под скрип... Широкий дол...

под скрип лыжных палок и лыж на Аджигардак;
вчера и позавчера пришли обильные снеги;
пришли и посыпались безостановочно;
снежинки – хлопья пушистые, эфемерные звёздчатые создания,
насквозь просматриваются, веса в них – никакого;
снега – по колено, а веса в нём нет, потому и идти так легко и свободно;
день только занимается, серенький, где-то в просвет озарит края облака солнечный луч и опять спрячется; зато на сером белоснежность явственней;
никого, даже снегоходы вчера тут не мотались и лыжников не было;
горнолыжка с понедельника по четверг не работает, так что – торить и торить на самый верх и углублённо впитывать снежную тишину, погружаться в белый мир;

по городу, по окраинным улочкам и переулкам, через Широкий дол – в лес,
и здесь, в лесу, мерным шагом, не под ноги смотреть, а вокруг…
чем дальше в лес, тем больше дум…созерцаний…
с приходу лес обдуло ветром и стоит он тёмный и угрюмый;
ели почти чёрные, словно монахи и монашки собрались на молитву; у них своя жизнь, своё сознание; они понимают и знают что-то такое, что мне почти и недоступно, но я чувствую их сосредоточенность и глубинное погружение в недоступные мне безграничности;
когда я трогаю кору, ель слабыми токами отвечает мне, увещевает – в чём?
я для неё – дитя неразумное…
ель – живая, по ней медленно, очень медленно текут соки, она копит силы для весеннего пробуждения, чтобы весной расцветать изумрудными и рубиновыми светлячками, пылить жёлтой пыльцой, что в старину называли «серным дождём», растить шишки и разбрасывать семена –
это и есть её, ели, сознание, но кроме этого, есть ещё какое-то назначение, смысл, цель…
я пытаюсь услышать…
черные монахи и монашки то нависают над тропой, то расступаются и ведут дальше;

Старую пасеку прошёл, здесь уже каждое дерево во всякой снежности:
шапки, шубы, мохнатые рукавицы, муфты, пышные хвосты, пушистые оторочья, белые колоны – снег облепил стволы вязов и клёнов, кустарники засыпал напрочь;
ели – ступенчатые пирамиды, а маленькие ёлочки – сугробы…
снежная тишина-безмолвие, даже скрип лыжных палок и лыж становится глуше, здесь сосредоточенность и предстояние, молитвенное чувство,
невольно-произвольное, самое искреннее обращение к Высшим Силам…

это там, в городе я буду говорить знакомым, что таскался по Аджигардаку целый день, что намотал километров пятнадцать легко и запросто, тропинку лыжную расчищал наверху – пилил берёзы и рябины, а то пролезть невозможно, что вспугнул рябчика, вот, прямо из-под лыжи вспорхнул,
что зайцы оттоптали большую поляну, что лыжи шли хорошо, а вниз катиться было ещё лучше, что на Горе – здорово…
но это только внешнее, что-то есть ещё…

со стороны интересно за своими ощущениями и мыслями наблюдать;
пока движешься в пределах городского влияния, то их даже и излишек,
а по мере продвижения к Горе, они сами собой истаивают и
остаётся только скрип лыжных палок и лыж,
и снег во всех своих разнообразностях:
свежий – пушистый, мягкий да ласковый,
где слежался и обдуло ветром – грубый, плотный,
на горнолыжной трассе, там, где ветер гулял, - льдистый, укатанный;
уборы на ветвях тяжелы, чуть движение и они валятся вниз, рассыпаясь в мелкую крупу, а снежные хлопья – невесомые – опять застили небо и лес…

я жду этого превращения –
на какое-то время теряется чувство вещественной реальности,
на какое-то время, совсем недолго, но снежность и я –
одно целое;
всеединство –
дерева-снеги,
и снежные причуды,
и ручей, который остался внизу,
и Гора, и Небо…
и где-то во всём этом и моё я, которое –
снежность, белая тишина-безмолвие…
здесь и сейчас,
ещё одно усилие и Тайна откроется…

скоро на плато выйду, теперь меж берёз иду;
как их, бедных, ветер, снег и лёд корёжит;
какое там в три погибели! почти и совсем под снег ушли;
снег ломит стволы как спички, ломит ветви, пригнёт к самой земле и над верхушкой ещё сугроб насыплет – не подняться;
бедные берёзки! из года в год они, увечные и искалеченные, вновь пускают новые побеги, вновь тянутся вверх…

последний, тягучий и не очень-то приятный подъём и уже не до лирических переживаний: здесь Наиль, мой товарищ по лыжным путешествиям,  да я только и пробираемся;
тропа сильно заросла;
снега завалили берёзы и рябины прямо на лыжню – не пробраться;
ножовку в руки, расчищаю лыжню…

на самом плато – на все на четыре стороны катись,
здесь властвует Небо,
и здесь я уже – малая частичка,
муравьишко, осознающий безмерность космоса…
молиться-поклоняться Матушке-Природе, Высшим Силам…
катиться вниз, изображая из себя горнолыжника, набрать воды из Серебряного родника и возвращаться домой…

на фото - работа автора