Нина Боуи.
1. Что-то вроде пролога.
Он всегда был состоятельным. Сколько себя помнил – никогда не знал, что такое нужда, и неважно, какого рода нужда: все, что он когда-либо и хоть сколько-нибудь хотел иметь, было у него, а если и не было, то достать – было ни разу не проблемой. Щелкни пальцем (ну, или приложи карту/расплатись наличными/выпиши чек), и все перед тобой: упаковано, обернуто, и, если пожелаешь, перевязано черной атласной ленточкой в белую крапинку и уже готово стоять на задних лапках с высунутым языком, а еще услужливо кивать, даже если на то физически неспособно.
Однако, несмотря ни на что, в мыслях воздвигнутых собой же высот он стремился добиться исключительно сам (и пусть тому сопутствовала оплаченная семьей на годы вперед учеба в престижной школе и самом популярном среди баловней судьбы университете, признанном, чуть ли не лучшим во всем мире). Достичь единолично, вложив всего себя в идею и пройти этот путь, каков бы не был – тернист, болотист или же таким же, как дороги в отдаленных уголках его необъятной родины, вот к чему он тянулся.
Конечно, всего своего он добился, достиг: в свои двадцать четыре года уже являлся директором компании (закроем глаза на то, что она перешла к нему будто бы по наследству), «продукцию» которой расширил и вывел, так сказать, на мировые рынки. По праву, мог гордиться собой без остановки. И он гордился. Безмерно, но недолго: что-то постоянно обгладывало его душу изнутри, точило, принуждая к думам и укорам самого себя в прямой зависимости от финансов и положения семьи. Это он без зазрения совести практиковал в любое свободное от дел время, пока одним прекрасным днем, наслушавшись случайно у уборной неожиданной правды о себе, не взвинтил себя до той самой точки кипения. И в итоге оказался, сам того не ведая, на мосту.
2.
Она не думала, что забредет сюда после этого разговора с этим так не вовремя повстречавшимся знакомым, которого не хотела бы встречать. И конечно, она обманывала себя, считая и убеждая себя же, что пришла к мосту случайно, но нет, ее привело в это место осознанное желание, только ей было не совсем понятно, какое. Да и не пыталась она понять, какое. Ну, пришла, и пришла, что теперь, бежать что ли прочь с дикими воплями, как от пожара?
- Почти ничего не изменилось, - сказала вместо этого она себе под нос, с расстояния осматривая свежевыкрашенные перила и брусчатку, несомненно, новую (серая плитка не была сколота и разбита и выглядела так, будто и месяца не пролежала). Холодно оглядывая все эти незначительные изменения, она повернулась, намереваясь скорее уйти, дабы не позволить внутренним и вполне объяснимым порывам затащить себя на этот мост. Это неизбежно заставило бы ее вспомнить все, а вспоминать она категорически не хотела.
- Я здесь мимолетно, задерживаться не буду, - чуть громче и настойчивей бубнила она своим позывам, отворачиваясь и вдруг понимая, что глаза ее, вопреки всем протестам и ухищрениям, заметили то, что остановило и заставило ступить на мост. Ступить, да еще и сделать несколько неуверенных шагов для того, чтобы лучше разглядеть и убедиться, что ей не мерещится.
На перилах, ни за что не держась и совершенно свободно и безбоязненно, стоял, покачиваясь и контролируя этим равновесие, мужчина, или парень, и он, опустив голову, смотрел вниз, на реку. Будь сегодня ветрено, то мало бы ему его техника помогла – непременно сдуло бы, а вот в какую сторону, зависело бы от направления ветра. Одет он был по-деловому: белоснежная плотная рубашка, заправленная в классические черные брюки и галстук, у балясин лежали кейс и пиджак и они наверняка принадлежали ему. А больше и некому: вокруг – никого.
- Кэнди? – сорвалось едва слышно с уст девушки, ноги против ее воли понесли ее к нему. Она добежала, в последний миг осознавая, что это совсем не тот, кто ей померещился. Поняла это слишком поздно, она уже стояла у его ног и, задрав голову, смотрела ему в лицо.
Разочарование свое, однако, она смогла скрыть – теперь надо было как-то выкручиваться из сложившейся ситуации, ведь парень, а это был парень, а не мужчина, увидел ее подле себя и недоуменно, с нескрываемым раздражением (ему же помешали!) спросил:
- Что?!
Она осторожно опустила обе свои ладони на его блестящий, отполированный левый ботинок, прижимая их к стопе парня и будто бы невинным и максимально наивным голосом спрашивая:
- Прыгаешь?
- Если отпустишь, да, - он сдержал улыбку. Внизу, слева от него стояла настоящая нищенка, неопрятная, в лохмотьях, а запашок от нее бил в ноздри, несмотря на расстояние между его носом и ней. Сильно так возмущало, что в такой решающий момент ему мешает эта оборванка, еще и трогает его, наверняка подумывая не отпускать, пока она не получит с него горсть мелочи. Поморщился и задумался, есть ли в кармане монеты. – «Нет. Откуда у меня монеты, если я ношу бумажник с исключительно крупными купюрами и банковскими картами?! Он, кстати, где-то в кейсе…». – Его глаза попытались найти под собой кейс, уже перепугался, что его схватила эта бродяга, но чемоданчик лежал на месте, где и был брошен. Высматривая его, он качнулся и чуть было не упал, едва сумел устоять, успев подумать о том, что кейс, в принципе, ему же не нужен, как и кошелек с его содержимым.
- Отпускаю, - сказала вдруг девушка, одергивая руки, как раз в тот момент, когда он совладал с вестибулярным аппаратом. Она даже завела их себе за спину, показывая, что не собирается его держать и останавливать. – Раз уж я последняя, кто тебя видит перед смертью…
- Денег хочешь? – гневно перебил парень, презрительно щурясь сверху вниз.
- А ты выглядишь лучше, чем воспитан.
Недолго пытаясь осмыслить ее фразу, парень засмеялся.
- Зачем перебивать, чтобы обидеть неверным предположением? – продолжала безразлично девушка. Ни намека на укор или обиду, в голосе ее твердое безразличие, как и в лице. – Вот дослушал бы окончания моего вопроса, чего тебе спешить с встречными вопросами? Спешишь к смерти, которая в твоих же руках? Она никуда от тебя не уйдет, раз уж сам взял ее поводок в руки. Или тебя так выводит из себя то, что свидетель твоих последних мгновений – голодная бездомная?
- Нет, - смутился парень, пожалев, что был так груб с ней, продолжая с тем же раздражением. – Ладно, что ты хотела спросить? Задавай уже вопрос и уходи.
- Скажи, от чего ты ищешь спасение на этом мосту и в этой реке? – звучало это все также равнодушно, но в глазах, что смотрели на него, виделось гораздо больше, чем выражало это ее перепачканное лицо. А оно, опять-таки, было сплошь безразлично.
- Спасение? – мелькнуло удивление.
- Ну, для самоубийц, как я понимаю, смерть – есть спасение. Верно?
Парень призадумался, глядя в эту физиономию весьма рассудительного человека, пусть и вид внешний наталкивал на сплошной негатив, но эти переполненные задумчивости глаза и разумные мысли вдруг приковали его внимание. Он немного повернулся к ней, снова качнувшись и удержавшись на перилах, сказал, начиная издалека и поучительно:
- В наше время обычно бегут от нищеты, долгов, неспособности заработать на квартиру, машину…
И тут он был прерван:
- Вот, все вы, люди, зациклены на материальных благах…
- Люди?! – перебил насмешливо он. – А ты что, не человек, что ли?!
- Человек, но не такой, как все вы.
- И чем же ты отличаешься? Особых внешних различий в тебе нет: две руки, две ноги, одна голова. – «И та, грязная, как помойка!».
