Рубеж - 54. Разговор по душам

53. Новые обстоятельства  http://proza.ru/2021/10/26/228

Часть IV

54. Разговор по душам

Великая радость, охватившая осажденных тумашцев после удачно отбитого штурма и пленения хана Кульдюрея, оставалась с ними на протяжении целого месяца. В эти дни во всех сердцах пробудилась вдруг надежда, и многим казалось, что тяжелая осада вот-вот завершится полной победой. Невесть откуда проникли за стены и пошли гулять по городу обнадеживающие слухи. Говорили о великой силе, которую собирает Осломысл, о помощи, оказанной ему подвластными племенами. Толковали даже о победе, одержанной над страшным Тюпраком и о том, что хан поспешно отводит своих кунов из Порубежья. Однако, день за днем проходили недели, а победоносного войска все не было видно.

Между тем, лето окончательно уступило свои права осени. Минули безвозвратно веселые солнечные деньки. Все чаще небо застилали тяжелые свинцовые облака, изливавшие на землю унылый, холодный дождь. Воспрянувшая было надежда постепенно угасла, на место прежнему подъему пришли тревога и тоскливое безразличие.
Впрочем, в стане осаждавших настроение было не лучше. Исчерпав силы в безуспешных штурмах и не добившись хоть сколько-нибудь заметных успехов, куны приуныли и все свои надежды возложили на осаду. Чтобы обезопасить себя от вылазок, Кумбал велел воинам выкопать на безопасном расстоянии от города ров и возвести свой вал. Кое-где опасные места были укреплены частоколом. После этого под Тумашем осталась лишь половина от прежних сил. Остальные куны отправились осаждать соседние городки. И действовали они под ними заметно успешнее. То и дело до осажденных доходили известия об их новых победах. Сначала, спускаясь по Пучаю, Кумбал захватил Волкарёв. Потом взял Бруж на берегу Славонны. Затем пришло известие о падении Лядова на Сарачи и терентеевского Клеча на Клечи. Держался только Тертеров несмотря на то, что осаду его вел сам Тюпрак.

Но еще больше, чем внешний враг тяготила осажденных угроза голода. Подходили к концу запасы, заготовленные Славятой на случай осады. Иссякало продовольствие, доставленное в город Ингельдом. У многих жителей не осталось в домах никакой еды, и они всецело зависели от пайков, которые выдавали всем воинам, поставленным на довольствие. Размеры их постоянно урезались. Это был пока еще не голод, но его грозный призрак уже маячил впереди. К счастью, дожди помогли наполнить подземные цистерны, так что, по крайней мере, питьевой воды должно было хватить надолго.
 До последней возможности тумаши берегли своих коней.  Пока зеленела трава, те, хотя и с трудом, находили пропитание на городских пустырях. Но с приходом холодных дождей и распутицы в Тумаше не осталось ни одной травинки. Словно призраки, худые лошади бродили по улицам, обгладывали края досок на заборах, а, увидев прохожих, жалобно ржали, выпрашивая кусочек хлеба.

Наконец, Славята созвал к себе сотских и, хмуро глядя в землю, сказал:
- Лошадей надо забить.
Никто ему не возразил, но и слов поддержки он не услышал.
- Надо забить, - повторил ярл, - потому что толку от них в бою все равно теперь нет. Пропустим время, начнется падеж, придется все трупы в землю зарывать. А так конины засолим и накоптим. Голод идет, скоро людям нечего будет есть. Тогда вспомним о конине, да поздно будет.

Сотские молчали, сознавая его правоту. Они вынуждены были согласиться, хотя и с тяжелым сердцем, ведь кони были для них не просто рабочей скотиной. Кони были их боевыми товарищами, не раз выручавшими в тяжелых обстоятельствах, понимавшие их с полуслова.

