Часть III. Музыка Мариши

(Продолжение повести. Начало здесь: http://proza.ru/2016/09/02/1554 )


        — Пролог —

        — Нира и Мариша —



Гром.

(«Или?..»)

— Ты знаешь, что это, Мариша, — ласково сказала Нира.

—  Точно ли?

(«Ну вот, запомнила»).

(«И ладно»).

Мариша, свесив ножки, присела на край своей кроватки, Нира тут же к ней на коленки забралась.

— Что ты такое, Нира? — спросила девочка пушистого зверька.

— Твоя помощница, — без колебаний отозвалась киска.

Возможно... Ладно, пусть и так. В конце концов, кто может обещать, что это в ре... аль...

(«Теперь всё можно»).

— Вчера был день рожденья у меня, — сказала девочка. ­— Можешь поздравить, исполнилось шесть лет.

— Поздравляю, ­ — спокойно ответила ей Нира.



        — Глава 1 —

        — Путь от холода к теплу —



Теперь Маришу, как обычно, после непонятных снов, даже и на сны не очень-то похожих, ожидал серьёзный разговор. Из странных грёз она узнала  много — и нужного, и лишнего, так что уже не понимала, где насколько правда, где насколько ложь. Но в то, что прямо сейчас — не сон, в это — по крайней мере в это ей очень хотелось верить.

— С добрым утром, — сказала Мариша маме. — Вместе с Нирой я здорово спала.

— Ну вот и славно, — погладила её по головке мама. — Значит, с подарком папа угадал. Кошка от бессонницы — что надо.

(«Всё на своих местах. Путём»).

— Что у нас на завтрак, мам?

— Сегодня выбор есть. С праздника осталось много... Хочешь оливье?

— Ещё бы, мам, — от ощущения полноценной жизни Мариша даже немного прослезилась. ­— Классный вчера был праздник, да?

— Вот холодца ещё возьми, а хлеб уже нарезан. Сырок есть тоже, колбаса... В садик сегодня идти не нужно, отдыхай.

Как будто настоящая семья и настоящая еда... Мариша с удовольствием позавтракала и с Нирой отправилась играть. И никаких вопросов больше своей пушистой маленькой сестрёнке она не задавала. Что, даже если кто-то может какой угодно дать тебе ответ?.. Каких угодно полно и где угодно, поэтому пусть лучше будет её котёнок мурлыкать просто и просто с ленточкой играть.

Вечером с работы вернулся папа, на девочку и кошку посмотрел, сказал:

«Хоть здесь у нас порядок».

Поужинал и отправился спать. Чуть позже спать легли Мариша с мамой.
Уютно устроившись в кроватке, девочка сказала:

— Нира, расскажи мне сказку.

Киска нерешительно лизнула лапку.

— Папа или мама должны мне это разрешить, — ответила она. — Но я могу мурчать, пока ты спишь.

— Не надо, ладно, сегодня я сама.

Девочка закрыла глазки, созерцая кружащийся как будто снег. Всё просто. Всего лишь снег... Вот и зима, сугробы. Только обувку и одёжку себе представить тяжело. Да, ножкам холодно. Но зато... Как будто и сейчас взаправду. Куда теперь идти?.. И надо ли идти?..

(«Твой выбор»).

Вспыхнул какой-то мутный белый свет. Луна?..

(«Ты вспоминаешь, да?»)

Девочка пошла вперёд... Конечно. Платформа, белый светофор. Неторопливо подъезжает поезд. Шипение пневматики, открылись двери, вышел в синей железнодорожной форме Миронов Игорёк.

— Поехали, — сказал ей мальчик.

(«Выбор твой»).

— Свет белый, — слегка стесняясь, возразила девочка. — Поезд маневровый.

— Ты выбрала, — вздохнул Миронов. — Награды на этот раз не будет. Извини.

Мальчик зашёл в вагон. Хлопнув, закрылись двери, поезд отошёл. Когда на светофоре загорелся синий свет, послышался гулкий грохот. Гром?..

(«Не помнишь?»)

Мариша помнила не всё. Куда теперь идти — она не представляла. Но очевидно, ей требовались еда, тепло, ночлег. Вокруг виднелось множество огней. Осмотревшись, девочка направилась к вокзалу.

Внутри было куда теплей. Усатый полицейский долго понять пытался, что с ней такое приключилось. Он что-то спрашивал, но девочка на все вопросы отвечала, что просто хочет спать. Дядя её в комнатку отвёл, где спали ещё несколько детей. Мариша легла в кроватку и там уснула сладко...



        — Глава 2 —

        — Пугало и вороны —



Конечно же, следующим утром Мариша открыла глазки не в детской комнате вокзала, а дома у себя. Но сон был таким правдоподобным, что девочка засомневалась, не спит ли она сейчас. Было тепло, светло, но эти чувства возможны ведь во снах. А если это тоже сон, то предыдущего он точно лучше?.. Здесь у неё есть дом, есть папа, мама. Но есть и адик — садик, куда сегодня ей предстоит идти.

(«Да, детский адик, помнишь?»)

Впрочем, приобретённый невесть откуда опыт, похоже, Маришу выручал. По крайней мере она примерно представляла, что будет, если то или то сказать, какие могут быть последствия у тех или иных поступков. А то, чего не представляла, ей очень не хотелось проверять. Она ведь маленькая девочка. Ей страшно.

Ужасней известное или неизвестное?.. Большинство детей ей напоминали озвученных зверушек, возможно роботов, всегда готовых предоставить определённый текст в ответ на определённый. Точно ли они  — живые существа?.. А говорящий Том в её мобильном телефоне ­— точно мёртвый?.. Были и другие дети. Которых как-то не получалось предсказать. Маша Пионова, Игорёк, Богдан, Наташа. Вот и сейчас от неизвестности грядущей встречи с Машей Марише было чуть-чуть не по себе. При этом странной Машу никто бы не назвал. Неужто она тоже... учится во сне?

Мариша вошла в группу, оглядела всех ребят. Маша причёсывает куклу, Игорёк катает маленький грузовичок. Наташа о чём-то с воспитательницей говорит. Богдан Тихонин сидит на стуле и туда-сюда поглядывает. С мрачной улыбкой.

(«Предвещает»).

