Петра 4 июля 1991 в вагоне

предыдущая:4  Вечер судного дня   http://proza.ru/2022/03/03/780

В «купе» плацкартного вагона с Петрой были мама, второй преподаватель  и  кудрявая коллега по проводам. Она уткнулась лбом в стекло и чуть подрагивала плечами. Петра села рядом и положила ей руку на колено:
- Ну что ты так скисла, будто мы в эвакуацию, а они на фронт…
Мама собралась сделать переучет группы и спросила:
- Петра, тебя представить ребятам?
- Спасибо, я сама – а то вдруг скажете по привычке, что я – Ваша невеста…
Они переулыбнулись.  И Петра продолжила:
- Подруга, не грусти. Русские не сдаются.
- Я вообще-то еврейка.
- Бывает…  Как говорит мой муж: «не ссы, Маша, я – Дубровский».
- Я – Ася.
- Все бы тебе пререкаться…
Ася повернула голову к Петре. В  темно-карих глазах  маленький потоп. Библейской красоты лик с покрасневшими веками. Петра поймала указательным пальцем слезинку на ее щеке:
- Я тоже всей спиной ощущаю до сих пор его  тепло… Давай я тебе песенку спою. И начала, обняв ее за плечо и  в такт раскачиваясь:
Cet air qui m'obs;de jour et nuit
Cet air n'est pas n; d'aujourd'hui
Il vient d'aussi loin que je viens
Tra;n; par cent mille musiciens
Ася подключилась:
Un jour cet air me rendra folle
Cent fois j'ai voulu dire pourquoi
Поддам, поддам  Агдам – уже  горланили дуэтом.
Петра  оценила чистое пение и прервалась:
- Ася, а ты по какому классу музыкальную школу закончила?
- Скрипка.
- Взяла с собой? У  ваших мальчиков гитара мелькала…
- Да.
- Это хорошо. Пошли сначала умоем твою мосю в туалете.
- Так он закрыт – санитарная зона.
- У меня есть золотой ключик. –  Петра показала железнодорожный трехгранник.  И свежеиспеченные подруги отправились к дальнему «курящему» тамбуру.
- Умница, что не накрасилась – а то была бы сейчас, хоть на арену цирка…
- Это  точно – Ася наконец улыбнулась. Они обнялись и Петра потерлась об ее  клювик кончиком носа. – Извини, я не поняла, как тебя назвала Елена Владимировна.
- Петра. Папа заранее выбрал имя для сына, а родилась я.
- Прости, в первый раз слышу такое имя.
- Хватит  извиняться – а то прямо как совестливый пьяный. У тебя тоже тезок в поезде – не семеро по лавкам.
 Взявшись за руки, вернулись в вагон. В ближайшем студенческом «купе» из дребезжащего кассетника донеслось:
 «Я покинул родные края…»
Петра остановилась и шепнула подруге:
- Подожди, хочу немного почувствовать себя Высоцким.
Хозяин агрегата, заметив однокурсницу с новенькой красоткой, с гордым  видом несущего культуру в массы пояснил:
- Это редкая запись концерта ДДТ в ДК Ленсовета 25 марта.
- Я в курсе – усмехнулась Петра. И пояснила на ухо Асе – при таком качестве записи я сама себя не узнаю. Молчи пока.
У Аси резкое удивление превратилось в заговорщицкий смешок. Вскоре из среднего купе донеслись  гитарные аккорды и кто-то запел  «Стивалли э колбакко» Челентано. Вербально это было очень далеко от текста оригинала.
- Mamma mia! – cказала Ася.
- Mamma vostra…ответила Петра – какие своеобразные, однако, транскрипции.
И они переместились туда.
- Кажется, четвертая струна ослабла – шепнула Ася.
- А вторую перетянули…
После продолжительного ая-ая-ая-яй, маэстро закончил.
- Простите великодушно – с ехидцей сказала Петра – но у меня создается впечатление, что вы не понимаете, о чем поете. - Mi sembri la figlia Di un capo cosacco Con quegli stivali E quel nero colbacco.
Гитарист смутился и Петра, пользуясь моментом, передала гитару на настройку Асе.
- Что в переводе означает: «Ты мне кажешься дочкой Казачьего атамана в таких сапогах и в  черной  шапке».
- Ты знаешь итальянский? – спросил другой студент.
- Учусь на 4 курсе филфака. (Это прозвучало так как будто Петра стукнула костяшкой домино и сказала РЫБА) Ася, ты, кажется, справилась?
- Ага. Не авторской работы инструмент, но ничего.
- Можно подумать у тебя с собой Страдивари. Тащи  сюда свою гварнерю.
 Петра взяв гитару, прошла к окну и развернулась, прислонив попу к столу:
 – Извините,  я здесь копытце вклиню.
 Поставила носок ноги на полку, приняв классическую позу гитариста. Провела пальцем по струнам, проверив настройку. И заиграла венгерку,  постепенно ускоряясь. Ася вернулась. Ей дали место на полке. Петра предложила:
- Давай 7-40 для подъема твоего морального духа, а я спою, стихи Глеба Горбовского.
Домино
- И самый короткий рок-н-ролл на его же стихи.
Ведро вина, бок ; бок кружки.
Дружки гуляют и подружки.
В углу кого-то вяло режут.
Окольцевал иных — картёж.
Сверкают зубы. Блещет нож.
И все загадочней и реже
смеется наша молодежь. Эту строчку Петра исполнила особенно карикатурно жутко.
- А в консерватории ты параллельно не учишься? – спросил гитарист.
- Не учусь даже перпендикулярно.
- Петра,  давай «Москву кабацкую»! Я проигрыш на скрипке сделаю. Только что слышала…
К купе стали подтягиваться зрители.
- Лисята, дайте место в партере своему преподавателю – сказала Петра при виде мамы. Ну, поехали, Аська.
И  в вагоне снова прозвучал хит Евровидения, но уже в чистой акустике. 
«Да! Теперь решено без возврата…»
- Так это ты с ДДТ выступала? – спросил владелец кассетника.
- Нет – мое астральное тело – улыбнулась Петра – а следующая как бы пиратская песня посвящается поколению шестидесятников.
Уходило нас в набег
75 человек,
Дженни.
Мы снимались с якорей
Легким бризом на заре,
Дженни.
Шли на всех парусах в океан.
И фрегат, казалось, наш
Мы пошли на абордаж,
Дженни.
Но один за столом я в таверне.
Уходило нас в набег
75 человек,
Дженни.
- Петра, ты  не против, если я включу запись? – спросил владелец кассетника.
- Пожалуйста. Только ты, похоже, как настоящий комсомольский вожак - не можешь без трудностей. Если записывать концерт – так под стук колес, бегать по утрам – так в противогазе, переспать с девушкой – так в гамаке.
Сквозь общий смех маэстро сказал: - Это наш комсорг Алексей.
- Это многое объясняет… Ася, ты Маккартни 75 года «Вино Джанко» знаешь?.. Подыграй тогда.
ВРАТА ЮНОСТИ ПОСТПЕРЕСТРОЙКИ
В океан шли от земли
Вдаль из бумаги корабли,
Нам казалось, что могли
Мы так много сделать.

