Блок. Ночь. Город угомонился... Прочтение

«Ночь. Город угомонился…»








        * * *   

                Ночь. Город угомонился.
                За большим окном
                Тихо и торжественно,
                Как будто человек умирает.

                Но там стоит просто грустный,
                Расстроенный неудачей,
                С открытым воротом,
                И смотрит на звезды.

                "Звезды, звезды,
                Расскажите причину грусти!"

                И на звезды смотрит.

                "Звезды, звезды,
                Откуда такая тоска?"

                И звезды рассказывают.
                Всё рассказывают звезды.
                Октябрь 1906   

 




А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
«
     Заглавие:             Ночной разговор 
     Эпиграф                "Смотришь на звезды, Звезда ты моя" (греч.) Платон
»


[в полном собрании – цитата на греческом, оригинал скопировать не получается]

     Это из эпиграммы Платона. В эллинские  времена эпиграмма это:
     «В античную эпоху эпиграммой называлась посвятительная надпись на изваяниях, алтарях и других предметах, посвящаемых богам, и на надгробиях. Постепенно формировались тематические разновидности эпиграмм: сентенциозно-дидактических, описательных, любовных, застольных, сатирических, торжественных. От эпических форм поэзии эпиграмму отличала краткость и ярко выраженное субъективное отношение к событию или факту… В форме эпиграмм выражались размышления Платона, Сафо писала эпиграммы о горечи ранней утраты, Анакреонт — о веселье на пиру.»
Википедия.

     Приведу полный её текст:

                «АСТЕРУ

                Смотришь на звезды, Звезда ты моя! О если бы был я
                Небом, чтоб мог на тебя множеством глаз я смотреть.»

     Эпиграф у Блока – это ссылка на предшествующую стихотворению сцену. И получается перекличка, герой эпиграфа хотел бы посмотреть на свою Астер сверху, а герой стихотворения – смотрит вверх на «звезды»…
     Но «звезда» – это и антураж явления Незнакомки, ведь и сама она – тоже Звезда (пьеса "Незнакомка"):

«
ВТОРОЕ ВИДЕНИЕ

     Тот  же  вечер.  Конец  улицы  на  краю  города.  Последние  дома, обрываясь внезапно, открывают широкую перспективу: темный пустынный мост через большую реку. По обеим сторонам моста дремлют тихие корабли с сигнальными огнями. За мостом тянется бесконечная, прямая, как стрела, аллея, обрамленная цепочками   фонарей и белыми от инея деревьями. В воздухе порхает и звездится снег.

                Звездочет (на мосту)

                Ночь полнозвездная светла.
                У взора – только два крыла.
                Но счет звездам вести нельзя –
                Туманна млечная стезя,
                И бедный взор туманится...

                …Восходит новая звезда.
                Всех ослепительней она.
                Недвижна темная вода,
                И в ней звезда отражена.
                Ах! падает, летит звезда...
                Лети сюда! сюда! сюда!

     По  небу, описывая медленную дугу, скатывается яркая и тяжелая звезда. Через миг  по  мосту  идет  прекрасная  женщина  в  черном,  с  удивленным  взором расширенных глаз. Все становится сказочным – темный мост и дремлющие голубые корабли.  Незнакомка застывает у перил моста, еще храня свой бледный падучий блеск.  Снег,  вечно  юный, одевает ее плечи, опушает стан. Она, как статуя,  ждет…
»

Что внизу, то и наверху. И в его «всемирном Городе» – начинается(?) новый сюжет.

*
*
*
Даниил Андреев. «Роза Мира». Книга X. Глава 5. «Падение вестника»:

     «…Сперва – двумя-тремя стихотворениями, скорее описательными, а потом всё настойчивее и полновластней, от цикла к циклу, вторгается в его творчество великий город. Это город Медного Всадника и Растреллиевых колонн, портовых окраин с пахнущими морем переулками, белых ночей над зеркалами исполинской реки, – но это уже не просто Петербург, не только Петербург. Это — тот трансфизический слой под великим городом Энрофа, где в простёртой руке Петра может плясать по ночам факельное пламя; где сам Пётр или какой-то его двойник может властвовать в некие минуты над перекрёстками лунных улиц, скликая тысячи безликих и безымянных к соитию и наслаждению; где сфинкс «с выщербленным ликом» – уже не каменное изваяние из далёкого Египта, а царственная химера, сотканная из эфирной мглы... Ещё немного – цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды – жертвенник-дворец-капище – выступит из мутной лунной тьмы. Это – Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, – но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга.»
     »