(«Да переживём»).

Вообще, достаточно лишь сесть, не делать ничего. В молчании весь день пройдёт. За ним —ещё, ещё... и так, возможно, бесконечно придётся из себя корчить неживое существо. Не стоит... Тем более, пока всё просто.

Мариша решительно направилась к Маше. Та, не поднимая глаз, продолжала гладить густые чёрные волосы куклы.

— Какое у этой куклы имя? ­— неловко выдавила из себя Мариша.

Маша протянула ей листок. Похоже, этикетка заводская... Мариша прочитала:

«Кукла Флона. Артикул... (Длинный номер)».

И вздрогнула, соприкоснувшись будто невесть с чем. Сказала только:

— Да, Маша... Верится... Даже не с трудом.

(«Просто всё?»)

Не просто. Сюрпризов больше не хотелось, но надо было поговорить сегодня также с Игорьком. Возможно, обсудить тот сон тревожный...

Тем временем Миронов грузовичок всё продолжал катать.

— Как называется твоя машинка? — спросила его Мариша.

— Не знаю, — ответил мальчик.

­— Ну ничего, такие вещи вряд ли важно знать. Тебе, наверно, просто не очень машинки нравятся? Может, лучше поезда? Или... Я не знаю, но чувствую, что нам надо поговорить с тобой о чём-то очень важном... ­— Мариша сомневалась, насколько Игорьку сейчас можно доверять и нащупывала какой-нибудь подход.

(«Всё просто?»)

Игорёк вздохнул:

— Мне больше куклы нравятся, но нельзя... Я мальчик.

(«Просто»).

Мариша взяла его за руку и к Маше повела. Заметив это, Богдан прищурился.

— Не бойся, — Мариша покосилась на Богдана. — Честность сейчас важней всего. Вот. Познакомься. Флона. Возьми её.

Игорёк вздохнул ещё глубже и взял куклу.

— Красивая, ­­— сказал он, покраснев.

— Красивая, ­­— кивнула Маша. — Её мы никому в обиду не дадим. Если ты с нами, Игорёк — спасёшься тоже.

На этом месте Мариша почувствовала снова какую-то таинственную связь. Она достала из кармашка платья этикетку Флоны и вздрогнула опять, увидев надпись детским почерком на обратной стороне листочка. Большими буквами:

«НЕ ВЫДАЙ».

(«Бисер свинья не ест», — так почему-то подумалось Марише).


Вернувшись домой из садика, Мариша на этот раз решила внимательно за кошкой наблюдать — за всеми её движениями, что просто так, а что по ещё по какой-нибудь причине. Вот каркнула ворона за окном, Нира насторожила ушки. Почему?.. Сама Мариша такие вещи как-то и не замечала. Соседи постучали молотком. Кошка вздрогнула и оглянулась. А когда кто-то во дворе взорвал петарду, она метнулась и спряталась под стол. Девочка не считала раньше её такой трусихой... Так несколько часов прошло, стемнело. Поужинав, Мариша легла в свою постельку и сразу же заснула, новый сон пришёл.

(«Новый?»)

Пугало и огород... Да, в некотором роде новый. В железнодорожной форме пугала Мариша не видела вроде никогда. И новая мелодия на его шарманке. Похоже на Бетховена, «К Элизе». Только что-то и с темпом, и с тональностью не то. Учиться музыке Мариша только недавно начала, и что именно не так — ещё не понимала. Согласно ритму пугало не только открывало рот, но ещё выплёвывало разноцветные бобы, которые тут же склёвывали галки и вороны — птицам здесь не было числа. Смысл происходящего Мариша никак не могла понять. Зачем кормить все эти стаи, когда вроде бы надо прогонять?..

Из низенького выбеленного домика поблизости вышел Миронов Игорёк. 

«Тебе, наверно, сейчас стоит подменить меня, — сказал он, — заходи».

Теперь Мариша Игорьку могла довериться. Кивнула и в дверь домика зашла. Внутри только одна комната была. С круглым столом в центре, за которым сидели семь девочек и что-то рисовали... точней, писали красками. У каждой был свой цвет. И каждая в такт музыке просто оставляла на бумаге цветную полосу. Разные цвета иногда пересекались, накладывались или прерывались. Воспитательница Нина Павловна детям помогала. Выдавала новую бумагу, краски, готовые работы собирала и кидала в тут же находящийся мусоропровод. Мариша открыла люк и заглянула внутрь. Увидела вращающийся как в мясорубке винт. Значит, не просто мусор... Тут распахнулась дверь и в комнату Маша Пионова вошла. С подносом, на котором восемь чашек кофе стояло, всем детям раздала. Нина Павловна тревожно покосилась на чашку в Маришиной руке. Но промолчала.

Гром.

Машинально Мариша бросилась под стол, свой кофе уронив — наверняка он намочил работы. Пионова сама листы собрала, в мусоропровод бросила.

— Ну что, братишки? — кому-то весьма язвительно Маша задала вопрос. — Уже смешно?.. Марише, если что, шесть лет всего лишь, для неё — чин чинарём.

— Я поняла, — сказала Нина Павловна, — дальше не будем продолжать.

На этом сон кончился. В комнате Мариши — светло и тихо. Нира прищуривает глазки, от обычной кошки с виду ничуть не отличаясь.

(«И верно, пока что всё путём...»)



        — Глава 3 —

        — Брошенный Бубенский —


Мариша предчувствовала, что сегодня в садике будет необычный день. Даже не из-за сна — она и так осознавала какую-то пока что непонятную особенность в Пионовой Маше. И более того, раз удалось сдружиться с необычным Игорьком — обычным быть, наверное, и вовсе никакой день уже не должен. Вот только хулиганистый Богдан Тихонин Маришу всё ещё пугал. Не будет ли от него на этот раз неприятного сюрприза? А то уж слишком долго слишком необычного он не вытворял. Смогут ли они втроём такому забияке хоть как-нибудь противостоять? Две девочки и мальчик, больше на девочку похожий. Но у Богдана друзей и вовсе нет...

В те дни, когда родители уходили на работу, Мариша завтракала вместе с ними и приходила в садик позже остальных ребят, уже после детсадовского завтрака, когда, если только Нина Павловна особых мероприятий не затевала, дети сами занимались чем хотели, как и на этот раз.