В тот вечер по всему городу слышалось громкое, отчаянное ржание напуганных лошадей. Утром задымились костры, над домами поплыл резкий, чуть сладковатый запах. Люди коптили и солили конину. Потом на протяжении двух или трех недель взгляд постоянно натыкался на развешенные под каждым навесом конские шкуры, да на очищенные лошадиные черепа, насаженные на колья частоколов. После этого на улицах больше не встречали боевых коней. Лишь в конюшне при тереме уцелело несколько тяжеловозов, на которых перевозили грузы слуги конунга. Сено для них заготовили заранее, и его должно было хватить до середины зимы.

За обложными дождями пришли первые заморозки. Вместе с ними внезапно нагрянула беда, давно уже с тревогой ожидаемая, и все равно внезапная.

Уже больше месяца из Велигарда не доходило никаких вестей. Никто не знал, чем занимаются Осломысл и Годамир, как они сдерживают наступление захватчиков и как собираются возвращать утерянное Приграничье. И само это отсутствие новостей нагоняло на людей унынье. Многим начинало казаться, что хакан смирился с поражением и готов признать новую границу по Непре.

Чтобы совсем не терять связи с внешним миром, Славята разрешил пленному Кульдюрею поддерживать отношения со своими подданными в лагере. Каждый день он отпускал из города нескольких пленных кунов (их все равно нечем было кормить) и получал в обмен некоторое количество зерна, а также блюда, приготовленные для хана. Занимавшиеся этим обменом тумаши хорошо говорили по-кунски. Заговаривая с вражескими солдатами, они узнавали от них о последних кунских победах. Делать это было нетрудно, так как все куны были склонны к хвастовству и постоянно бахвалились своими подлинными или мнимыми успехами.  Именно таким образом в один холодный, ненастный день в город пришло печальное известие: «Тертеров пал! Его гарнизон капитулировал!» И хотя этой вести ждали, она глубоко поразила осажденных. Теперь Тумаш оставался единственным городом во всем Приграничье, продолжавшим оказывать сопротивление. А это означало, что вскоре под его стенами соединится вся огромная кунская армия во главе с сами Тюпраком!

Гоннар, как и все был встревожен пришедшими из-за стен новостями. В его памяти еще жива была картина страшного непрского разгрома. Он хорошо помнил несокрушимые ряды наступающих кунов и знал не понаслышке, что даже одно только имя Тюпрака воодушевляет степняков на бой, наполняет их сердца жаждой подвигов. Было очевидно, что, явившись перед Тумашем, хан не будет без толка топтаться под его стенами. Он постарается сломить противника без проволочек, при первой же представившейся возможности.

Дурные предчувствия не обманули горожан. Уже на следующий день к осаждающим стали подходить подкрепления. Первым делом появились большие отряды конницы, сопровождавшие повозки с захваченной добычей. Вновь прибывших было много, и они тотчас взялись за строительство ханской ставки на равнине, к северу от Тумаша. Быстро, как грибы, вырастали шатры и юрты. Их было так много, что площадь, ими занимаемая, сравнялась вскоре с территорией самого Тумаша.

Утром под грохот барабанов и рев труб появился еще один отряд крепких, статных воинов на могучих трумских скакунах. Впереди него ехал невысокий мужчина лет сорока пяти в наброшенной на плечи бурке и простом халате. Лицо у него было сумрачное, неулыбчивое, движения – спокойные и уверенные. Вся его фигура как бы олицетворяла власть и могущество.

- Кто это? - просил Гоннар.
- Тюпрак, - ответил Сотан, знавший кунского владыку в лицо.

Тысячи глаз в эту минуту были устремлены на великого хана. На него смотрели воины, ополченцы, их жены и дети. И хотя это были во многом несхожие между собой люди, все они испытывали одно и тоже чувство – отчаяние. Несмотря на все тяготы осады, неисчислимые утраты, смерть близких, голод и неустроенность в сердцах защитников продолжала жить надежда, если не на победу, то на благополучное завершение осады.  В день прибытия Тюпрака эта надежда умерла. Даже для людей непроницательных достаточно было одного взгляда на хана, чтобы понять: отныне железная  воля этого человека, все усилия его изворотливого ума и вся его огромная власть будут направлены к одной единственной цели – к разрушению их города и к полному истреблению всех его защитников. И чтобы не случилось, какие бы препятствия ни возникли на его пути, Тюпрак с непреклонным упорством будет двигаться к этой цели и в конце концов обязательно ее достигнет.

