И какой же русский не любит пострадать?

 
   Заголовок -  популярная фраза «перевертыш» классического изречения Н.Гоголя. Кто произносит ее с юмором, а кто вполне серьезно, напрягая разум в поисках глубинных смыслов таинственной русской души. Заметьте: именно – русской. Считается, что именно русский человек имеет склонность к восприятию истин через страдание: выстраданное знание преподносится как, едва ли не основная, черта национального характера.

   Сострадание, напрямую связаннее с коллективизмом – есть неотъемлемая часть жизни любого сообщества людей. Это бесспорная истина. Без этого человек, как вид, был бы обречен на вымирание с ранних этапов своего шествия по планете, и не всегда успешной адаптации в мире природы. Примечательно, что это чувство для большинства людей является неосознанным, воспринимается как норма жизни не требующая дополнительного осмысления, переходящая в простое участие и сочувствие, вызывая желание, не особенно разобравшись в глубинных причинах события, оказания всесторонней помощи тому, кто в этом  нуждается. Речь идет о сострадании на бытовом уровне: оно просто по своей сути и понятно каждому, как своеобразный поведенческий инстинкт, направленный на сохранение популяции.

Сейчас я говорил о сострадании. Но есть и тот момент, когда человек сознательно впадает в тяжкую депрессию в поисках выхода из навалившихся проблем. Депрессия перерастает в навязчивую, практически глобальную теорию несовершенства мира,  тесно связанного с попавшей в беду личностью общепринятыми, но, по какой-то причине нарушенными, нравственными началами. И начинается – страдание, без которого, по сути, можно и обойтись. Но оно пришло и с ним остается только мириться.

В целом, для людей с низким уровнем самооценки, страдание может являться жизненно важной необходимостью. К этому подталкивают глупость, душевная и физическая лень, эгоизм или желание возвыситься в глазах людей, либо перед самим собой, неординарностью личных внутренних разногласий. Особенно нужно выделить фактор склонности к мистике и переложению личной ответственности на вымышленные сущности (религия). Согласитесь,  весьма весомые факторы, направляющие сознание человека на путь к добровольному мазохизму. Страдать легче, чем сострадать! Сострадание, непременно потребует каких либо реальных действий, направленных на устранение причин приносящих неприятности объекту сочувствия. А это, в свою очередь, потребует некого напряжения, морального и материального. Страдание же, не решая ничего,  снимает эмоциональное напряжение и создает иллюзию направленного действия на добрые поступки.

Страдание привлекательно еще и тем, что не требует ничего, кроме удовлетворения внутренней потребности в понимании наличия фактора сомнения или раздражения собственного эго, сознательно не желая устранять его. И поэтому, страдать можно бесконечно долго, упиваясь личным чувством способности к состраданию, при этом ничего не меняя ни в себе, ни в предмете сочувствия. Не забывая при этом о личном  душевном самоудовлетворении: наслаждаясь, этаким, нравственным онанизмом, при котором продуктом эрекции является «чудодейственный бальзам для истерзанной души».

Кроме того, страдание – есть индульгенция, которая дает человеку разрешение на безнравственный выход из внутреннего кризиса. В индульгенции может быть прописано все, на что способен человек: уход от мира, падение в бездну нищеты и бездействия, алкоголизм. Одним словом все, к чему призывает воспаленный разум страдальца. Еще, хорошо то, что страдание само становится причиной негативного отношения к жизни, и является оправданием полного бездействия со стороны страждущего. И самое странное в том, что немалая часть русского общества не только  не осудит падение человека, но и оправдает его поведение, сострадая к его страданию. Это ли, не парадокс общественного сознания социума? Плодим своим оправданием «измученных нравственными муками в поисках истин» бездельников, возводя их в ранг мыслящих личностей, достойных почитания, подражания и даже поклонения.

Откуда берет начало это маниакальное упорство в желании не только осознать жизненное явление, но еще и выстрадать его, занимаясь бичеванием самого себя и окружающей жизни, оставляя на душе «кровоточащие раны и подсыхающие рубцы?»
Почему, русскому человеку свойственно такое странное явление, как внутренняя жажда страдания, замешанная на всепоглощающей любви ко всему, и страстном желании изменить мир к лучшему через осознание прожитых пороков?