Но среди старперов хая
Мы на все уже чихая
Ни на что не прилагая
Гробим жизнь свою.

Кто же будет наш полпред
И зажжет в туннеле свет?
Я блевать готов в обед,
В тот, что ем  в столовой.

В жизнь вступая как в говно
Уже будет все равно
Я допью свое вино
И,  кажись, отъеду.

Этот дом был цвета беж
А подвал – притон надежд
Завсегдатых его всех ж
Время разбросало.
В жизнь вступая, как в говно
Уже будет все равно
Я допью свое вино
И,  кажись, отъеду.
ПЕСЕНКА ДЕЗЕРТИРА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Для чего только это
Было взорвано лето
И пошло пламя с разных концов?
О любови к Отчизне
Палачи мирной жизни
Заявляли с балконов дворцов.

Пусть покуда парады
И нет трупного смрада –
У литавр звона я не в плену.
Во взбесившемся мире
Первым стал дезертиром
И я выиграл этим войну.

Продолжалась бравада
Но окопная  правда
Проступала как кровь сквозь бинты.
За себя лишь в ответе
я свободный как ветер
наблюдаю за всем с высоты.
- Петра, а кто автор? –  спросил комс-орк.
- Какая в ЛИСИ любознательная партийная номенклатура…  Где я не оговаривала – муж. В «Москве кабацкой» - под псевдонимом Есенин.
- Петя?!? – удивилась мама.
- Елена Владимировна, -  дружески улыбнулась  Петра -  я уже 2 года зову Вашего сына на 3 буквы, посередине У. Можно было и привыкнуть…Ну а теперь романс. Поясняю: на древнерусском чресла – верхняя часть бедер, похотливец – спусковой крючок женского удовольствия, десница – кисть правой  руки. Юмор в том, что употреблено не по смыслу.
Эпиграф из Цветаевой:  Мне и поныне хочется грызть
                Алой рябины жаркую кисть.
Это Петра произнесла а-ля Борис Моисеев, но еще карикатурнее и плотояднее.
Все в предвкушении заулыбались.