В то время как все тумашцы с ужасом и каким-то болезненным любопытством наблюдали за великим ханом, отмечая про себя каждое его движение, сам Тюпрак, казалось, совсем о них не думал. В окружении свиты он быстро промчался вдоль западной стены, бросив в сторону осажденного города лишь один рассеянный взгляд. После этого он укрылся в своем шатре и больше не показывался на улице. Через некоторое время разошлись собравшиеся на стенах люди.

Наступившая вскоре ночь прошла в целом спокойно. Но уже утром началась совсем другая жизнь. Прибытие великого хана всколыхнуло кунский лагерь и положило конец царившему в нем сонному оцепенению. На следующий день могучие тяжеловозы стали подвозить из-под Тертерова детали разобранных на части осадных машин: бревна, доски, рычаги, огромные колеса и противовесы. Куны с воодушевлением взялись за работу. С утра из всех их лагерей стал доноситься стук множества топоров, не смолкавший потом на протяжении нескольких суток.  Мастера знали свое дело. Уже к вечеру в поле напротив западной стены стали подниматься четыре мощных передвижных осадных башни. Их окружала дюжина новеньких катапульт. Работы не прекращались даже ночью при свете множество факелов. 

Спустя несколько дней сборка катапульт была завершена, и их тотчас применили в деле. Вновь, как и два месяца назад, через стены полетели тяжелые камни и (что еще хуже) горшки с горящей нефтью. Учитывая густоту застройки и тесноту, каждый такой выстрел мог закончиться тотальным пожаром. Чтобы избежать беды Славята организовал несколько подвижных пожарных команд, которым было наказано неустанно следить за огнем. Едва занимался дом или хозяйственная постройка, появлялись пожарные и быстро гасили пламя, засыпая его песком.

Защитники стен также не знали покоя. Ушли в прошлое безмятежные дни, когда за все время от восхода до заката враги едва обменивались несколькими выстрелами из арбалетов. Теперь сильные отряды кунов сосредотачивались то против одного участка стены, то против другого. Подступая почти к самому рву, они засыпали осаждавших стрелами, метко били по бойницам.

Между тем продолжалось строительство осадных башен, которые должны были сыграть ключевую роль в скором штурме города. Судя по тщательности, с какой его готовили, этот штурм обещал стать самым страшным и самым тяжелым из всех, что пережил Тумаш за время осады.

Сотана, вскоре после его освобождения, ярл Славята назначил пятидесятником, поручив ему оборону одного из участков северной стены. По долгу службы молодому тумашу приходилось теперь чаще заглядывать в детинец и терем конунга. В каждую такую поездку Сотан расспрашивал прислугу о Кульдюрее. Узнал, что пленного хана содержат в заключении в одной из комнат на верхнем этаже. Впрочем, Кульдюрей проводил в ней под замком только ночь. Днем ему было позволено свободно перемещаться по всему терему.  А если он желал пройтись по двору или посидеть в маленьком садике позади терема, то никаких препятствий к этому не чинили.  Вызнав все детали, Сотан специально приехал к ярлу в то время, когда Кульдюрей имел привычку совершать прогулку. Решив все вопросы в ярловой башне, юный тумаш спустился в сад и увидел Кульдюрея, сидевшего на топчане возле садовой ограды под живым пологом, образованном ветвями разросшейся сливы.

Вид у хана был усталый и нездоровый: борода и волосы совсем побелели, под глазами набрякли мешки, плечи поникли. Трудно было поверить, что это тот же самый мужчина, что несколько месяцев назад принимал гостей в своей ставке и готовился выдать дочь за хакана Славии.