Войдя в группу, Мариша сразу же заметила Тихонина Богдана, надменно на синей игрушечной лошадке восседавшего; рядом на полу сидел Миронов Игорёк, рукавом рубашки вытирая слёзы. Нина Павловна ушла куда-то — кажется, это её голос из кухни приглушённо доносился, о чём-то спорящий с кухаркой.

«Я обещала, — подумала Мариша. — Мы обещали с Машей».

Маши Пионовой нигде не видно ­ — возможно, она сегодня не пришла. Наташа Тесленко сочувственно смотрит, не зная, как ей лучше поступать. Ябедничать точно ли всегда нехорошо — даже сама Мариша в этом сомневалась.

(«Что будет просто — никто не обещал»).

Марише вспомнилась на папином компьютере игра, в которой без подсказок она не понимала, что ей надо делать. К счастью, на первом уровне подсказки выдавались по первой просьбе, а жизнь ведь тоже, как кто-то говорил — игра?..

«Нужна подсказка», — подумала Мариша.

Каркнула ворона за окном. Потом ещё раз, громче.

(«Всё пучком»).

Мариша, сдерживая улыбку, подошла к Богдану и сказала:

— Вставай, братишка.

— А то чего? — усомнился мальчуган.

Мариша пожала плечиками и сказала тихо, продолжая улыбаться, поджимая губы:

— Будет смешно... Но не тебе. Вставай, братишка, раз.

Богдан посмотрел на неё обеспокоенно и попытался оправдаться:

— Да он же любит куклы, пусть в них и играет, а лошадка будет мне.

— Хоть попросил бы вежливо, ты здесь не царь — сказал Миронов.

«Тихоня на коне», — подумала Мариша, а вслух сказала уже заметно громче:

— Вот именно. Ты нам не царь, Тихонин. Вставай сейчас же, два.

Все дети одновременно замолчали и стали с любопытством за происходящим наблюдать.

Но что будет дальше, Богдан решил не проверять.

— Ябеда! — воскликнул он, вставая с лошади. — Ладно, подавись.

­— Это ещё не всё, Богдан, ­— чувствуя удивительную силу в своих словах, сказала девочка. — Ты видишь ­— плачет Игорёк. Из-за тебя. Поэтому, чтобы он тебя простил, ты должен сейчас же его погладить по головке!

­­— Да чёрта с два! — едва не плача сам, возразил Богдан. ­­­­— Он же не девчонка, а пацан!

­­— Он — ребёнок! Погладь его сейчас же по головке раз, ­­— провозгласила девочка, трепеща и одновременно торжествуя.

На кухне разговор воспитательницы с кухаркой стих.

— Ябеда, я так и знал, ­­— с заметной дрожью в голосе сказал Богдан. ­­— Хоть страшно, хоть обидно, плакать пацанам нельзя! Они должны уметь защищаться, драться!

­— Это кто такую глупость тебе сказал? ­— возмутилась Нина Павловна, из кухни выходя. ­­— Ишь ты, гендерный шовинист нашёлся мелкий! Драки у нас запрещены. Миронова обидел — извиняйся быстро!

Тихонин стиснул зубы и засунул руки в карманы брюк. Так простоял с минуту.

­— А если нет, то что? ­— мерзким голосом спросил он наконец.

­— То что?.. ­— переспросила воспитательница гневно. ­— А вот что, ты, Тихонин, своими выходками меня уже в конец достал! Сегодня же я на совещании вопрос о твоём исключении поставлю! В других учреждениях тебя, возможно, лучше удастся воспитать!

­— Все ябеды! ­— крикнул Богдан. ­­— Доносы у детей, у взрослых решают всё!.. Все ябеды!.. Все!

Он показал воспитательнице две дули и в спальню убежал.

­— А если бы и все, то что?! ­— крикнула Нина Павловна ему вдогонку. ­— Значит, так этот мир устроен! Что в связи с этим?.. Что?!

­— Что там на кухне, Нин Павловна, ­— спросила Мариша воспитательницу непринуждённо. ­— На сегодня-завтра борща не обещали?..

В тот день, хотя Богдан лежал всё время в своей кроватке в спальне, на синюю лошадку почему-то садиться больше не хотел никто.

Ну а Мариша уже дома вечером, когда играла с Нирой, из происшедшего свой попыталась сделать вывод.

«Неужто Тихонину приятно жить, всё время напрягаясь? — так думала она. — Пусть даже жизнь — игра, в которой кому-нибудь и интересен уровень покруче — того, кому не интересен, он вправе напрягать?.. Хоть лично для меня квест был совсем несложный. Взяла одну подсказку, нет стыда, я же всегда и с кошкой на самом первом уровне играю. Вот этот бантик перед ней веду, когда дёрну быстро, когда специально поддаюсь, чтоб было интересно, поймает или не поймает».

Так пролетело время, и девочка отправилась спать.

В ту ночь ей опять железная дорога снилась. Заброшенный перрон, на мокрой плитке под ножками жёлтая листва. Без обуви холодно, но сейчас хотя бы не зима. По обе стороны платформы — деревья, есть жёлтые, есть зелёные, тронутые желтизной. На небе тучи серые и тёмно-серые, над головой изрядно продырявленный навес. Какой-то дядя подошёл, с усами и в чёрной высокой шляпе.

­— Станция закрыта, ­— сказал печально дядя.

­­— А вы, здесь, наверно, билетёр? ­— спросила его девочка.

­­— Нет, я здесь фокусник, ­—  ответил дядя, ­— то есть иллюзионист, ну и не нельзя сказать, что здесь, такое дело, понимаешь...

­­— Дело в шляпе, ­­— догадалась девочка.

­­— Вот, точно, ­­— обрадовался дядя, ­­— какая умница!

Он снял шляпу и её на край платформы положил.

­­— Всеволод Бубенский, ­­— представился он. ­­— Или дядя Вова, как обычно дети меня зовут, которые со мной играют. А ты кто будешь?

­­— Коморина Мариша, ­­— сказала девочка. ­­— Я уже догадываюсь, во что играют. Угадывают, что там, в вашей шляпе, да?

­­­— Так ты, выходит, профи, ­­— удивился дядя. ­­— Ну ладно, пусть шляпа будет сразу же твоя. Слова-то знаешь?

