Передача прав на силу

Ссылка на предыдущую главу http://proza.ru/2022/03/28/1206

Бешка была вымирающей деревней. Она располагалась в низине и производила впечатление сырого нездорового места. Покосившиеся дома подъедали трутовики, равно как и искривленные старые ивы. Под ногами вечно хлюпала слякоть, а крылечки и скамейки обрастали мхом. Только в трех домах из двадцати пяти доживали свой век угрюмые люди. Ни реки, ни ручья поблизости не наблюдалось. Источником воды, по воспоминаниям Лупа, служил колодец в церковном дворе. Деревянная церквушка не действовала со дня самоубийства последнего священника. Путников на околице встретил волк, чья пасть была перепачкана кровью, а серая шерсть на холке встопорщилась.

Гордана зашептала молитву, Луп хмуро огляделся, прикидывая, каким бы тяжелым предметом огреть зверя.

– Не бойтесь, это братишка старого Мангупа, который вчера дуба дал. Бабы зарезали козла на помины, а ему отдали требуху. Старина Мангуп его волчонком из леса взял, и вырастил со своей бабкой, - пояснил худощавый мужичок, перелезая через забор с бутылкой мутного самогона.

– Вы кто такие? Откуда пришли в таком затрапезном виде? На пожаре побывали, что ли? – продолжил свои расспросы этот человек, с жадным интересом разглядывая чужаков. Синильный сразу понял, что этот выпивоха из числа глазливых, поскольку в роду у него нечисто. Прохиндей пользуется этим, напоминая соседям, как его бабуля недобрым глазом портила вещи, животных и даже урожай.

– Тебя-то самого как звать? – хмыкнул Луп, смело глядя в его яркие черные очи под соболиными бровями. Гордана стушевалась под нескромными взглядами мужика, который при разговоре почему-то часто показывал кончик языка.

– Гойко меня кличут. Из всей семьи я один застрял в этой чертовой глуши. Видать, сам дьявол приговорил меня тухнуть здесь за грехи предков. У меня ведь и цыгане были в роду. А ты сам не из потомственных ли?

– Неа, я из действующих. Я Луп, а она Гордана. Что-то наша ребятня раскапризничалась. Так вопят и выкручиваются, что я с трудом удерживаю их на руках. Пусть тебя не смущает рванина на теле моем. Я могу заплатить за ужин, ночлег и помощь в волшбе.

С этими словами Синильный показал Гойко безделушки черногорки и тут же убрал их в карман. У мужика загорелись глаза.

– Может, моя баба примет вас? Она женщина вредная и болезненная, несколько лет назад похоронила законного мужа да спровадила детишек в город. Что им делать здесь, среди стариков и волков? Они так прижились там, что о матери почти не вспоминают. А мы коротаем здесь унылые деньки. Вдовица даст вам жрать, а колдовать ни-ни.

– Зачем ты болтаешь о магии? – шепотом спросила Гордана, опасаясь, что баба Гойко может не пустить их на свой порог. Она шла из последних сил, в каком-то сумеречном состоянии сознания. Но все еще помнила, что у нее с Лупом разбиты лица и выглядят они весьма подозрительно.

– Разберемся, - важно ответил Синильный сразу на все вопросы. Чем ближе они подходили к церкви, вокруг которой носилась стая ворон, тем больше беспокойства проявляли дети.

Деревня казалась вымершей.

Во дворе самого большого дома в деревне чужаки встретили хозяйку Гойко. Седая полная женщина с желтушным лицом, деформированными артритом пальцами и маленькими злыми глазками терпеть не могла непрошеных гостей. Она послала лесом оборванцев, пожелав им встретить медведя-шатуна в чащобе со смертельным исходом. Луп так остроумно отбрил ее хамство, что хабалка все же пустила их на постой, согласившись принять украшения черногорки в оплату. От робости Гойко не смел поднять цыганские очи на грозную хозяйку. Когда Луп самостоятельно уладил дело с ней, он с чувством уважения стиснул его ладонь.

Вдовица с сердитым ворчанием наварила овсянки гостям и велела им не покидать свою комнату. Если понадобятся вода и полотенца, пусть попросят у Гойко. Где жила она сама в этом огромном доме с нежилыми захламленными помещениями, из которых тянуло чем-то затхлым и сырым, постояльцы так и не узнали. Дети съели овсянку на воде только потому, что сильно проголодались. Накормив близнецов, Гордана поела сама и содрогнулась от отвращения, когда ей попался на зуб какой-то жучок.

