Скудара-37
Аграфена бежала по заснеженной тропинке, она торопилась домой. Ноги, в тяжёлых подшитых кожей, валенках скользили и разъезжались, утопая в снегу.
— Скорее. Скорее, к Пелагеи — шептали её губы. Она падала, а потом вставала и, пробежав немного, снова падала и снова вставала. Аграфена спешила.
— Только бы успеть. Только бы не опоздать. А то ведь уедет в Троицково и ищи его потом. Али возьмёт и выбросит. Накой оно ему, волокититься -то.а то кому возьмёт и да и подсунет, чтобы принесли. А не принесут ежли? Ой Господи, ой Батюшки- Святы
Она запыхалась, дрожащими руками открыла засов на воротах, распахнула и не прикрыв их, поднялась на крыльцо. Увидев Аграфену в окно, Пелагея кинулась отворить дверь.
— А бы чё не случилось, Матушка Присвята Богородица, только бы -- подумала Пелагея, видя состояние свекрови.
— Пелагея, Таисся сказала, что пошта, беги милая, беги. Сынки мои, с Покрова Микола ничё не шлёт. А Ванечка с Санечкой уж второй год молчат. А как ежли возьмут и объявятся. Беги, беги милая, я с детками-то всё тут управлю.
Накинув на себя пуховую шаль, да овечью шубку, Пелагея быстро всунула ноги в валенки и выбежала на улицу.
Почтальон обычно останавливается у её лавки. Когда он подъезжает к селу, то его хорошо видно на высоком берегу. Потом он спустится к реке и пока едет по улице, народ уже поджидает почтальона у лавки.
— Пелагея Петровна, тебе письмо, торопись — крикнул кто-то вслед
Она подбежала к саням с большим ящиком и поздоровалась с почтальоном
.
— Доброго здоровьица, Семён Егорыч, на моё имя что есть?
— Есть, дочка, есть. На вот — он протянул странный конверт. Вверху над адресом написано" Из Германии"
— Господи, это кто ж из Германии-то? Весь конверт исписан немецкими словами.И адрес, одна строка на немецком, а друга-а-я Ой, Господи,это ж Николая рука!—догадалась Пелагея. Как же это, а? — она прижала письмо к груди и заторопилась домой.
— Жив, Слава Богу, жив — приговаривала она. укутывая письмо полой шубы, словно боясь растерять его тепло.
В дом Пелагеи потянулись родственники, чтобы своими ушами услышать вести с фронта.
Но особых вестей не было. Николай писал о плене и о Германии
"Германия прекрасная страна. Встретила нас как родных сынов. Даже наш Соболь так не встречает Кожемяку, хлеще !
Кормить нас стараются нашей любимой пищей- супом из сушёной брюквы и редьки.Но всё же хочется чего-то домашнего. Ручками любимой жены посолённого сала, да с чесночком! Батюшкиного мёда, матушки Фени духмяного мыла, корешочек любимого кукольника.
А ещё прошу тебя любимая жена, добеги до Ново-Николаевки. Там живёт мать моего однополчанина, Фекла Никитична Сафронова.Она слепенька и не грамотна, подпиши её посылку на имя Сафронова Фёдора Матвеевича. У нас один с ним адрес, только имя другое.
А ещё у меня друг из губернии, с Томска. Он сирота. У него в Томске только дед. Пусть дед соберёт внуку посылочку, а ты подпишешь и вышлешь.
Скоро у нас праздник, они будут рады посылкам.Боле одной посылки на месяц не принимают.
Пелагея окинула всех взглядом.
— Что-то я в толк не возьму. Я как добегу до Ново-Николаевки-то или до Томска?
— Пелагея, нашто тебе туда бежать? Сказано же чтобы ты отправила посылки на них. Сама отправишь, а подпишешь их родными, как будто это они собрали а ты отправила. И всё — пояснила Лукерья.
