Александр Третий. Глава 29

Весной 1875 года у наследной четы родилась дочь Ксения.
«Какими судьбами вспомнили вы имя Ксении, уже два столетия не появлявшееся в нашем доме?» ––  спрашивал в письме наместник Кавказа великий князь Михаил Николаевич,  серьезный чиновник,  снискавший к себе в кавказских народах почет. Он  хлопотал о железной дороге в Терские земли.
 
Цесаревич ответил ему: «Ты спрашиваешь, почему мы вспомнили про имя Ксении? Я давно желал назвать, если у меня будет дочь, Ксенией, потому что мне это имя нравится, и в особенности не хотел называть каким-нибудь именем уже существующим в семействе.

Надеюсь, ты доволен нами, что мы отстояли твое железнодорожное дело. Я так был рад и счастлив за тебя, что государь решил дело, как того желало кавказское начальство. К сожалению, я так и не простился с князем Мирским, который у меня был, но не застал дома, но ты знаешь, что такое в Петербурге Святая неделя: я почти всю неделю бегал как угорелый, так что решительно не мог принимать никого до самого отъезда государя в Берлин.
 
Погода стоит чудная; тепло, как в июне, и тихо, что редкость в Петербурге. Нева вскрылась 21 апреля, а сообщения с Кронштадтом до сих пор еще нет, и навигация порта кронштадтского до сегодня еще не открылась.

Летом, конечно, я буду в лагере, а что потом, еще не знаю. Минни, может быть, поедет в Данию, но и это еще не решено. Надеемся пожить еще в милом коттедже в Петергофе, и папа и мама тоже хотят летом переехать в Петергоф. Мама, слава Богу, чувствует себя очень хорошо и благодаря теплой погоде начала выезжать, и была с первым визитом у Минни. Минни тоже начала выходить в садик и катается в шарабане на пони, что ей доставляет большое удовольствие, а дети наслаждаются садом; это такое благодеяние –– иметь в городе сад. Надеемся скоро отправиться в Царское Село, и я жду переезда с нетерпением: город начинает действовать на нервы.
Продолжаю мое письмо сегодня, 30 апреля.

От папа, слава Богу, хорошие известия из Берлина, он очень доволен своим пребыванием. 20 апреля мы отпраздновали 100-летие обоих казачьих гвардейских полков, парад был на площади перед Зимним дворцом. Алексей собирается скоро в море и ждет только открытия навигации.

Мне удалось одержать маленькую победу, а именно уменьшение городских постов, так что расход людей уменьшается в сутки более чем на 200 человек, это уже очень хороший результат. Вот ясное доказательство, сколько лишних постов держат понапрасну! От души обнимаю тебя, милый дядя Миша. Искренно любящий тебя племянник Саша».

Брат Сергей извещал его из Москвы: «Жду твоего письма о Московском историческом музее. Очень досадно, что дела так запутались, и надо непременно помочь и привести всё в порядок, в чем я очень надеюсь на тебя».

Еще в январе 1872 года Александр  получил от Севастопольского музея предложение создать исторический музей в Москве, где «были бы собраны воедино со всех концов земли русской заветные святыни народа, памятники и документы всего русского государства, куда бы мог прийти любой человек, увидеть, что не с вчерашнего дня началась жизнь в России».

Александр обратился к отцу, и через год была сформулирована концепция нового музея — служить наглядной историей главных эпох русского государства.
Инициатива севастопольцев, поддержанная императором, захватила многих ученых, военных, художников, промышленников, государственных деятелей, членов царской фамилии и рядовых граждан. Московская городская дума отдала под строительство музея участок земли на Красной площади.

Но капиталу было 154 000 рублей, а требовалось свыше полутора миллионов. Теперь цесаревич по просьбе брата Сергея «выбивал» часть суммы в Московском кредитном обществе. 1 сентября Александр в торжественной обстановке заложил первый камень в основание  будущего музея, который по справедливости будет именоваться Императорским Российским Историческим музеем имени Александра III. 
Для строительства приобрели самые современные материалы. Поставки шли из Брянска, Петербурга, Лотарингии и Дортмунда. Технологии были тоже самые современные: всевозможные трубы будут спрятаны в стены. 

Александр II всей семьей собирался на отдых в Ливадию, пригласив и младшего брата Михаила Николаевича, жившего в Тифлисе. Он  очень ценил его деловые качества: быть наместником такого сложного края, каким являлся Кавказ,  дело нелегкое;  до двадцати разных народов на одной территории, и нужно вести политику так, чтобы размолвок меж ними не было. Но это одна забота, а кроме нее, сотни других проблем.

Сын Михаила Николаевича, Сандро, был ровесником Ники. «На пристани в Ялте нас встретил государь, который, шутя, сказал, что хочет видеть самого дикого из своих кавказских племянников. Он ехал в коляске впереди нас по дороге в знаменитый Ливадийский дворец, известный своей роскошной растительностью. Длинная лестница вела от дворца прямо к Черному морю. В день нашего приезда, прыгая по мраморным ступенькам, полный радостных впечатлений, я налетел на улыбавшегося мальчика, который гулял с няней, державшей на руках ребенка. Мы внимательно осмотрели друг друга. Мальчик протянул мне руку и сказал:

–– Ты, должно быть, мой кузен Сандро? Я не видел тебя в прошлом году в Петербурге. Твои братья говорили, что у тебя скарлатина. Ты не знаешь меня? Я твой кузен Ники, а это моя маленькая сестра Ксения.

Его добрые глаза и милая манера обращения удивительно располагали к нему… Ничто не может изгладить из моей памяти образа жизнерадостного мальчика в розовой рубашке, который сидел на мраморных ступеньках длинной Ливадийской лестницы и следил, жмурясь от солнца, своими удивительной формы глазами, за далеко плывшими по морю кораблями» (Из «Книги воспоминаний» великого князя Александра Михайловича Романова).

В это лето сильно обострилась ситуация на Балканах, в Черногории вспыхнуло восстание, поддержанное Герцеговиной.
Предчувствуя войну, русское правительство ещё в январе 1874 года объявило всеобщую воинскую повинность. Положение балканских славян, лишенных после Крымской войны покровительства России, катастрофически ухудшалось, рабство болгар сделалось особенно тяжелым: турецкое правительство поселило в Болгарию до ста тысяч черкесов, вымещавших на безоружном народе свою ненависть за покорение  русскими Кавказа.

Пока что восставшие побеждали: турецкие солдаты оказались до того нищи и голодны, что продавали оружие и порох герцеговинцам.
Добровольцами прибыли в Герцеговину польские, итальянские и русские революционеры. Итальянцы провозгласили в черногорском селе Суторине республику, но участия в военных действиях не принимали, и вскоре  почти все революционеры уехали, не выдержав тяжелых условий.

К осени восстание перекинулось в Болгарию, где ознаменовалось резней болгар башибузуками. Одного слова из Лондона было бы достаточно, чтобы прекратить смертоубийство, но вместо этого, Великобритания стала обеспечивать Турцию самым современным оружием и отправила своих инструкторов. Требования России прекратить зверства не получали ответа турецкого правительства.
«Бог знает, чем всё это кончится!» –– записал  цесаревич в конце декабря.