- Есть внутренние: меня не волнует все то, за что вы ежесекундно, ежеминутно, ежечасно, ежедневно и еженедельно переживаете. Можно еще ежемесячно и ежегодно добавить, но, думаю, ты и так понял все.
- Не волнует, да?
- Абсолютно.
- Совершенно? – ехидная усмешка. – И не переживаешь, какой ты сейчас выглядишь в моих глазах, с таким вот безобразным видом, разбрасываясь такими несвойственными и громкими словами?
- Не переживала, не переживаю и не буду переживать.
- Ах, да и чего тебе переживать? – открыто посмеялся он, озвучивая свои предположения с такой уверенностью, будто знал ее целую вечность, а не видел впервые. – Ни семьи, ни дома, ни друзей, ни целей…
- Свобода, не правда ли? – настал ее черед ехидствовать, что она и сделала, оборвав его и не стремясь возразить или объявить, что у нее есть и семья, и друзья. Но она им не нужна, и еще чего-нибудь в этом роде (чем любят оперировать подобные ей люди).
- Истинная, - глубокомысленно сказал он, примерив все это на себя и вдруг сильно позавидовав ей. Она в действительности была свободна: не обременена семейными узами и заботами, не скована необходимостью прозябать и гнуть спину на нелюбимой работе, как и быть рабом в каком-нибудь офисе известной компании (он, конечно, не раб, а директор рабов, но!). Ей не нужно платить налоги (за что и с чего их, главное – из чего их платить, когда в кармане и хлебной крохе не найтись?!), не нужно беспокоиться о своем внешнем виде (для кого, для чего?!). Единственная забота – поесть-поспать, но не похоже, что девушка и этим сильно заботится.
Оттого его глаза острее впились в нее: лицо ее он теперь находил удивительным, ведь, несмотря на эту ее чрезмерную и самую настоящую и голодную худобу, у нее будто когда-то были, но теперь напрочь отсутствовали щечки, обязательно тронутые легким румянцем. Не было его и в помине теперь на этой бледно-серой коже, подобно чулку обтягивающей кости лица и челюсти. Ввалившиеся глаза и темные круги под ними, превращались в большие голубовато-серые блюдца в этих глазницах, а заостренные до невозможности нос и скулы, казалось, могли ранить и исполосовать его самого, сделай она хоть одно неверное, неосторожное или резкое движение. Длинные сальные и сбитые в какие-то ужасные лохматые пряди неизвестного цвета волосы (было неясно, каков будет оттенок, если голову хорошенько вымыть) только подчеркивали голодные страдания, выдаваемые ее лицом против ее воли. Но при всем при этом лицо девушки, что и удивляло его, ничего не выражало. Если выражаться точнее, то оно не выражало ничего из того, что должно было выражать: ни жажды, ни стремления утолить явно просматриваемые нужду и голод. Напротив, взор этого истощенного создания, стоявшего у его ног, был предельно выразительный и ясный, спокойный, но, однозначно, не блаженный. Этот пронзительный взгляд темно-голубых глаз с редкими, но длинными и блеклыми ресницами словно проникал сквозь все видимые препятствия и устремлялся в саму сущность. Сквозь него самого и в самую душу. Но для чего, зачем ей его душа?
Закончив с ее детальным и пристальным изучением, парень сместил взгляд на одежду, которая подчеркивала все выводы о голоде, скитаниях и отсутствии не то что постоянного крова, а самого простого и временного места жительства. Это убогое существо подле него будто годами бродило во все бури и грозы, жару и зной по улицам и дорогам бесконечных городов. Зато лицо и, главным образом, взгляд все еще это отрицали. Он нарушил затянувшееся молчание напросившимся вопросом:
- И давно ты свободный человек?
- Свободный – с рождения, а истинно свободным человеком я являюсь, - здесь последовала пауза и недолгий мыслительный процесс, от которого сильно так она наморщила лоб, не стесняясь этих кожных складок. Любая другая – ужаснулась бы и всячески того избегала. – Сама не знаю, сколько.
- Ладно, тогда так: со скольки лет ты уже бродяжишь?
Девушка, судя по всему, этого не расслышала, продолжая вспоминать и давать ответ на предыдущий его вопрос:
- Лет пять, если не больше, а со счета я давно сбилась, не знаю, что такое мягкая постель и теплая, черт с ним, с уютом, комната. Но об этом я даже и мечтать не стремлюсь, - она отвернулась от него, облокотилась на секунду спиной и локтями о перила и бросила через плечо. – Впрочем, больше не стану тебя отвлекать. Ты, кажется, хотел красиво покончить с собой? Продолжай, ты на верном пути.
- Вот только ты-то не смейся над моим желанием уйти из этой жизни! – улыбнулся он, скрывая, что был задет ее едкими словами. Он спрыгнул обеими ногами на твердую землю и сделал шаг к ней, так как она немного отошла во время его прыжка.
- Как не смеяться, когда ты так глупо ее растрачиваешь?!
- А ты не глупо это делаешь?
- Я с моста в реку ни за что не брошусь, как бы голодна и затравлена не была. Я ценю свободу и жизнь. А все, что происходит с тобой, не имеет и сотой доли права ломать тебя. Если ты позволяешь так легко подвести себя к смерти, то, что делать тем, кто всеми силами пытаются зацепиться, хотя бы за еще один день, в котором он может дышать, смотреть, слышать и слушать, и просто быть на этом свете?!
- Откуда тебе знать, что у меня на душе, чтобы осуждать меня?! – вспылил уязвленный тем презрением, которым сквозил ее голос. Парень разозлился от того, что она рассуждает, осуждая и совершенно не зная, как он от всего устал, как все надоело, достало, допекло и…
- Хм, - девушка покривила губами и, задрав голову, вновь обратила свое лицо на него. – Действительно, а что у тебя на душе?
- Что?! – опешил тот. Не ожидал, что она поинтересуется этим после того, как он бурно и весьма грубо отреагировал на ее же речь.
- Ну же, попробуй рассказать, что побудило тебя, такого красивого, молодого, в целом, здорового и явно не нуждающегося в крохе засохшего, черствого хлеба и горсти не самой чистой воды, прийти сюда для совершения трехсекундного полета головой вниз и непременно насмерть до речного дна?
- Ты меня, правда, выслушаешь? – округлил глаза парень.
- Посмотри на меня, - хмыкнула девушка и раскинула в стороны руки. – На моих запястьях нет дорогих часов, ладони не сжимают модной сумочки или делового кейса, в карманах нет телефона, разрывающегося от срочных звонков и сообщений – я никуда не стремлюсь, не опаздываю, не спешу, и вряд ли буду спешить. Разумеется, я тебя выслушаю.
Он снова с сомнением и молчаливо осматривал ее, силясь понять, на самом ли деле это нищая и бездомная, а не кем-то подосланный человек к нему, как уже не раз с ним случалось. Она, естественно, подумала, что он ей не верит и очень мягко произнесла:
- Парень, я могу вечность тебя слушать, но не вечно стоять тут перед тобой.
- Как тебя зовут? – его пытливый и недоверчивый взгляд в ее глаза, для чего ему пришлось подойти ближе, говорил о том, что он все еще сомневается в том, что выпала наконец-то возможность выговориться. И выпала именно тогда, когда его вконец приперло к стенке.
А девушка, почему-то опустила глаза, повернула голову и посмотрела на речную гладь. Река сегодня была как-никогда спокойна, будто стеклом поверхность обложили.
- Что, у истинно свободного человека нет даже имени?