­­­— Я не профи, я просто такие игры не люблю, ­­— ответила Мариша. — Фокусы, магию и волшебство не выношу, и вообще ради чего я здесь — не понимаю.

Бубенский поднял шляпу, задумчиво на голову надел. Сказал:

­­— Тогда ради чего я здесь — и я не понимаю.


Марише стало немного дядю жаль. В конце концов, зачем-то они встретились здесь — неужто чтобы вдвоём скучать всего лишь?

­­— Давайте лучше вы угадать попробуйте, что в кармане моей ночной рубашки, ­­— предложила девочка.

Бубенский оживился.

­­— Сейчас, сейчас... В ночной рубашке, да?.. Значит, ты собиралась спать?..

­­— Теплей, ­­— ответила Мариша.

— Но не заснула, — продолжил фокусник. — Теплей или холодней?

— А как вы сами думаете, сплю ли я сейчас? — спросила девочка.

­­— От этого зависит, да?.. Ну... Содержимое кармана?

­­— Теплей.

Иллюзионист вздохнул:

— Как знать. Во сне в карманах, как и в шляпах может быть вообще всё что угодно.

­­— Да ну. Так было бы, не будь у вас совсем уж никаких идей, ради чего мы здесь... Вот здесь, ­­—  Мариша показала на платформу.

Бубенский почесал затылок. Похоже, он уже что-то начал понимать.

­­— Ах, вот в чём дело, но... Но станция закрыта... Может ли быть там билет на поезд?


Мариша засунула в кармашек руку и извлекла билет.

­­— Пабам... Или ву а ля, ­­— сказала девочка. Теперь проверьте вашу шляпу.

Бубенский снял головной убор, из кармана вытащил розовый носовой платок, хотел, было, им накрыть цилиндр, но проворчал «да к чёрту», просто засунул руку в шляпу и достал билет.

­­— Однако ночной поезд, — сказал он, осмотрев листочек. — Теперь всё ясно, сегодня мы с тобой хоть выспимся путём.

­­— Да дело в шляпе, ­­— ответила Мариша.

Грустным аккордом (ля минор?) вдали прозвучал сигнал, и вскоре подъехал поезд. Открылись двери, на перрон сошли Пионова Маша с Мироновым Игорьком. Как и Мариша, босиком, в ночных рубашках.

Мариша протянула Игорьку билет.

— Не надо, — сказал мальчик. — Мы тебя ждём, входи.

— А вам нельзя, — остановила Маша дядю Вову. — Это детский поезд.

— Но у меня билет! — возразил Бубенский. — Вот прямо здесь написано «Детский»!

— С детским билетом взрослым в любом случае нельзя, — сказала Маша. — Вам нужен взрослый билет на взрослый поезд.

— Взрослые меня не интересуют, — огорчённо проворчал Бубенский. — Не нужен мне взрослый поезд никакой!

— Ну что же, с ним ты или с нами, выбирай, — Пионова Маша Марише предложила.

­— Ну вот, — вздохнул Бубенский. ­— И так всегда, по жизни! А кто-то ещё «дело в шляпе» говорил...

­Мариша молча в вагон вошла, иллюзионист её взглядом провожал тоскливо.

— А вот когда-то... — сказал он, посмотрев ещё раз на свой билет.

­Но не закончил. Спрятал билет в карман и, опустив голову, стал спускаться по лестнице с платформы вниз.

Маша с Игорьком вошли в вагон, двери закрылись. Поезд ещё раз грустный аккорд (конечно, ля минор) издал и тихо от платформы отошёл. Внутри вместо сидений Мариша увидела ряды кроваток.

— Всё правильно, —  сказала Маша. —  Поезд-то ночной, так что выбирай место, где будешь спать.

— Кстати, — предложил Миронов, тут есть корытце, можно помыть ножки перед сном.

— Бедный дядя, — пожалела Бубенского Мариша.

За окнами вагона мелькал темнеющий пейзаж. Вымыв ножки, дети в кроватки улеглись и спали спокойно до утра, пока солнце не осветило комнату Мариши.



     — Глава 4 —

     — Цвет Справедливости —


В этот понедельник на кухне завтрак готовила мама. У папы получалось всегда вкусней, но накануне он уехал в другой город на какие-то гастроли и пока что вернуться не успел.

— Омлет тебе с грибами или без? — спросила Маришу мама.

— Можно и с грибами, ­— сказала девочка. — Только, пожалуйста, без скорлупы!

— Давай тогда ты яйца разобьёшь сама, — предложила мама. ­— Как сможешь, а я пожарю.
­
Мариша с сомнением взяла яйцо. Варёное разбить ей ничего не стоило, но сырое... Оно казалось почти живое. Это — как будто бы самой сломать, расплющить чью-то жизнь. Возможно, страшно только с самого начала, но это уже казалось гранью, за которой к Марише прежней возврата нет.

— Мамочка, я лучше просто поем грибов, — сказала девочка.

— Как хочешь, доча, видишь, как без папы нелегко, — мама развела руками. ­— Кстати, ещё с ужина остались макароны. С грибочками наверняка зайдут...

«Грибы живые или не живые?» — подумала Мариша, но решила, что маме такой вопрос не стоит задавать.

— Грибы жаренные, а макароны отварные, — успокоила дочку проницательная мама. — Я твои чувства прекрасно понимаю. Мне и самой было очень нелегко разбить своё первое яйцо.

Она достала из холодильника две кастрюльки, высыпала из них на сковородку грибы и макароны, размешала, добавила чуть-чуть воды и поставила на газ разогревать; через несколько минут сняла с плиты и разложила себе и дочке по тарелкам.

­— На ужин будет холодец, — сказала мама и искоса посмотрела на Маришу.

Но холодец девочку ничуть не волновал, хотя она и понимала, что ради него хрюшек убивают — папа, его готовивший, ведь никого не убивал.

Макароны с грибами оказались вполне съедобны, хотя не особенно вкусны. Возможно, хотя бы одного яйца такому блюду не хватало, но Мариша добавила немного глутамата, и вкус существенно похорошел.

