Ев. от Странника. гл. 50. Дьявольский телефон

      Парящий высоко в небе горный орел долго смотрел на каменный берег Зеленого моря. Он сделал несколько огромных кругов и полетел прочь, словно до этого лишь разгонялся или о чем-то задумался, но вдруг вспомнил, куда ему нужно лететь. Лейла усмехнулась, значительно, и потянулась за сигариллой, а у где-то далеко у камина в уютном кожаном кресле открыл глаза Сатана.

      — Ты дремал или вновь путешествовал в своих призрачных грезах? – спросила ненавязчиво Айгнес и, протянув ему чашку горячего грога, присела неподалеку.
      — Можно и так сказать, – ответил ей Нортон. – Путешествовал в дреме. Тебе не спится?
      — Стало холодно и как-то вдруг неспокойно.
      — Повод для беспокойства действительно есть. Я подозревал, что многие будут недовольны возвращением Лил, но и не предполагал, что они пронюхают об этом так рано. Крысиная возня, одним словом.
      — Скорее, змеиная. Тебе не надоели все эти игры? – спросила Айгнес.

      Она всегда проявляла искреннее равнодушие к хитросплетениям дворцовых интриг, а многомерности политических заговоров и стратегических головоломок впечатляли ее разве что на страницах романов да в фильмах. Айгнес была отнюдь не глупа, но ей хотелось жить без затей – наслаждаться разнообразием форм бытия, а не устраивать из него балаган, дурной спектакль, пир на весь мир или даже войну. Она любила не слишком долгие путешествия, и очень радовалась возвращениям в свой милый дом, где могла долгие месяцы изучать науки, искусства и заниматься всеми видами творчества, что ей были подвластны. Боясь самой себе показаться прагматиком, Айгнес понимала в итоге, что такая свобода ей предоставлена лишь потому, что Нортон верит в ее чистую преданность, искренность, да и сам к ней неравнодушен.

      — Это скорее похоже на военные действия, – ответил после паузы Нортон, прервав ее размышления. – Сперва – два министра, затем – Лейла устроила настоящую резню у себя, а потом произошло еще кое-что. Много чего. Боюсь, мне придется повлиять на твое решение относительно нас.
      — Вот как. И что ты мне предлагаешь?
      — Послушай, Айгнес. Ты очень мне дорога, и я понимаю твое презрение ко всем этим светским делишкам, но вдали от меня тебе тоже может угрожать большая опасность. Я хочу, чтобы ты взяла на себя один из руководящих постов рядом со мной.
      — Кроме своей любви, мне больше нечего тебе дать. Я не обладаю талантами политика-управленца.
      — Того, как мы друг к другу относимся, вполне достаточно. Я не возложу на твои плечи неприятную миссию, не вовлеку тебя в эти грязные дела. Но буду рад, если ты станешь, например, министром культуры.
      — И что я буду делать? Фильтровать поток информации и писанины, смотреть нелепые фильмы или посылать муз к достойным?
      — Насчет муз, – неплохая идея. А то слишком уж своенравны. Среди музыкантов попадаются весьма одаренные и интересные, а кроме фильмов и периодических выхлопов, есть еще книги, театр, опера, классическая музыка, скульптура и живопись… – все в нашем ведении.
      — Все это – деньги, – тебе ли не знать. От искусства вскоре останется лишь скорлупа. А вся начинка – приторный джем, чтобы не чувствовать горести, жвачка, реклама и пропаганда.
      — Вот и исправь положение дел. Сделай мир лучше. Власть у тебя будет практически безграничной… от моего лица. Ты сможешь влиять как на Вермунд*, так и на Ассию.
      — А тебе будет проще все контролировать… и оберегать меня от напастей. Или тут уже некий расчет? Я могу стать в чьих-то руках рычагом воздействия на тебя? В любом случае, не думаю, что это понравится твоей… твоей невесте.
      — Ты ее просто не знаешь. Возможно, даже, что вы подружитесь.
      — Какой же ты хитрец. Забавная рокировка на дворцовом паркете.
      — Зачем ты так. Я всего лишь поступаю наиболее трезво, разумно и, скажем так, по-человечески.
      — Я чувствую себя лишней картой в вашей колоде.
      — Ты давно уже стала важной и влиятельной фигурой. Но стоишь в сторонке и ничего не делаешь, – ответил Нортон с улыбкой.
      — Не люблю играть в мячик в вольере с пауками и крокодилами.
      — Пойми одно, – правила устанавливаю я. И у тебя есть на меня влияние. То, что ты бескорыстна, делает тебе честь. Но это ведь глупо. Возьми то, что заслуживаешь.
      — Мне кажется, ты хочешь сделать из Преисподней не то что бы свой гарем, но некое подобие центра культуры, отдыха и просвещения.
      — Гаремом я мог бы сделать все отражения. Что до того, чтобы хоть немного изменить наш мир к лучшему, – не вижу в этом ничего дурного.