Корни этого явления лежат в православии (я не стану акцентироваться на этом факторе, так как он требует отдельной оценки) и глубинах зарождающегося общественного самосознания России 18-19 веков: всепроникающее свободомыслие, замешанное на основах западной философии и светской литературы, обозначившее направленность мысли и нравов дворянской среды того времени. Причем, влившись в нравы, в быт, в религию и характер чисто русского общества. В обобщенном смысле - Россия не только надела на себя европейское платье, но и, за неимением своей, притянула чужую философию: власть и церковь веками, тщательно выпалывали ростки свободомыслия на Российской ниве, удобренной компостом из религиозных догм и законодательного угнетения основой массы народа государством через невежество и псевдо научное мракобесие. Следствием этой позиции явилось - полное отсутствие светской, вне религиозной, философской мысли.

Но пришло время и частичной но весьма весомой, основой изменения самосознания общества стали литераторы, основоположники русской классики.

Противоречивость чувств, страдание и обреченность, как следствие покорности чужой воле и року, стало модным трендом для юных барышень и молодых дворян не озабоченных бытовыми проблемами, зацикленных на самих себе в своем же общественном круге общения. Перо А.С. Пушкина, М.Ю.Лермонтова, Н.В.Гоголя, И.С. Тургенева и других, не оставило дворянству выбора: только страдающий персонаж романа (читай, как – человек) может быть настоящим героем. Закладывая тем самым в читателя непреложный смысл необходимости осознания явления не через трезвое осмысление, а через пережитые эмоциональные трагедии, которыми, к слову, всегда изобилует жизнь, и которые, при желании всегда можно возвести в статус полноценности чувств: Печорин, Ларина, Онегин – стали "героями" нашего времени.

Но, модный тренд явление проходящее, так как он не способен перерасти в глубокую философию. И совсем другое дело, когда, поверх романтического классицизма начала девятнадцатого века,  тяжкой глыбой налегли мысли Достоевского, Л.Н. Толстого, В.Г. Белинского. (список можно дополнить, но это не повлияет на суть вопроса)
Особенно востребованной оказалась «Достоевщина», которая, сама по себе, открыто призывает к сладострастному чувству страдания с немалой долей мазохизма.

 «Достоевщина — противоречивость чувств, душевная неуравновешенность, страдание и обречённость как совокупность черт героев Ф. М. Достоевского.»  (Источник - викисловарь).

Емкое определение. В нем есть все необходимое, способное направить человека на утоление жажды внутреннего страдания. И попутно, что немаловажно, способное нанести непоправимый ущерб впечатлительному разуму, подводя его как самое малое к эмоциональному срыву или психологической травме. Но об этом «попутчике» всегда скромно умалчивается, и далеко не каждый способен понять это самостоятельно.

Произведения Достоевского россиянин знает со школьной скамьи. Его герои — убийцы, неудачники, садисты, мазохисты, проститутки и изгои общества, безнравственные сановники, хладнокровно убивающие нравственность отдельных личностей. Многие из этих грехов приписывают самому автору персонажей.

Говорят, Федор Михайлович или очень талантлив, или слишком порочен: «Разве можно так ярко описывать чужие страсти, оставаясь недоступным для них?», — спорят любители литературы и не без основания.

Федор Михайлович был неоднозначной личностью. Наделенный несомненным талантом литератора, он впитал в себя массу пороков и вероятно, игромания  была самым безобидным из них.

«Достоевский вечно колебался между чудными порывами и грязным развратом. И при этом страшное раскаяние, и готовность на высокий подвиг мученичества. Высокий альтруизм и мелкая зависть (к Тургеневу в Москве, где я жил с Достоевским в одном номере). Недаром он говорил: «Во мне сидят все три Карамазова». Николай Страхов — будущий биограф писателя. Возвышая любовь, он находил удовлетворение этого чувства в столичных борделях.

Бес - слился с Гением. Но, не смотря на это, Достоевский вынес в мир изумительные произведения, которые должны учить добру, милосердию, а также показывают нам высоту человеческой души, познанную через страдание. Но какой, невероятно высокой, ценой, достигается познание добра!

Герои Ф.М-ча были очень узнаваемы читателем, и популярность писателя начала стремительно нарастать. Правда, не сразу. Литературная и общественная богема относилась к писателю очень неоднозначно, считая, что он чрезмерно обнажал русскую натуру на примерах отрицательных персонажей, заводя их во внутренний конфликт, в первую очередь с самим собой, часто, доводя их до крайностей в поступках, вплоть до самоубийства. И нет сомнения, в их вполне справедливой оценке достоевщины. Если бы не двухзначное – "НО", которое перевесило все издержки творчества Федора Михайловича.