- Господин! – позвал Сотан.
Хан поднял голову и посмотрел на гостя долгим взглядом. Видно было, что он его не узнает.

- Мое имя Сотан, сын Ахера, - поспешно представился юноша и, опустившись на колени, низко поклонился пленнику. – Позволь мне поговорить с тобой.
- Я рад тебя видеть, благородный юноша, - сказал Кульдюрей. – У меня нет причин отказывать тебе в беседе. Ведь когда-то ты был другом моей дочери.
- Я был и остаюсь ее другом! – горячо произнес Сотан. – С той самой поры, когда ты, великий хан, почтил мою мать великой честью, сделав ее кормилицей твоего младшего сына.
— Это было давно, - произнес хан с печалью. – Хорошее было время. Не сравнишь с нынешним. Садись рядом юноша.

Заметив, что Сотан замер в нерешительности, Кулюдюрей настойчиво произнес:
- Садись! Не стоит привлекать к нам внимание земными поклонами. К тому же, какой этикет в осажденном городе? Не забывай, что я всего лишь пленник.
Юноша опустился на корточки и, не спуская глаз с лица старика, быстро заговорил:
- Я давно хотел рассказать тебе, господин, о Камосе и Бахмете.
- Ты был в Велигарде, во дворце хакана, когда все это случилось?
Сотан кивнул:

- Я все видел, господин. Это было преступление! Тщательно спланированное, наглое преступление. Они все продумали до мелочей.

И он принялся рассказывать про взаимные тосты, про то, как Камоса передала чашу с отравленным вином своему мужу, про смерть Велемира, про обыск, про склянку с ядом, про то, как как Сарычан неожиданно напал на Бахмета и ударил его ножом.
Кульдюрей слушал его с жадным вниманием, не перебивая. Когда Сотан закончил, он вздохнул и, глядя куда-то вдаль полными слез глазами медленно произнес.

— Это я виноват. Я сам отправил на смерть своих детей. Прежде я никогда и никому не доверял. А тут на старости лет вдруг доверился словам конунга. Но ты ведь знаешь: Годамир, когда хочет, может выглядеть очень искренним. И я так ему поверил, что даже это таинственное происшествие с покушением на Бахмета и похищением Камосы меня не насторожило.

- Не думаю, что Годамир хоть как-то причастен к этой истории! – с жаром произнес Сотан. – Если кто и сохранил благородство в нашем подлом мире, так это конунг! Не ведаю, как у вас ладится с Межамиром. Рассказывал он тебе, что открылось недавно? О первом покушении на Бахмета?

- Историю красноперой стрелы? Да, он упоминал о ней. Я бы, конечно, хотел знать больше (все-таки речь о заговоре против моего сына и наследника), но я не в том положении, чтобы настаивать. Пока что я знаю только одно: Бахметова наложница Кагамата замешана в этом деле!

- И не в нем одном, господин! Тогда, в Велигарде она тоже находилась поблизости. Не удивлюсь, что она приложила руку и к тому злодеянию.

- Бахмет пригрел на своей груди змею! – воскликнул Кульдюрей. – Хотя это не удивительно – она ведь трумянка! Мой сын дважды совершил ошибку – первый раз, когда приблизил ее к себе, а второй, когда, порвав с ней, оставил распоряжаться в своем доме. Змея не может не кусаться, вот она его и ужалила.
- Думаешь, все это было затеяно ради мести Бахмету?
- А разве можно подумать иначе?

- То, что Бахмета задумали тогда убить, в этом я не сомневаюсь, - согласился Сотан. – Жизнь его висела на волоске. Чудо, что он уцелел. Но хотела ли его смерти Кагамата? Думаю, что нет! Она желала уничтожить Камосу.
Услышав имя любимой дочери, хан поник головой.