- Не насмехайся! Имя у меня есть, и даже есть еще и прозвище…
- Прозвище?! – перебил нетерпеливо парень, прикидывая в уме то, что незамедлительно слетело с его уст. – Но прозвища дают друзья, коллеги, знакомые, ну, или же некоторые особо близкие люди. А ты, как я понимаю, от всего этого, не знаю, добровольно ли, отказалась. Не так ли, свободная?
- Так.
- Тогда откуда тебе прозвище?
- Меня зовут Нина, - очень быстро ответила та.
- Э, нет, не уходи от моего вопроса, - улыбаясь, зашел вперед он, снова заглядывая ей в лицо. – Отвечай.
- Может, и скажу, откуда оно сразу после того, как сам все поведаешь. Про душу недавно что-то заливал, помнишь?
- Договорились! Распинаться мне прямо здесь? – Он показательно принялся оглядываться, нельзя ли где-нибудь разместиться со всеми удобствами.
- Можно здесь. Как закончишь, сможешь мигом броситься вниз. Очень удобно.
- А ты жестокая.
- Разве ж? – Нина обернулась назад, повертела головой влево-вправо, разглядывая все вокруг, а потом уставилась под ноги на местами все же потрескавшуюся и уже крошащуюся некачественную цементную плитку.
- Что-то ищешь?
- Место для тебя. Тебе же удобства подавай.
- Я не настолько хрупкий и ранимый мальчик, - сказал он обиженно и для наглядности подбросил, резко толкнув ногой, пиджак в сторону, прежде отодвинув немного кейс, и смело уселся прямо под перилами, уперев спину в балясину, воскликнул. – Ух, ты! А это и, правда, здорово!
- Что именно?
- Не думать о своем идеальном внешнем виде. Правда, здорово.
Нина без колебаний присела в метре от него, тоже найдя опору в балясинах. Согнула расставленные ноги в коленях, а на них опустила выпрямленные в локтях руки. Типичная поза уставшего с долгой дороги бродяги.
- Посмотри, - сказала она мечтательно, задрав голову и щурясь на чистое голубое небо. – Как красиво.
- Да, красиво.
- А ты хочешь лишить себя этого в одночасье. Из-за каких-то душевных притязаний. Кстати, каких?
- Так как ты обещала меня долго слушать, то я приступлю, пожалуй, с самого начала.
- Валяй.
- Я…
- Погоди, - тут же перебила она его. – А в твоем кейсе нет чего-нибудь съестного?
- Помнится, была плитка шоколада, - он нехотя потянулся за рабочим кейсом, открыл его, извлек сладость в нетронутой обертке и начал разминать пальцами, разламывая на части.
- Ты чего делаешь? – удивилась та.
- Делю заранее, чтобы нам было удобнее кушать.
- Нам?! – предельное и громкое возмущение. – Мне! Ты все равно подыхать собрался, тебе не нужно живот забивать.
- Ладно, бери, - он отдал плитку ей и в молчании стал смотреть, как ее грязные пальцы нетерпеливо и некрасиво разрывают обертку и хрустящую под слоем бумаги блестящую фольгу.
- Я тебя внимательно слушаю, - почавкала девушка, набив рот до отказа шоколадными кусочками. Забила все пространство донельзя, словно маленький жадный ребенок, хорошо хоть шоколад начал мгновенно таять, облегчая ей жевательный процесс.
- Я, казалось бы, достиг всех возможных высот…
- А как ты их достиг? – пальцы схватили разом еще три кусочка с фольги.
- Ну, я… - на этом парень призадумался. Думал над тем, с чего, вообще, у него все началось: работа и должность его упиралась в образование, а образование и компания – в материальное благосостояние его семьи, поспособствовавшее буквально всему тому, что так удачно в его жизни сложилось. Для него это вовсе не было открытием и никогда эта правда не смущала его – ни разу не усомнился в том, что все равно всего добился сам. Однако сейчас он осознал, что не может этой бездомной голодранке сказать напрямую об этом. Засмеет же и забрызгает шоколадными слюнями!
- Ну, ты? – девушка хотела было облизнуть пальцы, вымазанные в шоколаде (что в эту жару таял уже от одного соприкосновения с кожей), но, увидев, что собеседник внимательно смотрит на нее, все же расточительно вытерла их об штанину.
- Слушай, а я тут подумал, что моя история о состоятельном человеке, порядком утомившемся от лицемерного отношения окружения и безумно уставшем от однообразия достаточно давно наскучившей жизни, и оттого подумывающем о суициде, тебя не зацепит. Бродягу со свободным духом и телом, а еще странными взглядами на жизнь, это не впечатлит.
- Тебе мои впечатления нужны?
- Нет, но…
- Тогда не ври, что передумал. Ну, же, жалуйся на свою жизнь, - девушка опять сгребла пальцами в груду шоколадные кусочки, соорудила липкую стопочку и быстро отправила в рот. С наслаждением пережевала, проглотила и улыбнулась, с непосредственностью ребенка обнажая перепачканные шоколадом зубы.
- Нина, а тебе сколько лет?! – задумчиво вглядываясь в ее лицо, спросил он. Все ее действия просто наталкивали на необходимость задать этот вопрос.
- Ты почему спрашиваешь?
- Мне вдруг стало любопытно.
Девушка, сомкнув губы, языком прошлась по верхнему ряду зубов, затем по нижнему ряду, счищала шоколад. Помолчала, еще несколько секунд явно выковыривая языком что-то в районе верхнего зуба мудрости, а потом ответила:
- На днях должно было исполниться тридцать один или два.
- Серьезно?!
- Что, взрослее выгляжу? – заметно напряглась Нина.
- Не то что бы.
- То есть?
- На первый взгляд так сразу и не скажешь, - хмыкнул парень, прозрачно намекая на ее неопрятный облик. – А еще, Нина…
- Опять будешь прятать откровения самоубийцы за удобными тебе вопросами?
- Сама про вечность хвасталась.
Скомкав пустую фольгу вместе с красочной оберткой одной рукой, она протянула комок ему и сказала:
- Задавай уже.
- Ты же девушка, как ты, вообще, выживаешь на улице, не имея к тому средств, возможности нормально питаться и привести себя в порядок?
- Тебя заинтересовали подробности моей свободы?
- Да я просто в смятении, что тебя все это устраивает!
- А я в смятении, что тебя не устраивает все твое.
- Не понял, - опешил от повышенного и почти разъяренного тона Нины.
- Как ты смеешь, живя такой жизнью, даже и думать, чтобы покончить с собой!
- Ты будто знаешь, как я живу!
- Явно же, что не так, как я. Из нас двоих кому же предпочтительнее желать скорее со всем этим покончить и влезть в петлю?!
- Тут я согласен. Не мне.
- Но даже так, я не спешу в нее лезть! – Нина сделала паузу и вонзила в него свой строгий взор. – Какого черта ты, слабак, считаешь, что для тебя это наилучший путь увильнуть от скуки и незначительных проблем?!
- Тебя послушал, и жить захотелось, - колко процедил и хмыкнул парень. – А сама-то что своих проблем не решишь и не вернешься к жизни нормального человека?! Жила ведь прежде как-то, раз прозвищем обзавелась и даже имя свое есть…
- А знаешь, как я жила!?
На миг в обращенных к нему глазах почудилось, что блеснуло что-то, отдаленно напоминавшее грозовую молнию, которая редко, но метко бьет в одиноко стоящее старое дерево в пустом поле и сжигает дотла. Схожий неуловимый блеск словно пронзил ее зрачок на доли секунды, а выражение беспечно-умиротворенного лица сменилось на холодное и мстительное. И это его напугало.
- И как ты жила? – пробормотал он после недолгого молчания, продолжая смотреть в ее глаза.
- Весело. Промышляла заказными убийствами и на заработанные деньги кутила с ночи до утра, - лицо Нины снова приобрело безразличное спокойствие, губы тянулись в полуулыбке, отчего слова ее казались злой шуткой.
