Учитель

Все называли его Учитель; Вентор Пэпп был гуру, мастер своего дела. Этот человек обладал огромным даром убеждения, и люди верили ему. Я, врач от бога и хирург с безупречной репутацией, заинтересовался им, а после даже проникся. Благодаря своим знакомым я чисто случайно попал на одно из его тайных подвальных выступлений, где он проводил антипод богослужения, а именно чёрную «сатанинскую» мессу.
Вначале я подумал, что это какая-то шутка, розыгрыш, прикол; но, по мере того, как Учитель на полном серьёзе, стоя то у жертвенного алтаря, то за амвоном, вещал, как преподаватель со своей кафедры, я понял, что юмором здесь и не пахнет.
— Сейчас я расскажу вам о злом боге, плохом боге. — Расслышал я, и напряг весь свой слух, ибо микрофона под рукой у говорившего не имелось. — Некогда, очень давно, много тысяч лет назад бог разгневался на весь род людской оттого, что двое первых людей съели запретный плод, а именно яблоко из райского сада, которое даровало человеку осознание того, что он наг. Злой бог, плохой бог за непослушание изгнал этих двоих из рая навсегда...
Признаться, вначале я был несколько разочарован — к чему заново изобретать велосипед? Для чего вести монолог о том, что и так все знают? Я сам читал Библию (хоть и не все 66 её канонических книг), и Америку Учитель мне не открыл.
— Быть может, вы слышали также и о том, что во всех трёх авраамических религиях чтут одного святого, патриарха по имени Моисей. Вот только мало кто знает, что на человеке этом — кровь, поскольку злой бог, плохой бог повелел ему совершить первый в истории геноцид, а именно перебить целый народ; мадианитян, всех людей мужеского пола. Это ли не жестокость, спрашиваю я вас? Для справки: потомками мадианитян по непроверенным данным являются современные курды и ассирийцы, а измаильтян — арабы. В подробности исследований я не вдавался, но у всех этих народов совпадают ДНК и гаплогруппа, если вам это о чём-то говорит.
Я стал слушать внимательнее (хотя, признаться, ожидал кое-чего другого). Я-то думал, сейчас принесут в жертву большого чёрного козла и/или петуха, и раздадут всем по бочонку якобы настоящей человеческой крови. Ни свечей по кругу, ни тринадцати зеркал, ни Бафомета; ничего.
— Злой бог, плохой бог был до крайности жесток, — Продолжал Учитель. — Так, дабы испытать Иова, он обрушил на него столько бедствий, что... Нет, мои друзья: бог Адонай, бог Яхве, бог Саваоф — тиран и мучитель, и примеров этому предостаточно. Но на сегодня всё: расходимся же, и да пребудет с вами Правда. Истинно, истинно говорю вам: я был там и видел всё своими собственными глазами. И я обещаю: вместе мы построим новое общество, и выберем себе другого бога, ибо тот бог, коему поклоняются сегодня, не делает ничего для мира и согласия; он попустительствует и не борется...
Уходя, я заметил, что помещение, несмотря на то, что находится в подвале, неплохо оборудовано, и сырости никакой; тут целый офис, и не один: личный кабинет, зал для собраний, библиотека и куча иных дверей, у которых надписей не было.
Дома я прокрутил в голове всё, что пережил этим вечером. Кажется, я понял, к чему клонит Учитель, рассказывая о злом боге, плохом боге. Эта его фраза (а именно «злой бог, плохой бог»), похоже, была его излюбленной; как прибауткой, присказкой являлась. Я же, в свою очередь, до такой степени был очарован и заинтересован, что в любопытстве своём решил сходить на ещё один такой «сеанс». Дьяволопоклонничество без характерных атрибутов, сатанизм в виде лекций — это нечто новое.
На мессах же Учитель, совершая длинные многочасовые проповеди, разглагольствовал о том, что его учение есть Истина; что к ней он шёл много лет. В его ритуалах хоть и была жестокость, но она была столь искренней, столь настоящей, что язык не поворачивался убежать и сообщить в соответствующие органы. Дабы не смущать умы, я умолчу о подробностях проводимых Учителем ритуалов; сообщу лишь, что это не то, о чём вы подумали.
