Дети войны

Когда я говорю, что нашему поколению повезло со временем рождения, многие меня не понимают. А между тем мы не знали ни голода, ни лишений, которые довелось пережить, несмотря на все мамины старания, моему старшему брату и моей старшей сестре, которые родились перед войной.

Мама рассказывала, что однажды ночью проснулась от их голодного плача: «Хоть кусочек хлеба…», – а ей нечего было им дать. Попытка успокоить детей ни к чему не привела. И тогда она пригрозила им отцовским ремнём.
– Мамочка, мы больше никогда не будем просить хлеба!

Брат с сестрой уснули, а мама проплакала весь остаток ночи. Она была сильной женщиной, моя мамочка. Она не плакала, когда Лёня содрал колено до кости, а сама почистила и обработала рану да так, что врач, к которому они смогли попасть только через несколько дней не поверил, что у неё нет медицинского образования. Мама вырезала опасной бритвой занозу, которую Галя подцепила, катаясь по скосу крыльца. Она справилась без врачей с Лёниным дифтеритом и моей свинкой (в Монголии), не говоря о всяких других детских травмах и заболеваниях. Она не плакала! Но что она могла сделать, беспомощная перед голодными детьми?!

Восстанавливая хронологию по сухим строчкам биографий и обрывкам воспоминаний, понимаю, что и у Лёни, как и у мамы, не было возможности получить непрерывное школьное образование.

В первый класс Лёня пошёл в Витебске. Когда началась война, ему было восемь лет. Семья проследовала за частью отца, сначала во Всполье, а затем, до 1944 года, в Очапки, где он учился во втором и третьем классах.

В 1944 году мама с детьми переехала к сестре в Ворошиловоград (Луганск), а в марте 1946 года, вслед за папой, в Яремчу. Затем, очень коротко, был Адул-Серет, на румынской границе, за ним – Львов, в конце 1949 года, вслед за железнодорожным батальоном отца – Сколе. Поскольку там не было старших классов, Лёню отправили в Луганск, где он доучился половину 9-го класса. А в 1950 году часть перевели во Львов, где семья жила сначала на Левандовке, затем на ул. Стоково.

Но Лёня, как и родители, всеми силами стремился к знаниям и добирал пробелы образования с завидным упорством. Что позволило ему в 1950 году поступить на электротехнический факультет Львовского политехнического института. В школе Лёня изучал немецкий язык, а в институте был необходим английский.

Я помню, как Лёня ночами сидел с книгой перед своим ноу-хау: большим перевёрнутым тазом, опиравшемся на спичку, к которой была привязана нитка. Так он учил английский язык и одновременно выполнял мамину просьбу по отлову мышей, которые проникали к нам из общедомового подвала.

Правда более десятка авторских свидетельств на свои изобретения он получил много позже и уже совсем на другую тематику. Изобретения относятся к области автоматики и вычислительной техники и были успешно применены в конвейерных технологиях.

И это не удивительно, ведь Лёня с самого детства пытался проникнуть в самую суть вопроса и всегда делился своими знаниями с окружающими.

Когда он узнал от старшего друга, который уже учился в первом классе, что человек произошёл от обезьяны, он поспешил к бабушке.
– Значит ты – обезьяна! – сказала бабушка Лиза, которая, тогда жила с ними.
– Нет. У меня есть мама! – немного подумав возразил Лёня.
– Значит твоя мама – обезьяна! – рассмеялась бабушка.
– Нет, у неё тоже есть мама. А вот у бабушки…