— Так а нашто так-то? — переспросила Аграфена
— Да кто его знает, коли только одна в месяц посылка. Изголодался видать Миколка-то на брюкве, да редьке. Вот и на чужое имя просит прислать, чтобы поболе было— опять пояснила Лукерья.
— А чемеричный корень тоже по всем посылкам класть?—спросила Аграфена.
— Так ведь вошь-то подиж не у его одного. Он своих уморит, а от других опять словит — загудели родственницы.
— Конечно во все клади, он прописывает, что такую же посылку и сыну и внуку.
— Ой батюшки-батюшки. Это как же там живётся, ежли вшата, да сухая редька с брюквой.Поди и работа непосильна.
— Плен. Одно слово. Там уж себе не хозяин.
— Так, а чё пишет-то, что Германия как сынов встретила? А скотским пойлом угощает — возмутилась Аграфена
— Мама Феня, видно нельзя правду писать. Вот он и пишет, что Германия их чтит, как наш Соболька шкуродёра Кожемяку.
— Ох-хо-хо-о Как же тяжко- то тебе, Миколушка— запричитала Аграфена. На неё накинулись родственницы.
— Аграфена Петровна, чего голосить-то, жив он, дай Бог будет здоров.
— На здоровье-то никогда не жалобился. Опосля победы, всех домой и отправят. Нашто они им, кормить, как мы своих пленных кормим?
— Наши- то пленные тут жируют, и суп с крупы, и с мясом. и хлеб, как хлеб, свадьбы даже устраивают, здешних немок берут. — высказалась Пелагея.
— Наталья, а ведь ты тоже от Ильи Данилыча письмо получила — сообщила Лукерья.
— Получила — вздохнула Наталья.
— Ну так чё пишет-то? — спросила Лукерья. Айгуль напряглась. Она почему- то боялась услышать то, что скажет Наталья.
— В госпитале он. Лицо снарядом снесло.Глаз один ослеп и половины носа нет.
— Лишь бы жив был, а с лица воды не пить. Руки ноги целы и слава Богу. У моего вот вместо ноги деревяшка, а я рада, что жив и вернулся. — заявила Лукерья. Айгуль обомлела.
— Как же так. Ведь она ежедневно по утрам и поздним вечером молилась о нём. Как же так без лица-то?—думала она, слушая Наталью.
— Домой –то скоро?—опять спросила Лукерья.
— Не пишет.—
— Ох Господи, Господи, за какие-же грехи нам это дадено?—сокрушалась Аграфена.
С самого утра Пелагея принялась собирать мужу три посылки.
Принесла от Петра Леоновича медовые соты-языки. Растопила воск и окунула срезом в жидкий воск,он застыл, запечатав мёд. Сало обернула в льняную салфетку и вспомнила про корень чемерицы.
— У Акулины надо б спросить, — подумала она и побежала в дом свёкра. Они вместе с Айгуль облазили и свои чердаки и чердаки родственников, а корней кукольника на три посылки всё же набрали.
— Пелагеюшка — обратилась к невестке Аграфена— уж коли мыла- то там нет, так и угольков березовых, чтобы зубы натирать и вовсе нет и ниток, поди тожать не имеется. Чюрючёк чёреньких.да беленьких ниток-то надо бы покласть. Лишними не будут.
— А иголки- то тоже тогда надо б. Иголок- то там и вовсе не сыскать.
— Так, а как же их пошлёшь, что колет, да режет в посылку арестантам раньше не позволительно было класть, всё вертали.
— А я её в тюрючёк воткну, станет нитку тянуть и обнаружится иголка.
— Это ты Пелагеюшка хитро придумала. Ну и Слава Богу. Вот и хорошо. Поезжай в Троицко, а я сёдня к Аксинью не побегу, тебя дожидаться стану. Поезжай милая, поезжай — голос её дрогнул, сорвался, а глаза наполнились слезами. Утирая их концом платка, Аграфена отправилась к печи, там пёкся хлеб и нужно было его вынимать.