– Это не каша, а помои! – возмутился Луп. – Тащи нам молока и яиц, Гойко!

Мужик угрюмо буркнул:

– Да она убьет меня! Это не женщина, а паучиха.

– Тогда иди с нами. Найдешь себе сожительницу с более мягким нравом и красивым личиком. Чем бы нам раны обработать?

– Разве что сливовицей.

Гойко все же подоил козу и рискнул принести гостям яйца. Толстуха больше не появлялась и, судя по тишине в доме, ушла куда-то. Сливовица тоже антисептик, но пришлось прибегнуть к сонным чарам, чтобы дети смогли заснуть после такого лечения. Когда подопечные затихли на тюфяках, Синильный тоже позволил себе вздремнуть пару часиков перед пикантным мероприятием. Плохо, что Гордана девственница, да еще так тщедушна и мала для своих четырнадцати лет. Невольно призадумаешься о возможных неприятностях. Колдун очистил мозг от мыслей, растянулся на матрасе и заставил себя расслабиться. Будь что будет, не до сантиментов, когда каратели идут по следу, а бесы из армии Шубашич не хотят с ними сражаться! Перед сном Луп приказал Бубушику учить текст, а Гойко подготовить все необходимое для ритуала, посулив не только взять деревенщину с собой в город, но и научить его ворожбе.

Луп проспал больше, чем собирался. Через четыре с половиной часа Гойко с трудом растолкал мага.

– Вставай, иначе вода остынет. Я раздобыл тебе бритву и мыло.

– Мне нравится твоя исполнительность, - усмехнулся Луп, пряча тревогу. Чего он так разоспался? Уже стемнело, и аура заколоченной церкви прямо-таки придавливала его. Как будто частица Хабола обреталась в ее ветхих стенах. А может, так и есть. Он же адописец, по всей стране рассылавший свои подарочки со скверной. Уж не подставил ли Лупа Рогатый, направив в эту деревню?

Бритва была ржавым недоразумением, которое нуждалось в заточке. Помывшись, колдун попытался использовать ее по назначению, ибо щетина уже превращалась в бороду. В пристройке висело позеленевшее зеркало в деревянной оправе. Вдруг кто-то с силой приложил Синильного лицо к стеклу, разбив его вдребезги. Левый глаз колдуна залило кровью, а правый еле открывался из-за синяка.

– Гойко! – закричал Луп, срывая с чресл пожелтевшее от времени полотенце, чтобы остановить кровь.

– Да нет, это я, сладкий. Женщина, которую ты хочешь ограбить. Мы не принимаем тебя в семью, слышишь, ублюдок! – прошипел в ухо голос Анат, обдав его холодом.

– Твою наследницу могут убить вместе со мной!

– Пусть убьют. Все равно род Шубашич захирел и уже не может породить великого чертозната. Ни у меня, ни у Горданы нет способностей к волшбе. Ты зряч в мире духов, это я вынуждена признать, но такой балбес, что только осрамишь нас. Как тебе пришло в голову тягаться с самим Хаболом и его Прорвой! Это же сильнейший из черных шабашей Восточной Европы!

– Мы с Анат за мир в мире магии, - добавила сущность, похожая на арктического полихета. – Еще не хватало, чтобы создания мрака сражались друг с другом ради тебя!

Прибежала Гордана. Она всплеснула руками при виде залитой кровью физиономии Лупа.

– Прокали иголку на пламени, лапочка, а затем вдень нить в ушко и помести их в стакан со сливовицей минут на пять. Надо заштопать рану.

Девушка выполнила его просьбу, не задавая лишних вопросов. И без того от страха руки дрожали. И колени тоже. Она не могла видеть духов, но ощущала, как зло сгущается вокруг них.

– Что теперь, Луп? – спросила она, промокая платком кровь, пока он зашивал рассеченную бровь. – Нам нужно бежать?

– Нет, принять бой. Я не хочу причинять тебе… неудобство, но вопросом жизни и смерти становится твое участие в ритуале, похожем на свадьбу. После этого я попробую заставить этих бездельников драться с карателями.

Как только он это сказал, в окна полетели комья грязи и шишки, а потолок завибрировал от топота чьих-то копыт на чердаке. В другой комнате с грохотом рухнул буфет, едва ни завалив перепуганного Гойко.

– Что это? – встрепенулась Гордана.

– Антивоенный митинг бесов, - вздохнул Синильный. – За окном они давно уже буянят. Будь ты у них в авторитете, приказала бы митингующим разойтись и приготовиться к битве с карателями. Но для этого у тебя душа недостаточно черная. Ими все еще управляет дохлая госпожа.

