Портрет Дзержинского

В один из весенних радостных дней ко мне в мастерскую спустился мой друг Низами Аббас оглы Сарханов, в обращении Сарханыч - студент из Гянджи, тогда еще Кировабада.
- Олег, у меня для тебя нехорошая новость, - сказал он. Звонили из 26-й части, тебя вызывает майор-особист, ждет через 15 мин.
Ну, да, всякого рода походы в Особый отдел не предвещали радости, даже наоборот, тревожили и вселяли некое чувство неустойчивости.
Не было печали. Вариантов не оставалось. Я заварил кофе, мы с Сарханычем его выпили, выкурили по сигаретке и разошлись,- он к себе в дежурку, а я к товарищу майору из Особого отдела 26-й части нашего гарнизона.
Взойдя по лестнице в штаб, я разыскал нужный мне кабинет, постучал и вошел. Меня приветствовал не по ранжиру дружелюбный круглолицый майор с пшеничного цвета волосами, вторым подбородком и улыбающимися глазками. Представился, предложил мне сесть и уточнил:
-Вы, как я понимаю, рядовой Монин Олег Вадимович из войсковой части 43146?
Я утвердительно кивнул, не преминув отрапортовать - Так точно!
-Не хотите ли холодненькой Колы или воды, может фруктов? - поинтересовался он вкрадчиво.
От Колы я не отказался. На столе возник стакан и ледяная запотевшая бутылка.
-Вы курите, если хотите, я сам курю, поэтому никаких проблем. Вот пепельница - сказал майор и уселся поудобней у стола в своем кресле.
Над ним висел прекрасно изданный портрет Дзержинского. Феликс Эдмундович лукаво смотрел на меня с прищуром всеведающего чекиста,- дескать, от меня не скроешься, уж я-то, братец, знаю, кто враг. Кого-кого, а тебя уж на чистую воду выведу вместе с товарищем майором.
-Хороший портрет,- констатировал майор.
-Да, уж,-согласился я
-Уважаю, -добавил он улыбаясь,- а вы??
-Так точно,-пришлось ответить мне, хотя, справедливости ради, все мои познания о Дзержинском ограничивались заводом ФЭД, одноименными фотоаппаратами, улицей Дзержинского, где я жил прежде, площадью Дзержинского в Харькове, на которой почему-то стоял памятник Ленину, да и всё, пожалуй.
-Отлично, значит мы в вас не ошиблись и сработаемся на славу - подытожил майор. Вы ведь не против?
-Буду только рад - ответил я угрюмо.
-Тогда перейдем к делу, - сказал майор уже серьезно и холодно. У вас в штабе части работает некто рядовой Каплан Лев Владимирович, 1967 года рождения, еврей, родом из Ворошиловграда, учится в Киеве в КИСИ на архитектурном. Он имеет доступ к некоторым ограниченно секретным документам. Мы знаем всё о его киевской жизни. Знаем арабских иностранных студентов, с которыми он проживал в студенческом общежитии, знаем круг его общения и интересов, знаем, что он подфарцовывал при случае, будьте уверены, знаем абсолютно всё. Вы, товарищ Монин, замечены здесь в близкой дружбе с рядовым Капланом, поэтому ваш долг помочь органам. Итак, нам надо знать степень лояльности Каплана Льва Владимировича советскому государству. Вам надлежит регулярно вести с ним провокационные разговоры антисоветской направленности, критиковать правительство, управление, армию. В поле вашего зрения должна лежать реакция Каплана Льва Владимировича на содержание этих бесед. О результатах будете докладывать раз в неделю. Надеюсь, не надо объяснять, что ни Каплан, никто другой о нашем разговоре знать не должны. Сейчас вы подпишете пакет документов. Разглашение уголовно наказуемо. Вопросы есть?
Вопросов не было.
Я подписал все необходимые бумаги, допил Колу, взял под козырек и вышел с неприятным осадком. Встречаться договорились по средам.
Я ничего не рассказал Лёве. Наше общение и дружба продолжались, как и прежде. Посиделки в моей мастерской, бесконечные чай и кофе, дыни, урюк, хурма, киш-миш, лепешки, которые приносил мой узбекский друг Алишер. Столько среднеазиатских вкусностей, как тогда, я не ел до сих пор.
Так день за днем наступила среда. Я отправился к майору. Встреча была деловой, без всяких напитков, предложений закурить и т.д., исключительно по существу. Я доложил, что мной велись провокативные беседы по разного рода направлениям, с критикой партии, армии и советского строя в целом. Отношение Лёвы к проговариваемым темам в корне отличалось от декларируемых мной оценок, он показал однозначно, что решительно со мной не согласен и отмежевывается от моих утверждений. Ничего того, что свидетельствовало бы о его неблагонадежности, я не увидел.
Майор слушал, повернувшись ко мне спиной, глядя в окно, сложив руки сзади и становясь иногда на носки. Со стены на меня хитро щурился Дзержинский.
- Ну, что, начало положено. Я думаю, со временем придем к результату. Продолжайте работать. Следующая встреча в среду. Вы свободны, - холодно произнес майор. Я отдал честь и вышел.
Через неделю разговор был совершенно таким же. Признаков нелояльности к Советскому строю я у Лёвы не обнаруживал. Так продолжалось пару месяцев. Доклады мои содержательно не менялись. Лицо майора раз от разу делалось всё более постным, лишь только Феликс Эдмундович лукаво улыбался мне со стены, видимо понимая ситуацию.
Я сдался первым. В очередном докладе я назвал Лёву стойким ленинцем, несгибаемым борцом, убежденным комсомольцем, достойной заменой, так сказать, плотью от плоти. Майор криво ухмыльнулся, снова предложил мне Колу, сказал, что я с возложенной на меня задачей справился, поблагодарил за работу, и мы расстались навсегда.
Шли месяцы. Лето сменилось осенью, затем наступила зима. Наконец пришел и мой день. Это было 29-е декабря 1986 года. День моей демобилизации. Я прощался со всеми оставшимися еще служить друзьями,- с Мишкой, Серегой, Димой. Прощался и с Лёвой. Мы с ним обнялись, расцеловались, после я махнул рукой, решив, Б-г не выдаст, свинья не съест, и сказал ему:
-Лёвинька, знаешь тобой органы НКВД интересуются, а я их осведомитель. Со мной было можно, а с другими очень не рекомендую. Держи язык за зубами.
Лёва присел на табурет:
-Ааа-хре-неть, тобой ведь тоже интересуются , а их осведомитель я.
Мы перекурили это дело, затем снова обнялись, расцеловались и, наконец, расстались. Как выяснилось, не надолго. Спустя некоторое время, я поехал к нему в Киев в гости. Но это уже другая история.