- Ага, конечно! Взял и поверил.
- Можешь не верить, не заставляю.
- Чего же из убийц переквалифицировалась в бродяги? Одумалась?! Покаялась и жизнью бродяжной грехи замаливаешь?
- Ты не язви. Сам ведь не без греха. Будь ты чист и светел, на суицид и не решился бы. Тоже мне, обладатель кристально чистой душонки! – Нина зашевелилась, намереваясь встать.
- Уходишь?! – испугался вдруг парень.
- Я одолжила свою вечность в надежде услышать хоть маломальское объяснение и понять причины, толкающие тебя в объятия ранней и неестественной смерти. Но ты, похоже, не намерен раскрывать своих тайн, а значит, мне не стоит растрачивать свое время. Свобода свободой, а мне идти надо.
- А ты, правда, убийца? – остановил ее не только вопросом парень, он двумя руками вцепился в ее правую штанину, очень осторожно, боясь, что брюки вот-вот рассыплются, слух его уже уловил странный треск лопающейся ткани.
- Нет. Я пошутила. Неудачно, - проговорила Нина и отвела свой грустный взгляд на речную гладь. Ее это созерцание будто успокаивало, голос ее снова отдавал безразличием. – На самом деле перед тобой всего лишь никому ненужный и бесполезный человек, которого собственные невзгоды и горести нисколько не расстраивают.
- Но то, как ты отводишь глаза, мне ясно говорит, что ты сейчас лжешь. Должен ли истинно свободный человек поддаваться лжи ради того, чтобы не доставлять неприятностей другому?
- Я подумаю над твоим вопросом позже, примерно тогда, когда буду мыться на том конце русла этой реки сегодняшней ночью, - Нина развернулась и зашагала вниз по мосту, на котором когда-то давно остался лежать в луже собственной крови дорогой ей человек. Оттого и был дорог, что больше на глаза не явится, а иначе – и ценить не стала бы. Плохо, что у нее всегда так.
Парень долго смотрел ей вслед. Нет, он отчаянно не хотел ее отпускать, тем не менее, раз он не мог поведать ей о том, что сподвигло его к самому тяжкому греху (убить себя, то бишь), то счел, что более не вправе ее задерживать своими пустыми разговорами.
«Пусть она и бездомная, но дела-то у нее наверняка есть. Где-то же она коротает дни и ночи, ест, спит, сидит или деньги клянчит на еду…», - подумав об этом и представив какие-то невероятно страшные разбитые и порушенные подвалы и помойные трущобы, в которых вдруг увидел и себя, он почувствовал, как в груди у него защемило. Схватил пиджак, поднял кейс и со всех ног рванул за ней по мосту. Мысли о самоубийстве отошли на второй план.
И вроде бы не так уж много времени прошло с ее ухода, но этой Нины уже нигде не было видно, словно в воздухе растворилась.
3.
«Куда она запропастилась?!», - бежал он, отчаянно мотая головой на бегу из стороны в сторону. Вокруг было людно: не спеша прогуливалась шумная компания подростков, группа школьниц хохотала у сувенирной лавки и перебирала вульгарные статуэтки амазонок в одних юбочках из листьев и перьев, спешила куда-то женщина на велосипеде с большими пакетами в багажной корзинке и неторопливо, держась под ручку, шагала пожилая парочка к продуктовому магазину. А замызганной и жалкой бродяги, мнящей себя королевой истинной свободы – ни в одной из сторон.
Парень остановился, уже запыхался так, что нужно было перевести дух.
«Не померещилась же она мне!», - он приложил руку ко лбу, что в эту жару и под полуденным солнцем прогрелся и взмок. Подумал о солнечном ударе и галлюцинациях, одернул руку, снова повернулся назад, посмотрел на мост, и внезапно взгляд его приковала кучка детишек у закрытого магазина игрушек. Все они скопились и сидели на корточках возле одного человека и в голос, перекрикивая друг друга и размахивая руками, о чем-то спорили.
Прожженная солнцем рубашка и оттого очень сильно выцветшая местами – вот что бросилось в глаза. Он рванул назад, ругая себя за то, что не придал значения этой кучке у магазина, пробегая мимо них в своем стремлении догнать ту, что, оказывается, преспокойненько сидела в центре этих ругающихся детей. В нескольких метрах от них он замедлился, с бега перешел на умеренный шаг, подкрадываясь к шумной компании ребятни, в которую неясно каким образом втесалась Нина.
- Да моя это была конфета! – выкрикнула она с наигранной злобой и яростно швырнула смятый фантик поверх голов упрямых детей.
- Она упала из моего кармана! – столь же гневно возражал мальчик в модном джинсовом комбинезоне.
- Я видела, его она была! – поддерживала девочка в голубеньком ситцевом платьице с тонкими русыми кудряшками во всю голову.
- И я, я тоже видела!! – была в защите друзей смелая кареглазая девчушка с пышными бантами на двух черных вьющихся хвостиках.
- Мы вместе ее покупали! – еще один щекастый свидетель ребятни в крутой баскетбольной кепке, изрядно великоватой. Видать взял без спроса у старшего брата, чтобы щеголять перед друзьями.
- Моя… - снова хотел что-то сказать мальчик в комбинезоне.
- У тебя в кармане такая же дыра, как и у меня?! – защищалась во всю Нина, выворачивая свои рваные в клочья карманы и добавляя. – Как же иначе из них могла выпасть конфета?!
Ребята, поглядев на эти жалкие тряпки подкладочной ткани, замолчали, ошеломленные таким наглядным отпором, но, все еще пребывая в уверенности, что конфета никак не могла принадлежать этой попрошайке. Они молчаливо переглядывались, придумывали новую порцию доказательств к своей правоте. Бывает такое, когда толпа пытается отстоять мнение перед одним не сгибаемым и взрослым человеком. Спор оттого лишь жарче становится. Тем более, когда перед тобой тот, кого унизить и очернить – разок плюнуть и стопой размазать.
- Моя она была!
- Ты ее украла!!
- Взяла и без спроса съела!!
Не унимались дети, распаляясь и переходя на истеричный визг и крик.
- Что здесь происходит? – старался быть как можно строже со своим видом грозного судьи и железным голосом парень, с появлением которого детишки дружно отпрянули от Нины и повернули головы на него.
Нина тоже без особого удивления, радости и других, положенных в ее положении, эмоций подняла голову на него. Было не похоже, что она из любви к детям и в стремлении поиграть с ними, подразнить и вместе повеселиться и даже подурачиться затеяла все это. Причины иные.
- Ты настолько голодна, что бессовестно отбираешь конфеты у беззащитных детей? – неосознанно озвучил он свою мысль вслух, и дети вперились в него с благоговейным уважением, думая, что вот он, судья, что будет воевать на их стороне и задаст трепку этой наглой грязной воришке.
- Они могут себе позволить их, - ничуть не смутилась Нина, она отвечала без стеснения, отнюдь, очень холодно. – А я – нет.
- Поэтому крадешь у них?
- Не краду. А беру то, что лежит передо мной.
- И это – твоя свобода?! – усмехнулся он, быстро вынимая из кейса бумажник, доставая стодолларовую купюру и протягивая ее главному потерпевшему – мальчику в комбинезоне, ведь детвора вновь собиралась атаковать бездомную и верещать обвинениями. Мальчик обрадовался и схватил деньги, кивнул друзьям, и они все убежали прочь, позабыв обо всех своих притязаниях.
- И выбор, - поздновато отозвалась Нина, что отвлеклась на беглецов. Проводив их глазами до угла супермаркета, она снова посмотрела на парня, вставая с пыльного асфальта и не думая отряхиваться. Зачем? Чище все равно не станет, только дыры заденет и сильнее разорвет. – Ты почему еще жив?