      Айгнес ответила вздохом, а огонь в камине полыхнул так, словно в него плеснули порцию свежего рома. Вслед за этим из глубины зала раздался приятный и звучный, полный веселия голос.
      — Скажите, в чем же худо тут? – декламировала Лилит слегка иронично.
      — Твоя любовь к Гете меня поражает, – рассмеялся Нортон в ответ. – Постоянно его цитируешь.
      — Гениальный старик. Жаль, что сейчас почти перестали читать, – ответила экс-дьяволица беспечно. – Так и будешь сидеть тут, как истукан, и даже нас не представишь друг другу?
      — Я не ждал тебя, милая. Как ты, вообще, попала сюда?
      — Тоже мне – проблема, – я ведь не ангел, да и не демонесса уже. А мой ореол богини – всего лишь наряд, который легко сбросить, когда заблагорассудится. К тому же я не забыла еще все тайные ходы в этом жутком старом сарае. А у нас неприятности что ли?
      — Давай по порядку. Айгнес, это Лилит – моя будущая жена… надеюсь. Лилит, это Айгнес – подруга и будущий министр культуры… Все верно?
      — О, шикарно! – воскликнула Лилит, обнимая бледную от страха Айгнес Маккензи. – Так ты примешь этот пост-мозговынос? Только всю пропаганду делегируй мгновенно, а то увязнешь. Оценку тоже отдай математикам. Если что, – можешь на меня всецело рассчитывать, – встряхнем этот бедлам. Закатим вечериночку с музами?.. А подруга... достаточно близкая?
      — Достаточно, – достойно ответила Айгнес. – Над прочим – подумаю. Душевно заранее*.
      — Да я вижу, – ты влюблена, – грустно усмехнулась Лилит. – Значит, не так все тут просто. Я тебя понимаю, и можешь не опасаться, – ничего тебе дурного не сделаю.
      — Спасибо за откровенность, – пробормотала Айгнес.
      — Тебе тоже. Надо знать, – кому можно врать, а кому – нет.
      — А кому нужна правда?
      — Мне нужна, – серьезно сказала Лилит.
      — Это не всегда безболезненно.
      — Лучше немного потерпеть, чем потом вечно мучиться.
      — Вы не слишком увлеклись тут, девчонки? – вмешался Нортон.
      — Ты прав, – еще наболтаемся. Мы же сестры по несчастью.
      — В смысле?
      — Любим одного и того же угрюмого меланхолика и печально известного неудачника-революционера.
      — Довольно уже!
      — Сами решим, когда хватит! Ты меня обещал в ресторан сводить, – я сейчас хочу!
      — Прямо сейчас? Синяя Луна еще не совсем полная…
      — Ну, пока платье подберу, то да се, – часика через два. Может, и ты пойдешь с нами, Айгнес?
      — Нет, спасибо. Мне не слишком это будет приятно.
      — Верно. Ты, и правда, слишком хороша для него, – вздохнула Лилит.
      — Все хорошо. Я знаю свое место. Бывшей смертной никогда не стать парой ангелу.
      — Так и я могла бы стать смертной, но потащилась за ним черт знает куда. Эх, да и хрен с ним. Будем считать, что все к лучшему. А твоя любовь, Айгнес, скоро перестанет сводить с ума. Ты стряхнешь ее с себя, как некое наваждение, едва он отдалится, и почти позабудешь о ней, встретив новую. Но для этого придется переродиться самой, ведь мы любим, на деле, только себя и свое отражение в нем. А уж я постараюсь вернуть его прежнего. И больше он тебе не будет напевать свои сказки.
     — Я тоже приложу все усилия для того, чтобы вернуть тебя прежнюю, – произнес Нортон немного зловеще.
Лилит нахмурилась, подошла к Нортону и, вонзив ему острый ноготок в подбородок, прошипела:
      — Мне прежней уже не стать. Да и довольно с тебя юных дурочек.
      Нортон тяжело сглотнул, но не стал спорить. Вместо этого он подошел к глобусу и, крутанув его, ткнул в одно место пальцем.
      — Венеция. Через твои два часа, что в переводе означает – приблизительно пять-семь с половиной, я буду ждать тебя там. Затем он подошел к столу и написал на визитке:

      Antico Pignolo — H.Montecarlo
      San Marco Calle degli Specchieri, 451
      Venezia (VE)
      Tel: 041/5228123

      — Знаю это местечко, – ответила взбалмошная богиня. – Я буду вовремя, милый.

