Табор

    – Эй, уважаемые, такси вызывали? – водителю пришлось выйти из машины и бросить этот вопрос группе цыган, усиленно что-то обсуждающим за старым покосившимся забором. Но, похоже, их эмоциональные импровизации были для них важнее какого-то там таксиста. – Вы такси вызывали? – повторил он вопрос, подойдя поближе.

    – Э-э-э, подожди, не торопись, брат. Разговор серьёзный у нас. Не мэшай, а?!

    – Минута простоя – 8 рублей.

    – Чьто такое говоришь, эй! Ты бесплатно стоять должен, – выделился из среды остальных чернобородый рома, и направился к таксисту.

    – Бесплатно я стою 10 минут. Прошло уже 12. Так вы едете?

    – Чьто горячий такой, эй! Праздник сегодня. Подожди немного, счас поедем, – театрально вскинул руку собеседник, будто хотел ударить, и вновь влился в гущу громких цыганских импульсов.

    Водителю ничего не оставалось, как вернуться к машине, и ожидать – это он уже понял – ОЧЕНЬ весёлой поездки. Минуты безустанно замыкали свой строго обусловленный круг, а неунывающие, мягко говоря, заказчики продолжали гутарить посреди большого двора со свойственной только горячей цыганской крови жестикуляцией.

    – Так, я жду ещё 2 минуты, – выскочил таксист снова из машины. – Полчаса уже торчу здесь. Совесть есть у вас? Давайте шевелитесь, успеете наговориться ещё.

    – Э-эй, красавчик, – пришла очередь цыганке поучить зарвавшегося шофёрика правилам хорошего тона. – Тебя кто так учил с людьми разговаривать? Сказано тебе было…

    – Одна минута у вас, – взлетел вверх указательный палец, после чего таксист прыгнул в машину, и включил зажигание.

    – Пеша, Чирикло, Ферка, Джофранка, Мирела, по коням! Айда в машину! – громкоголосо раздалась команда неугомонной цыганки, после чего вся компания бросилась осаждать такси. – Янко, мы скоро, пригляди за домом. Тсера, сядешь бабушке на ручки, давай, маленькая, бэги сюда.

    – Э, э, вы чё, всем табором в гости собрались? – водитель явно стал беспокоиться состоянием собственной нервной системы.

    – Твоё дело баранку крутить, – твёрдо заметил чернобородый, по-хозяйски размещаясь возле водителя.

    – Ага, тогда доплАтите мне не только за простой, но и за перегруз. Слушайте, ну как мы поедем? – повернул парень голову к заднему сиденью с шестью (!) пассажирами.

    – Дэти не в счёт, – огрызнулась цыганка постарше.

    – Ну-ну, я вижу, какие здесь дети. Нигде не жмёт – нормально?

    – Ай, ну чьто ты злой такой?! – неслабо приложился к плечу водителя чернобородый по имени Чирикло.

    – О, ещё и на тяжкие телесные наездите.

    – Давай уже трогай, тошнишь тут.

    – Направляемся куда?

    – Рядом тут, триста метров.

    – 500 рублей.

    – Э-э-э-э-эй, ты савсэм ободрать нас хочешь? – слился этот септет в один шумовой кошмар.

    – Не нравится – можете выходить.

    – Всьо-всьо, хорошьо, брат, хоть две тысчи заплатим. Праздник большой сегодня – Пасха. Радоваться надо. Давай, трогай. Но! Ха-га-га-га-га!.. – пошли вдруг раскаты хохота справа, а также позади УЖЕ взмокшей водительской спины. – За всьо заплачу, нэ обижу. Едем давай.

    – Да не, я не поеду. Вы посмотрите, сколько вас.

    – Тебя как зовут?

    – Егор.

    – Слушай, Егор, ты ж нормальный парэнь. Одни дэти, смотри.

    – Я вижу только одного.

    – Да вот Пеша и Джофранка просто выглядят так, жизнь тяжелая у нас, ой, чьто говорить, тяжело жить как стало… – начались тут плачи и визги.