- Потому что так и не утолил твоего любопытства.
- Поэтому прибежал за мной?
- Не только.
- Что же еще?
- Хотел сказать тебе свое имя.
- А зачем? Ты сегодня есть – и сегодня же вздутый труп, прибитый к берегу.
- Но имя-то трупа знать надо, - улыбка неунывающего человека.
- Ну и?
- Меня зовут Клайд Джонс.
- Хорошее имя для мертвеца. Наверняка пост в городской управе занимаешь. Или же кредиты под баснословные проценты в крупном банке города оформляешь. Но на учителя ты точно не тянешь.
- Почему на учителя-то? – посмеялся он, не находя аналогии с этой профессией.
Нина глазами указала на кейс в его руках.
- Где ты видела таких учителей?! – расхохотался он. – По-твоему, меня довели ученики своим гадским поведением и нежеланием впитывать знания, которые я самоотверженно выжимаю из себя?!
- Прекрати высмеивать логику свободного человека.
- Вообще-то я – директор компании…
- Остановись, - прервала резко она. – Я уже не хочу знать, кто ты.
- Позволь спросить, почему?
- Мне потом жить с тем, что владелец какой-то там крупной фирмы, как последний тюфяк сиганул с моста, а не пустился в бесконечное путешествие по неизведанным уголкам земли, или же не додумался помочь побирающимся…
- А ты – побирающаяся? – перебил Клайд, в глазах его плясали огоньки, он вдруг загорелся идеей дать ей денег, много-много, да только по одному ее взгляду уже было понятно, насколько его очевидная мысль оскорбляла девушку.
- Не смей делать мне подаяния.
- У тебя взор, будто передо мной отъявленный убийца, - прошептал парень, озаренный этим открытием. – Ты точно шутила, что промышляла убийствами?
- Если не прекратишь липнуть ко мне, то возобновлю старый бизнес, начав с тебя.
- То есть, не шутила, - сделал вывод Клайд.
- И почему я сегодня не прошла мимо этого идиота, - буркнула Нина, повернулась и неторопливо зашагала по городу, глазами ища кем-нибудь ненароком оброненную монетку или чужую конфету и шепча. – Угораздило же в него вляпаться.
- Эй, постой!
- Ну что еще? – Нина не оборачивалась, но рукой указывала. – Мост в той стороне. Но я тебя толкать не буду. Сам будь себе табуреткой.
- Да постой же! – нагнал ее и схватил за локоть изрядно облезшей рубашки, нитки совсем истлели и образовали на локте дыры, стоило только натянуть в одном месте – и все раскрошилось бы на лоскуты. – Я ведь надумал тебе обо всем рассказать.
- Но я уже не хочу тебя слушать.
- Больше интереса причины, толкающие меня на смерть, не представляют?
- Как видишь, - Нина высвободила руку и продолжила шагать. – Всему свое время. Откровения не всегда в цене, парень. Ты упустил важный момент, подходящий для жалостливых излияний.
- А если я устрою еще и наглядный обзор всему тому, что хотел тебе как на духу выложить? Даже покажу и дам попробовать еды, от которой меня стабильно подташнивает?
Нина остановилась как вкопанная:
- Ты пытаешься совратить меня?
- Что, не удалось?! – улыбка.
- Еще чуть-чуть и получилось бы, - Нина отвернулась и снова лениво заработала ногами.
- Что же помешало тебе соблазниться моим выгодным предложением?
- То, что ты уверен в моей зависимости от еды.
- Ты не бесплотный дух, чтобы не нуждаться в питании. Свобода независима, но кушать ты, держу пари, постоянно хочешь. Не потому ли опустилась до кражи оброненной конфеты?
- Уговорил, - стремительно развернулась к нему Нина, сгребла его руку к себе и торопливо пошла обратно. – Давай, щегол, веди меня, рассказывай-показывай и корми.
«Нет в мире полностью свободных людей, все мы от чего-то, да зависим! Что бы ты там не говорила – даже ты в зависимости от того, без чего не может существовать твой организм. Без еды!», - Клайд Джонс весьма довольный собой и своей уловкой, позволил себя тащить этой девушке, как непослушного и капризного ребенка. Сам он, постоянно улыбаясь, изредка подсказывал Нине путь: налево, прямо, второй поворот, третий переулок, на перекрестке направо.
Вскоре они вдвоем очутились у высокого здания, как минимум, в двенадцать этажей, венцом которого были огромные, будто парящие над крышей, буквы с названием рекламного агентства и по совместительству киностудии, которые составляли одно слово – «Джонс».
- Неплохо ты так от жизни решил отказаться, - почти присвистнула Нина (даже сложила губы трубочкой), впрочем, оставаясь равнодушной при разглядывании этого здания. – Оно принадлежит тебе?
- Полностью, - был переполнен гордостью Клайд. С важностью перебросив через плечо свой пиджак, придерживаемый кончиками пальцев за ворот, он, помахивая слегка кейсом, подошел к автоматической стеклянной вертушке у центрального входа, успел еще кивком позвать за собой Нину.
- Ты уверен, что мне позволят войти?
Вопрос ее был лишен страха, волнения, усмешки и, вообще, всего. Это был самый простой и равнодушный вопрос, которым девушка прозрачно намекала, что обычно ей подобным путь в такие культурные места заказан.
- Я – директор, ты – мой гость, - надменно сказал Клайд, глазами требуя следовать за ним, и даже не сметь хоть на шаг отставать. – Тебя, как истинно свободного человека не должно это волновать.
- Знал бы ты, насколько сильно меня это не волнует, - голос был пронизан презрением. Сама она на секунду обернулась, почувствовав на себя чей-то взгляд, но долго осматривать и выискивать вокруг себя мнимого преследователя не стала.
Они вошли под недоуменные взгляды охраны и девушки-консультанта и в ногу прошагали к лифтовой зоне. Пока ждали свободной кабины, охрана устремилась под руки выпроводить Нину, но Клайд смело шагнул наперерез и, не давая им достичь своей спутницы, зло бросил:
- Она – со мной! – а все остальное он высказал им взглядом.
Пристыженные охранники ретировались на свою исходную точку, дав команду другим коллегам на этажах не приближаться к девушке бродяжного вида, что подозрительно вертится около их драгоценного директора.
- Смотри-ка, как тебя защищают, почти облизывают…
«Она неотесанная на первый взгляд, пренебрежительная во всем, но при этом очевидно, что манерами и воспитанием не обделена, как и умом и хорошо поставленной речью. А еще это умение держать себя вопреки всему – ведь видела же, что бегут схватить ее, но ведь не дрогнула, не струсила и не попятилась, чтобы уйти…», - напряженно думал Клайд, заходя в лифт после нее и не слыша ее едкого замечания. – «Явно же человек, обучавшийся в школе и имеющий дело если не с университетом, то хотя бы с взрослыми деловыми людьми и их проблемами. Так, что же она там говорила про беспризорную жизнь, примерно пять лет? Если ей сейчас тридцать два, то минус пять, это будет двадцать семь. Кем же ты была пять лет назад, чем жила, и почему в итоге к этому пришла?!».
Клайд Джонс стоял, косясь на нее через зеркальную панель стенки лифтовой кабины, и усиленно рассуждал о возможных вариантах ответа на свои вопросы. А Нина, уронив взгляд с беспристрастным выражением на лице, смотрела на матово-черный пол в мелкую белую крапинку.
- Эй, - позвала его уныло она. – Мы уже приступили к твоим откровениям?
- Подожди. Доберемся в мой кабинет, перекусим, и я начну. На голодный желудок не думается.
- И умирать не хочется, да? – смешок.