Данное шоу не было зомбированием: гуру никогда никого не гипнотизировал. К Учителю шли добровольно, от безысходности и разочарования в жизни. Некоторые шли ради острых ощущений, но, повторюсь, они быстро осознавали, что учение мастера Пэппа есть непреложное, правдивое и совершенно серьёзное, а он сам есть венец вменяемости, адекватности и даже порядочности. Учитель не употреблял спиртных напитков и вообще не имел вредных привычек; это был сферический интеллигент и интеллектуал в вакууме, если можно так выразиться. Разумеется, Вентора порой обижало, что его учение некоторые находят сектой, и он всякий раз пытался доказывать обратное мыслью, словом и делом. Его правильность заключалась в его неправильности, как бы это странно не звучало; неправильности с точки зрения обычных среднестатистических людей-обывателей. Я же не встречал доселе столь мудрых и начитанных людей. Учитель не цитировал господина ЛаВея и прочих личностей, не восторгался сэром Кроули, не ассоциировал себя с Люцифером и Левиафаном, и психологом себя не считал; это было нечто другое, скорее некая своеобразная философия и образ жизни. С ним было и страшно, и легко одновременно. Мне хотелось брать интервью ежедневно (разве это не одна из моих скрытых причин находиться рядом?).
Учитель был крайне необычен, и с ним было хорошо, как у Христа за пазухой, как бы нетипично это не звучало. Иногда на его выступлениях я мог лицезреть чёрное облако, и это не был обман зрения: помещение не было окурено наркотическими веществами.
Однажды Учитель повёл меня в морозный чулан-вытрезвитель, где показал тушки людей, точнее, фрагменты их тел — сушёные руки, ноги, как балык; кости с сильно натянутой кожей поверх мышц. Эти бездыханные ледяные мумии висели на крюках, как обычно висит мясо в холодильнике колбасного цеха — такое я видел не своими глазами, но в телевизоре. В другой комнате я вдруг неожиданно попал в будущее и сражался с какими-то огромными монстрами-роботами, спасая мир. Как Вентор это делал, я без понятия, но позднее он успокоил меня, сказав, что у меня просто разыгралось воображение. Что же до тушек, то это просто коллекция ампутированных частей тела; они всё равно уже ни к чему не пригодны.
Постепенно мне удалось втереться к Учителю в доверие (даже став помощником), но на одном из обрядов, где как я думал, требовалась человеческая жертва, я спалился по полной.
—  Слишком профессионально ты делаешь надрезы нижнего и верхнего века. —  Сказал он мне. — Говори, что тебе нужно.
Я же еле выкрутился, отвечая, что да, я имею медицинское образование, но интерес мой хоть и был изначально таков, чтобы получить возможный  уникальный опыт вне стен поликлиники, но я уверовал и не отступлюсь от своего Учителя и его великого учения.
Со временем я подружился с Асмодеем Петровичем — так все прихожане в шутку называли пожилого косматого алкоголика, охранявшего все склады и помещения в этом здании, включая логово Учителя. Седовласый старик порой бывал вредный, но в целом добродушный и безобидный (особенно после «Балтики 9»). Асмодей Петрович любил травить по-настоящему смешные (и не пошлые, заметьте) анекдоты; а вкупе с тем, что охранник разговаривал почти исключительно на суржике, это было забавно вдвойне. В его каморке был маленький переносной чёрно-белый телевизор, по которому он смотрел всё подряд —  от футбола до латинских сериалов: он даже звонил жене обсудить, что «Хосе Игнасио, оказывается, внучатый племянник вон того дона, у которого жена старая мегера, а молодые опять всю серию лизались». В общем, мужичок был умора, и все его любили.
Что же до Учителя, то он стал доверять мне, как себе; уж не знаю, почему. Я даже на его глазах сделал вид, что пристаю к его девушке — так, слегка дотронулся до её талии (и тут же получил от неё, как следует). Гуру же и ухом не повёл на эту ситуацию, или же сделал вид. Но я решил впредь не рисковать, не провоцировать и не вести себя изобличающе, ведь его доверие ко мне как к прихожанину постепенно росло; медленно, но верно. К тому же, между мной и его пассией, с которой я впервые столкнулся ещё на первой встрече, была, мягко говоря, антипатия. Последовательница учения мастера Пэппа была намного моложе даже меня: полновата, низка ростом, вся в веснушках и красилась, как блудница. Девица часто одевала футболки абсолютно чёрного цвета, и бывало, что курила. Понятно, что эта малолетка просто выбрала свой объект поклонения, заполучила в свои руки; но что нашёл в ней этот действительно умный человек, я не имею ни малейшего представления. Впрочем, это не моё дело; пусть живут своей жизнью (хотя со стороны симпатия была в одно русло — похоже, Вентору действительно было не до земных радостей, не до развлечений; он грезил о духовном).