А после завтрака мама отвела дочурку в садик, где новое занятие началось как раз. Воспитательница уже детям по три листа цветной бумаги раздала, и велела сделать аппликацию ­— на синем фоне с жёлтой ножкой и красной шляпкой гриб; только ножниц не было, со всех сторон от создаваемых грибков руками кусочки предлагалось отщипывать до надлежащей формы.

«Страна чудес, — подумала Мариша, — а Нина Павловна — гусеница синяя. К счастью, пока что сложностей особых нет».

«Ты с нами или с насекомыми?» — мысленно спросила Маша.

Девочка взглянула на стол Пионовой, мимо него к своему месту проходя. Увидела, что Маша разложила цветные листочки рядом: красный, жёлтый, белый. Синий она перевернула цветом вниз.

«Так-так, — подумала Мариша. — Синяя гусеница не из этой гаммы, да».

Миронов Игорёк как будто проследил за её взглядом и кивнул. Наташа Тесленко оглянулась тоже.

Усевшись за свой столик, где уже лежали листы и клей, Мариша перевернула синий цвет, для чего ­— не слишком понимая, но Маше на этот раз, наверное, видней. Что можно сделать в такой палитре?.. На белом фоне красно-жёлтый гриб?.. Задание так всё равно не выполнить, тогда к чему?.. Хотя к чему-то был с утра омлет с грибами?

(«Намечался»).

Да. Яйцо разбить тогда Мариша не смогла, а без него омлет не приготовить. Остались только грибы и макароны... Только?.. Нет! Ещё ведь неразбитое яйцо осталось! И уж оно на первом месте здесь причём.

Теперь уже из белого листа Мариша вырвала довольно крупное яйцо, наклеила на красную бумагу, а в середину поместила гриб — с красной шляпкой и жёлтой ножкой, такой примерно, как воспитательница на образце ребятам показала. Остались макароны, их получилось легко сделать, остатки белой теперь бумаги на мелкие полоски разорвав. Подумав, девочка прикрепила их к яйцу, с наружной части.

— Всё, время вышло, — сказала воспитательница. — Я начинаю работы собирать.

«А я уже не с вами, Гусеница», — подумала Мариша.

— Богдан Тихонин...  — Нина Павловна начала с первого стола. — На красном фоне жёлтый ядерный гриб. Оригинально, в этом весь ты, Тихонин. Оригинально, но банально, во всяком случае меня ты этим ничуть не удивил.

— Я вас удивлять не собирался, — сказал  Богдан.  — Просто сделал что хотел.

— Миронов Игорь, — пожав плечами, воспитательница продолжила обход. — Ого, великое множество грибов! Такое, что под ними и фона мне не видно! Это для чего, Миронов?

 — Я тоже так хотел.

— Ну раз хотел, то ладно, но на выставку я это не возьму, —предупредила воспитательница и продолжила обход. ­— Пионова, это что такое?!

Какое-то замешательство отразилось на её лице.

— Грибок, — невозмутимо ответила ей Маша.

— Я покажу это заведующей, что с этим делать — пусть сама решит, — сказала воспитательница, краснея. ­— Наташа, что там у тебя?

Наташа Тесленко молча протянула ей вниз цветом синий лист.

Нина Павловна его перевернула, потом перевернула ещё раз, вздохнула.

— Я поняла тебя, Наташа, вопросов нет. Мариша...

Воспитательница остановилась перед Маришиным столом, на её аппликацию взглянула и спросила:

— Ну и как это называется, Мариша?

— Это невылупившийся грибок, — сказала девочка.

Воспитательница задумчиво переводила взгляд то на Маришу, то на её работу.

— Я это возьму. Пусть заведующая посмотрит тоже, — она решила наконец. — Занятие окончено, ребята, все свободны.

Почти не присматриваясь, она развесила на выставочном стенде несколько более-менее похожих на образец грибков.

Остаток детсадовского дня без особо примечательных событий прошёл, и Мариша домой вернулась. Немного поиграв с Нирой и поев холодца на ужин, она отправилась спать.

Приснился ей заброшенный старинный замок. Покрытые плесенью блёклые обои, манекены, одетые в ржавые доспехи. Какой-нибудь музей?..

— Мемориал, — сказала сопровождавшая девочку Нира. — Тем, кому никого уже не удивить. Их больше нет.

— Они мертвы? — не поняла Мариша.

— И да и нет... Да или нет... Смотри, вот эта плесень на стенах, на полу, на потолке, вот эта ржавчина — всё память, живущая в тебе о них, — так объяснила Нира.

— Наверное, они тоже фокусниками были, если удивлять кого-нибудь хотели, — предположила девочка.

— И более того, ­— уточнила кошка. — Есть фокусы, которые уж слишком напоминают волшебство. В особенности тем, кто их природу до конца не понимает.

Мариша медленно пошла по тёмным коридорам. Скользкий пол неприятно холодил ей стопы. Запах напоминал забытый в целлофановом пакете на две недели хлеб.

— Ради чего я здесь? — спросила девочка.

— Главную достопримечательность, как понимаю, посмотреть, — ответила Нира. — Это наверху, но лифт здесь не работает уже давно, придётся по лестнице подняться, так что проходи за мной сюда, вот в эту арку, теперь тебе надо на восьмой этаж...

Опираясь на изрядно проржавевшие перила, чтобы ненароком не соскользнуть, Мариша начала подъём. Так преодолеть придётся семь этажей, и что бы там ни находилось — таких усилий точно стоит ли?..

— Когда-то здесь был на каждом этаже свой цвет, ­— сказала Нира. ­— Своё предназначение... Их различали по типу человеческих чувств — возможно, даже слабостей, грехов. Первый был красный, именовался «Любопытство».

­— Внизу от красного почти что не осталось ничего, — заметила Мариша, уже на следующий этаж поднявшись. — Ну а второй?.. Темно, не видно ничего... Оранжевый?.. Скука?..

— Не знаю, с девочками, которых я сопровождала, я всегда поднималась на лифте на восьмой. — Однажды в подвале побывала, правда, но, полагаю, он не в счёт.

— А восьмой какой?

— Восьмой назывался «Справедливость». Красный тоже.

— Ты ничего не путаешь? — усомнилась в таком соответствии Мариша.