    – Так, всё, выходите давайте. Голова от вас болит уже.

    – Брат, да ты чьто?! Плачу за всьо, отвечаю, брат, праздник какой. Ты празднуешь вообще?

    – Я на работе праздную.

    – Плачу за всьо, я тебе говорю, – громом прогремел «маленький» Пеша позади.

    – А если гаишники остановят?..

    – За всьо уплачу, сказал, без базара. Моё слово… Джофранка, скажи ему.

    – Сказал, как зарэзал.

    – Чьто зарэзал? Кого зарэзал? Как отрэзал… Дура ты. Чьто ты нэсёшь?..

    Дальше этот гам пересказать было невозможно. Более того, Пеша ещё и драться полез с то ли сестрой, то ли супругой, маленькая (действительно маленькая) Тсера начала пискляво ныть, а остальные активно включились в разборку.

    – Ну что такое с вами? Перестаньте волать, вы же не дома, – пытался Егор перекричать эти несмолкаемые басы. – А потом ещё обижаетесь, что к вам плохо относятся. Умолкните, наконец.

    – Всьо, брат, всьо, ша! Ах ты ж… – в следующую же секунду снова включился Пеша в перебранку.

    – Заткнулись, я сказал!!! И из машины давайте топайте!

    – О-о, брат, ты не прав, как же ты не прав. Святой праздник сегодня, а ты решил обидеть нас, да?

    – Эй, парень, разве хорошьо при жэнщине так вести себя, а? Плохо воспитывали тебя.

    – Так, Надья, Джофранка, всьо, нэ трэщите. Поехали! – дал команду Чирикло.

    – Я не хочу с вами ехать никуда.

    – Вот тысча, видел? – показал чернобородый водителю мятую банкноту. – За всьо плачу, сказал. Гаишники будут, всьо порэшяю, отвэчаю, говорю. Я за базар свой…

    – Ладно, поехали…


    Сегодня Егор впервые вёз семь пассажиров, одного лишь из которых можно было назвать ребёнком. Адрес ему не назвали, повторяя вместо этого всего два слова – «триста метров». Гвалт не прекращался, но приходилось терпеть, раз уж несчастливый случай привёл в его авто целый цыганский табор.

    – Так куда мы едем?

    – Прямо едем. Хотя, можешь и направо.

    – Что значит…

    – Налево, налево поворачивай, – заорала Надья на самое ухо.

    – Да тише вы, не глухой, – повёл головой Егор, включая левый поворотник. – Адрес не помните, что ли?

    – Да какой адрес, брат, праздник какой сегодня.

    – При чём тут праздник к адресу? Адрес говорите, – остановился вдруг таксист, почему-то совсем не разделяя весёлого настроения пассажиров.

    – Да сто метров осталось. Скоро уже.

    – Мы два километра проехали уже.

    – Сто метров, говорю. Я за базар отвэчаю. За всьо плачу, брат. Чьто ты, брат?..

    – Эй, а хочешь погадаю тебе? – улыбнулась Джофранка с Пешовых колен. – Дай руку, всю судьбу твою скажу, ничего нэ утаю. Всю правду о себе знать будешь, и прошлую, и будущую. Ни о чём тревожиться нэ будешь. Дай руку свою, – вцепилась она в Егора.

    – Да угомонитесь вы, я же за рулём.

    – Э, брат, нехорошо говоришь, злой ты очэнь. Чьто такое с тобой? Зачэм дочку обижаешь мою. Цыган нехорошо обижать.

    – Какой дом? Далеко ещё?

    – А чьто ты едешь медлэнно так? Давай газуй, брат. Газу-газу! «Ай да ну, да ну данай, ай да ну да ну данай. Ай да ченьери да не ломайся, сыр дэ наборови собирайся».

    – О-о, ну-ну. А я-то думаю, когда уже начнёте. Станцевать не хотите? За всё уплачено. Давайте, не стесняйтесь.

    Табор не уловил невесёлой иронии, и принял это грустное замечание за призыв к более активной концертной фантазии.