Я в своей предвзятой безграмотности полагал, что Учитель, озвучивая со своей кафедры обличающие Господа доводы, аргументы и факты, слушает экстремальщину вроде Deicide, Burzum и Slayer, но нет: музыка, которую слушал Вентор, походила на ту, что обычно слышна в играх, а также в кино жанров «триллер», «хоррор», «мистика». Эта музыка воистину была страшна: она не была тяжёлой, не была сложной — но все эти музыкальные пассажи в духе «Психо» Хичкока и иже с ними, все эти дьявольские струнно-смычковые пугали и настораживали меня, когда Учитель катал меня на своей машине по городу. Теперь я понимаю Лавкрафта, написавшего «Музыку Эриха Цанна»; нечто подобное и у меня в ушах. Это не передать словами; словно из подсознания, нечто потустороннее, ведь Учитель слушал также и дарк-эмбиент, а из классической музыки предпочитал Вагнера.
Я запутался, я был сбит с толку: сатанист Учитель, или же нет? Он не убивал кошек, он не расчленял людей, он не был расистом/нацистом; среди прихожан я видел китайцев, евреев и афроамериканцев. Его лекции посещали богатые и бедные, феминистки и традиционалисты, гомосексуалы и люди с гетеро-ориентацией. Там были дети, и были люди преклонного возраста. Их было ни много, ни мало; чаще всего около тридцати, хотя порой доходило до двухсот (просторный зал позволял вместить всех). Кто же он? Масон? Или всё-таки душевнобольной? А, может быть, блаженный?
— Вижу, тебя беспокоит что-то. — Произнёс мой Учитель как-то раз на днях. — Я весь во внимании. Не таи; говори, как есть.
И я поведал ему все свои самые сокровенные страхи и сомнения — как священнику на исповеди, как квалифицированному дипломированному психологу при личной встрече.
Учитель улыбнулся, и от его улыбки у меня отлегло от сердца.
— Иногда нужно читать между строк, — Начал он. — Друг мой, я ищу Бога, а не Дьявола. Я ищу настоящего бога, а не того, кому поклоняются все. Злому богу, плохому богу в обличье Аллаха, во имя которого свершаются так называемые «священные войны», и у которого весьма сомнителен рай, где «праведного» мужчину ждёт множество девственниц, словно это самое главное в жизни; злому богу, плохому богу, в обличье Иеговы, во имя которого свершались крестовые походы христиан; злому богу, плохому богу избранного народа, который на самом деле ничем не лучше и не хуже других. Будда, Брахма, Тенгри... Все эти божества  — не тот бог, которого я ищу; такие боги нам не нужны. Представь себе, я верю, что есть другой бог. Тот бог, который воистину справедлив и многомилостив. Который реально будет бороться против беззакония, против всего дурного, против скверны. Тот бог, во имя которого не будут вестись вооружённые конфликты; тот бог, который настоящий бог во всех отношениях...
Слушая Учителя, я вновь задумался: говорит дело, говорит красиво. Но его дела иногда расходятся с его словами, ведь теперь я узнал его поближе.
— Читай между строк. — Повторил Учитель. — Все мои предыдущие «практики» есть атавизм. Просто в своё время я хотел узнать, что есть Зло в чистом виде; не познав Зла, не отведаешь Добра — не от чего будет отталкиваться. И мне хватило, и я понял, что нет смысла поклоняться Злу. Или ты не видишь, что я давно уже не провожу никаких странных процедур? Никакой крови, никакой жестокости. Я хотел, чтобы и мои последователи поняли, насколько это мерзко и отвратительно; чтобы они своими глазами, своими руками убедились в этом!
— Мне бы тоже хотелось, чтобы существовал «добрый бог, хороший бог», — Согласился я.
— Вот увидишь: он есть. Надо лишь прийти к нему, а для этого необходимо немало духовной работы над собой. Я приведу вас к нему; для этого я был послан. Я стану светочем во мраке, и вместе мы построим совершенно новое общество.
«Богом себя не почувствуй», мелькнула у меня в голове фраза из телесериала «Меч», адресованная Максиму Калинину Савкиным, когда они вдвоём сидели в машине. Сейчас мы точно так же сидели в машине, но фразу ту я оставил при себе...
Шло время, и один из адептов сильно невзлюбил меня — уж не знаю, отчего такая неприязнь; возможно, он догадался, что я не стремлюсь становиться полноценным членом их культа, но — как? Я всё тщательно скрывал. Мой враг постоянно ехидничал и позволял себе в мой адрес какие-то едкие колкости, и моё терпение начало постепенно таять, ведь я не железный, я всего лишь человек.