Собрала Пелагея три посылки, положила и толчёный уголь с полынью и жгучим перцем, и мёд, и сало. Не забыла про кукольник и нитки, а ещё написала письмо.
В письме Пелагея написала о том, что дети растут, с хозяйством справляется и что выручает очень торговый дом.
Написала, что в селе много беженцев из Польши, из губерний с берегов Балтии, из Галиции, Беларуси, высланные в Сибирь российские немцы. Они строят дома, укореняются.
А ещё свершилось страшное, в газетах пишут, что с престола отстранили нашего государя, царя-Батюшку, Николая II
Домой едет Илья. Он написал Наталье,что снаряд снёс его лицо.
Пиши,что ещё выслать, всё вышлю.Низко кланяемся, твои родные.
— Послушай дочка — вдруг так неожиданно обратилась Аграфена к Пелагеи— пошли орех наш сибирский в лагерь начальникам Николая.От меня пошли, как от его матери.Может они смилуются над ним и отпустят.
Понимала Пелагея, что за орехи никто пленного не выпустит, но перечить не стала. Набрала ведро орех, опустила его в воду, который орех всплыл, выбросила, а тот,что утонул, просушила на печи и насыпала в мешочек.
В районе фанерных ящичков не оказалось и пришлось ехать в Барнаул. Там она благополучно отправила четыре посылки в Германию.
После того. как прошли свищи, лицо Ильи стало быстро заживать. Опухоль ушла и стало видно, что щека, без кости под глазом, впалая, а другая нормальная, красивая и зубы все на месте.
Если с этого боку посмотришь, так как ничего будто и не было. А вот с другой стороны, нос разорван, шрам от подбородка до глаза.
Но Илья по этому поводу не горевал, только вот ругал себя,что зря написал жене об увечье
— Самое главное, жив.Да и не всё так страшно, как казалось вначале.Только Наталью расстроил.
А Айгуль, она знает, что я в госпитале? Да что с того, что знает или нет?Айгуль, она мать двух детей. Да и нет Айгуль. Есть Акулина, жена дяди.А всё, что было, там в горах, это было видение. Было и ушло и надо забыть об этом.Навсегда забыть — убеждал себя Илья.
Он вышел на крыльцо госпиталя. Там стояли ходячие больные и курили.
Зимний ветерок дул в лицо, обжигая больную его сторону. Раненый глаз и без того постоянно слезился, а на ветру слеза и вовсе побежала ручьём.
Низкое серое небо, словно набухло и вот-вот лопнет, обрушив на головы прохожих огромные комья пушистого снега.
Простые деревенские домики, что рядом с госпиталем, словно вжались в снежные сугробы и пыхтят древесным дымом. Запах печного дыма напомнил о родном доме.
— Тихо, как будто и нет войны— тоска по дому сжала его грудь и он отчётливо ощутил, как соскучился по родному краю. По своему дому, что на берегу реки Ельцовки, по родным и близким.
—Как они? Все ли живы-здоровы?А ведь я так и не встретил братьев — думы его прервал возница.
—- Эй, где там санитары? Нехай раненых забирають.
Илья хотел узнать, откуда привезли раненых, и подбежав к саням, увидел, что санитары грузят на носилки раненного, похожего на поручика Родиона Антипина.
Он поспешил в здание, следом за санитарами.Раненый стонал, его левая рука была раздробленна, голова пробита а из раны сочится кровь.
Санитары распахнули двухстворчатую дверь в хирургию,
появился уставший, в забрызганном кровью фартуке, хирург:
—- Освободите раненого от мундира, подготовьте к операции, срочно в операционную! — отдал команду доктор, меняя фартук.
Илья его узнал, это был Родион.
Привалившись к стене операционной, он ждал когда закончится операция.
Операция шла дого. Всё это время Илья не переставая читал наизусть Сон Богородицы. Дочитав до конца, принимался читать снова и снова.
Наконец, дверь операционной открылась, закуривая на ходу, вышел хирург и прошёл мимо него на крыльцо.Илья кинулся за ним следом.