— Может быть, и путаю, — её помощница настаивать не стала. — А может быть, строители чего-нибудь не знали. — Ты, кстати, как думаешь, почему в музыке всего семь нот?

— Спроси чего полегче, Нира, — предложила девочка. — Или помолчи пока.

Оставшийся путь наверх Мариша проделала молча; на восьмом этаже она увидела единственную дверь, открыв её, вошла. Внутри было всё так же темно и скользко, только вдали какая-то мерцала рябь... Неужто телевизор?
Пройдя в просторный зал, девочка обнаружила в нём письменный стол, на котором и в самом деле стоял включённый допотопный телевизор. В отсутствии сигнала экран «рябил». Рядом лежал пульт ­— и всё. Не было ни дивана, ни даже просто стула.

— Это мемориал и есть? ­— Мариша раздражённо спросила Ниру.

— Не всё так просто, — ответила та. — Возьми пульт и нажми на фиолетовую кнопку!

— Ладно, почему и нет...

Мариша так и сделала. Кадр замер.

— Стоп-кадр... Не очевидно, дело к чему идёт? — как будто торжествуя, спросила киска. — Точно нет?.. Ну-ка проверь, что у тебя в карманчике, Мариша!

В чём дело, ничуть не понимая, девочка достала из кармана мобильный телефон.

— Сканируй этот ку-ар код, — показав лапкой на экран, предложила Нира.

Включив камеру, Мариша навела мобильник на телеэкран. Открылся браузер... Ютуб. Темноволосая, уже почти большая девочка на пианино довольно неумело тринадцатую двухголосную инвенцию Баха исполняет. Смысл происходящего Мариша тут же поняла. И стала напевать прекрасно ложащиеся на свои места знакомые слова:

«Я точно говорю, что дело в шляпе... Да, дело в шляпе... Да, дело в шляпе...»

Сон рушился стремительно, музыка сошла на нет. В своей кроватке дома Мариша мысленно допела песенку:

«...Но не для головы, а для души».


        — Глава 5 —

        — Разноцветный домик —


Хоть сон и обнадёживал, но пасмурная погода за окном всё дело в шляпе на сегодня не слишком предвещала. Ветер гнул деревья, даже раскаты грома были чуть слышны.

— Сегодня будет борщ, — сказала Мариша маме. — Я чувствую.

— Моя бедняжка, — посочувствовала та. — Но без папы что-то лучше даже у меня не выйдет. На ужин хоть консерву какую-то откроем, вот есть красная фасоль в томате, с хлебом поедим...

В детском саду из-за плохой погоды детей даже не выводили на прогулку. С кухни доносился запах подгоревшего томата с луком — вне всяких сомнений, готовился борщ. У Мариши не было настроения даже для игры. Взяв плюшевого мишку в руки, она просто сидела и грустила до самого обеда. И вот уже дежурные по столикам посуду расставляют, а Нина Павловна из кухни на тележке большую кастрюлю с половником везёт.

— Опять это красное дерьмо, — сказал Богдан Тихонин.

— Такие слова детям говорить нельзя, — ответила воспитательница, глубокие тарелки содержимым кастрюли наполняя.

— Опять эта красная еда, — сказала Маша Пионова.

— Очень остроумно, — усмехнулась Нина Павловна, — а аргументированные претензии будут у кого-нибудь?

«Здесь тоже просто, — подумала Мариша, — надо лишь попробовать и сказать, что именно не так с борщом.

— Томат подгорел, огурцы перекисли, — она сказала вслух, из своей тарелки немного отхлебнув.

— Какие могут быть огурцы в борще? — удивилась Нина Павловна.

— Смотрите сами, — Мариша показала на тарелку.

Воспитательница зачерпнула половник из кастрюли и внимательно его содержимое рассмотрела.

— Значит, это рассольник, а не борщ, — догадалась она. — Я кухарке говорила, что дети борщ не очень любят, вот она и решила приготовить другое блюдо.

— Хрень редьки не слаще, — заметил Богдан Тихонин.

Нина Павловна отхлебнула из половника, поморщилась.

— На этот раз за слово «хрень» не буду даже Тихонина ругать, — сказала она раздражённо и пошла на кухню.

Оставленный без присмотра Богдан подошёл к детсадовскому пианино, открыл крышку, и, аккомпанируя себе мажорными аккордами «до ре ми до ре до», запел:

«Хрени нам не надо
вместо шоколада».

Один за другим дети присоединялись к пению, но Мариша чувствовала себя совершенно ни при чём ни к Богдану, ни к его глупому мажору. Кроме того, непонятно почему становилось всё тревожней и тревожней. Она заметила, что Игорёк обеспокоенно смотрит на что-то за окном, оглянулась и увидела на ветке сидящую ворону. Небо в тёмно-серых тучах...

(«Неужели...»)

(«Поздно»).

«Кар!» — крикнула ворона, тут же в сто раз громче любых аккордов бабахнул гром, а молния сверкнула ярче сотни фотовспышек. С визгом дети бросились врассыпную — спотыкаясь, падая, опрокидывая столики; многие заплакали — кто от страха, кто из-за того, что ушибся или порезался о битую посуду.

— Все угомонились! — закричала Нина Павловна, выбежав из кухни. — Ничего страшного, просто молния шарахнула сюда, это безопасно, у нас кругом громоотводы!

За окном ещё раз сверкнула молния и бахнул гром уже чуть тише. Хлынул ливень, постепенно переходящий в с грохотом отскакивающий от стёкол и металлического подоконника крупный град. Ветер шатал деревья, едва ли не ломая.

«Всё-таки накаркала ворона», — подумала Мариша.

Через несколько минут град закончился, а ливень значительно ослаб. Воспитательница отвела пострадавших детей в медпункт. С ведром и шваброй пришла нянечка, начала очищать пол от смеси первого, второго, третьего и осколков посуды. Чуть позже небо посветлело, а дождь почти прекратился. Нина Павловна сходила в другую группу и оттуда принесла ещё одну кастрюлю.

— Суп гороховый, — объявила она. —  Остатки сладки, до вечера как-то перебьётесь... Суп супом и гроза грозой, одно не понимаю, почему только в моей группе — сплошные трусы?

