Портрет немки за границей

Эти немчики такие милые! Куда ни приедут, всюду по-своему лопочут и даже не заморачиваются вопросом, понимают ли их. А иногда у меня складывается впечатление, что понимания они и не ждут. Потому что, когда вдруг оказывается, что собеседник владеет их языком, они радуются неимоверно. Тогда только держись! Если у вас нет времени, объясняйте поскорей и убегайте по-хорошему, пожелав удачи. Ну, а если вы никуда не торопитесь, то получайте удовольствие от долгой и порой непредсказуемой беседы.

Старенькие немцы особенно словоохотливы. Они часто приезжают к нам в Роттердам на речных круизных судах и стайками или поодиночке бродят по городу. Средний возраст таких туристов — восемьдесят плюс. Они уже устали и не могут отжигать в Турции или ходить по горным тропам в Австрии, то немногое, что им осталось из отпускных удовольствий — это плавать потихоньку по речкам и каналам Европы. Качки нет и компания подходящая.

Причаливают такие кораблики прямо к центральной набережной, где я каждый день гуляю с Машей. Это наш мопс. Вот буквально на прошлой неделе возвращаюсь я с прогулки, а от кораблика туристка отходит и прямиком ко мне направляется. Удивительно, но заговорила она не по-немецки — жестами объяснялась, подкрепляя их единственным, вероятно, словом, которое она знала по-английски: «Сити?» И артритным пальцем в сторону центра тычет. Центр — там, в смысле? Пальцы у нее наманикюренные, ногти выкрашены старомодным розовым лаком. «Там», — отвечаю я сразу по-немецки. Мне ж понятно, кто она, я их столько на отдыхе перевидала! На их отдыхе, я имею в виду. И объясняю, как лучше до центра добраться: на ближайшем светофоре — налево, через два канала — направо. Бабуля рассыпалась в благодарностях и пошла.

А мне с ней, в общем-то, по пути, и идем мы почти с одинаковой скоростью. Потому что она старенькая, а я — с мопсом. У светофора, пока ждем зеленого, я на всякий случай еще раз объясняю ей дорогу, вдруг она не поняла или уже забыла? И в то время как мы дорогу переходим, успели разговориться, и расстояние до дома в пятьсот метров растянулось на полчаса.

Время от времени старушка хищно прицеливалась фотоаппаратом в проезжающего мимо велосипедиста или в стоящую на приколе жилую баржу и спрашивала меня: «А это что? А это?» Я терпеливо объясняла и с интересом разглядывала свою спутницу.
Высокая, красавицей никогда не была, но что-то есть. Нос в молодости был, конечно, поменьше, но не настолько, чтобы в глаза не бросался. Хотя, как известно, нос — одна из частей тела, никогда не перестающих расти. Солидный нос, в общем. Трясущаяся рука крепко сжимала фотоаппарат. Дрожала, причем, только правая рука, а левая — нет. Значит не паркинсон, инсультик где-то проскочил.

Одета была, как большинство пожилых немок: светлая блузка с кружевным воротником под горло, даже что-то вроде жабо на шее болталось. Эта деталь делала коралловые бусы не совсем уместными. Брюки темные, свободные, чуть зауженные книзу. Удобные ботинки — что-то среднее между спортивными и ортопедическими. У нас так фрау Мюллер, учительница немецкого на языковых курсах, выглядела. Даже бусы такие же и прическа-перманент. Еле идет, но подбородок вверх вздернут, и спина прямая, как палка.

Немка, как интерес к себе почувствовала, так ее не остановить было. Рассказала, что в круиз они с мужем на золотую свадьбу поплыли. Только ему ходить уже трудно, он все больше на корабле на стоянках отсиживается. Думаю, бабке точно за восемьдесят. Что же она, уже после тридцати замуж вышла? Она как будто угадала мой немой вопрос и добавила к сказанному, что это — уже третий брак. Первый просто так распался, а во втором детей не было. Дочь она уже почти в сорок лет родила, для того времени — очень поздно. Значит не так проста была старушка, если на фоне послевоенного дефицита мужчин три раза замуж умудрилась сходить.
Тут последовал подробный рассказ про дочь. И какая она умница, и что в Лондоне училась, и где только ни работала, пока замуж не вышла… Сейчас дочь живет в Кельне поблизости от родителей, ей тридцать девять, и вроде как она начала задумываться о ребенке.

Болтает бабушка, но мне пока вопросов личного характера не задает, все больше достопримечательностями Роттердама интересуется. Я рассказываю и советую, что еще поблизости посмотреть можно: Дельф, там, Киндердайк… А она наклоняется ко мне и говорит доверительно: «Милочка, я все это знаю. Мой папа здесь во время войны в штабе служил. Мы с мамой часто к нему приезжали. Город, правда, тогда несколько по-другому выглядел».

И тут, наконец, она спросила, кто я и откуда. «Русская!» — говорю. Короткая немая сцена. «О, среди русских бывают очень приличные люди. Моя дочь в Лондоне, например, у русских квартиру снимала, им целый дом принадлежал».
Потом разговор побежал, как ни в чем не бывало, но дальнейшее содержание его уже не интересно, кульминационный момент уже произошел. Спасибо, моя прелесть, вы сделали мне день!

Из цикла "Портреты"