- Типа того.
Тренькнул приятный звоночек, высветился номер этажа, и двери кабины плавно разошлись в стороны.
Они вышли на отделанный полностью мелкой мраморной плиткой этаж и неторопливо пошли мимо редко встречающихся дверей с приделанными в строгом стиле табличками, на которых были выбиты инициалы и род деятельности людей, занимающих эти кабинеты. Нина на это не смотрела, только вперед, только туда, куда целенаправленно шагал самоубийца, которого она понять никак не могла и все больше и больше (от увиденного) начинала злиться на него, но умело это подавляла.
4.
Приближались к главному кабинету, размеры которого впечатляли от одного взгляда на эти двойные массивные и высокие деревянные двери с врезными мелкими и густыми геометрическими узорами и покрытые многочисленными слоями лака. Да эти двери словно кричали: «За нами царские покои!!».
Клайд Джонс галантно потянул на себя одну створку размером с обычную дверь на этом этаже и любезно сказал:
- Проходи и будь как дома.
- Непременно, - строго ответила Нина, нарочно опуская по логике следующее в ответ: «Благодарю», «Спасибо». Она прошла в действительно огромный кабинет, совмещавший в себе все от отдыха, работы и развлечений, ибо был заочно разделен на четыре совмещающиеся зоны: рабочую, игровую, столовую и почти спальную.
Разбитый на четыре части кабинет был обставлен так, что все идеально сочеталось и не казалось лишним. В одном его углу находился офисный стол с компьютером и прочей необходимой оргтехникой, по соседству угол занят был широким угловым удобным диваном, на котором покоились пухленькие маленькие и ворсистые подушки в количестве семи штук. Противоположные два угла размещали в себе игровую зону и столовую, а это – кухонная мебель и современные компьютерные игрушки, в которые любят играть большие мальчики и не только. Пустующий центр кабинета заполнили длинным столом для совещаний примерно на тридцать-сорок персон. Помимо всего прочего имелся здесь еще и навесной балкон. Он был прост, без изысков. С обычными крашеными железными перилами и небольшим черепичным козырьком для тени. На бетонном полу его стояло несколько горшков с вьющимися растениями, уже опутавшими часть перил. Где-то в углу между горшков был заметен старый-старый деревянный табурет. Всего один. И больше ничего.
Все это время украдкой посматривающий на нее хозяин кабинета (а особенно он это делал, когда в коридоре им встречались люди, которые пренебрежительно и откровенно брезгливо морщась, и даже с отвращением смотрели на его гостью), жадно следил за ее реакцией и этим невозмутимым лицом. Видел, что Нина пребывала в стабильном безразличии ко всему вокруг себя: и к его кабинету, и к зданию с его помещениями, и к людям. И к тому, как эти люди на нее смотрят. Но сейчас Клайд уловил этот секундный взор, полный удивления и быстро спросил, пользуясь тем, что поймал ее с поличным:
- Что-то не так?
- Зачастую, люди стремятся к карьерному росту ради того, чтобы заиметь вот такой вот кабинет и прочие скрытые привилегии до наступления кризиса среднего возраста, - Нина замолчала и уверенно зашагала к балкону. Несмотря на то, что предложение ее было еще не закончено, продолжать она, по-видимому, не собиралась.
- И?
- А ты, уже имя это все, вместо сытного обыденного обеда за своим столом предпочел проделать долгую и утомительную дорогу до моста, чтобы сброситься с него и лишиться всего.
- Проще было спросить у меня с нетерпением, когда же я уже приступлю к объяснениям, - ухмылялся парень. Он подошел к столу и резво набрал коротенький номер на стационарном телефоне, нажал на круглую красную кнопочку и громко сказал. – Мисс Харпер, закажите мне как обычно.
Клайд на секунду задумался и, повернув голову к гостье, громче спросил:
- Ты что будешь?
- Не принципиально.
- Главное, чтобы было, да?
- Главное, свобода, - Нина открыла по-свойски дверь и вышла на балкон под солнечные лучи, в полдень козырек не особо спасал – тень едва пересекала половину пола. Прищурилась.
- Мисс Харпер.
- Да, директор? – послышался приятный голосок.
- Двойную порцию. И шоколадных батончиков подкиньте. – Слушать, что отвечает ему секретарь, Клайд не стал, отжал кнопку и поспешил на балкон. – Что, впечатлена красотами города?
- Нет. Думаю.
- Над чем?
- Зачем тебе река и мост, когда отсюда вероятность умереть, уверенно разбившись насмерть, достигает ста процентов? – Нина, перегнувшись через перила, задумчиво глядела вниз, на людей, суетящихся и спешащих по своим делам.
- Нужно же было показать, что меня воротит от всего, что связано с моей работой.
- То есть, разбейся ты там вдребезги – подумали бы, что ты это от безмерной любви к своему занятию?!
- Здесь так и подумали бы, - Клайд Джонс оперся руками на перила и устремил взор на крыши соседних высоток, поочередно высматривая голубей, прохаживающихся по черепице. – А сказали бы иное.
- Почему тебя так волнует, кто и что подумает и скажет?
- А тебя не волнует то, как сегодня мои работники смотрели на тебя и какие они корчили гримасы, воротя носы?
- Должно?
- Думаю, да.
Нина вдруг повернула к нему голову и заглянула в глаза:
- Ты тоже корчишь рожу и воротишь нос, когда я не смотрю?
Клайд растерялся от обращенного к нему же его оружия. Потупив взгляд на секунду в поисках менее обидного для нее ответа, он открыл было рот, но.
- Не нужно оправданий. Меня это не волнует, - Нина опять смотрела вниз, под балкон, рассматривая дорогу и проезжавшие по ней автомашины.
- Есть ли то, что тебя волнует?
Парень спрашивал это, не веря, что стоящая рядом с ним девушка может быть такой равнодушной ко всему. Пусть она равнодушна к своей внешности, пусть к разговорам окружающих, пусть! Но должны же у нее быть близкие люди, чье мнение для нее не безразлично, как и само их существование. Спрашивать подробно об этом Клайд не хотел сейчас, все равно она его уткнет носом в то, что он сам до сих пор не начал обещанного рассказа. Поэтому, озираясь на двери кабинета через каждые десять секунд, он продолжал стоять с ней и искоса подсматривать за ней. Нина не посчитала нужным давать ответа на заданный вопрос.
Хлопнула дверь. Его секретарь прикатила целый столик, заставленный всем, что он обычно заказывал себе на обед (она наперед все знала, и заказ давно был ею оформлен). Клайд кивком отпустил мисс Харпер, у которой при виде Нины исказилось лицо и возникли вопросы к директору, но раз Клайд Джонс велит убираться, то надо бы послушно идти. И девушка вышла, громко хлопнув дверью для выражения своего недовольства пренебрежительным отношением директора.
Нина слышала и первый, и второй стук створки, но не обернулась, так и простояла, уныло обегая глазами городской, скучный пейзаж. А когда к ней повернул голову парень, чтобы пригласить ее отобедать, она его встретила вопросом:
- Что, тоже нос воротила?
- А как ты поняла, что это была девушка? – попробовал уйти от ответа и немного построить из себя дурачка Клайд, он мило улыбался, понимая, что и ребенок догадался бы, кто мог у него выполнять обязанности секретаря.
- Ее сладким яблочным парфюмом мне нос заложило.
- Я ничего не уловил.
- Потому что стоишь рядом со мной, - потянула губы Нина. – Ладно, что там вкусного?
Она торопливо вошла в кабинет и устремилась к столику. Без разрешения схватила по пути с собой стул от стола совещаний, придвинула и на него уселась, не особо интересуясь его мнением на этот счет.
Клайд следил за ней с улыбкой.
