Из записок опера. Санитар. Глава пятая

начало:  http://proza.ru/2022/01/31/437


- Похоже мы имеем дело с психом, - задумчиво произнёс Володя. – Преследует нас своими посланиями этот «каллиграфист»…

- Да уж…по пятам ходит, – отозвался Ломанюк. -  Только наш ли «клиент» или просто совпадение?

Мы сидели в кабинете у Ломанюка на традиционной вечерней «летучке» и подводили итоги дня.

Я вспомнил про Маргариту Ильиничну.
- Ребята, я к «королеве Марго». Совсем забыл про чёртов отражатель, – я быстро надел куртку.

- Какой отражатель? - удивился Ваня.

- Обыкновенный, - я сделал серьёзное лицо, пытаясь удержать смех, – Против инопланетной атаки. Второй день в кармане таскаю. Сижу тут с вами, лясы точу... А человеком в это время манипулируют…

Парни заржали.

- А где «отражатель»-то? – давясь смехом спросил Иван.

Я достал из кармана электролитический конденсатор и показал ребятам.
Ломанюк, держась руками за живот, повалился на стол и едва дыша от смеха, простонал: «С утра в дурку на «1-ю Линию»» 

Так и закончился этот трудный день. Спускаясь по лестнице, я ещё долго слышал хохот ребят и думал, что несмотря ни на что, я люблю эту работу с её тяжелыми буднями и запутанными делами, этих ребят, что за идею пашут без выходных в ущерб семье, и весь наш дружный и здоровый коллектив в этом, порой, не совсем здоровом обществе.
 
* * *
     С Володей Антоновым мы встретились у дверей психиатрической больницы, что находилась на ул. 1-я линия. Нам предстояло выяснить имели ли случаи побега или временной отлучки социально-опасных лиц.

     Мы опросили медперсонал, но ответ был отрицательным. Все пациенты на месте, выход за территорию запрещён, вход/выход охраняется. При общении с медицинскими работниками чувствовалась какая-то напряженность, скованность, недосказанность. Возможно, это обычная реакция на сотрудника милиции, ведь просто так они не ходят. А, значит, случилось что-то… Но что?!

     Изучая истории болезней пациентов, мы натолкнулись в одном из дел на уже знакомый нам каллиграфический почерк, коим была написана биография больного. В деле находились объяснительные, заявления, написанные всё тем же изящным почерком, аналогичным почерку на найденной почтовой открытке и оставленной на рынке, записке. Данная гипотеза нуждалась в подтверждении, и мы изъяли все бумаги, которые содержали в себе образцы этого почерка для проведения почерковедческой экспертизы, давшей впоследствии стопроцентный положительный результат – почерк на открытке и изъятых из личной истории болезни, образцов почерка, принадлежат одному человеку – Сорокину Валентину Викторовичу, уроженцу г. Тары Омской области.

     С фотографии смотрел худощавый человек с темно-русыми волосами, зачесанными назад, усами и аккуратной бородкой «клинышком». Одет он был в военную шинель старого образца.

- Он! – шепнул Володя, толкнув меня в бок. - Дзержинский!

     Из материалов истории болезни Сорокина стало известно, что он находится на лечении с диагнозом «шизофрения». Ранее работал бухгалтером в заготконторе г. Тары. Ближайшие родственники – сестра, которая проживает в г. Тара.
Характеризуется положительно, проблем ни медперсоналу, ни больным не создаёт. Спокойный, рассудительный, вежливый пациент. С другими больными имел нормальные отношения, но близко ни с кем не общался, предпочитая держаться особняком. Не конфликтен.

     Мы попросили Главврача пригласить Сорокина для беседы, но вместо Сорокина он привёл пожилую санитарку, сказав, что Анна Васильевна в курсе всего и быстро ретировался, оставив свою подчинённую отдуваться за всё заведение.

Низенькая и толстая, с тремя подбородками на румяном круглом лице и короткими пухлыми ручками, Анна Васильевна молча стояла перед нами, как виноватая в плохом поведении, школьница, часто моргая смородиновыми глазками, готовыми вот-вот расплакаться.

