Бернард Корнуэлл. В поисках Грааля. Книга 1. Арлек

"...было много смертных битв, убитых людей, ограбленных церквей, много было искалечено душ, множество молодых женщин и девушек было лишено девственности, обесчещены были жёны уважаемых людей и вдовы; города, поместья издания сожжены,   грабежи, разбой, засады и другие жестокие дела вершились на дорогах. Справедливость терпела из-за этого поражение. Христианская вера ослабла, погибла коммерция, и столь много злобы и мерзостей было следствием этих войн, что невозможно ни рассказать о них, ни сосчитать их, ни записать..."

/Жан (Иоанн)II, король Франции, 1360 г./


                ПРОЛОГ

Сокровище Хуктона украли в пасхальное утро 1342 года. Это была святыня, реликвия, которая свисала с церковных стропил, и было совершенно невероятно, что такой драгоценный предмет должен храниться в такой мрачной, безвестной, глухой деревне. Кое-кто из народа говорил, что делать ему там нечего, что его нужно поместить в собор или в какое-нибудь большое аббатство, тогда как другие, многие другие, говорили, что оно ненастоящее. Только дураки отрицали, что реликвии бывают поддельными. Бойкие, говорливые парни бродили по малолюдным дорогам Англии, продавая пожелтевшие кости, которые, как они говорили, были извлечены из пальцев рук или ног, или же из рёбер благословенных святых, и иногда эти кости были человеческими, хотя чаще всего они были свиными или даже оленьими; однако всё равно народ покупал их и им молился.
- Человек может точно так же молиться святому Гвинефору, - говорил отец Ральф, затем фыркал и посмеивался, словно пародируя чей-то смех. - Они молятся костям ветчины... костям ветчины! О, благословенная свинья!
Это отец Ральф принёс сокровище в Хуктон, и он не желал даже слышать о том, чтобы его забрали в собор или в аббатство; поэтому восемь лет оно висело в маленькой церкви, собирая пыль и покрываясь паутиной, которая сверкала серебром, когда сквозь высокое окно западной башни на неё наклонно падал солнечный свет. На сокровище, как на насест, садились воробьи, а иногда по утрам там можно было увидеть даже летучих мышей, которые вниз головой свисали с его древка. Его редко чистили и едва ли когда-то спускали вниз, хотя время от времени отец Ральф настаивал на том, чтобы ему принесли лестницу, сняли сокровище с цепей, на которых оно висело, и он читал над ним молитвы, слегка его поглаживая. Он никогда не хвастался и не гордился им. Другие церкви или монастыри, обладая такой вещью, стали бы привлекать пилигримов, но отец Ральф отсылал посетителей прочь.
- Это ничто, - говорил он, если какой-нибудь незнакомец спрашивал о реликвии, - пустяк, безделушка. Ничто. - И сердился, если визитёры настаивали на своём:
- Это ничто, ничто, ничто!
Отец Ральф мог испугать человека своим видом даже когда не злился, но в гневе он превращался просто в демона с торчащими во все стороны, непокорными волосами, и его пылающая сердитость защищала сокровище, хотя сам отец Ральф верил, что невежество было для него ещё лучшей защитой, потому что, если люди не знали о нём, значит, его хранил Господь. И Он хранил его - какое-то время.
Невежественность Хуктона была лучшей защитой для его же сокровища. Крохотная деревенька располагалась на южном побережье Англии, где Липп, ручей, который был почти рекой, тёк в море через своего рода галечный пляж. В деревне этой было полдюжины рыбацких лодок в рабочем состоянии; по ночам её защищал сам Хук - то был галечный язык, который по кругу огибал последний плёс Липпа; хотя в знаменитый шторм 1322 года море, рыча и переплёскиваясь через Хук, растолкло лодки на так называемом верхнем пляже в мелкие щепки. Окончательно от этой трагедии деревня так никогда и не оправилась. Перед штормом от Хука отошло девятнадцать лодок; но двадцать лет спустя только шесть маленьких лодчонок боролись с волнами за предательской галечной полосой Липпа. Остальные деревенские работали в солеварнях, или же пасли овец и другой скот на холмах позади сбившихся в кучу крытых соломой хаток, которые сгрудились вокруг маленькой каменной церкви, где на почерневших брусьях висело сокровище. Таков был Хуктон - обиталище лодок, рыбы, соли, домашнего скота и другого живого инвентаря, - с зелёными холмами позади него, невежеством внутри и широким морем далеко за ним.
Как и в любом другом месте христианского королевства, в Хуктоне в канун Пасхи проходило всенощное бдение, и в 1342 году эта торжественная обязанность была возложена на пятерых мужчин, которые наблюдали за тем, как отец Ральф освятил пасхальное Таинство, а затем возложил на покрытый белой тканью алтарь хлеб и вино. Облатки лежали в простой глиняной миске, покрытой куском отбеленного полотна, а вино было налито в серебряную чашу, которая принадлежала отцу Ральфу. Чаша эта была частью его тайны. Он был очень высок, набожен и слишком образован для того, чтобы быть деревенским священником. Ходили слухи, что он мог бы быть епископом, но дьявол преследовал его плохими снами, и все были уверены, что за годы до того, как он появился в Хуктоне, его запирали в монастырской тюремной камере, потому что он был одержим демонами. Потом, в 1334 году, демоны оставили его, и отца Ральфа послали в Хуктон, где он пугал деревенских жителей тем, что молился чайкам или же шагал по берегу, оплакивая свои грехи, и бил себя в грудь камнями с острыми краями. Когда его злые поступки оказывались слишком тяжёлым грузом для его совести, он выл, как собака; но в отдалённой деревне он всё-таки нашёл некое подобие мира и спокойствия. Он построил большой деревянный дом, который делил со своей домоправительницей, и подружился с сэром Жилем Марриоттом, который считался в Хуктоне лордом и жил в каменном доме в трёх милях к северу.
