Последнее лето детства

 

 В этот год территорию под огороды выделили за семь километров от поселка, отец хотел отказаться сторожить их.  Но я согласился самостоятельно жить в сторожке и охранять вместо отца. Мне коллективно обустроили шалаш.   На возвышенности, откуда хороший обзор выкопали яму глубиной в метр, в центре углубили еще на полметра, для ног. Получилось по бокам две лежанки как в купе вагона, в центре к окну установили столик.  Крышу сделали  из веток и накрыли сеном. Отец в этот год купил мотоцикл,  частенько навещал меня, привозя продукты, книги и прочие необходимые принадлежности.  Первые дни со мной оставались, кто ни будь из братьев, проживание в одиночестве, в дали, от дома были скучными и вызвали необоснованный страх.    Потом, я стал потихоньку осваиваться,  обходя вверенную мне территорию, нашел в кустах, возле речки, спрятанную самоловку.  Это плетёная, в виде корзины емкость, для ловли рыбы и раков. Хозяева, спрятавшие её, видно забыли о ней, внутри птицы свили гнездо и успели вырастить птенцов.  В некоторых местах прутья пересохли и сломались, пришлось, свежей лозой заделывать отверстия.  Мне был знаком способ установки данного приспособления.  Мой дядя, ловил карасиков на такую снасть. Я по его примеру, замесил крутое тесто, намазал внутренность плетенки, занес её на глубину и опустил на дно. На следующий день я настолько увлекся благоустройством своего шалаша, что забыл о  самоловке.  Только к вечеру, когда проголодавшись, взялся чистить картошку, вспомнил о ней.    Вытаскивая  за шнурок набухшую от влаги плетенку, я поразился её тяжестью.  Внутри что - то трепыхалось, брызги разлетались в разные стороны. Вытащив самоловку на берег, убедился, что рыбалка удалась.   Сбегал к шалашу принес  ведро и мешок.
 - Вот папа удивиться - думал я, складывая всю крупную рыбу в мешок, чтобы отдать домой.    В ведро, сложил оставшуюся  мелочь, себе на ужин.   Довольный - своим уловом,  сварил уху и, поедая её, жалел, что некого угостить, такой вкуснятиной.   Насытившись отменным ужином,  я лежал у костра, вслушиваясь в мелодию летней ночи.   Цикады своим стрекотанием, как бы аккомпанировали  сольным партиям разнообразных птиц.  В ансамбль птичьих голосов, иногда врывались фальшивые ноты лягушачьего дребезжания, но это не портило симфонию всеобщего торжества живой природы.   Клонило в сон, но уходить в шалаш не хотелось.  Костер, потрескивая, прогорал и угольки переливались разноцветными оттенками, наблюдать за их мерцанием было так интересно, что я как завороженный разглядывал этот процесс,  преобразования одной формы в другую.  Брошенная в огонь, одна форма, в виде корявого хвороста, начинает взаимодействовать с другой формой, в виде крошечных угольков и постепенно превращается в их подобие.  Это явление навеивало  философские  сопоставления.  Хотелось даже подвести это явление, под какое ни будь определение, но запутавшись в собственных мыслях, я уснул.
  Птичий гомон, восторженно встречал новый день, я перебрался в шалаш и вновь провалился в безмятежный сон. Тарахтенье мотора папиного мотоцикла, прокралось в мой сон, я выскочил навстречу папе и потащил его к мешку, потопленному в воде, с моим уловом.  Папа удивился, это произвело на меня восторженное ощущение.  Я представлял, как Мама и братья будут рады, когда папа, привезет мой улов домой.  Мы быстро пообщались,  и папа уехал, оставив мне хлеб молоко и вареные яйца.  Он спешил, боялся опоздать на работу.  Мне стало обидно, что он даже не спросил, как мне удалось поймать столько рыбы.
  Недели три на огородах было тихо, никто не беспокоил, черная земля огородной площади постепенно стала бурой, а после и вообще позеленела.  Тут начались набеги огородников, они мотыжили свои участки, удаляя сорняки. Подходили ко мне и интересовались, когда начнется полив огородов.  Особенность полива заключалась в разумном  распределении воды. Для оптимальной работы поливочной системы, необходимо орошать  три, пять участков одновременно. Моя задача заключалась в том, что бы определить время полива,  для каждого огородника.  Я, в тетрадь, записывал день и время полива, каждой пятерки.  Приезжал брат Геннадий, он окончил ПТУ и умел обращаться с техникой, запускал дизель – мотор.  По  двадцати дюймовой трубе вода с напором  подымалась из реки в основной  поливочный арык, затем распределялась по участкам.  Эта торчащая, от речки до арыка труба, напоминала ствол громадного артиллерийского орудия.  Однажды в грозу, в неё попала молния, и очень напугала меня, а когда после дождя, пошел посмотреть последствия удара, то обнаружил сгоревший настил и утонувший в реке дизель – мотор. Пришлось на целую неделю приостановить полив огородов, пока не восстановили разрушенный настил и двигатель с насосом.
 После первого орошения, кусты картофеля заметно разрослись и стали появляться бело розовые соцветья. Многие огородники вместе с картошкой сажали и другие овощи. Кто капусту и морковь, кто помидоры и огурчики. Кое - где, виднелись ярко желтые цветы кабачков и тыквы.
 Лето вступило в период созревания овощей и фруктов, кусты дикой смородины покраснели от изобилия ягод. На огороды стали чаще наведываться взрослые и дети.  Мне приходилось внимательней следить за приезжими, чтобы они не  попользовались плодами чужого труда.   

Ночью при свете керосиновой лампы, мне нравилось рисовать, какие ни будь сценки из жизни.  Сам того не понимая, все чаще героями этих сценок становились молодые, красивые девушки. Гостивший у меня старший брат с подругой, так откровенно обнимал и целовал её, что я почувствовал  что-то новое в ощущениях, в своем теле.  После этого случая меня не покидали мысли, о таких же близких отношениях с девушкой, как у брата.   Подошло время, завершения  моего отшельничества, с каждым днем ночи становились всё прохладней, вода в реке уже не настолько теплая, что бы купаться по нескольку раз на день, одно радовало, исчезли комары и мухи.  Я считал последние деньки, папа решил отпустить меня на неделю раньше, привез на смену  мне, брата Геннадия. Прошло несколько дней, и  я стал тосковать по своему шалашу и тем местам, которые запечатлел на множественных зарисовках,  сделанных за время пребывания на берегу маленькой речушки.