Хроники призрачных грёз

Превратила слёзы в инеи –
Перевыплакала – всё.
И от чувств, когда-то, сильных
Только холодом несёт
Не ищи со мною встречи,
Не заигрывай натужно.
Я любовью – не отвечу.
Мне тебя уже не нужно. 
Аня Тет
Генка Салазкин – прыщавый шестнадцатилетний подросток, которого с некоторых пор одолевали странные фантазии, связанные с девчонками, в школе и в среде сверстников во дворе был обречён на обидное одиночество. Мальчишки считали его маменькиным сынком и плаксой, девочки сторонились по причине крайней застенчивости и чрезмерной робости.
Преодолеть болезненное стеснение самостоятельно Генка не мог. Отца у него никогда не было, а мама – особа неприкаянная, практически сирота, с плохим здоровьем и очень сложной судьбой, зациклена на единственной цели – выжить, во что бы то ни стало.
Единственной родственницей у неё была двоюродная тётка, живущая на краю земли в глухой деревушке. Помочь Глафира Терентьевна ничем не могла – сама жила одиноко натуральным хозяйством, но Генку на каникулы принимала с охотой, даже денег за питание не спрашивала.
В деревне было пять изб, в которых обитали старики да старухи. Только у одних соседей, четы Головановых, крепких ещё стариков, жила девочка Рената – поздний, неожиданно зачатый на склоне лет ребёнок.
Генка по привычке избегал и её, тем более что выглядела девочка не по возрасту зрелой – спелой ягодкой с оформившейся грудью и рельефной фигурой. Да и занята была Рената постоянно: воду носила, огород обихаживала, коров да овец на пастбище отгоняла. Забот у деревенских жителей невпроворот.
Юноша ещё в прошлый приезд заприметил соседку: наблюдал за ней, когда получалось проследить за Ренатой скрытно от всех: как грациозно девчонка несла коромысло с огромными вёдрами, как подоткнув за пояс юбку, полола сорную траву в грядках, как загорала в купальнике на крыше сеновала. Однажды застал её нагую в речном затоне.
Вполне естественно, что соседка произвела на юношу неизгладимое впечатление. С тех пор Салазкин только о Ренате и думал: представлял, как знакомится, как разговаривает. Много чего сочинил, а заговорить стеснялся.
Познакомиться помог случай. Генка совсем не умел плавать: научить было некому. День  знойный, душный. Со стороны запада наползали чёрные кучевые облака, вдали грохотали раскаты грома. Для деревенского паренька приближающаяся гроза была бы сигналом гулять ближе к дому. Горожанин беспечно забрался на утлый плотик, поплыл к зарослям кувшинок и лилий. Ураганный ветер, следом ливневый дождь налетели внезапно, застав врасплох, когда берег уже был далеко. От неожиданности юноша выронил шест. Страх сковал мышцы. Генка лёг на брёвна, вцепился в металлические скобы, разревелся. Помощи ждать было неоткуда.
Рената видела, как сосед уходил, а обратно не вернулся. Интуиция подсказала девочке, что соседский мальчишка мог попасть в беду или любопытство заставило надеть плащ и отправиться на реку. Бесстрашная девчонка вплавь отбуксировала незадачливого мальчишку к берегу, отвела в баню, высушила.
На следующий день Генке казалось, что знает Ренату всю жизнь. Девочка учила его обходиться с домашней животиной, следить за огородом. Вдвоём справлялись с ежедневными обязанностями быстро. Времени на общение оставалось довольно.
Юноша сам не заметил, как в нём благодаря подруге поселилась уверенность. Оказалось, что общаться с девочкой совсем не страшно. 
– Геночка, мне только шестнадцать, – застенчиво краснея, вяло отбивалась спустя месяц от неуверенной чувственной атаки возбуждённого близостью друга Рената, разомлевшая, полностью утратившая способность сопротивляться от сладких поцелуев на сеновале, – может, не торопиться, может, лучше подождать? Ты же и на следующий год приедешь. Я буду ждать. Мамочки, что я творю, глупая!