– Что я могу сделать? – прошептала девушка.

– Передать права на силу мне. У нас еще есть время на приличия, детка. Ты можешь искупаться и поискать себе более целое платье в сундуках вдовы.

Колдун упал на пол и завертелся волчком под издевательский хохот нежити. Нащупав кочергу, он разогнал ею тех, кто, по-видимому, расселся на его животе. Вскочил на ноги, размахивая своим орудием и выкрикивая что-то на незнакомом Гордане языке. Девушка зашла за печку, где Гойко наливал ей горячую воду в корыто, скаля кариозные зубы. Да, все тело зудело, при других обстоятельствах она многое дала бы за теплую ванну и чистую одежду. Но сейчас что-то ужасное происходило вокруг хаты и внутри ее. В смежной комнате Гордана приметила какие-то приготовления к колдовству. На низком столике, справа и справа от гекатейона, стояли семь черных и столько же красных свечей. Столешница застелена отрезом синего бархата, на нем лежит атаме Лупа и чеканная медная братина* из хозяйства вдовы. Кувшины с белым и красным вином стояли на полу. Свиток валандается из стороны в сторону перед статуей Гекаты, словно кто-то читает его на ходу. Жуть…

Гойко принес Лупу два подержанных ружья. Отбившись от активистов, Синильный заменил дробь в патронах четверговой солью. В порождения тьмы бесполезно стрелять, если в патронах дробь не заменена на черную соль, и их надо поберечь для карателей. Колдун разрисовал стены каббалистическими символами, чтобы митингующие не снесли их с места. Затем мужчина собрал сажу в чашу и призвал Бубушика.

– Будешь регистрировать брак в строгом черном костюме, дружок.

– В котором меня и похоронят, - мрачно предсказал фамильяр. - Свирепые сущности из армии Шубашич не простят мне участие в этом действе. Их наглости хватает даже на демонстрацию недовольства. А я вместе с вами пропаду.
 
– Не будь пессимистом! Я защищу тебя, – с ободряющей улыбкой обещал Луп, и провел обряд материализации беса. Получилось нечто вроде сыпучей фигуры чертика, которая все пачкала сажей. Синильный встал и заглянул за печку, где принимала ванну «невеста».

– Ты нашла себе новый наряд, малышка?

Гордана отрицательно покачала головой. Ожоги и ссадины пекли, и сердце ёкало от недоброго предчувствия. Хорошо, что братья еще спали.

– А ты почему не оденешься?

– Я подготовил себе шмотки, и тебе чего-нибудь подыщу. Скоро мы снимемся с места. Но ритуал удобнее провести в халате. Ты уж подготовься к этому. Потри себе губки, подумай о вашем замечательном королевстве.

– Что ты замышляешь, Луп? Хочешь взять меня, что ли?

– Не хочу, но возьму. Одному мне с карателями не справиться.

У хозяйки нашлись не только подходящие вещи для похода, но и шелковая сорочка с растрепанными кружевами. Она была велика тоненькой Гордане, и также пахла затхлостью, как и все вокруг, но больше подходила для свадьбы, чем какая-нибудь фуфайка. Скрепя сердце, юная ведьмочка накинула ее на свое влажное тело. Луп зажег черные и красные свечи, поставил чертика из сажи на колени перед гекатейоном. Почему-то материализовавшийся Бубушик напугал девочку даже больше, чем самостоятельные передвижения утвари в доме!

– Принеси-ка нам чистое одеяло, Гойко, - попросил Луп. – Еще мне понадобится животная жертва.

– Как скажешь, кэп, - легко соглашался на все сожитель домохозяйки. Гордана задалась вопросом, сколько он принял на грудь, чтобы так храбро раздавать добро скупой дамы.

– Не больше, чем всегда, - ответил на ее вопрос мужичок. От волнения девочка не заметила, что думает вслух. – Просто я убил унижавшую меня дрянь.

– Как убил? – упавшим голосом повторила Гордана.

– Ударил ее веретеном в глаз. До куриных мозгов достало, - похвастался безумец, расплываясь в мерзкой улыбке. – Каждой бабе в том урок: не кричи на мужика почем зря… Возьмете меня с собой?

– Я выполняю обещания. И ты свой долг не забывай, - холодно заявил Луп.

