Блок. Я в четырех стенах убитый... Прочтение

«Я в четырех стенах – убитый…»






          * * *   

                Я в четырех стенах – убитый
                Земной заботой и нуждой.
                А в небе – золотом расшитый
                Наряд бледнеет голубой.

                Как сладко, и светло, и больно,
                Мой голубой, далекий брат!
                Душа в слезах, – она довольна
                И благодарна за наряд.

                Она – такой же голубою
                Могла бы стать, как в небе – ты,
                Не удрученный тяготою
                Дух глубины и высоты.

                Но и в стенах – моя отрада
                Лазурию твоей гореть,
                И думать, что близка награда,
                Что суждено мне умереть...
               
                И в бледном небе – тихим дымом
                Голубоватый дух певца
                Смешается с тобой, родимым,
                На лоне Строгого Отца.
                Октябрь 1906 






     В черновиках остались строки, уточняющие образ «далекого брата»:

А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:

                «…Кафтан бледнеет голубой.

                Он – мой двойник и мой союзник
                С ним я грущу и вижу сны
                И он – такой же грустный узник
                Своей бездонной глубины.»

     Очевидна и связь с персонажем из пьесы «Незнакомка»:

ВТОРОЕ ВИДЕНИЕ

«
   …По  небу, описывая медленную дугу, скатывается яркая и тяжелая звезда. Через миг  по  мосту  идет  прекрасная  женщина  в  черном,  с  удивленным  взором расширенных глаз. Все становится сказочным – темный мост и дремлющие голубые корабли.  Незнакомка застывает у перил моста, еще храня свой бледный падучий блеск.  Снег,  вечно  юный, одевает ее плечи, опушает стан. Она, как статуя, ждет.
   Такой  же Голубой, как она, восходит на мост из темной аллеи. Также в снегу. Также прекрасен. Он колеблется, как тихое, синее пламя.


                Г о л у б о й

                В блеске зимней ночи тающая,
                Обрати ко мне твой лик.
                Ты, снегами тихо веющая,
                Подари мне легкий снег.

   Она обращает очи к нему.

                Н е з н а к о м к а

                Очи – звезды умирающие,
                Уклонившись от пути.
                О тебе, мой легковеющий,
                Я грустила в высоте.

   Его голубой плащ осыпан снежными звездами.

                Г о л у б о й

                В синеве твоей морозной
                Много звезд.
                Под рукой моей железной
                Светлый меч.

                Н  е з н а к о м к а

                Опусти в руке железной
                Светлый меч.
                В синеве моей морозной
                Звезд не счесть.

   Голубой дремлет в бледном свете. На фоне плаща его светится луч, как будто                он оперся на меч.

                Г о л у б о й

                Протекали столетья, как сны.
                Долго ждал я тебя на земле.

                Н е з н а к о м к а

                Протекали столетья, как миги.
                Я звездою в пространствах текла.

                Г о л у б о й

                Ты мерцала с твоей высоты
                На моем голубом плаще.

                Н е з н а к о м к а

                Ты гляделся в мои глаза.
                Часто на небо смотришь ты?

                Г о л у б о й

                Больше взора поднять не могу:
                Тобою, падучей, скован мой взор.

                Н е з н а к о м к а

                Ты можешь сказать мне земные слова?
                Отчего ты весь в голубом?

                Г о л у б о й

                Я слишком долго в небо смотрел:
                Оттого – голубые глаза и плащ.

                Н е з на к о м к а

                Кто ты?

                Г о л у б о й

                Поэт.

                Н е з н а к о м к а

                О чем ты поешь?

                Г о л у б о й

                Все о тебе.

                Н е з н а к о м к а

                Давно ли ты ждешь?

                Г о л у б о й

                Много столетий.

                Н е з н а к о м к а

                Ты мертв или жив?

                Г о л у б о й

                Не знаю.

                Н е з н а к о м к а

                Ты юн?

                Г о л у б о й

                Я красив.

                Н е з н а к о м к а

                Падучая дева-звезда
                Хочет земных речей.

                Г о л у б о й

                Только о тайнах знаю слова,
                Только торжественны речи мои.

                Н е з н а к о м к а

                Знаешь ты имя мое?

                Г о л у б о й

                Не знаю – и лучше не знать.

                Н е з н а к о м к а

                Видишь ты очи мои?

                Г о л у б о й

                Вижу. Как звезды – они.

                Н е з н а к о м к а

                Ты видишь мой стройный стан?

                Г о л у б о й

                Да. Ослепительна ты.

   В голосе Ее просыпается земная страсть.

                Н е з н а к о м к а
 
                Ты хочешь меня обнять?

                Г о л у б о й

                Я коснуться не смею тебя.

                Н е з на к о м к а

                Ты можешь коснуться уст.

   Плащ Голубого колеблется, исчезая под снегом.

                Н е з н а к о м к а

                Ты знаешь ли страсть?

                Г о л у б о й (тихо)

                Кровь молчалива моя.

                Н е з н а к о м к а

                Ты знаешь вино?

                Г о л у б о й (еще тише)

                Звездный напиток – слаще вина.

                Н е з н а к о м к а

                Ты любишь меня?

                Голубой молчит.

                Н е з н а к о м к а

                Кровь запевает во мне.

                Тишина.

                Н е з н а к о м к а

                Ядом исполнено сердце.
                Я стройнее всех ваших дев.
                Я красивее ваших дам.
                Я страстнее ваших невест.

   Голубой дремлет, весь осыпанный снегом.

                Как сладко у вас на земле!

   Голубого  больше  нет.
»

     Для сюжета книги «Город», кто обращается к Голубому  неважно, важно,  что, как и внизу – в нашем мире, на Земле – здесь во всемирном граде и этот персонаж присутствует.

Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
«
     В стихотворении вновь появляются образы, связанные с платоновским двоемирием, характерные для лирики первого тома.  "Дуализм  ( ... )  Платонова воззрения  ( ... )  проявляется в безусловном противопоставлении души и тела", – писал Вл. Соловьев, называя тело "оковами", наложенными на душу в ее "телесной темнице" (Соловьев Вл. Жизнь и произведения Платона// Творения Платона. М., 1899.  Т.  1. С. 23).  Согласно учению Платона, дуализм "идеи"  и  "тела"  преодолевает ум-демиург, соединяющий материальное и идеальное начала бытия. Ср. у Блока: "Смешается с тобой, родимым,// На лоне Строгого Отца".
»

*

Даниил Андреев. «Роза Мира». Книга X. Глава 5. «Падение вестника»:

     «…Сперва – двумя-тремя стихотворениями, скорее описательными, а потом всё настойчивее и полновластней, от цикла к циклу, вторгается в его творчество великий город. Это город Медного Всадника и Растреллиевых колонн, портовых окраин с пахнущими морем переулками, белых ночей над зеркалами исполинской реки, – но это уже не просто Петербург, не только Петербург. Это — тот трансфизический слой под великим городом Энрофа, где в простёртой руке Петра может плясать по ночам факельное пламя; где сам Пётр или какой-то его двойник может властвовать в некие минуты над перекрёстками лунных улиц, скликая тысячи безликих и безымянных к соитию и наслаждению; где сфинкс «с выщербленным ликом» – уже не каменное изваяние из далёкого Египта, а царственная химера, сотканная из эфирной мглы... Ещё немного – цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды – жертвенник-дворец-капище – выступит из мутной лунной тьмы. Это – Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, – но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга.»
     »