- Вообще-то, - взял и он стул и расположил напротив нее. – Этот столик можно было придвинуть вон к тому удобному дивану.
- Я пробуду здесь от силы час, а запах мой впитается на года. Не жалеешь себя, так пожалей того, кто займет этот кабинет после твоего самоубийства. Он будет вынужден выбросить такой замечательный диван. – Нина взяла в руки куриную грудку из горки жаренных филейных частей на широком фарфоровом блюде и, игнорируя нож, вилку и тарелку, вцепилась в нее зубами.
Он смотрел на нее и чувствовал, как просыпается в нем аппетит. Схватив рукой куриную ножку, принялся есть так же, как и она, стараясь не замечать, что пачкает рубашку и брюки жирными, но мелкими кусочками куриного мяса. Действительно, зачем его это должно волновать?
- Рассказывай, - прожевав немного, сказала Нина. – Я умею слушать, когда ем. Или мне опять нужно пристать с наводящими вопросами?
- Не, я сам. – Клайд Джонс протер губы салфеткой и взялся за бутылку с газированным соком. Покосился на один стакан (почему-то мисс Харпер принесла все столовые прибор на две персоны, кроме стаканов) и застыл.
- Да пей так, с горла. Я и водой обойдусь.
Заворожено глядя, как сказавшая это, девушка быстро вытирает руки об собственную рубашку и хватает единственный стакан, чтобы налить из хрустального графина себе воды, парень начал:
- Собственно, признаю, грех жаловаться на нынешнее положение, как и на прошлое, в котором не знал ни горестей, ни проблем, ни голода, ни лишений…
- Ну, это понятно, давай, опустим. Что там с душой?
- Может, я лучше выговорюсь так, как сам того хочу?
- Все, молчу, - Нина дополнительно кивнула и пригубила воды. Отставила стакан и пододвинула к себе миску с нарезанными овощами. – Лишений и?
- Лишений и малейших неудобств. Просто не к чему придраться, как не посмотри – детство, отрочество, юность – все прошло как по маслу.
- Это ты сейчас, глядя с достигнутых высот, осознал?
- Нет. Я это понимал всегда.
- Радует. А на каком этапе начался разлад с собой?
- Почему с собой? – удивился ее проницательности Клайд. – Почему ты не спросила о разладе с семьей?
- Не похоже, что с семьей у тебя плохо, парень.
- Тут ты права, к ним не с чем придраться.
- Но что-то же сподвигло тебя отказаться от такой семьи, жизни и завидной работы.
- То, что тебя не волнует.
- Общественное мнение? Ты – серьезно?!
- Оно самое. И еще тупик под названием «скука».
Нина поджала и разжала губы, обдумывая его слова, после чего сказала:
- Кто-то с такими обыденными проблемами бежит в объятия неиспробованного, запретного и губительного развлечения, роняя себя в бездну, из которой сложно вернуться нормальным человеком, и легче закончить трупом в каком-нибудь шумном притоне или же лечебнице.
- Меня не привлекают наркотики и алкогольные напитки.
- Но это бы знатно разбавило твою скуку и утешило бы, заставив забыть обо всех тревогах.
- Со временем наскучит и это, что же тогда прикажешь делать?
- Допустим, со скукой мне более и менее понятно. Но губить себя из-за чьих-то разговоров – ты что, совсем тряпка?!
- Не все же такие сильные, как ты и способны убедить себя смотреть на простую бродяжную жизнь и видеть в ней манящую свободу.
- Не будем обо мне.
- Что, тебя саму твоя вечность не терпит? – усмехнулся Клайд Джонс.
- На дух не переносит.
Он ухмыльнулся, раскупорил бутылку, пригубил сильно газированного напитка, сглотнул несколько раз, выждал, когда перестанет газ порциями бить в нос, и заговорил:
- Это не просто разговоры.
Нина немного удивленно вскинула брови и показала глазами «продолжай», и Клайд ее понял.
- Больше всего я не люблю, когда люди, которые со мной доброжелательны, милы и открыты так, что я в это искренне верю, покинув меня, собираются в группы по три-четыре, а то и больше, человека и начинают тщательно и злостно меня поносить.
- Проблема ли пережить пару-тройку заядлых лицемеров?
- Я не выношу критики. Легче, когда не знаешь, что те, в ком ты читаешь гордость и уверенность в самом себе и во всех своих делах, на деле отзываются о тебе крайне нелестно. Попирая за твоей спиной всем, на чем только свет держится.
- Выходит, душа твоя – ранимая?
- Меня это все ранит в самое сердце.
- Но это не повод, Клайд.
- Все эти годы я жил и не знал, что меня ненавидят буквально все за мои достижения. За то, что у меня были средства для продвижения к своей цели…
- А когда узнал, то мир перевернулся, да?
- Почти.
- Потому и решил всем назло утопиться? Вот мол, глядите, гады, что вы наделали своей критикой! Вот до чего вы, двуликие сволочи, меня довели! – зло усмехнулась Нина. – Спешу заверить, ты не принесешь своим суицидом им горя, сожалений или назойливых мук совести. Тебя обсудят недельки две или три, максимум, и позабудут. Понапрасну до моста мотался и потел, мог бы сразу с балкона опрокинуться – эффект один и тот же, за которым неизменно следует забвение.
- Да знаю я!
- Объясни же, чего добьется твоя ранимая душа, уступив критикам и недоброжелателям и бросившись в объятия скорой смерти? Найдет честных людей?! откроет для себя непредсказуемые и буйно-веселые аттракционы?!
- Притормози, чего завелась-то? – не нравилось Клайду то, как она это все говорит. А говорила девушка с явной издевкой.
- Парень, жизнь – она не всегда то, что ты хочешь. Как говорится, не всегда происходит то, на что надеешься.
- Зачастую, то, на что надеешься, практически, не происходит.
- Верно, - соглашалась безоговорочно собеседница, добавляя. – Ты устал от своей прекрасной жизни, а кто-то днями и ночами грезит о том, чтобы хоть недельку пожить в шкуре секретаря директора. И директора такого, как ты.
Нина излагала мысль торопливо, но голос ее опять был все также ровен и поразительно спокоен, как и это ее лицо, оно было безэмоционально.
- Чего ты добиваешься? – не вытерпел Клайд.
- Не думай, что я хочу тебя переубедить.
- И в мыслях нет. Я от своего не отступлюсь.
- Это ты о прыжке в реку?
- Конечно, о чем же еще!
- А чего с моста-то?! Почему вены не вскроешь? Или в петлю шею не сунешь?
- Больно же.
- О?! В реке барахтаться с обезболивающими таблетками в желудке собрался?! Боли будет не меньше. И я тебе больше скажу – ты в ней, как бы ни старался, благополучно не утопишься. И шею не сразу сломаешь. Слишком мелко, невысоко. Мало того, сбегутся на твои разочарованные вопли и крики боли свидетели и скоропостижно снесут тебя в больничку. Оклемаешься и с позором горе-самоубийцы вернешься в привычное русло наскучившей жизни. А оно тебе надо, давать повод для сплетен не дремлющим критикам?
- Откуда ты знаешь? – сузил глаза и придвинулся плотнее к столу Клайд, заподозрив в гостье родственную душу самоубийцы.
- Люди, они такие, лишь бы рты свои по поводу и без размять.
- Не об этом я!
- А о чем?
- Что там мелко и невысоко? Мне с моста видится иначе.
- Я уже ныряла с него, - созналась Нина, и лицо ее нахмурилось, будто легла тень тоски и необъятной грусти. Опустив голову и глаза, она что-то вспоминала.
- Значит ли это, что и ты…
- Я говорила, что добровольно себя не убью.
- Для чего же тогда ныряла?