– Как же так, Синильный? – растерялась Гордана. – Неужели ты его…

– О нет, это внутренняя тьма дала о себе знать. Да пусть учится на чароплёта, мне не жалко. Дальше меня пойдет, если до старости доживет. Ты прости мне те сальности, что я говорил тебе в доме Анат, малышка. Я никогда бы не оскорбил твою честь, но сейчас наши жизни зависят от правильного проведения обряда! Ну-ну, не надо кукситься. Зачем тебе девственность?

– Чтобы замуж выйти за хорошего человека, - понурив голову, пробормотала Гордана.

– И принести в его дом бесовщину, которая склонна к забастовкам в самый неподходящий момент? А с ней придет развратная тетка твоя. Вон там, стоит раскоряку у стены и показывает письку, из которой змейка выползает. – Луп взял заговоренный уголек и быстро начертил магический круг. – Эй, тетушка Анат! Пожалей меня! Без мальчишника ребенка окрутили, жениться заставляют.

В голову Лупа полетел чайник, но он увернулся и засмеялся, явно нарываясь на новые проявления агрессии от призрака.

Топот ног и копыт уже перешел в комнату, где им предстояло вступить в нерушимый союз. Послышался гул из множества голосов на грани слышимости. Колдун метнул заговоренный кухонный нож в тень, и раздал вопль. Вне себя от страха за братьев девушка вскочила на ноги, но Луп вернул ее на место, прошептав на ухо, что наложил защитные чары на близнецов. К тому же митингующие не будут их убивать, ведь мальчики тоже из рода Шубашич. Это каратели Хабола и Прорвы никого не пожалеют. По сводкам Оранжевого, орда уже на подступах к Бешке.

– Медлить нельзя, - напряженно промолвил колдун, вешая на шею негодяя Гойко медный амулет. – Раздобудь нам свадебные венки и начнем.

Подручный вырвал с корнем герань из горшка, связал верхушку растения с корнем, и напялил на рыжеволосую голову девочки. Точно такой же венец мужик соорудил для жениха из другого кустика герани. Флердоранж сейчас нигде не отыщешь, и вообще в такой ситуации выбирать не приходится.

– Нельзя ли чем-то замазать синяк? – робко спросила Гордана, закрывая ладошкой половину лица.

– Зачем? У меня точно такой же «фонарь» под глазом, - пожал плечами Луп.
 
Гойко перевернул большую кастрюлю, уселся на пол и принялся барабанить по ней, отвечая за «музыкальное сопровождение» церемонии.

Толпа бесов впала в неистовство. Магический круг защитил колдуна и начинающую ведьму от народного негодования. Гордана не видела, как бесятся адские создания, сигают и скандируют антивоенные лозунги.
 
Бубушик торжественно декламировал обращение к различным силам, прежде всего Гекате и подвластным ей божкам. Этот ритуал не будил вечную любовь в сердцах колдуна и ведьмы, но позволял им наделить друг друга своими способностями и правами на силу. По жесту Лупа, мужик перестал колотить по чугунному дну кастрюли и наполнил старинную братину белым и красным вином. Поставил ее перед гекатейоном с поклоном. Синильный срезал атаме прядь со своей головы, и прядь с головы «невесты», тщательно смешал на алтаре рыжие и черные волосы. Бубушик сплел из них косу, пачкая волосы сажей. Луп обвил этой косой свою ладонь и ладошку Горданы. Колдун приказал девочке повторять за ним текст из свитка, держа связанные ладони над братиной. Гордана неохотно повиновалась.

Бубушик распростерся на бархате, взывая к Гекате. После молитвы он поднялся на копытца, снял косу с ладоней людей и сжег ее над братиной с вином, что-то бубня себе под нос. Гордана скривилась от неприятного запаха, вспоминая обгоревшего отца. Тошнота подкатила к ее горлу. Тем временем митингующие чертушки уронили шкаф и разбили все горшки на кухне. Анат готова была от злости разнести весь дом.

– Магистр, а ты подготовил кольцо для Горданы? – спросило «ужасное нечто из сажи», как называла его про себя наследница. Луп хлопнул себя по лбу, на котором росла шишка. Он долго рылся в рюкзаке, посмеиваясь над собственной рассеянностью. Наконец, он нашел какое-то облезлое колечко с зеленой яшмой.

– Это все, что осталось от лютой Эбиссы, матушки моей, - молвил Луп и положил его на блюдце, где блестел родовой перстень Шубашич.

Бубушик с воодушевлением продекламировал несколько строк и посыпал магистра и наследницу пшеном. Сердце Горданы сжалось. Неужели в таких условиях им еще и спариваться придется? Гойко сбегал в курятник и принес подмышками рябого петуха и желтую курицу.

