Тёмное дело. Быль

От железнодорожной платформы Сортировочная до подстанции Южная обычно мы шли по тропе, протоптанной ногами её дежурного персонала через мелиоративную канаву и пересохшее болото.

 В сухую погоду это короткая прогулка на природе, после асфальта и городского шума, доставляла удовольствие, но в дождь чавкающая грязь, лужи, мокрая трава вызывала тоску по удобствам цивилизации.

В этот понедельник уже с утра тучи обильно поливали городские крыши и асфальт дорог, но настроение у нас сегодня не соответствовало погоде.

 Впервые ехали на работу не в душной, забитой рабочим людом электричке, а в автомобиле.
 Пусть это не «волга», в которой возят высокопоставленных партийных работников, а всего лишь подержанный «москвич», но это личный, собственный «москвич», приобретённый за честно заработанные деньги Сашкой Цыбульским.

 Он недавно вернулся из Египта, где три года корпел над электросхемами Асуанской ГЭС, что позволило ему сколотить необходимую сумму, чтобы приобрести купленный с рук «москвич».

Всю дорогу Александр веселил воспоминаниями о Египте, анекдотами о пирамидах и фараонах и все ещё продолжали хохотать, уже подойдя к дверям нашей лаборатории, которые почему-то были распахнуты настежь.

 Единственный ключ от них лежал у меня в кармане. В прошлую пятницу я забыл сдать его дежурному.
Мне стало не по себе, а когда вошли во внутрь, - остолбенел.

Все полки были пусты, пол завален бумагами, инструкциями, раскрытыми справочниками, приборами, проводами. Наш сейф, металлический шкаф от списанного рубильника, открыт и в нём сиротливо торчала трёхлитровая банка со спиртом.

 Замковая ушка на дверцах была явно срезана и навесной  замок лежал на полу.
- Боже мой! Что это?! - вскрикнула Татьяна, прижав кулачки к своей кукольной груди и  в страхе выпучив глаза.

- Действительно, что же это?- наконец-то подумал и я, окинув взглядом помещение. Все ценные приборы — на месте. Даже спирт не забрали. Выходит не грабёж... Тогда что?.. Что-то искали... А что именно?.. И кто?

 Последний вопрос вызвал в душе подсознательный тёмненький страшок. Как-то стало вдруг неуютно, даже жутковато. Необъяснимая, невидимая угроза нависла надо мной и я её ощущал всем телом

.- Ну как вам этот бардачок?- весёлый, насмешливый голос прозвучал словно из какого-то иного уже не существующего мира. В дверном проёме стоял дежурный подстанции Николай Коваль, отчаянный бабник и неугомонный весельчак. Но сейчас улыбка его была откровенно вымучена.
 
- Позавчера, да-да,  в субботу... Утром, перед пересменкой, пришли человек десять.  Я не считал...Вероятнее  их было больше.  Все одинаково одеты, в серых костюмах.

 Один, седой...- Николай вскинул брови, чему-то удивляясь.- Не поверите, первый раз в жизни  видел человека с удивительно умными глазами. Таких никогда ещё не видел.
 
Так вот, он предъявил прокурорскую бумагу на обыск. Обвиняется в государственном преступлении Василий Петрович Шинкарёв. Это наш шофёр и его соучастник ваш наладчик Терентьев.

- Что-что?..Платон преступник? - Не столько удивился, сколько возмутился я, ошарашенный несовместимой с именем Платона чудовищной новости.

Ну какой из него преступник! Память явила его измученное, очевидно, неизлечимой болезнью бледное, костлявое лицо, где из-под кустистых, тронутых сединой бровей печально смотрят на вас вечно озабоченные какой-то бедою тёмные глаза, его понуро опущенные плечи, шаркающую походку.

 Что преступного мог совершить доходяга, безгласный как тень. А шофёр? Безобидный малый, немного с приветом. Хвастался - купил за три бутылки водки лодочный мотор у пьяного финна. Но финн надул его. Подсунул неисправный.

 Последнюю неделю Платон после работы вместе с шофёром занимались его ремонтом. Что связывало их в преступлении? Они же полная противоположность друг другу. И что за преступление? Государственное!? А это — вышка.

 У меня похолодело внутри. Я ведь с ним тоже общался. Месяц он стажировался у меня. И вот уже  как месяц мы с ним постоянно вдвоём  занимаемся наладкой воздушных выключателей.