    – «Ай да ну да ну данай тра дануданай, ай да ну да ну данай трада нуданай», – цыгане расправили, насколько позволяла площадь опелевского салона, руки с перстнями, а цыганки под сладкие голосистые трели заводили плечами подобно лебедям на лесном пруду, всё больше входя в раж. Ну и правильно, праздник ведь!..

    – Я смотрю, если вас не остановить, вы мне вообще машину разнесёте, да? – под прекрасные цыганские напевы?

    – Эй, занудный ты какой. Веселись, брат, Пасха святая сегодня. 

    – 2 800 уже.

    – За всьо плачу, брат, базара нэт. Газу!

    – Я говорю, почти 3 км уже проехали. Адрес какой вам нужен?

    – Прямо едь, не ошибёся, за всьо плачу, отвечаю.

    – Эй, парэнь, стань вот здесь, в магазин забежать надо.

    Егор остановился, и вся компания тут же начала выгружаться на тротуар.

    – Вы что – все в магазин пойдёте?

    – А чьто такого, брат, всегда так ходим.

    – Рассчитайтесь сначала, тогда пойдёте.

    – Ладно-ладно, я останусь.

    Пока чернобородый Чирикло скрашивал вдруг ставшее таким серым одиночество несчастного таксиста, остальные навели не меньшего шороху в магазине, и с полными руками загрузились назад.

    – Вы в следующий раз грузовик себе заказывайте, хорошо? – уже совсем скучно протянул Егор, будто провёл за рулём двое суток.

    – Эй, куда едешь, слушай?! – заиграл перстнями чернобородый. – Назад давай разворачивайся.

    – Куда назад? Вы же сказали прямо.

    – Назад говорю тэбе. Не слышишь, чьто люди говорят тэбе. Разворот делай… Вот так.

    – Сейчас куда? – Егору трудно было понять, откуда у него столько терпения. – Только не говорите, что прямо.

    – Эй, а парень золотой, Чирикло, – бросила сзади Надья. – Соображает.

    – Плачу за всё. Без базара! А хоч новую спою? «Хоп-хей, ла-ла-лэй, гдэ вопросы, гдэ отвэт. Хоп-хей, ла-ла-лэй, чьто нэ говори… Но Бог тэбя хранит…» Пусть Бог тэбя хранит, брат! – резко вскинулась рука к самому потолку.

    – И это новая песня?

    – Отвэчаю! Без базара.

    – Да ей лет двадцать уже, если не больше.

    – Э-э, брат…

    – Так, ромалэ-чавела, куда мы едем, можете мне сказать, потому что у меня голова от вас уже треснет сейчас?

    – Сказали же – прямо!

    – Понятно, покататься, значит, решили.

    – Праздник, брат. Посмотри, погода какая, солнце играет. Пасха святая, чьто ты. Эй–гей, ге-ге-гей… – стартанул было чернобородый, но...

    – Так, хватит уже песен. Везу вас обратно, и празднуйте там себе хоть неделю, а то мозги закипают уже.

    – Куда обратно? Ты чьто? Так ни дэлается, брат. Ты не прав. Жэлание заказчика – закон.

    – Да-да, конечно.

    Егор скорее почувствовал, чем понял, что если этот гудящий рой не отправить в ближайшие минуты в родной улей, то потом он сделать это будет уже не в состоянии.

    – Э-эй, ты куда, стой, – вытянулась не менее черная, чем борода, рука чуть не к самому носу водителя.

    – Стоять, или ехать? – упавшим голосом произнёс Егор, давя на газ.

    – Ты убить нас хочэшь? Праздник сегодня. За всьо плачу.

    – Да заткнитесь уже!

    – Ох, ты не прав, брат, как же ты не пра-ав, – закачал Чирикло сокрушенно головой, будто ему нанесли кровную обиду. – Плохо говоришь. Людэй не уважаешь. Праздники нэ чтишь. Где воспитывали тебя, а?! Совсем плохой ты, э-э… «Ай да ну да ну данай тра дануданай…» – по новому кругу заиграло многоголосое цыганское соло, но водитель, казалось, утратил всё своё чувство слуха. Сейчас он думал только об одном, и нет нужды облекать его выстраданное желание в соответствующую моменту вербальную одежду.