— Иосиф Яковлевич, ну как он?
— Кто?—не глядя на Илью, спросил доктор.
.
— Офицер, Родион Антипин, как он?
— Будем надеяться на молодой организм.Только чудом сердце не пробито, а так, весь в осколках. Вся левая сторона, всё пришлось штопать. Руку, точнее то, что от неё осталось, ампутировали.Там штопать было нечего. — он отшвырнул догорающий окурок и достав вторую сигарету, вновь закурил, прикрыв глаза.
Илья отошёл в сторону, чтобы не мешать доктору передохнуть между операциями. Передышка редкая, как только загудит, да заухает, так потянутся телеги с ранеными одна за другой.
— Скударнов — милейший, вам следует посетить процедурный.Необходимо обработать швы —сказала, уже не молодая, опытная и очень строгая сестра милосердия.
— Ну во-о-от, заживает милейший, всё у вас, очень хорошо. Через день -другой снимем швы и, поедите вы, милейший домой, к жене, под личное наблюдение.
При слове" домой", сердце Ильи так застучало, что казалось это услышала сестра.
— Вижу, вижу, милейший, домой очень хочешь. Кто домой хочет, у того быстро всё заживает.
— А когда можно навестить поручика Антипина?
—- Ну.-у-у, милейший, сегодня никак нельзя.А завтра будет день и будет ясно, можно навещать или нет. Потерпите, милейший до завтра, потерпите.
Ранним утром Илья пошёл искать Родиона.Молоденькая сестра милосердия сообщила, в какой палате разместили вчерашних раненых.
Илья, окинув взглядом лежащих раненых, понял,что нужно подходить и рассматривать почти каждого. Больные, кто спал, кто стонал, кто просил " пить"и все были в бинтах.
А один,что лежал в самом углу, рыдал как истеричная баба, а когда Илья подошёл к нему. то рыдать уже захотелось самому Илье.
Молодой военный был без обеих рук и без ног.Он вспомнил, как кого-то из раненых, называли самоварами и понял, что это про таких больных. К горлу подкатил ком, закололо в носу и защипало глаза. Круто развернувшись, он поспешил в коридор и бросился к окну. Свело скулы, как будто он взял в рот перекисший рассол
Уперевшись лбом в холодное стекло, Илья со всех сил старался перетерпеть нахлынувшее чувство отчаяния и жалости. В голове роились вопросы:
— Как же он поедет домой? Кто его ждёт? Примут ли? А как он будет таким жить? Не умыться самому, не напиться.
Сам себе ложку ко рту не поднесёт,в нужник сам не сходит — горестно думал он, прижавшись к окну.
Охладив голову о ледяное стекло, Илья тяжело вздохнул и побрёл в свою палату.
Вечером собравшись с духом, он всё же пошёл в эту палату. Солдат без конечностей, спал. Весь перебинтованный Родион, о чём-то задумавшись, не мигая, смотрел в потолок .
— Доброго вам здравия, господин поручик — стараясь не шуметь, в пол- голоса произнёс Илья. Родион, из под бинтов скосил на него глаза, изобразив улыбку, одним уголком рта.
— Скудара— прохрипел он
— А мне завтра швы снимут и домой — сообщил Илья.
—-Я узнал про твоих братьев, Скудара — тихо, медленно произнося каждое слово, хрипло сказал Родион — немного помолчав, добавил тяжёлым хриплым голосом
—Они погибли, газ.— помолчав, он продолжил.
— Братья Николая погибли там же. А где сам, не знаю. Говорят, погиб.
Некоторое время они оба молчали.Родион закрыл глаза.
— Выздоравливай поручик. На Алтай приезжай. Троицкий район. Ново-Еловка. У нас село семейное, все Скударновы.Будем рады.Завтра зайду попрощаться.
— Давай. До завтра — не открывая глаз, сказал Родион.
Выписавшись из больницы, Иля попрощался с Антипиным и отправился на железнодорожный вокзал.