 За два месяца общения с ним я кое-что узнал о его прошлом. Он был вызывающе не разговорчив, замкнут, но как-то раз в дождь, когда производить наладку и испытания воздушных выключателей по технике безопасности запрещалось и мы сидели, страдая от вынужденного безделья, Платон, словно удивляясь самому себе, сказал : - А там таких слов — техника безопасности - не существовало.

В этот день я узнал, где это  - там. Оказывается пятнадцать лет он провёл в лагерях по пресловутой 58 статье. Мог и меньше отсидеть, но в 53 году, прослышав об указе Берии, не выдержал и сбежал, не дождавшись законного освобождения.

Конечно, был пойман, получил по полной. Потом пять лет на поселении. Был реабилитирован и вернулся в родной Ленинград.
 На поселении встретил свою будущую жену. Она родила ему двух дочек, близняшек. Жена больна туберкулёзом.
 
Это всё, что я знал о нём. Когда  и какое преступление он мог совершить, если всего лишь три месяца назад переехал в Ленинград из Тюхтета, забытого богом и властью посёлка, затерянного в таёжных дебрях Сибири? Что крамольного оттуда он мог привезти  в  Ленинград?

 Какой же он враг народа, если получил срок всего лишь за анекдот. Я его услышал ещё в детстве от школьного друга. Мы посмеялись и...всё. Разве тогда могли мы знать, чем это могло бы кончиться для наших родителей.
 
Анекдот, конечно, порождён самой жизнью, колхозной жизнью. Археологи вскрыли курган на колхозном поле и обнаружили скелет. Как вы думаете, кому принадлежит скелет? Мужчине или женщине?- спросил археолог, обращаясь к толпе колхозников.

 Колхознику, конечно,- раздался голос из толпы.- Кожу сдал, мясо сдал, яйца сдал,один скелет остался.

И за эту правду, колющую глаза власти правду, человек потерял 15 лет жизни.
 
До обеда мы разбирали бумаги, расставляли по полкам приборы и запчасти. К концу рабочего дня приехал наш руководитель Антон Петрович. Вид у него, обычно никогда не унывающего человека, был откровенно подавленный. Губы сжаты в скорбной складке.

- Сегодня в шесть утра Терентьев покончил с собой.

У всех мгновенно  лица одеревенели, словно ощутили зловещее дыхание близкой смерти. В стекло окна, жужа, билась муха, нарушая гробовую тишину. Все застыли в позах немой сцены из « Ревизора».

Внезапно все как будто разом очнулись. Посыпались испуганно удивлённые вопросы : - Почему? Как? Зачем он? Ради чего? Что могло случиться, что он... Никто не мог произнести страшное слово — покончил.

- Он...током? - с трудом выдавил я сквозь стиснутые зубы.
- Откуда ты узнал? - Анатолий Петрович побледнел, округлив в страхе глаза.

Я об этом знал ещё в тот дождливый день, когда он впервые разговорился со мной. Тогда он закончил разговор фразой, прозвучавшей  чудовищно обыденно : - Если я узнаю, что вновь могу попасть в их лапы, я покончу с собой.

И на мой вопрошающий ошарашенный взгляд пояснил : - Возьму шнур. Два конца в розетку, а два других — к вискам. Смерть — мгновенна и безболезненна.
 
Выходит, что он так и сделал. Но почему? Что заставило его, - пытался понять я уже в конце недели, когда появились новые факты в этом ничем не объяснимом деле.

 Оказывается шофёра арестовали ещё в прошлую среду, но он тогда позвонил на работу, что заболел. Платон в пятницу тоже не вышел на работу, позвонив в десять утра, что у него порвало батарею и он едва успевает опорожнять тазы в туалет, а сантехников до сих пор нет. Этот день он возьмёт за свой счёт.

Это были его последние слова. Почему в течение пяти дней, после ареста шофёра, он не был арестован? Я предполагаю, что он узнал об аресте Василия и, когда рано утром позвонили в дверь, он понял, что пришли за ним и принял окончательное решение.
Об этом происшествии знали только мы, персонал подстанции и родные Василия и Платона. Ни  газеты, ни радио, ни телевидение  ни одним словом не откликнулись по этому поводу.
 
Мы до сих пор так и не знаем сути государственного преступления, предъявленного двум советским гражданам. Долго я ещё жил в состоянии безысходности, в состоянии собственной беспомощности, ощущая подсознательный, подкожный страшок, проходя мимо сумрачного здания на Литейном проспекте.   

 

 

 

   


   
 

               
                _