Луп опустошил полсосуда вина, а остальное пришлось выпить Гордане. Девочку передернуло от отвращения, ведь вино воняло паленым волосом. Она взглянула на кольца и прошептала:

– Давай сейчас не будем.

– Правильно, пусть куры это делают, - отозвался Луп. У наследницы немного от сердца отлегло.

Но птицы не проявили интереса друг к другу, стали клевать пшено. Пропойца развел руками, дескать, насильно мил не будешь.

– Если петух будет топтать курицу на ложе новобрачных, значит, их брак будет счастливым. Вот почему на Родине одни разводы, и куры плохо несутся. Раз они не хотят, то мы подменим пернатых. Гойко, зарежь птиц на одеяле, где Гордана с радостью отдаст мне то, что мама беречь велела.

– Не с радостью, - отпрянула от него девочка. Она густо покраснела, глядя, как он шарит рукой под халатом. Помощник пролил кровь петуха и курицы.

– Поторопись, командир! Каратели уже входят в Бешку! – крикнул Рогатый, сражаясь с Анат и двумя кальмарами с человеческими головами. Митингующие атаковали прихвостня гастролера, испытывая не меньший гнев, чем бесы лесного семейства.
 
Колдун быстро натянул на пальчик наследницы мамино кольцо, а на свой палец родовой перстень Шубашич и повалил суженую на живот, задирая на ней сорочку.

– Времени в обрез! Только не сопротивляйся! Я быстро! – приговаривал он, овладевая девушкой. Дело сладилось не сразу, да помогло чиханье, от которого содрогалась Гордана, чье лицо утопало в окровавленных перьях животной жертвы.

Бесы Анат бросались на защитный круг с целью помешать Лупу стать командиром. Не поздоровилось Оранжевому, как и его товарищу Рогатому. Бесины сражались с ними, желая избежать столкновения с карателями. Мертвая тетушка пробилась в круг, перевернула алтарь, где застенчиво прятал мордочку в ладони Бубушик. Она со всей дури толкнула Лупа в зад и заявила, что все это незаконно. Колдун насилует наследницу, значит, ни о какой добровольной передачи прав на силу речи не идет. Ритуал не имеет силы, он не признан шабашем.

Бунтовщики сгрудились вокруг одеяла с молодыми, выкрикивая садистские лозунги. Они схватили Бубушика и принялись выкручивать его конечности, тянуть за хвост, возить мордочкой по ладану.

Тем дольше продолжалась пытка, чем отчетливее Гордана слышала голоса мертвой тетки и ее приспешников. Это отвлекло ее от мыслей о боли и бесчестии. Она гадало, сколько тварей набилось в комнату и как из нее выйти живой.

– Дорогая, открой глазки. Ты видишь этих презренных пацифистов? – шепнул Луп на ухо, стараясь освободиться. – Нет, сначала расслабься, а потом посмотри. Ну-ну, чего ты? Все хорошо, я тебя люблю. Еще бы решить вопрос с этой чертовщиной и будет все отлично!

Луп любит ее? Гордана так удивилась, что перестала зажиматься.

Луп поднял тяжелую тушу с ее хрупкого тела, и наследница решилась разлепить глаза. Их окружало сборище невероятно безобразных существ, которые злобно галдели и тянули к ним лапы. Среди них прыгала покрытая трупными пятнами Анат с черными губами, между которых белели клыки. На плечо Синильного скакнул какой-то взъерошенный зубастый демон, и попытался откусить ему ухо, но у него ничего не вышло. Алый паук-гигант в болотно-зеленых пятнах хотел вонзить страшные хелицеры в его затылок, но свалился на пол с беспомощным видом. Полчище Шубашич в растерянности отступило назад, не переставая роптать.

– Ритуал сработал, Анат. Луп Синильный теперь наш господин. Девчонка получила от него способность видеть и слышать вас, дезертиров поганых! А она наделила его наследственным правом пользоваться и распоряжаться нами! – провозгласил Рогатый.

– Это того стоило, верно, Гордана? – засмеялся Луп, поднимаясь. Первым делом он сорвал с пальца сапфировый перстень, который леденил руку. – Теперь-то вы, гады, не избежите всеобщей мобилизации! Отпустите Бубушика!

*Братина — славянский шаровидный сосуд для подачи на стол и питья алкогольных напитков (пива, мёда, вина). Использовали в XVI—XIX веках на братчинных пирах и поминках (Википедия).

Продолжение следует http://proza.ru/2022/04/03/1860