Я налил ей воды из графина, подал стакан и предложил присесть. Немного успокоившись, она заговорила:

- Так ить, кто знал-то?! Тихий такой мужичонка, не вредный… Другие всю душу вымотнут, а этот завсегда - «здрасти» да «извините»… Культурный такой, обходительный. Когда ведро поднесёт, когда руку подаст… Не нарадуисся на таких больных-то. Вот и отпускала. Сестра-то его – Светлана, денег ему посылала. Немного…на конфетки… Сладкое он любил. Бывало спросит: «Баб Нюр, я сгоняю, а? За пряничками» Ну, а я: «Сгоняй, милок…» Всегда возвращался... Купит чево и назад да меня ещё угостит конфеткой ли пряником. Всё в шинельке ходил, как солдатик. Спрашивал, похож ли на Феликса этого, как его…Идмундыча…, во! А я ему: «Ой, как похож! Вылитый Зержинский!» А бывало, хотел, чтоб на Калинина походил... Я тоже соглашалась. И он довольный, и мне не накладно. С ними ведь как, чтоб по-ихнему было… Хороший, добрый. – она шмыгнула носом. - А давеча ушёл и с концами. Четыре дня, как ушёл, поганец! А чё ишшут-то? Али натворил чево?

     Итак, картина начала немного вырисовываться. Необходимо, как можно скорее задержать Сорокина и допросить, пока он ещё чего-нибудь не натворил. Но убийца ли он, этот вежливый и спокойный пациент? Возможно, что Сорокин не имеет отношения к данному преступлению и запись на открытке была сделана им при очередном приступе, а сама открытка попала в мусорные баки вместе с медицинскими бумагами… и кровь, когда мальчишки разгребали мусор... Но украденный мясницкий нож? Записка на рынке? Многовато для случайных совпадений... В любом случае, сбежавшего пациента необходимо найти и водворить в стационар.

* * *
На нас теперь «работал» весь город. Во все райотделах были разосланы ориентировки по убитому и по предполагаемому преступнику.

Установили место жительства сестры Сорокина – Светланы Комовой. Мы с Ваней Соколовым выехали в г. Тару, где направились с местным участковым на адрес, в частный сектор. Участковый остался возле ограды дома на случай появления подозреваемого, а мы зашли во двор частного дома, предварительно проверив, нет ли поблизости собаки. Собаки во дворе не было, и мы беспрепятственно прошли к дому и постучали в окно. В окне качнулась занавеска. В доме кто-то был.

Дверь открыла худенькая светловолосая женщина с усталым лицом. Увидев незнакомых людей в штатском, она удивленно посмотрела на нас и спросила: «Вы ко мне?»

- Мы из милиции, - Иван достал удостоверение и показал его женщине. – Комова Светлана Викторовна?

Лицо её враз стало безжизненным, губы побелели, а в некогда спокойных глазах промелькнул страх.

- Боже мой, - прошептала она, едва проговаривая слова, - Что случилось? Что-то детьми?

Казалось она вот-вот упадёт. Её качнуло, и она откинулась на дверной косяк.
Мы и сами напугались такой реакции. Я быстро подхватил её под локоть, боясь, что она упадёт и успокоил её, заверив, что с её детьми всё в порядке.

- Мы к вашему брату, - поспешил сообщить Ваня, - Он дома?

Женщина облегчённо вздохнула.
- Ох, как вы меня напугали... – она покачала головой, - Понимаете, я буквально полчаса назад отправила детей в школу, а тут  - вы. Да ещё с корочками… Что я могла подумать? А Валечки нет. В больнице он, на излечении. Да вы проходите в дом-то, чего у порога стоять!

Она провела нас в большую комнату. Стол посередине со стульями, покрытый белой скатертью с вышивкой по краям, большой раскладной диван и кукла на нём, два кресла по углам. В углу у окна тумбочка с маленьким черно-белым телевизором, накрытым белою кружевной салфеткой. На стенах фотографии детей. Мальчика и девочки. На полу пёстрая домотканая дорожка. Обычная обстановка. Просто и чистенько, без изысков.

- Присаживайтесь, - сказала она.
Мы сели.

- Скажите, Светлана Викторовна, как давно вы не виделись с братом? – спросил я, готовясь записывать её показания.

Она на мгновение задумалась.
– Кажется с конца января, тогда, когда он попал в стационар. Знаете, я не имею возможности ездить на свидания. Дети у меня… работа. Я на хлебозаводе работаю пекарем. График гибкий, то – в ночь, то – в день, то и две ночи подряд бывает. Сегодня вот тоже в ночь… Народу не хватает, вот и приходится работать, когда за двоих, когда за троих. Детей почти не вижу. Мы с детьми втроём живём. Ну и Валечка, конечно. Валечка – брат, я так его называю, извините, что по-домашнему. А почему вы спрашиваете? Случилось с ним что-то?