- Ты растревожил кровоточащую рану в моем сердце, сын Ахера, - тихо произнес он. – В конце концов, Бахмет воин. Смерть и так подстерегает его в каждом сражении. Камосе предназначалась совсем другая судьба.  Никогда не думал, что, устраивая брак с владыкой склавов, я стану виновником ее гибели.

- Гибели? Не произноси этого слова, господин! – воскликнул Сотан. – Слова притягивают судьбу! Надо верить в лучшее. Я сам поверю в смерть Камосы только тогда, когда увижу ее бездыханное тело. Но боги не допустят этого. Она не станет безвестной жертвой. Я уверен, что твоей дочери предназначена иная судьба.
- Боги? – переспросил Кульдюрей. – Я слышал, что во имя своих богов воранги чуть было не похоронили мою дочь вместе со своим умершим повелителем. Только чудо спасло ее.

- Чудеса бывают в детских сказках, - возразил Сотан. – Ее спасли моя любовь и доброта хаканесы.
- Я об этом догадался, - кивнул хан. – Значит, ты и есть тот юноша, который вывел мою маленькую Косо из дома смерти? До нас доходили противоречивые слухи об этой истории. Но никто не знает ее конца. Что же случилось дальше?
- Я ее потерял, - грустно произнес Сотан. – Война нас разлучила.

Не вдаваясь в подробности, молодой тумаш быстро рассказал о том, как бежал с Камосой на юг, как искал для спутницы безопасное убежище и спрятал ее у своих родичей, как был захвачен потом вихрем начавшейся войны и потерял ее след.
- Но я знаю, что Камоса жива, - убежденно повторил Сотан. – Я бы почувствовал, обязательно почувствовал, что ее больше нет.
- В твоих словах слышен голос великой любви, - сказал Кульдюрей. – Но, когда же родилось это чувство?

- Оно было со мной всегда! С самого детства, когда я в первый раз увидел Камосу. И с тех пор до сегодняшнего дня в моем сердце не было места для других женщин.
- А она? Как она к этому относилась?

- Наша любовь была взаимной. Я знаю, что прогневаю тебя своим признанием, но все равно признаюсь. В тот день, когда Годамир сосватал Камосу для своего отца, она хотела бежать со мной. Все было готово для побега, но вмешались враждебные силы, и наши планы расстроились. Она готова была все оставить, все бросить, лишь бы быть со мной. Увы, все пошло не так, как мы хотели.

Сотан с тревогой ждал, как воспримет Кульдюрей его признание. Хан долго молчал, погруженный в свои мысли.

- Не знаю, что и сказать тебе, сын Ахера, - произнес он наконец. – Много было у меня мыслей и планов относительно судьбы моей маленькой Косо. Однако, признаюсь тебе, никогда я не видел ее женой простого тумаша, вроде тебя. Была ли это слепота? Или боги помутили мне разум? Больше всего я хотел сделать её счастливой. А что получилось в результате? Я обрек свою Камосу на муки и страдания. Может быть, даже на смерть. Все, что происходит с нами теперь, и моя собственная незавидная судьба – следствия того неразумного решения.

- Позволь мне не согласиться с тобой, великий хан, - возразил Сотан. – Людей, вроде тебя, окружают не только преданные друзья, но и тайные враги. И некоторые из них весьма могущественны. Это как в игре: на каждый твой ход, соперник двигает свою фигуру. Только в шахматах ты видишь игру противника, а в жизни он зачастую остается от нас скрытым. Несчастья, о которых ты говоришь, — следствия козней твоих тайных врагов.

- И кто же они? – спросил хан. – Кагамата? Торокашка? Сарычан? Неведомый проповедник?
— Это всего лишь фигуры на доске, великий хан, - возразил Сотан. – важны не они, а рука, что ими двигает.
- Чья же это рука? Не думаю, что это император Трума.
- Конечно же нет. Твой самый опасный враг находится гораздо ближе. И мы оба знаем, как его зовут.

55. Перемены http://proza.ru/2022/02/01/331

«Заповедные рубежи»  http://www.proza.ru/2013/07/08/294