Конечно, сэр Жиль был джентльменом; таким же, казалось, был и отец Ральф - несмотря на совершенно диким образом растрёпанные волосы и сердитый голос. Он собирал книги, которые, после сокровища, что он принёс в церковь, считались в Хуктоне величайшим чудом. Иногда, когда он оставлял свою дверь открытой, люди просто глазели на семнадцать книг в кожаном переплёте, сложенных в стопку на столе. Большинство из них было на латыни, однако несколько книг было написано на французском, - на родном языке отца Ральфа. Это был не тот французский, на котором говорят во Франции; то был французский язык норманнов, язык правителей Англии, и деревенские считали, что их священник, должно быть, дворянин по рождению - хотя никто не смел спросить его об этом прямо в лицо. Они все слишком его боялись, однако свои обязанности перед ними он исполнял. Он крестил их, воцерковлял их, женил, выслушивал их признания, отпускал им грехи, бранил и хоронил их, - но не проводил с ними время. Он ходил в одиночестве, с мрачным лицом, со сбившимися набок волосами и сердитым взглядом - и всё-таки деревенские им гордились. Большинство деревенских церквей страдало оттого, что в них служили невежественные, с лицами, похожими на пудинг, священники, которые были едва ли более образованны, чем их прихожане; но Хуктон в лице отца Ральфа имел настоящего учёного, слишком умного, чтобы быть общительным, возможно, святого, может быть, дворянина по рождению, грешника по его собственному признанию, вероятно, безумца, - однако, без сомнения, настоящего священника.
Отец Ральф благословил Таинство, затем предупредил пятерых мужчин, что в ночь перед Пасхой Люцифер был за границей, и что дьявол ничего так сильно не желал, как утащить святые дары с алтаря, поэтому все пятеро должны усердно охранять хлеб и вино; и в течение какого-то времени после того, как священник ушёл, они покорно стояли на коленях, пристально глядя на чашу, на серебряном боку которой был выгравирован гербовый знак. На знаке было изображено мифическое чудовище с телом антилопы и с поворачивающимися рогами, держащее грааль; и это был тот имеющий отношение к дворянству предмет, который позволял деревенским жителям предположить, что в действительности отец Ральф был высокородным человеком, который низко пал из-за того, что стал одержим дьяволом.
Серебряная чаша, казалось, слабо поблёскивала в свете двух невероятно высоких свечей, которые должны были гореть всю эту долгую ночь. Большинство деревень не могло позволить себе иметь полноценные пасхальные свечи, но отец Ральф каждый год покупал две у монахов в Шафтсбери, и деревенские жители бочком подходили к церкви и уставлялись на них. Однако в ту ночь, после того, как стемнело, высокое неколеблющееся пламя видели только пятеро мужчин.
Но вскоре Джон, рыбак, выпустил из себя воздух.
- Полагаю, всё уже достаточно созрело для того, чтобы держать старого дьявола подальше, - сказал он, и остальные четверо засмеялись. После этого они сошли со ступеней алтаря и сели, привалившись спинами к стене нефа (1). Жена Джона собрала корзину хлеба, сыра и копчёной рыбы, а Эдвард, у которого на так называемом пляже была собственная солеварня, принёс эль (2).
В бОльших по площади церквях христианского королевства такое ежегодное дежурство несли рыцари. Они стояли на коленях, полностью одетые в доспехи, на их удлинённых безрукавках, которые они носили в знак принадлежности к тому или иному рыцарскому ордену, или же на свободного покроя одеяниях, надеваемых поверх доспехов, были вышиты скачущие львы и нахохлившиеся ястребы, лезвия топоров и орлы с распростёртыми крыльями, а на шлемах возвышались гербы с перьями; но в Хуктоне рыцарей не было, и только у самого молодого из мужчин, которого звали Томас и который сидел чуть поодаль от остальных четверых, было оружие. Это был древний, тупой и слегка заржавевший меч.
- Ты считаешь, что это старое лезвие испугает дьявола, Томас? - спросил его Джон.
- Мой отец сказал, что я должен принести его с собой, - ответил тот.
- И что хочет от этого меча твой отец?
- Он ничего не выбрасывает, ты же знаешь, - сказал Томас, приподнимая старое оружие. Оно было тяжёлым, но поднял он его легко - в свои восемнадцать лет он был высок и невероятно силён. В Хуктоне его любили - потому что, несмотря на то, что он был сыном богатейшего в деревне человека, Томас был трудолюбив.