- Видите ли… - замялся я, - в общем, Валентин Викторович самовольно покинул стационар и вот уже четыре дня его местонахождение неизвестно. Не могли бы вы описать характер своего брата, его интересы… Знакомые у него есть? Друзья? Понимаете, в больнице – ЧП…

- А-а-а, так вот в чём дело… - она понимающе кивнула. – Конечно, конечно… Валечка – старший. Меня на ноги поднял, когда наши родители умерли. Мне ж тогда пятнадцать всего было. Вот он и тащил всё на себе. То скотником устроится, то на лесозаготовки… Курсы бухгалтеров закончил, ну, уж потом, а сперва-то намаялся на тяжёлых работах. У него математика хорошо шла, считал быстро… Цифры большие складывал, да не на бумажке – в уме считал. Очень умный. Всё книжки читает. Читать очень любил. Про героев революции. Он и в библиотеке записан. Всё говорил, что надо очищать мир от чёрных личностей, которые мешают идти в светлое будущее. Что потом случилось, непонятно? Ну, и вот…как курсы-то закончил, устроился в заготконтору. Платили нормально, на работе ценили. Но в последнее время, пару лет назад, ну, когда он первый раз с «головой» в больницу попал, стал жаловаться, что у него подотчётные деньги воруют. Кто ворует, не говорил, но очень уж он боялся недостачи. Всё считал, пересчитывал… Документы поднимал за прошлые года, сверял да перепроверял всё… А потом этот конфликт с начальником… Из-за него и попал в лечебницу.

- А что за конфликт? – встрепенулся Ваня, - Можно подробнее?

Светлана Викторовна развела руками: «Так он начальника своего и стал подозревать! А потом и объявил ему прямо в лицо...ну, что он эти деньги ворует…»

- А недостача-то была? – полюбопытствовал я.

- В том-то и дело, что не было. Это было всё в Валечкиной голове. Ну, потом…шинель эта… Я ему всё говорила, чтоб купил себе нормальное пальто, а он – ни в какую. Шинель носил. Стыдно было перед соседями, будто нищие мы. Бородку отпустил…усы… Хотел на Дзержинского походить. Очень был похож, особенно в шинели. А если бы вы видели его почерк! Так красиво писал…

Мы с Ваней переглянулись.
- А знакомые? Друзья есть?

Светлана Викторовна пожала плечами.
- В Омске, может и есть кто, а здесь ни с кем не общался. Жили дружно, никогда не скандалили. Вот только с мужем моим…

- А где ваш муж?

- Погиб в прошлом году. Несчастный случай, – равнодушно ответила она, - Под пилораму попал...голову отрезало.

Мы застыли в немом ожидании, а она продолжила: «Выпивал он крепко. Я уж разводиться с ним хотела. Скандал на скандале, руку стал на детей поднимать… Уж про себя и не говорю. Не при Валечке, конечно, тот бы не позволил… А год назад этот несчастный случай… Он на пилораме работал. Пильщиком и слесарем. И чего его понесло ночью на лесопилку эту? Говорят, пилораму налаживал… Пришли утром, а он лежит. И голова рядом. Пилорама работает… Пенсию вот получаю по потере кормильца. Да Валечка по инвалидности. Работаю. Поросёнка держим... Так и живём. Нормально живём. Только бы Валечка выздоровел скорее.»

* * *
- Снова совпадение? – спросил Ваня, когда мы ехали обратно. - Надо бы «поднять» этот «несчастный» случай.

Параллельно работа по поиску Сорокина шла и в самом Омске. Были проверены парикмахерские, столовые и другие общественные заведения. Сотрудники показывали фотографию Сорокина, в котором опрашиваемые порой признавали Дзержинского. Но результатов не было.

Удача нас поджидала на всё том же «Казачьем» рынке, где был похищен нож у продавца. При предъявлении фотографии работникам рынка выяснилось следующее: «Человек в шинели часто появляется в мясном отделе, ни с кем не контактирует и ничего не покупает».


продолжение:  http://proza.ru/2022/02/02/1898