- Ты ещё здесь? А ну брысь! Не мешай работать! - рявкнул он и взялся за топор так, будто хотел меня им тут же прибить.
Я покорно вышел из-за тёплого крова сарая обратно на утренний мороз. Так происходило раз за разом, почти каждый день в течение месяца. Я носился из одного конца деревни в другой, доставляя искренние письма от любящей и чувствительной хозяйки пареньку, которого, казалось, рубка поленьев интересовала больше, чем переписка с заинтересованной в нём девушкой. Света, наверное, наивно верит в их отношения, которые держались на мне в том числе. Причём я видел мало смысла в этом, понимая, что их период любовных писем вряд ли перерастёт в что-то большее. Я сомневался, что Денис так искренне ценил Свету, как нелепо описывал это в посланиях. Моя работа - мартышкин труд.
И вот, снова в один зимний день мои лапки несли меня по белому снегу, проваливаясь в него так, будто я бежал по сметане.  Я опять нёс письмо сыну лесоруба. Всё шло как обычно, но тут началось то, чего я боялся больше всего. Метель. Мне в морду начал бить большой поток ветра, смешавшегося со снегопадом. Дорогу стало плохо видно. Мерзкий холод словно пытался поглотить меня, и ни природная нестриженая шерсть, ни заботливо сшитая шапка не могли помочь. Метель казалась здешним тираном, не знавшей пощады и появлявшейся в любой неудобный момент. Я больше боялся не за самого себя, сколько за то, что снежинки могли промочить чернила на письме хозяйки и испортить его. Мне нужно было укрытие.
Я напряг своё зрение, надеясь разглядеть в потоке снега свет из окна какого-нибудь дома, чтобы пробраться в его двор и там укрыться. К сожалению, ничего не попадалось. Лишь спустя две минуты ходьбы и борьбы с кусающимся холодным ветром я увидел перед собой полуразвалившийся мрачный дом. Внешне он выглядел отталкивающе, но времени выбирать комфортное укрытие не было. Я нашёл щель между двумя брёвнами и проник внутрь.
Запах был ужасный. Он напоминал смесь вони гнилого мяса и отходов из выгребной ямы. Света не было. Вся мебель и предметы были покрыты многолетним слоем пыли и трудами здешних пауков. Я стал бродить по неприятному дому, надеясь, хоть как-то себя развлечь во время ожидания конца бушующей метели. Тут гробовую тишину места прервал мой желудок. Его громкое урчание дало понять, что именно в этот день меня недостаточно накормили. "Прекрасно, - подумал я. - Сначала меня пытал холод, а теперь будет голод?". Ситуация была великолепная.
Я решил внимательнее осмотреть дом и попробовать найти хотя бы мышь. Я обошёл весь первый этаж. Дом был скуп на разную мебель, зато в гостиной в самом центре стояла большая кирпичная печка, которая всегда согревала хозяев во время зимы. В спальне стояли кровати без матрасов с голой решёткой. В кухне валялись тарелки, их осколки, треснутые горшки и столовые приборы. Чем-то съедобным и не пахло, но тут в прихожей обнаружилась странная дыра в полу квадратной формы. Она вела в погреб, куда моё любопытство и потянуло. Я подошёл к краю дыры, принюхался, а затем медленно спустился вниз по деревянным тонким ступенькам.
В погребе было ничуть не лучше, чем в доме, но запах был не столь неприятный. Я видел множество полок, обставленных банками с жидкостями разного цвета и содержания. При этом в каждом плавала плесень, что хорошо отбивало аппетит. Я стал изучать новую часть своего временного укрытия, как вдруг услышал тихие переговоры котов. Я остановился, навострил нечищеные уши. Голоса, казалось, были недалеко. Я стал ходить между полок и, сделав пару поворотов, увидел в самом углу погреба целую группу из восьми котов, от чего даже вздрогнул. Они не видели меня, так как сидели на задних лапах спинами ко мне. Я стал приближаться и оказался на расстоянии полметра от них, как вдруг один котяра резко обернулся, зашипел и встал в агрессивную стойку. Другие сделали то же самое. Я попятился. Один из котов со шрамом на правом глазу сказал:
- Ты ещё кто такой? Ты один из нас?
Я стоял молча какое-то время, а затем с иронией произнёс:
- В каком смысле, "один из нас"? По вашему, я не кот?
Тут я пригляделся к группе своих сородичей. Все они были нечёсаные, немытые, тела и морды некоторых украшали шрамы. Все сидели вокруг одного предмета - маленькой убитой мыши, лежавшей брюхом к потолку. Видимо, я помешал им делить скромную добычу. Я повернул голову налево и увидел, что в стороне от самцов сидели четыре кошки. Все были беременны, кроме одной. Она стояла впереди всех и взирала на меня ярко-жёлтыми глазами. Её взгляд не выражал агрессии, в нём читалась смесь интереса и настороженности. Это подтверждал стоящий столбом хвост.