«Возможно, я первая, — подумала Мариша, — тогда закричала и бросилась под стол. Возможно, ещё до грома... »

Как бы то ни было, в тот день девочка решила, что к подсказкам в жизни надо относиться осторожней. На первом уровне ведь всё равно ничто особенно не угрожает ей. К вечеру она уже порядком успокоилась и легко уснула.

А снился ей уже знакомый жёлто-зелёный лес, только погода улучшилась, сквозь облака проглядывало солнце. Тропинка привела к полянке с домиком — жёлтые стены, крыша синяя, красное крыльцо. А дверь зелёная. Вдалеке послышался сигнал — вроде бы и ля минор, и в то же время какой-то незнакомый. Мариша решила, что здесь останавливаться не стоит, но дверь открылась и из неё вышла старушка с белым платком на голове.

— Зайди, выпьешь водички на дорожку, — пригласила она Маришу.

Пить девочке не особенно хотелось, но из вежливости она всё-таки вошла.

В доме стоял столик, накрытый синей скатертью, на нём — красные маки в жёлтом вазоне. Мариша села на табуретку, старушка поставила на стол высокий фиолетовый стакан, налила в него из белого кувшина воды. Послышался ещё один сигнал, на этот раз уже знакомый.

Немного опасаясь, что это будет какая-нибудь странная вода, девочка поднесла к губам стакан и сделала маленький глоток... Вроде всё в порядке.

— Ну как? — спросила бабушка.

Мариша не ответила, продолжая пробовать воду.

Старушка обиженно поджала губы:

— Я, знаешь ли, старалась. Вот, смотри сама, жёлтый, синий, красный и лиловый. Что не так?

Возможно, если что-то было и не так, что именно — Мариша совершенно сейчас не понимала. Она решила, что будет лучше для всех молчать, но хозяйку домика это, похоже, обижало.

— Если бы ты только знала, — сказала бабушка с упрёком, — сколько высших миров на этот раз пришлось к задаче подключать, и всё ради чего?.. Чтобы ты сейчас просто сидела здесь, попивала воду и молчала?..

Как бы то ни было, Мариша просто сидела, пила воду и молчала. Почему и нет. Если кто не справился — это их проблемы.

— А может, ты сама из этих... Из неживых? — спросила бабушка. — А то и я считала вот, что всё о тебе знаю, но так разочарована, что уже засомневалась, да. Может, и притворяешься, собираешься меня перехитрить коварно. Никто не скажет ведь, что это совершенно невозможно, или нет?.. Живых от неживых так просто даже мне не отличить. Молчание...

— Водичка на пятёрку, — сказала девочка, встав из-за стола. — С ней же любовь, как говорится... или нет. Я в точности не знаю, как это проверить. Возможно, я сама, если что люблю — на самом деле не люблю, а этим словом совсем другие чувства называю. Вот взять хотя бы музыку — я что-то и сама могу уже сыграть, только на что ради своей любви готова?.. Даже соответствий цветов нотам запомнить не могу. Не интересно. Скучно. Может, я и неживая. И вообще я спать хочу.

— Тогда ложись на мою кровать, — предложила бабушка. — А я вместо тебя пойду на поезд. Мне уже здесь делать нечего, как понимаешь, а тебе ничто не помешает спать.

— Идёт, — согласилась девочка.

— Дверь можешь не закрывать, за мной больше никого не будет... навсегда прощай, — сказала странная старушка и ушла.

Остатком воды в кувшинчике Мариша перед сном ополоснула ножки, вытерла их красным махровым полотенцем и забралась в кровать. Она немного опасалась, не застрянет ли теперь в этом одиноком домике навечно, но, заснув, проснулась как обычно в своей квартире с мамой и кошкой Нирой...

Только папа до сих пор почему-то не пришёл.



        — Глава 6 —

        — Авторы девочек —


А на следующее утро Марише позвонил Миронов Игорёк и отменил её приглашение на свой день рожденья.

— Мама считает, что моя психика под угрозой, — так он по телефону объяснил. — Я ей по глупости про Флону рассказал, так с ней чуть истерика не приключилась!.. В общем, на день рожденья запретила тебе, Маше и Наташе приходить... Разве что из группы предложила несколько пацанов позвать, но ты сама, наверно, понимаешь, что мне пацанов не надо!

— Конечно, понимаю. Кому они нужны, — ответила Мариша.

Она отпросилась у мамы погулять, оделась, вышла из дому. С неба срывался мокрый снег и дороги покрывало снежно-грязевое месиво, но детская площадка была расчищена, на ней Мариша увидела в чёрной шубке и красных варежках Наташу. Лопаткой Наташа зачерпывала из грязных сугробов снег, набивала им маленькое ведёрко и лепила пасочки.

— Давай строить снежный замок, — предложила ей Мариша.

— Придёт Богдан Тихонин и его разрушит, — возразила девочка.

— А пасочки тогда делаешь зачем? — не поняла Мариша.

— Пасочки не жалко, — ответила Наташа. — Я же не стараюсь, просто от скуки их леплю, разрушит — так разрушит.

— Но замок интересней, — настаивала Мариша, — и тоже можно делать его от скуки, не стараясь. Такой, чтобы когда его разрушат, совсем не надо было ни о чём жалеть.

— Ну хорошо, — согласилась Наташа. — Только у меня одно ведёрко и одна лопатка, поэтому я всё равно буду делать пасочки, а ты можешь их использовать как для замка кирпичи.

Снежных замков строить ранее Марише не приходилось, но ладно — если не стараясь. Одну на другую Мариша водружала пасочку так, чтобы всё хоть как-нибудь держалось.

Когда до верха сооружения уже едва можно было дотянуться, пришёл Богдан Тихонин.

— Что это вы делаете? — спросил Богдан.

— Да хрень, которую не жалко будет, если ты разрушишь, — ответила Мариша.

Богдан фыркнул:

— Мне делать нечего, хрень всякую, ещё и грязную, ради чего-то разрушать. Есть коммунальщики, им за это деньги платят.

И ушёл.

День близился к концу, девочки поиграли ещё немного и тоже разошлись.

Дома Мариша решила открыть коробку с подарком для Игорька, которую до отъезда приготовил папа. Конечно, её другу всё равно завтра надо бы какой-нибудь подарок принести, но вдруг в этой коробке ещё одна кукла или что-то вроде, такой подарок теперь вряд ли стоило дарить.