Шагая по улице, к вокзалу, он заметил в городе особенное оживление.
Народ, а точнее вооружённые военные, сновали туда- сюда. Бегали и штатские, очень серьёзные, с озабоченными лицами.
Все о чём-то бойко говорили, бурно обсуждая какие-то новости. Желая узнать, что произошло, он подошёл к группе военных, бурно обсуждавших что-то и обратился к одному из них,
— Брат, что случилось?
— Николашку сбросили — Илья желал услышать, всё что угодно,что победа, что конец войне, или наконец,что проиграли войну, но он совсем не ожидал услышать такое!
— Как" сбросили"?А как же жить теперь, без царя-то?
— А свободно жить, солдат! Свободно!Долой мародёров! Хватит, натерпелись!Баста!С войной надо кончать!Революция!—и отвернувшись от Ильи, продолжил разговор с единомышленниками.
— Ехать до Москвы. Потом на Омск-Барнаул —повторял Илья маршрут, который дали ему, выдавая справку об освобождении от воинской повинности по тяжёлому ранению и проездной билет до Барнаула.
Подошёл его поезд на Москву. Иля поспешил к поезду. Народу было много, и он ломился в вагоны, давя и калеча друг-друга, отпуская при этом различные оскорбления.
Илья встал в сторонке, дожидаясь, когда эта оголтелая публика наконец-то "закарабкается" в свой вагон.
Он вскочил на подножку вагона. и поезд тронулся. Вагон был переполнен, народ стоял от тамбура по всему проходу, так тесно, что не возможно было протиснуться. Илья стоял в тамбуре, прислонившись к ледяной металлической стене вагона.
Как только поезд набрал ход, народ словно утрясся, как горох в банке.У Ильи появилась возможность протиснуться во внутрь.. Бросив вещмешок на пол вагона, Илья сел на него и привалившись к холодной стене, тут же задремал.
Проснулся он от крика и шума. В этой суете и толкучке, обокрали несколько дамочек.
У одной обрезали ридикюль, оставив в руке только его ручки. У другой разрезали большую сумку и извлекли всё ценное, что там было. Третьей располосовали пальто, чтобы добраться до внутренних карманов.
Дамы плакали, истерили. Все им сочувствовали,но помочь ничем не могли
Илья тоже этим дамочкам не мог ничем помочь , поэтому снова задремал.
После первой остановки, народу прибавилось, пассажиры заняли тамбур и повисли на подножках вагона.
Чтобы не брать новых пассажиров, машинист стал останавливаться задолго до станции. А где-то, на самых маленьких станциях, только притормаживал перед остановкой. Тогда пассажиры вперед бросали свои вещи, потом прыгали сами.
Все переживали за женщину с грудным ребёнком.Ей предложили вперёд спрыгнуть самой, а потом поймать ребёнка, но она не согласилась.Предлагали и на ходу передать ребёнка мужчине, который решил спрыгнуть вместе с ней, но она тоже отказалась.
— Нет, нет, что вы, будь что будет, но мы вместе.
Тогда мужчина прыгнул на шаг вперед этой женщины и когда та, спрыгнув, падала, успел её подхватить. Все наблюдавшие облегчённо вздохнули. А мужчина поймался за подножку следующего вагона, немного пробежал и запрыгнув на ступеньку, вернулся в поезд.
На одной из таких остановок, к выходу пробирался молодой парень, подросток, с пожилой женщиной. Он очень волновался и было видно, что он боится. Его подбадривали, давали советы
— Парень, ты навстречу- то ветру не прыгай, ты прыгай по ходу поезда.
— Ты развернись спиной к паровозу и прыгай, так не боязно.
На землю не смотри, слышишь. Смотри вдаль и прыгай.
— От ступеньки-то оттолкнись, чтобы под вагон не затянуло.
Поезд стал тормозить, все принялись кричать:
— Давай, парень, прыгай!
— Прыгай!