Одно из «но» - поиск бога. Герои Достоевского, сумевшие выжить, непременно приходили к спасительной идее бога как к последней инстанции, способной разрешить душевный коллапс человека. И, в более позднем периоде жизни писателя, идея выстраданной веры в бога была подхвачена церковью, что на то время было очень существенно. Кроме того, писатель твердо встал рядом с троном монархов. Согласно Достоевскому, союз Церкви и монархического государства определялся в его время историческими особенностями России и был жизненно необходимым. Иными словами, в идеале этого союза была монархическая власть, стоящая на православной вере, являясь в духовном плане главным фактором формирования и развития национального самосознания. Идея прихода к вере через страдания крайне близка для церкви, которая не мыслила себя без монархии.

Мощнейший аргумент на пользу государства, превысивший экзальтированную неврастению гения: достоевщина легла в основу национальной идеи царской России. Позже, произведения Ф.М-ча подхватила социалистическая воспитательная идеология СССР, но в ином качестве: Достоевский ярко указывал на пороки отвергнутого социализмом общества, и неспособность отринутой идеологии к разрешению нравственных проблем человека. Если обобщить, то «достоевщина», в усеченном виде, была принята на службу обеими социальными формациями, более того, в СССР перешла на уровень обязательного изучения.

Но, как часто бывает, этот аргумент, который я привел выше (нац. идея), был частично забыт и предан забвению на долгие годы Советского периода. Восприятие Достоевского упростилось: коммунизм указывал на верный путь со дна, на которое опускались герои неординарного писателя публициста. Заработал принцип – хорошо и плохо, на уровне воспитательного процесса граждан СССР.

Советская идеология относилась к Ф.М довольно ровно, но именно ей, писатель обязан огромной популярности во всем мире. По данным на ноябрь 1981 года (к столетию со дня смерти писателя), в СССР Достоевский издавался 428 раз, собрания его сочинении - 55 раз тиражом 6 миллионов 468 тысяч экземпляров, а суммарный тираж всех его изданий - 34 миллиона 408 тысяч экземпляров. Впечатляющие цифры…
И не удивительно, что судьбы и душевные переживания героев книг Достоевского оставили глубочайший след в сознании русского человека, коснувшись каждого, даже косвенно. Однако, на мой взгляд, обыватель или романтично настроенный человек поступили проще: не приняв политического подтекста работ Достоевского, они впитали в себя сострадание к изувеченным судьбам и посыл к поиску своего личного внутреннего содержания по пути, указанном писателем: духовное самосовершенствование через страдание!

И совершенно неудивительно что интерес к Достоевскому в наше время активно возродился в своей первоначальной сути: приход к богу. А там и до монархии совсем ничего, рукой подать. Возврат к устаревшей идее «русского мира».

И снова писатель вышел на новый круг жизни. Для кого то как выдающийся гений, кому – как прозорливый общественный деятель, а кому - в качестве безжалостного анатома русской души, так любящей страдать. Страдать до полной обнаженки, до душевного хруста и ломоты в мозгах.  И все муки с одной целью: попытаться оправдать или исправить то, что человек успел наворотить в своей жизни, загнав себя в нравственный тупик через отрицание ответственности и совести, попавшего в плен неудовлетворенных желаний.

Но в некоторых правилах есть свои исключения. Все о чем я пишу основано на жесткой логике, которая зажимает сознание в тисках практицизма и не рекомендует ему задерживаться в области мистики и фантазии. Но, как же, все-таки хорошо, что есть отдушина, которая позволяет расслабить эти объятия. Ведь, это замечательно: тихо пожалеть самого себя, страдая от непонимания тебя со стороны равнодушного мира, позволяя себе возвыситься над этим невниманием и недооценкой себя любимого.

 Неплохой психологический ход. Но не нужно забывать главного: чрезмерное страдание в чистом виде – это яд, способный медленно умертвлять сознание. Впрочем, тоже самое, применительно и к достоевщине. В довесок, перефразируя еще одного классика, я бы не рекомендовал чтение Достоевского перед обедом и, особенно, на ночь. Не следует забывать о «Теории маленького человека» в изложении величайшего из умов человечества, вошедшего в историю но не сумевшего самореализоваться в обычной жизни. Об этом должен знать и помнить каждый, кто раскрывает томик Достоевского.