Блок. Хожу, брожу понурый... Прочтение
* * *
Хожу, брожу понурый,
Один в своей норе.
Придет шарманщик хмурый,
Заплачет на дворе...
О той свободной доле,
Что мне не суждена,
О том, что ветер в поле,
А на дворе – весна.
А мне – какой дело?
Брожу один, забыт.
И свечка догорела,
И маятник стучит.
Одна, одна надежда
Вон там, в ее окне.
Светла ее одежда,
Она придет ко мне.
А я, нахмурив брови,
Ей в сотый передам,
Как много портил крови
Знакомым и друзьям.
Опять нам будет сладко,
И тихо, и тепло...
В углу горит лампадка,
На сердце отлегло...
Зачем она приходит
Со мною говорить?
Зачем в иглу проводит
Веселенькую нить?
Зачем она роняет
Веселые слова?
Зачем лицо склоняет
И прячет в кружева?
Как холодно и тесно,
Когда ее здесь нет!
Как долго неизвестно,
Блеснет ли в окнах свет...
Лицо мое белее,
Чем белая стена...
Опять, опять сробею,
Когда придет она...
Ведь нечего бояться
И нечего терять...
Но надо ли сказаться?
Но можно ли сказать?
И что' ей молвить – нежной?
Что сердце расцвело?
Что ветер веет снежный?
Что в комнате светло?
7 декабря 1906
Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
«Жизнь на новой квартире нашей, – писала 26 сентября 1906 г. Л.Д. Блок Андрею Белому, – ( ... ) совсем новая. ( ... ) Вот у нас окна во двор, узкий и глубокий. Каждый день приходят раза по три, по четыре разные люди "увеселять". Женщина с шарманкой и двумя изуродованными детьми ( ... ) один из них поет какой-то вальс и "Последний нонешний денечек ... " ( ... ) Потом двое слепцов поют дуэтом "Только станет смеркаться немножко ... "– один басом выводит, стоя в фуражке с большим козырьком и протянув руку: "буду слушать веселые речи, без которых я жить не могу ... "» (ЛН. Т. 92. Кн. 3. С. 257).
Последняя из указанных Л.Д. Блок песен – романс на слова А.А. Фета. Разночтения романса с текстом стихотворения отмечены на экземпляре из библиотеки Блока: Фет А. Поли. собр. стихотворений. СПб., 1901. Т. 2. С. 15; см.: ББО-2. С. 327.
»
В сюжете книги «Город» – взгляд в ещё одно окошко «всемирного града». Но даже здесь, где вроде бы всё благополучно, к обитателю квартиры даже любимая женщина приходит посидеть с вышивкой, но всё равно ощущение безнадежности заливает своею мглою всё.
– «Но надо ли сказаться? // Но можно ли сказать?» – герой никак не может решиться на простое слово: «Останься!»
Да и…
…Зачем в иглу проводит
Веселенькую нить?
…что за нить начинает «проводить» та, на которой «светла одежда»? Кто она – балующаяся с «веселенькими» нитями?
«Она веселой невестой была.
Но смерть пришла. Она умерла.
…И в доме, уставшем юности ждать,
Одна осталась старая мать.
Старуха вдевает нити в иглу.
Тени нитей дрожат на светлом полу.
…И красные нити лежат на полу,
И мышь щекочет обои в углу.
…И те же нити, и те же мыши,
И тот же образ смотрит из ниши –
…Давно потухший взгляд безучастный,
Клубок из нитей веселый, красный...
3 июня 1905»
«...Как бы ревнуя одинокого теурга к Заревой ясности, некто внезапно пересекает золотую нить зацветающих чудес; лезвие лучезарного меча меркнет и перестает чувствоваться в сердце. Миры, которые были пронизаны его золотым светом, теряют пурпурный оттенок; как сквозь прорванную плотину, врывается сине-лиловый мировой сумрак (лучшее изображение всех этих цветов – у Врубеля)…»
А.А. Блок. «О современном состоянии русского символизма».
*
*
Даниил Андреев. «Роза Мира». Книга X. Глава 5. «Падение вестника»:
«…Сперва – двумя-тремя стихотворениями, скорее описательными, а потом всё настойчивее и полновластней, от цикла к циклу, вторгается в его творчество великий город. Это город Медного Всадника и Растреллиевых колонн, портовых окраин с пахнущими морем переулками, белых ночей над зеркалами исполинской реки, – но это уже не просто Петербург, не только Петербург. Это — тот трансфизический слой под великим городом Энрофа, где в простёртой руке Петра может плясать по ночам факельное пламя; где сам Пётр или какой-то его двойник может властвовать в некие минуты над перекрёстками лунных улиц, скликая тысячи безликих и безымянных к соитию и наслаждению; где сфинкс «с выщербленным ликом» – уже не каменное изваяние из далёкого Египта, а царственная химера, сотканная из эфирной мглы... Ещё немного – цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды – жертвенник-дворец-капище – выступит из мутной лунной тьмы. Это – Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, – но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга.»
»
Свидетельство о публикации №222021600998