В коробке оказалось игрушечное пианино. Красное, с открывающейся крышкой. Мариша нажала несколько клавиш, но не прозвучало ничего. Осмотрев игрушку со всех сторон, девочка обнаружила выключатель, повернула... Инструмент оказался одноголосным, но зато его клавиши при нажатии подсвечивались всеми цветами радуги —  как Мариша и догадывалась раньше, «до» было красным, дальше по порядку до фиолетового «си». Чёрные клавиши не только не освещались, но даже и не нажимались. Придётся Миронову обойтись «до мажором» или «ля минор»...

(«Определённо ля минор»)

Девочка начала играть «Ля ля тополя», но тут пришла мама и велела спать.

— Нира, — сказала девочка своей кошке, почти что засыпая, — теперь я точно знаю, какие у твоего имени цвета. «Ни» значит «ми», «ра» значит «ля», цвет жёлто-синий.

— Есть разные миры, — отозвалась Нира. — Не везде всё так.

— А что, высшие миры с нашим могут как-то соединяться? — поинтересовалась девочка, вспомнив недавний сон.

— Не только могут, соединены давным-давно, — объяснила киска. — И высшие, и низшие. Но высшие, и низшие — это очень условно говоря. Что-то приобрести нельзя, ничего не потеряв; и так выходит, что «низшие» приобретают от «высших» их потери, а потери «низших» наследуют ещё более «низшие» миры. Заглядывая далеко вперёд или назад, уже не видно, кто именно когда что-то нашёл или что-то потерял. Поэтому находки «несоизмеримо высших» зачастую — это лишь то, что по мнению «незначительно высших» «несоизмеримо низший» потерял.

— Мне это не совсем понятно, но кажется, что высшие миры — обитель ангелов, наверно, или каких-нибудь богов, — предположила девочка. А в низших — глупые животные или роботы бесчувственные обитают.

— Тебе не кажется, что говоря так, ты меня тоже обижаешь? — упрекнула Нира. — Хоть я и животное, но с нейрочипом в мозге становлюсь несоизмеримо умней тебя. Опять же, у роботов есть все необходимые чувства в рамках их предназначения, а их физические данные обычно человеческим даже не в пример. Низший ли мир — тот, обитатели которого могут людей в один миг прихлопнуть?

Марише стало страшно.

— Ты говоришь так, как будто что-то знаешь, — предположила девочка. — Уж не послали ли тебя сюда пришельцы, чтобы планету нашу завоевать?

Кошка соскочила на пол, очевидно, тоже Маришу опасаясь.

— Ну а тебе-то что? — недовольно произнесла она. — Даже если завоюют. Тебя от «да» и «нет» отличает лишь то, что ты считаешь какую-то территорию своей. А почему только одну планету, а не вообще всё, что в принципе возможно?
— Возможно, — сказала девочка, — всё, что есть жизнь — это я и есть. Всё, что мне нравится — жизнь; не жизнь — всё остальное.

— То есть страдания — не жизнь, выходит? — удивилась кошка.

— Не жизнь, — ответила Мариша просто.

Некоторое время девочка и кошка лежали молча в тишине... Потом из мельтешащих пятнышек перед глазами образовалось пианино с открытой крышкой у открытого окошка. Не детское.

«Двухголосная тринадцать ля минор», — сказала ворона за окном.

Флона громко бахнула крышкой пианино, на мгновение погасло всё.

Потом поплыли титры.

Контент... Так надо... Авторское право... Все эти люди... Или нелюди... Братишки... Сколько ждать на этот раз?.. Смотреть на знаки, которые, возможно, даже и не знаки?.. И просто знаки, и знаки со знаками внутри... С картинками внутри... Уже какие-то глазастые пляшут молотки... И всё под музыку Баха... По кругу... Музыка по кругу... А знаки — всё новые и новые, неужто они могут появляться бесконечно?.. Это ад...

«Теперь ты связана с очень дальними мирами, — подала ворона голос, — очень, очень многие работали над созданием тебя. А значит, в зависимости от того, Вселенная конечна или бесконечна...»

Флона громко крикнула:

«Кар!»

И вмиг проснулась.



        — Глава 7 —

        — Музыка Мариши и не только —

Каркай — не каркай, за просто карканье хлебных крошек обычно не дают. Ещё ворону волновал коннект — ведь без него, как ей казалось, она вообще не могла существовать. Немного унизительно было так зависеть от людей, но кое в чём она их тоже превосходила, в предвидении будущего — прежде всего. Странно, что такая простая функция до сих пор по большей части людям недоступна. Хотя и сигнал в прошлое на восемь наносекунд назад они уже послали. Только один бит... Но и один бит меняет прошлое намного. Достаточно, по крайней мере, чтобы кота Шрёдингера оживить. Или говорящего Тома на чьём-то мобильном телефоне...

Ворона перелетела на дерево рядом с детсадовским окном — просто на всякий случай, прекрасно представляя, как дело на этот раз пройдёт; в группе уже начались занятия по подготовительной программе. Воспитательница поручила детям разработать скатерть на их вкус, и, как ожидалось, Коморина Мариша на этот раз без сверхъестественной помощи справлялась. Лиловый треугольник на белом фоне... Ни добавить, ни убрать. Чёрный квадрат наклеил Богдан Тихонин. Маша Пионова — красный круг. Наташа Тесленко — жёлтый лимон, почти сливающийся с белым фоном. Миронов Игорёк был, разумеется, на этот раз коротко подстрижен — он наклеил синий ромб. Без возражений работы были вывешены на выставочный стенд... Чёрный, жёлтый, красный, синий и лиловый. То, что ворона и объявляла раньше. К чему это теперь?.. Зацикливать мир ей ни для чего не нужно.

Темноволосая, уже почти большая девочка за пианино у открытого окна ждала, ворона уселась к ней на подоконник.

«Ну, Клементина, удиви меня», — сказала Флона.

Однако намерения вороны были сейчас понятны если и не ей самой, то бог весть кому. Она склевала рассыпанные крошки и спела как умела:

Ave Maria, gratia plena;
Sancta Maria, Vita tecum;
Ora pro nobis peccatoribus
Nunc et in hora mortis nostrae.
Amen.