    – Всё, приехали! – донеслась из уст водителя обречённая фраза, в которой, между тем, слышались радостные нотки, – когда машина остановилась напротив «пункта отправки». 

    – Ладно, как скажешь, брат, за всьо плачу. Сколько? – к удивлению, без всяких словопрений согласился Чирикло, как настоящий деловой цыганский барон. Остальной ансамбль под ещё громче зазвучавшие песни и пляски стал выгружаться у родного порога.

    – 700 рублей.

    – Э-э, совсем ты плохой стал. Так ни делается, брат. Головой думаешь вообще? Праздник ведь.

    – Вам рассчитать по пунктам всё?

    – Да знаю я, как вы считаете. Ни дело это. 200 рублей плачу, и езжай себе с Богом!

    – Вы нормальные? Какие двести? Две тысячи готовы были дать, а теперь двести?

    – Чьто говоришь такое, какие две тысчи? Где? Откуда? 200 рублей – и баста. Чтьо ты!

    – 700 – и я уехал.

    – Не, брат, нету денег таких. Откуда. Чьто ты!

    – А штука куда делась?

    – В магазин ходили. Потратили всьо.

    – Вы не ходили.

    – Я отдал, чьто ты!

    – Вы ничего не отдавали. В левом кармане проверьте.

    – Э, брат, ну чьто за человек ты. Последнее осталось. Праздник ведь! Не за что хлеба купить будет. Дэти голодные сидеть будут. Пожалей, чьто ты.

    – Икру и вино тоже на последние покупали?

    – Ну ты и глазастый, слушай. Пасха ведь. Гуляем, празднуем. Нет денег совсем. Видишь, как живём. Забор вот-вот упадёт скоро. Дэти голодные. Ты же не волк, человек! Пожалей, слушай, праздник ведь. Сколько ж ты там наездил – триста метров каких-то.

    – Эй, Чирикло, ты чьто застрял там, – набежали цыгане целой ватагой к машине. – Айда к столу, мясо есть будем. Отпускай шофёра. Чьто человеку по мозгам ездишь. Выходи давай.

    – Запросил много. Совести совсем нэт. Обидеть хочет.

    – Послушайте…

    – Сколько просишь? А ну… – обошли Егора с левого фланга.

    – 700 – и хоть упейтесь себе.

    После последнего слова раздался такой гвалт, по сравнению с которым песни во время поездки казались стихотворной декламацией стыдливого первоклассника. Время выдержать эту навальную шумовую атаку было строго ограничено, но и силой взять свои кровно заработанные тоже не представлялось возможным.

    – Вот, держи, брат, – протянул Чирикло Егору несколько мятых купюр.

    – Здесь 150 всего. Совсем вы спятили, что ли!

    – Больше нет, извини. Дэти голодать будут. Имей же совесть.

    – Да накиньте хоть сотню.

    – Нэт больше, брат, всьо. Последнэе от сердца оторвал. Побойся Бога.

    – Слушайте, а если я развалю вам сейчас забор? – под несмолкающий гул причитаний совсем тихо произнёс вконец убитый таксист.

    – Спасибо тебе скажем, – заулыбался Чирикло. – И так на сопле держится. Сам упадёт скоро. Послушай, может, полтинник хоть вернёшь. Дэти голодать…

    – Во-о-о-он! – этот дикий возглас сумел перекричать даже натренированный цыганский базар.

    – Эй, ты чьто, савсем, что ли, – испуганно заморгал Чирикло глазами.

    – Вон пошел из машины, я сказал!

    И прежде, чем Егор со второй передачи газанул бешено урчащим мотором, его плохо справляющийся со своей природной функцией слух уловил на прощание несколько привычных за последних полтора часа слов:

    – Э-э-э, брат, ты не прав…

   
    17-18 февраля 2022 года