– Наверно лучше подождать, наверно торопимся, – затыкал её сахарный рот припухшими от горячих ласк губами юноша, вибрируя от нахлынувшего, не вполне осознанного, но очень сильного желания, впервые осмелившись прикоснуться к обнажённой коже ног выше коленок, под тонкой тканью сарафана, – конечно подождать. Я лишь дотронусь. Одним пальчиком. Вот здесь, – неуверенно исследовал он неожиданно влажное пространство, сокрытое малюсенькими трусиками. И провалился вглубь.
Рената оцепенела. Проникающая в каждую клеточку тела нежность обволакивала, разливалась искристым сиянием, сладко сводила судорогой бёдра; что-то немыслимое, странное происходило в голове, временами исчезала потребность дышать, видеть и слышать. Новые ощущения хлынули бурным потоком, затопили нежностью, лишая способности мыслить и двигаться.
Генке казалось, что в такт его дерзким движениям качается не только душистый сеновал и сумеречное, с мерцающими снежинками расцветающих на стремительно темнеющем небосводе звёзд, что весь мир постигла странная участь – изгибаться, искриться и кружить в резонансе с  изумительно вкусными пульсирующими движениями очумевшего от вседозволенности  и ощущения полёта в невесомости тела.
Лето снаружи и весна внутри благоухали свежими цветочными запахами и затухающими закатными красками, звенели перекличками цикад. Рената стонала,  плотно сжав глаза и губы, вцепившись мёртвой хваткой в Генкину рубашку, от которой одна за другой отлетали пуговицы, словно боялась провалиться в неведомую бездну.
Настоящее интимное волшебство, мистический чувственный экстаз, длился считанные секунды, за которые тот и другой успели прожить не одну жизнь.
В самый ответственный момент Генка почувствовал себя почти взрослым, но всё равно дрожал, то ли от напряжения, то ли от страха за то, что нечаянно случилось, за что возможно даже придётся отвечать. Он крепко обнимал Ринату, расслабленно распростёртую теперь под ним в позе морской звезды, с задранной до самого подбородка юбкой, смотрел то на её испуганно-счастливое, с медленно набухающими слезинками лицо, то на удивительно звёздное небо, думая о том, что теперь они непременно поженятся.
Его возбуждала, радовала и одновременно страшила мысль о том, что этим, если не пришибёт за подобное своевольство её папаня, можно будет заниматься сколько угодно, – хоть каждый день. Ничего, что они несовершеннолетние. Главное, что любят друг друга.
– Геночка, милый, – жалобно скулила Рината, – что же теперь будет, что мы натворили, какая же я глупая! Мамочки родные, а если тятька узнает, если ребёночек будет?
Мужчина дипломатично молчал, как и положено будущему главе семейства. К чему пустые обещания? Завтра он придёт и твёрдо скажет Петру Евгеньевичу своё веское слово.
Не пришёл, не сказал. Сначала испугался, потом старательно убеждал себя, что сделает это завтра, тем более, что пришла телеграмма от мамы, что пора возвращаться, что осталось лишь несколько дней, когда они могут быть счастливы.
Рената была такая родная, такая податливая, такая нежная. Ночи напролёт они любились на сеновале, теряя голову. Девочка просила Генку остаться, хоть ненадолго, всего на несколько дней, просила настойчиво, жалобно, как дети, когда просят новую игрушку или мороженое.
Билет на поезд уже был куплен, отсрочить отъезд было невозможно.
Рената уплывала в чувственной неге от мальчишеских ласк, хотя понимала – ненужно, нельзя поддаваться настроению. Возможно это последняя ночь, даже последняя встреча. Она была юная, но всё-таки женщина. Интуиция не давала повода для оптимизма, хотя верить в подобную глупость совсем не хотелось.