И он прыгнул. А потому, как боялся, то не смог разжать руку от поручня. Его метнуло, ударило о поручень и не удержавшись, он угодил прямо под колёса.
Пожилая женщина, видимо мать, заголосила на весь вагон, запричитала и стала пытаться выпрыгнуть следом из вагона.
Но поезд набрал скорость и женщине пассажиры не позволили прыгнуть.На следующей станции, сочувствующие мужчины, помогли ей сойти с поезда..
В Москве, пробиться к вагонам нужного поезда, было совсем невозможно, поэтому пришлось несколько дней прожить на вокзале.
. Всё это время на привокзальной площади то и дело собирались группы военных и не понятно каких ещё людей с оружием. Они устраивали митинги, демонстрации. раздавали газеты.
Илья сторонился этих сборищ и старался наблюдать за происходящим со стороны.Он не мог понять, как собираются эти люди жить без главы государства, это же всё равно, что туловище без головы.
Ему совсем было не понятно то, чем же не угодил людям царь? И уж совсем не понятно, что же будет с войной? Кто защитит от неприятеля? Или возьмут и сдадут страну врагу?
На душе было тревожно и так страшно, как не было страшно даже на фронте.Там был страх за себя, а сейчас его охватывал страх за всех и за будущее страны.
Он вспомнил, как смертельно раненые солдаты, сокрушались, что не увидят, как прогонят врага, как освободят от него их землю, за которую они умирают.
— А выходит и живым такое не увидеть? — подумал он — что же будет? — задавал он сам себе вопрос и боялся ответа.
В мешке ещё были рыбные консервы и сухари.Он отправился к кубовой будке под вывеской " Кипяток"и встал в очередь.
— Всё таки с кипятком и сытней и животу теплей — подумал он.
— С фронту? — услышал вопрос над ухом.
— С фронта! — обернувшись на голос.ответил Илья. Перед ним стоял пожилой мужчина, с густыми чёрными бровями и такими же пышными усами.
— Бъёть немец-то, нашего братца — со .вздохом произнёс незнакомец.
— Наш брат в долгу не остаётся.Немец тоже своё получат— он подставил котелок под кипяток, повернув деревянную ручку и набрав половину котелка, закрыл кран.
— Брешуть, шо немец одолел?
— Брешут. Мы их в бараний рог согнули и болгарам хвоста накрутили. Пусть знают, как на нас идти.
— Это ты верно гутаришь, пусть знають.
— А ты за кого, за Керенского али Корнилова?
— А я за честь, отечество и правду — отчеканил Илья.
— Это верно! А -то бегають тут, горлопанють" крестьянам землю. рабочему завод" Да кто ж у крестьян ту землю забират, а заводы, ежли не рабочему, так кому ж они нужные? Кто на них ще робить-то будет?
Фронт бросили, сюды убёгли и горлопанять, а вот немец –то не сёдня-завтри сюды явится. Вот на него горлопаны- то и будуть робить.Да и нам солоно придётся.Ой солоно — вздохнул мужик.
—На фронте настоящий солдат воюет, он не пустит немца. Настоящему солдату горлопанить некогда, гада бить надо!
— Домой едешь?
— Домой отец, по ранению еду.
— Вижу, сынок. Вижу. А далёко ехать-то?
— В Сибирь.
Эк куда! Куришь?
— Нет отец, не курю.
— Так и махорки нема?
— Есть, в пайке была.
— А у меня сала кусок, гарно сало-то, гляди— произнося буквы " г" мягко с "х", он быстро выдернул из мешка ломоть сала в ладонь—. давай на махорку. А?
— А давай, ехать мне далеко, а денег нет.
Получив пакетик махорки, мужик достал из кармана брюк, сложенную в несколько раз, газету, оторвал лоскут и присыпав его махоркой, ловко завернул трубочку.
Илья отошёл к стене, открыл консервную баночку, вытряхнул рыбу в котелок с кипятком, бросил туда горсточку сухарей и хорошо подкрепился.
