Блок. Лазурью бледной месяц плыл. Прочтение

                «Лазурью бледной месяц плыл…»
               



         * * *   

                Лазурью бледной месяц плыл
                Изогнутым перстом.
                У всех, к кому я приходил,
                Был алый рот крестом.

                Оскал зубов являл печаль,
                И за венцом волос
                Качалась мерно комнат даль,
                Где властвовал хаос.

                У женщин взор был тускл и туп,
                И страшен был их взор:
                Я знал, что судороги губ
                Открыли их позор,

                Что пили ночь и забытье,
                Но день их опалил...
                Как страшно мирное жилье
                Для тех, кто изменил!

                Им смутно помнились шаги,
                Падений тайный страх,
                И плыли красные круги
                В измученных глазах.

                Меня сжимал, как змей, диван,
                Пытливый гость – я знал,
                Что комнат бархатный туман
                Мне душу отравлял.

                Но, душу нежную губя,
                В себя вонзая нож,
                Я в муках узнавал тебя,
                Блистательная ложь!

                О, запах пламенный духов!
                О, шелестящий миг!
                О, речи магов и волхвов!
                Пергамент желтых книг!

                Ты, безымянная! Волхва
                Неведомая дочь!
                Ты нашептала мне слова,
                Свивающие ночь.
                Январь 1906   





Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
     «
     В РЭ II2…[ Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 2.  Нечаянная Радость (1904-1906).  2-е изд., дол. М.: Мусагет, 1912.] под текстом та же датировка, что и в Т5  [Пятая тетрадь беловых автографов стихотворений]: –  "1905-1906,  январи".
      »

     В биографической основе, здесь, очевидно, его личный горький опыт этого нескончаемого января: он, Л.Д., Андрей Белый:

                У женщин взор был тускл и туп,
                И страшен был их взор:
                Я знал, что судороги губ
                Открыли их позор,

                Что пили ночь и забытье,
                Но день их опалил...
                Как страшно мирное жилье
                Для тех, кто изменил!

     Он пытался сбежать от всего  этого и в творчество – в котором сотворил Незнакомку, и в другой Город, то есть в чужой мир, но всюду – одно и тоже: или грязные женщины или… «Незнакомка. Это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это – дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового…» (А.А. Блок. О современном состоянии русского символизма.)
     В этом стихотворении – ещё одно приближение к «дьявольскому сплаву» – уже появились «пламенные духи» и «шелестящие миги», то есть миги, наполненные шелестами – ниспадающих? – платьев…
     Но страшно мирное житье  не только тем, кто изменил, но ещё хуже тем – кому.

*
*
*

Даниил Андреев. «Роза Мира». Книга X. Глава 5. «Падение вестника»:

     «…Сперва – двумя-тремя стихотворениями, скорее описательными, а потом всё настойчивее и полновластней, от цикла к циклу, вторгается в его творчество великий город. Это город Медного Всадника и Растреллиевых колонн, портовых окраин с пахнущими морем переулками, белых ночей над зеркалами исполинской реки, – но это уже не просто Петербург, не только Петербург. Это — тот трансфизический слой под великим городом Энрофа, где в простёртой руке Петра может плясать по ночам факельное пламя; где сам Пётр или какой-то его двойник может властвовать в некие минуты над перекрёстками лунных улиц, скликая тысячи безликих и безымянных к соитию и наслаждению; где сфинкс «с выщербленным ликом» – уже не каменное изваяние из далёкого Египта, а царственная химера, сотканная из эфирной мглы... Ещё немного – цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды – жертвенник-дворец-капище – выступит из мутной лунной тьмы. Это – Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, – но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга.»
     »