- Мы видим, что ты кот, - сказал она. - Но даже в такой темноте видно, что ты достаточно ухоженный. Ты не из наших.
- Да, - начал отвечать я. - Кажись, я зашёл на вашу территорию. Но вы поймите, там снаружи такой холод и метель, что идти... невозможно.
Я замолк, а затем спросил:
- Послушайте, вы что, все бездомные?
Последнее слово был зря: глаза котов запылали ещё большим недоверием, но жёлтоглазая кошка продолжила быть спокойной.
- Грубое слово, - сказал она. - Мы называем себя независимыми. У нас не постоянного крова, как нет постоянной нужды кому-то подчиняться. Мы кочуем единой группой по деревням, лесам, городам. Мы постоянно ищем еду и размножаемся. Я - предводительница. Ты случайно сам не кочуешь?
- Я... - рассказ предводительницы отнял у меня дар речи на какое-то время. - Ну... не совсем. Я живу в доме недалеко отсюда со своей хозяйкой Светой и её родителями. Мы с ней неразлучны уже семь лет.
Теперь самцы кочевников окончательно обозлились на меня. Несколько котов тихо меня оскорбили. Я предпочёл не устраивать ругань и спокойно проговорил:
- Знаете, я... немного хочу есть. Можно у вас угоститься, если не против?
Самцы, я уверен, поразились моей наглости, но предводительница приказала им пустить меня в круг и дать кусок добычи. Коты послушно расступились, и я медленно подошёл к ним. Вид убитой мыши сразу снял во мне всякое напряжение, хотя я всё ещё чувствовал восемь пар глаз, направленных на меня. Я стал девятым звеном круга самцов. Один из них, тот самый со шрамом, отгрыз хвост мыши и швырнул мне. Угощение было скупым, но я решил не возмущаться и с удовольствием умял хвост. Чувство голода чуть-чуть спало, и я посмотрел на жёлтоглазую. Что-то она во мне привлекала. То ли своим терпением и спокойствием удава, то ли уверенностью льва. Она явно сама была мной заинтересована. Тут она снова заговорила:
- Кстати, а что это у тебя такое привязано к телу?
Я сначала замолчал, потупил взгляд в пол, а потом принялся чистосердечно рассказывать обо всём: об отношениях Светы и Дениса, о том, как я, иногда рискуя жизнью, ношу письма. Я упомянул о недалёкости сына лесоруба и о том, насколько мало смысла я видел в этой переписке. Казалось, стены погреба сотрясались от гневных слов самцов и даже самок. Они считали меня слабаком, неудачником, подстилкой человеческих желаний. Моя голова готова была лопнуть от этого давления, и громко и уверенно произнёс:
- Раз вы такие свободные, то умолкните и оставьте своё недовольство при себе. У меня и так мало времени.
Я гордо повернулся к толпе хвостом и ушёл. В мою спину летело ещё множество криков и грубых слов, но мой вилявший из стороны в сторону хвост будто опахалом их отгонял. Я нашёл ступеньки и взобрался наверх, покинув темноту погреба.
Снова первый этаж. Я зашёл в гостиную, где стояла печка. За окном было тихо, значит метель успокоилась. Оставалось найти выход. Вдруг я услышал, как стучали когти об пол позади меня. За мной кто-то гнался. Я обернулся и был готов к схватке, но увидел перед собой одинокую предводительницу.
- Послушай, - сказала она. - Не надо их слушать. Они злы на тебя, потому что абсолютно тебе не доверяют, но не я. Я вижу, тебе нелегко. Ты слишком привязан к людям.
Её голос теперь звучал более ласково и снисходительно, чем там, среди кочевников. Видимо, сейчас она могла поговорить со мной один на один без лишней важности. Я тем временем холодно молчал.
- Я вижу в тебе много особенного, - в её голосе звучала лесть. - Ты сильно отличаешься от них. Ты умеешь вести себя спокойно и уверенно в окружении тех, кто тебе не близок. В тебе всегда слышится откровенность.
Она приблизилась ко мне. Мы молчали. Её ярко-жёлтые глаза смотрели чётко в мои светло-зелёные. Казалось, наши мокрые носы были готовы соприкоснуться, но тут я ответил:
- Пойми, там, внизу, я всё сказал. Я не буду с вами.
- Подумай сам: ты говоришь, что зря тратишь время, перенося письма от хозяйки к человеку, который её не любит. Ты постоянно этим будешь заниматься? Пока тебя машина не переедет? Пока ты не умрёшь от старости? Пока твоя хозяйка не купит нового кота?
Я внутренне запылал от злости. Я не мог ей позволить так говорить о Свете, ведь именно ради неё я стал «пушистым посыльным». Да. Ради неё я готов на всё. Даже если это бессмысленно на первый взгляд, даже если я буду несчастлив.