Наконец-то получилось сесть в вагон своего поезда. Лавки все были заняты, кому не удалось сесть на лавку, толпились в проходе.
Ехали медленно. По долгу стояли почти на каждой станции.А на городских станциях и вовсе стояли целыми сутками, потому что
какие-то люди, вместе с военными, блокировали железно-дорожные пути, стаскивая на них брёвна, камни, мешки с песком.
Убрать всё это можно было только ночью, днём это сделать восставшие не позволяли.
Всюду только и говорили об отстранение царя от престола , о революции, много спорили, порой дрались и даже были перестрелки. Всё это вводило Илью в ужас. Он не мог понять, как теперь жить?
— Как это можно жить без главы государства? — сокрушался он.
Он смотрел на этих людей, как на сумасшедших. и
старался ни во что не ввязываться, а больше спать. Не всегда получалось отключиться от всего и дремать. Всегда находились люди по разному относящиеся к данным событиям.
Они спорили, ругались, прибегал проводник, их успокаивал. Через минуту вновь разгорался спор уже между другими не согласными и так постоянно.
На душе у Ильи было тяжело от известий Родиона и он не знал, что горше, его личное горе или горе всей страны.
Если с ним заговаривали о политике, он отмалчивался или говорил, что ничего в этом не понимает.
Как мог, экономил еду, в день съедал два-три сухарика и два-три тоненьких кусочков сала. Зато кипятка пил вволю.Ну и эта пища быстро заканчивалась, а ехать надо было ещё долго.
— Кипяток есть на каждой большой станции. Иисус в пустыне сорок дней без еды провёл, а я с кипятком и ещё две недели проеду, не пешком же иду — думал Илья, забившись в угол лавки.
Чем дальше ехали на восток, тем свободнее становилось в вагоне. В проходах прохаживались те, кто устал сидеть. На каждую лавку приходилось по четыре человека. Постоянно сидели трое и все трое дремали.
— Солдатик, смотрю ты со вчерашнего дня уже ничего не ешь, всё закончилось?
— Закончилось, мать — ответил Илья, обратившиеся к нему пожилой женщине.
— На- ка вот, я на станции выхожу, слава Богу , добралась. А ты поди до Омска? — подавая свёрток, спросила женщина.
— Я мать до Барнаула.
— Ох ты, сердешный, долго ещё тебе ехать, ну так бери, бери, здесь пироги, да немного сальца, да ягодка в меду в горшочке. Ешь на здоровья. Может ягодку-то съешь, а я горшочек заберу, а то ещё выбросишь. Это мой внук мне сам сделал.Рукастый был.
— А почему был? Уехал?
Она молча помотала головой. Потом вздохнув тяжело, сказала.
— Погиб мой внучек, погиб родненький. В первый же год войны погиб. — поджав губы скорбно проговорила женщина, опустив глаза.
Илья вытряхнул в котелок ягоду из горшочка и пустой горшочек протянул женщине.
— Благодарю мать за ягоду. А внук ваш, герой.Он гордость нашей Великой Державы!Они своей жизнью остановили врага на подступах и до сих пор держат.
А я вот домой по ранению еду. Отвоевался я. мать — грустно сказал Илья.
— Дай Бог тебе здоровья, мил человек, счастливо доехать. А я всё, приехала — она взяла свою небольшую сумку и поспешила к выходу, поезд притормозил и резко остановился.
— Война, сколько же ты бед наделала, скольких обездолила! Будь ты проклята! Четверых моих братьев газом удушила, весь год душили немцы газом российские армии по всем фронтам— он вспомнил местечко Сморгонь — там нет ни одного целого дома. Немцы трижды травили газом это место. Погибли почти все мирные жители. Но взять Сморгонь им не удалось. Отравленные и полуживые русские стояли насмерть.Насмерть — сжимая кулаки, повторил Илья вслух.
начало: Скудара 1http://proza.ru/2021/03/19/1902
продолжение: Скудара 38 http://proza.ru/2022/01/28/1122
Свидетельство о публикации №222011500939