      Как только дамы оставили Нортона, раздался звон колокольчика, и в комнату вошел старый лакей.
      — Господин, к вам посетитель. Он не из наших. Просит аудиенции.
      — Значит, Златовласка к нам нынче пожаловала. И снова инкогнито. Будет ему аудиенция, – ответил Нортон с усмешкой, – заодно и с Лейлой его познакомлю. Через двадцать минут в янтарной библиотеке.
      — Пойду, тогда, и принесу незнакомцу его любимый напиток, – сказал, бесстрастно, лакей и удалился с подобающей важностью.

      Нортон подошел к каменному камину и положил на угли чугунную кочергу. Пока ее загнутый кончик нагревался до красного света, король рисовал в своем воображении образ Лейлы – ее волосы, манеры и запах, черты лица, изгибы тела и голос, – вся она ожила в его памяти ярким устойчивым образом. Почувствовав ее настолько живо и явно, словно она стояла с ним рядом, Нортон сжал в ладони докрасна раскаленный металл.


                ******


      Неизвестно, сколько времени пролетело, но Лейла и Нагиля, казалось, только начали входить во вкус по-настоящему – словно до этого никто из них не знал подобных утех. Должно быть, они могли бы ласкать друг дружку до бесконечности, но Лейла внезапно схватилась руками за голову и закричала от боли. Нагиля вскочила и принялась стремительно превращаться в крылатую бестию, озираясь по сторонам. Лейла же осталась сидеть с отсутствующим взглядом, похожая на забытую куклу. В это время в голове ее происходил следующий диалог:
      — Нортон, зачем так грубо! Я чуть было не умерла!
      — Нет времени для сюсюканий. Слушай внимательно. Через три часа ты должна быть уже у меня.
      — Что за срочность такая? Я занята!
      — Лейла, я не прошу, – я приказываю. К твоей сестре я пошлю двух церберов с ближайшей заставы, – так что, она останется в безопасности. Да, я все знаю. И еще, – ты должна выглядеть безупречно и, насколько это возможно, невинно – буквально по-ангельски.
      — Можешь сказать в чем сыр-бор?
      — Я познакомлю тебя с Габриэлем, и ты должна будешь продемонстрировать все свое мастерство.
      — Нортон, я люблю тебя!
      — Не благодари, – у меня свои интересы, но пока они совпадают, – ты будешь жить, несмотря на все свои выходки.
      — Даже так? – съехидничала Лейла.
      — Даже круче, – ответил Нортон и сжал еще раз раскаленное железо в руке.

      Лейла закричала и выдала в ментальный эфир живой поток разнообразных ругательств. Нортон улыбнулся и, бросив кочергу обратно в камин, налил себе скотча. Как есть, – в любимом старом, но не утратившем восточных красок халате из персидской материи, покорном любому движению его поджарого тела, мягком, но достаточно теплом, и со стаканом в руке – он отправился на встречу с архангелом. На лице его блуждала странная улыбка, выражающая то ли довольство, то ли искреннюю радость и даже братскую нежность.

      Лейла очнулась, отпущенная невидимой хваткой, и посмотрела на Нагилю. Та по глазам поняла, что пришла пора им снова расстаться. Над Зеленым морем наливалось вином изумрудное небо, местами меняя свой цвет от темно-сине-зеленого, до нежно-сапфирового, от прозрачно-оливкового до амарантового, малинового, даже – лилового и аметистового с пурпурными вспышками. Природа в Преисподней часто соответствовала тому, что должно было вскоре случиться, но теперь она лишь резвилась и забавлялась цветами, словно злой вдовий камень. Однако этот хамелеон нравился Нагиле и не раз спасал ее в жизни, посему она приняла игру цветов в небесах, как благое знамение.


                ***WD***


      *Вермунд – verus mundus (verum mundi), – истинный мир, мир истины – Преисподняя.


      *Душевно, сердечно (чаще – Sinc;rement; очень редко – Je vous remercie sinc;rement) – суть «спасибо». Данное слово не принято употреблять при дворе. Считается пошлым, вульгарным. В редких случаях приемлемо «благо дарю», если это действительно так.

      *«Ангел Златые Власы;», также известный как «Архангел Гаврииил» – древнейшая икона из собрания Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге. Изображает Архангела Гавриила, датируется XII веком и большинством специалистов относится к новгородской школе иконописи.


      Следующая глава - http://proza.ru/2022/10/28/300

      Предыдущая глава - http://proza.ru/2022/03/25/1830

      Начало повести -  http://proza.ru/2021/02/24/1297