– Не бросай меня, Геночка, – ревела девочка в голос, позволяя любимому любые нескромные вольности, вспыхивая как порох от ненасытного бесстыдного влечения, забывая об осторожности, – я буду хорошей женой, я всё-всё умею. Переезжай к нам. Или меня к себе забери.
– Конечно, заберу. Мы обязательно поженимся, не сомневайся. Ведь я люблю тебя!
Он был уверен, что говорит искренне.  Фейерверк иллюзий и слов, в которых неожиданно появилась семья, родились и выросли дети, наполненные любовью и согласием, был неиссякаем. Как можно ему не верить, как?
Генка готов был обожествить подругу. Важно было то, что она, первая и единственная женщина в его жизни, научившая любить жизнь, существует в самой настоящей реальности, а он, он готов её щедрые дары съесть целиком, без остатка.
Беда в том, что в формуле, уравнении или теореме (неважно, как назвать расчёты, планирующие судьбу, координаты счастья, алгоритмы  взаимодействия людей, не созревших для взрослых отношений),  изначально заложена фатальная ошибка. Обнаружить и устранить досадное недоразумение, когда капризным оркестром искушающей соблазнами судьбы дирижирует вездесущий гормон, когда в крови бурлит безразличный к будущему концентрат необузданной страсти, а в головах свистит сквозняком проносящийся ветер – почти невозможно.
Юноша неузнаваемо изменился, вернувшись в привычный мир. Это заметили одноклассники, увидели и почувствовали девочки. Новые отношения ошеломили, заставили замолчать совесть, стереть память о Ренате. Яркие впечатления, романтические симпатии, самоуверенность, нежность, ловкость в обхождении, рождённые успехами у эмоциональных мечтательниц-подруг, позволили запросто знакомиться с девчонками, легко добиваться влюблённости, значит согласия на интимную близость.
Рената писала письма каждый день. Генка неуверенно, почти равнодушно отвечал на одно из десяти. Некогда было отвлекаться на деревенскую девчонку, живущую где-то там, в забытом глухом захолустье, когда совсем рядом приветливо улыбались и сладко чирикали игривые синички. Тем более, что самого неприятного не произошло: тётка обязательно написала бы, случись у Ренаты беременность.
Девочка, влюбившаяся впервые в жизни, не в силах была понять – почему её забыли, за что бросили. С некоторых пора стала ненавидеть тишину, избегала одиночества, беседуя как с друзьями, жалуясь им на судьбу, с козами и телятами.
Потом случилось непоправимое несчастье: внезапно умерла мама Гены, сгорев в пламени раковой опухоли за несколько месяцев. Комиссия по делам несовершеннолетних настояла на опеке. Глафира Терентьевна согласилась, чтобы племянник не попал в приют, оформить попечительство до совершеннолетия, но переменить место жительства отказалась. Пришлось Генке переехать в деревню.
Смотреть в глаза Ренате, объясняться, знакомиться вновь было невыносимо страшно.
Девочка пришла сама.
– Я ждала тебя, Гена! Почему не писал?
– Можно, я не стану отвечать?
– Можно. Тогда скажи, только честно – ты меня ещё любишь?
– Не хочу врать. Не знаю. Это было так давно. Предлагаю дружить.
– Спасибо, это без меня. Терпеть не могу предателей и обманщиков. Ты обещал, клялся, что не бросишь, А сам…
На следующий день Рената уехала в город – учиться на кулинара.
Генка загрустил, – зачем я так сказал, – причитал он, неожиданно ощутив, что ничего на самом деле не забыл, что скучает, что любит. Но было поздно. Девочка оказалась последовательно непреклонной, извинений не приняла. Салазкин ушёл в армию, сам напросился в горячую точку. Там и сгинул.
Через год Рената вышла замуж. Но Генку она любила по-настоящему, а супругу была благодарна за то, что стал хорошим отцом её детям, разделил судьбу и всегда был примерным мужем.
Генка по глупости испортил жизнь Ренате, она по причине смертельной как тогда казалось обиды и упрямства – ему. В результате несчастны оба.