Вы убеждаете напрасно,
Что к сладострастью безучастны,
К чему весь этот милый звон?
У вас, лишь до поры строптивиц,
Лишь взять перстами похотливец,
Как просочится нежный стон.
Но ты, о юная девица,
Движенья чресл не ожидай.
И мою вялую десницу
Не возбуждай, не возбуждай.

Давно завяли георгины
Вороной склевана рябина
И потому я с кислой миной
Окинул взором голый сад.
О, если б ты была со мною!
И не такой как ныне – тою
Какою ты была такою
Так много лет тому назад.
Когда-то юная девица
Движенья чресл не ожидай.
И мою вялую десницу
Не возбуждай, не возбуждай…

Собачья лирическая

Я шел за косточкой в поход
В далекие края.
Хвостом вильнула у ворот
Моя любимая.

И блошек нет в твоей шерсти
В ней нет совсем  репья –
Тебя прекрасней не найти
Моя любимая.

 Бывало, в лунную я высь
Выл веру затая...
А без тебя и хвост обвис
Моя любимая.

Тебе ту кость принесть хотел
Но клеть пуста твоя.
Я сам ее неплохо съел
Моя любимая.


Мама глянула на часы. Петра, перехватив взгляд,  заиграла «Спокойной ночи малыши»:
- Уже пора?
- Так-то еще пол одиннадцатого, но мы в вагоне не одни…
- Ася, пакуй свой альт. На посошок Клячкин на стихи Кузминского 1962 год.
Вечером светят окна, -
это твои глаза.
Вечером очень плохо,
надо вернуться назад.

Только тогда едва ли
ты повернешься вспять...
В памяти темном подвале
воспоминания спят.

Только зачем тревожить,
только зачем будить,
пляшет хромой треножник
посередине пути.

Спутаны чьи-то волосы,
выбраны чьи-то ночи,
только не нужно вольностей,
нужно совсем иначе.

Нужно совсем иное.
Только подводит память,
память болит и ноет,
память лежит меж нами.

Очень холодный вечер,
холоднее твоих глаз.
Между нами греется ветер,
между нами мигает мгла.
- Мерси, маэстро, за прокат инструмента. Как говорил кот Матроскин в романе Булгакова «Антракт, негодяи». О, у меня, кажется, производственная травма - я отсидела 5 лет и ногу – сказала Петра, покидая сцену и посмеиваясь над собственной временно искаженной походкой. - Не смейтесь над моей  попой – она итак смешная. – И, ковыляя уже по проходу, напевала сквозь смех:
- Еще моя походка мне не была смешна…
- Попрыгунья стрекоза лето красное пропела и поесть вдруг захотела...  – заявила Петра вернувшись в свое купе.
- Будешь кушать фаршмак? – спросила Ася.
- А что это за съедобная субстанция?
- Паштет из селедки.
- Как раз под трофейное пиво  – и Петра выудила из рюкзака 3 алюминиевые банки «Евер». – Мама, в таком объеме оно не подмочит Ваш авторитет у студентов. Колбаса – это бывшие лошадки – напевала Петра, добавив на стол  нарезку сервелата. И подруги с мамой вместе сообразили ужин  на троих.
- Ася, есть вопрос, только без обид: почему все люди едят, а только хохлы  и евреи кушают?
- Не знаю, у меня так все в семье говорят – ответила Ася, изучая пустую банку.  Импортное пиво, да еще в такой таре, тогда у нас еще было крутой экзотикой.
В покинутом подругами купе за ужином тоже разговаривали:
- Я немного завидую своей гитаре – она касалась такой шикарной груди…
- Да ты просто гитарный фетишист. Почему все самые красивые девушки уже замужем?
- Вообще-то у Аси такой недостаток как молодой человек появился в конце первого курса. У тебя было время.
- А у красавиц, я заметил, есть вообще вредная привычка ехать в метро исключительно на встречном эскалаторе.
- А я вспомнил, где видел эту Петру.
- Тоже на встречном эскалаторе?
- Нет, в майской международной панораме ее показывали. Она как раз с ДДТ победила на каком-то  Евровидении с этой самой песней на стихи Есенина.
- Смотри-ка умница какая,  не зазналась. Даже не обмолвилась.
- Яркую  нашла себе Ася подругу. Интересно как давно? Сыгрались-то они хорошо.
- Бой-деваха и на язык острая, даже над свекровью прикалывается.

следующая: 4  в тамбуре    http://proza.ru/2022/03/07/1098