Враг, настроив против меня добрую половину служителей того течения, улучил удобный момент и выманил меня в библиотеку, когда там не было ни души; пришёл сам и привёл за собой всех тех, кому я также с некоторых пор был неугоден. В конце концов он спровоцировал меня на драку, и я был вынужден защищаться. Боец с меня так себе, но меня отличал упрямый характер — своё мнение я готов отстаивать хоть с пеной у рта. Я наносил удары, потому что на данный промежуток этого времени сие было единственное, что я мог делать, ибо речей моих оппонент слушать не желал в упор. Я бил сначала по лицу, а потом старался попасть по его печени, ибо быстро стал выдыхаться; бил сам, но и много пропускал. Меня всё это начало утомлять предивно и весьма, пока я не изловчился и не заехал обидчику под правое ребро. Он рухнул на ковёр и скорчился, а «зрители», гневно сверкая глазами, один за другим покинули книжный зал — и ни один из них не удосужился помочь напавшему на меня. Я также не стал корчить из себя доброго самаритянина, и вышел следом, свернув в другую сторону. Помятый, избитый, я был крайне раздосадован и ужасно зол; у меня была разбита губа и синяки по всему телу. Представьте себе, мне было больно, но ещё больше — обидно. Нападавший, в общем-то, был справедливо, закономерно прав: я влился в их сообщество с определённой целью. Вот только цель эта не ставила перед собой задачу изобличить их деятельность — я не корреспондент, не журналист; сверхсенсация мне не нужна; я — хирург в отставке, а ныне — такой врач, пациенты которого уже ни на что не жалуются. Ведя для себя дневник уже много лет, я, конечно же, описываю многое (в том числе и своё временное пребывание среди обществ, подобных этому, ибо любознателен от природы), но чтобы вынести всё это на публику, стараясь вызвать широкий общественный резонанс? Нет.
Учитель оказался верен своему слову, и полностью отказался от имиджа «тёмного властелина»: больше никаких обрядов и ритуалов, на которые не ведутся даже подростки.
Долгих десять лет мы все вместе искали бога; искали, но так и не нашли. Кого-то мы потеряли, но кто-то и прибыл. Учитель же не пал духом, подбадривая всех остальных в духе «не отступать и не сдаваться». Вот только я совсем остыл: десять лет моей жизни прошли если и не впустую, то, во всяком случае, безрезультатно. Я, который хотел лишь на время внедриться для своего же саморазвития (или в поисках адреналина?), уверовал на свою голову. Не спорю: опыт этот бесценный, но где же бог? Где он, где? Или же Учитель и есть тот самый бог? Тем более, если он неоднократно говорит о том, что являлся свидетелем всех событий на протяжении истории человечества.
После очередной лекции я не выдержал и подошёл к Учителю, и в одной руке я держал кухонный нож, а в другой — молоток; давно я это затеял.
— Ты обманул меня! — Накинулся я на своего Учителя. — Ты не нашёл бога, не открыл его! А мне так хотелось, чтобы была какая-то сила, противоборствующая Злу...
Я вспомнил, как 12 апреля 1961 года Юрий Гагарин вылетел на околоземную орбиту и всему миру в прямом эфире сообщил страшное известие: «Бога нет». Ни бога на небе, ни ангелов, нежащихся на облачках! Всё — извечное враньё! Вера — ложь, религия — ложь! И создана для порабощения людей, для превращения их в безликую, покорную, смиренную массу; в стадо, над которым всегда будет пастух... И от этого мне стало ещё горше. Выходит, всё — сугубо физика, наука? Только лишь холодный математический расчёт? А как же душа? Или и она — тоже выдумка?!
И я убил своего Учителя.
***
Спустя много лет я однажды ночью вдруг проснулся и увидел невиданных существ. Я видел только их лица и шелест крыльев. Мне показалось, будто они могут проникать сквозь запертые жилища. Я встал, подошёл к окну и плотнее задвинул ставни, но поднялся сильный ветер, и через форточку стал проникать холодный воздух, а потом и они сами. Волкоптицы; удивительная по своей природе смесь чёрных ворон и полярных волков с человеческими лицами...
Я лёг в свою кровать, игнорируя этих пернатых, а в голове моей настойчиво гудели предсмертные слова моего Учителя: «Я — это ты в будущем; а бог — наверное, он действительно среди нас, в сердце каждого из нас... Или в голове».