- Хватит! Не вздумай ходить за мной! Возвращайся к своим бродягам!
В воздухе повисла напряжённая пауза. Желтоглазая набралась смелости, а затем, вместо ответа, сделала выпад. Я отпрянул и агрессивно зашипел, она вцепилась зубами в письмо, перегрызла верёвку и оторвала его от тела. Я ужаснулся, увидев в её клыках письмо хозяйки.
- Попрбй отнми, - невнятно, сквозь зубы сказала она.
Я бросился на эту хищницу — она увернулась и продолжила смотреть дразнящим взглядом. Кошка стала бегать по гостиной кругом. Я за ней. Рывок. Снова промахнулся, чтоб тебя. Теперь мы бегаем по кругу в другую сторону. Эти кошки-мышки продолжались недолго: жёлтоглазая вдруг остановилась и ловко запрыгнула на печь. Я незамедлительно оказался там же. Мы стали ходить кругом, не отрывая взгляда друг от друга. Никто не решался напасть первым, хотя я был уже давно полон злости. Меня до смерти раздражала её походка и взгляд, который заставлял звучать в голове очередное нравоучение этой «предводительницы кочевников». «Ты хищник — будто говорила она, - ты должен быть свободен. Это свёрток держит тебя в неволе. Освободись».
- Раз я хищник — сказал я. - То я убью тебя за свёрток.
Я сделал отчаянный бросок. На этот раз жёлтоглазая не смогла изловчиться и приняла на себя удар. Я сокрушил на неё весь свой гнев и столкнул с печи, её клыки освободили письмо. Я схватил его на лету своими зубами и пронаблюдал, как соперница упала вниз, приземлившись по реакции на четыре лапы. Она посмотрела на меня снизу.
- Дурень, - послышался её комментарий.
Я повернулся боком и холодно толкнул задними лапами рядом стоящий глиняный горшок. Он полетел вниз и приземлился ей на голову, расколовшись на две половины. Предводительница взвизгнула от боли и рухнула на пол.
Я убил её? Вряд ли, скорее всего она скоро придёт в сознание. Я спрыгнул в печи и убежал прочь из дома. Пока я покидал место схватки, я думал, насколько жестоко я поступил. Никогда за всю жизнь домашнего питомца я не был таким отчаянным хищником.
И вот я снова несусь по снегу, оббегая сугробы, и вижу впереди дом лесоруба. Пока я приближался жилищу адресата я заметил, что у старого забора с облупившейся краской стоит машина. Как я только я уже был готов зайти в калитку, дверь распахнулась, и из-за неё вышла молодая женщина. Спускаться по ступенькам было для неё настоящим испытанием, ведь она держала в руках целую стопку коробок. Затем она чуть об меня не споткнулась, выругалась и подошла к машине, у которой был открыт багажник. Она свалила в него свою тяжёлую ношу, облегчённо вздохнула, затем повернулась в сторону открытой входной двери.
- Денис, ну ты скоро? - крикнула она.
"Ну, сейчас, мам," - раздалось оттуда в ответ. Затем на крыльцо вышел уже знакомый сын лесоруба. Он держал в каждой руке по два пакета и ещё один смешно зажал за пазухой. Он зашагал в машине, в которую потом небрежно свалил вещи. Его мама села в салон автомобиля и принялась что-то там настраивать. Я тем временем принялся вертеться в ногах у парня, намеренно привлекая внимание.
- Чё тебе надо? - проворчал он, посмотрев на меня.
Я стал смотреть на него недоумевающим взглядом, а затем повернулся спиной, показав привязанное письмо. Он вспомнил меня, задумался и взял свёрток, присев на корточки.
Он неуверенно посмотрел на взятый предмет, раскрыл его и прочёл несколько строк. Вдруг его отвлёк голос матери:
- Ты садишься или нет?
- Да иду-иду, - ответил он.
Он плюнул, бросил письмо и убежал к двери салона. Письмо стало медленно и плавно опускаться на землю, подобно осеннему листу. Как только оно легло на гладкий белый снег, двигатель машины заревел, и та быстро укатила в снежную даль. Я смотрел ей вслед взглядом недоумения.
Этого не может быть! Он просто уехал! Не попрощавшись, не оставив номера телефона и даже не ответив на последнее письмо. Машина унесла с собой вместе в "возлюбленным" все мои сомнения насчёт его гадкости.
Я подходил к дому Светы. В окне залитым ярко-жёлтым светом ламп, я увидел её скромный силуэт. Она сразу меня заметила и скрылась с поля зрения. Я подбежал к крыльцу, в который раз взбежал по ступенькам и присел на задние лапы у порога. Дверь открылась, и я увидел хозяйку. Её глаза были залиты слезами, видимо, она уже всё узнала. Я ласково посмотрел на неё, а затем прижался к её ноге. Света наклонилась, взяла меня на руки и обняла. Я положил голову ей на плечо и успокаивающе замурлыкал.