- В тот миг это был единственный и быстрый способ уйти от преследователей.
- Опять конфет стащила у детишек?
- Можно и так сказать, - потянула снисходительно губы девушка и не стала в это углубляться. Умолкла и снова принялась за овощной салат.
- То есть, ты мне не скажешь правды?
- С чего бы мне с тобою откровенничать?
- Ну, я же тебе тут и сердце, и душу раскрыл.
- Вот если когда-нибудь надумаю убить себя, то непременно явлюсь исповедаться к тебе. Ах, да, не получится. Ты же уже будешь мертв.
- А вот теперь переубедила.
- Не поняла.
- Мне вдруг захотелось узнать то, что ты утаиваешь.
- Подумываешь отложить свои смертельные маневры и дождаться, когда я приду на прощание изливать тебе душу и сознаваться во всех тяжких грехах?
- Ага.
- Боюсь, не дождешься.
- Ты намерена дожить такой жизнью до преклонных лет? – насмехался Клайд, намекая на ее образ жизни.
- Это вряд ли. Меня убьют раньше.
- Что?!
- Ничего.
- Нет уж, объясни, раз проговорилась! – потребовал парень, отпивая из бутылочки и продолжая пристально глядеть на нее.
- Мало ли, дети агрессивные попадутся, способные, например, забить до смерти игрушкой. Или под машину кто толкнет. Жизнь бродяги, она такая, ты сегодня есть, и сегодня же – нет, ведь даже медики побрезгуют помочь.
- Допустим, поверил.
- Что, прозвучало неубедительно?
- Фальшиво. От первого и до последнего слова.
- Хм, - задумалась Нина и немного помолчала. – Зато не так фальшиво, как вся эта твоя блажь про ранимое нутро.
- Не поверила?! – возмущенно округлил глаза Клайд Джонс. – Я тебе всего себя открыл, а ты – не веришь?!
- Так ты был серьезен?
- Как ни с кем прежде, - он смотрел на нее, и взгляд его был чистым, открытым и доверчивым, как и лицо, обращенное к ней. – Ни разу не шутил.
- И все еще всерьез стремишься покончить с собой?
- А вот с этим у меня теперь возникли сомнения.
- Помогу тебе рассеять их окончательно.
- И ускоришь принятие этого сложного выбора?
- Нет. Заставлю тебя снова полюбить жизнь, - Нина отодвинулась на стуле, ножки издали неприятный и пронзительный звук. Она встала и, повелевая. – Следуй за мной…
Направилась к двери. Заинтригованный внезапной переменой и какой-то идеей пришедшей в голову этой девушки, Клайд послушно пошел за ней:
- А куда, не скажешь?
- Оттого-то у тебя все обыденно и скучно. Ты всегда наперед знаешь, куда и для чего выходишь за порог дома и кабинета.
- И только в этом?
- Не только.
- Что же еще?
- Ты не ценишь того, что имеешь, не придавая значения тому, что было бы, не имей ты банально фирменной ручки, чтобы расписаться на срочно поднесенных документах, - Нина уверенно шла по коридору, словно двадцать лет здесь проработала и знала каждый угол.
Но шла она мимо. Миновала лифтовую зону и уперлась в поворот, ведущий к лестницам. Остановилась, огляделась.
- Лифт там, - с улыбкой подсказал ей Клайд, касаясь плеча и кивая назад.
- Он нам не понадобится, - схватив его за руку, Нина потянула его за собой, заставляя вместе с ней спускаться по ступеням пожарного выхода.
- Ты думаешь, я осилю все двенадцать этажей?! – ужаснулся тот.
- Если умрешь в процессе, сочтем, что твое самоубийство удачно свершилось.
- Ты этого добиваешься?! – готов был расплакаться и просить ее на следующей площадке завернуть в коридор и воспользоваться услугами лифта.
Увы, Нина не позволила ему этого сделать, и вообще, всякий раз, когда он пытался проскочить в коридоры, преграждала ему путь и после недолгого перерыва подталкивала обратно к лестницам. В конечном итоге на первый этаж он ступил, уже выдохшись, отчего долго стоял, держась за нее и шумно вдыхая и выдыхая воздуха. Зато Нина была бодрячком, даже не почувствовала усталости и смотрела с холодным презрением и осуждением на этого слабака.
- Я никогда не преодолевал больше трех или четырех ступенек, - признался в свое жалкое оправдание Клайд Джонс и выпрямился.
- Прямо уж никогда?
- Ладно, соврал. Но такого давно на моей памяти не было, - он, не веря, что сделал это, обернулся и смотрел на последнюю преодоленную им лестницу, затем посмотрел на Нину. – Это все?
- А ты закончил ныть? Тогда пошли.
Девушка интуитивно шла по широкому яркому коридору первого этажа, зная, что если упрямо идти вперед, то обязательно можно найти выход. Или окно. Но обязательно что-нибудь, да найдется.
- Здесь налево, - подсказал с улыбкой парень, поняв, что она стремится покинуть его компанию, прихватив его с собой.
Бросала вызов его любопытству: куда, куда же она его сейчас отведет?! На берег, чтобы дать насладиться тишиной и красотами воды и песка? К родильному дому, где каждый час, если не чаще, на свет появляется новая жизнь? В больницу к людям с тяжелыми и смертельными заболеваниями, чья жизнь угасает?! В городской парк на аттракционы для недолгого и беззаботного веселья?! Или же туда, где живет (если это можно так сказать!) сама?! Эти все и другие варианты он перебирал, постоянно возвращаясь от одного к другому, расширяя смысл и значение всего – показать ему, как важна и ценна его собственная жизнь. Без устали думал об этом и шел с ней.
5.
Нина больше его не держала, оказавшись за входными дверями компании, она отпустила его руку и без лишних слов пошла вперед. А Клайд Джонс продолжал уверенно думать, что она будет демонстрировать ему либо красоты и прелести, либо горести и лишения жизни тех, кто обречен поневоле на смерть. На ум больше ничего не шло. Только это. И он ухмылялся, считая ее предсказуемой, и дожидался того момента, когда сможет ей с саркастичной улыбкой сказать: «Я это уже видел! Скучно. Пресно. Не вдохновляет на продолжение жизни!».
Клайд успел переутомиться еще на лестницах, а она вдобавок тащит его через весь город неизвестно куда (тащит – слишком громко сказано, он ведь с удовольствием шел с ней, ловя любопытные взгляды прохожих, окидывающих их обоих, потом его, а потом уже с видимым презрением и непониманием – ее). От девушки старался не отодвигаться и нисколько не стеснялся ее компании, отнюдь, его теперь возмущало то, как на нее смотрят.
Они прошагали по неизвестным ему закоулкам и кривым дорогам, но, в конце концов, опять вышли туда, где впервые и повстречались. На мост.
- Зачем сюда-то? – недовольство вырвалось из него.
Нина не отвечала, целенаправленно шагала к заграждению. Достигла перил, ухватилась руками, подпрыгнула, перебросила одну ногу, вторую, ловко уселась и обернулась на вцепившегося в нее с ужасом в глазах парня:
- Ну, что ты глазки пучишь?
- Ты что делаешь?
- То, что ты так хотел – прыгаю.
- Но ты говорила, что «мелко» и, вообще, умирать не планируешь! – закричал истерично он.
- Вот именно! – оскалилась Нина, со всей силой оттолкнула его от себя, так, что он даже споткнулся и упал, а сама она при этом плавно соскользнула вниз.
Послышался громкий всплеск воды. Парень вскочил, подбежал и перегнулся через перила, высматривая ту, что с головой (намеренно, чтобы навести большей жути и паники на него) ушла под пенящуюся зеленоватую воду.
- Эй! – заорал истошно Клайд Джонс, нервно оглядывая волнующуюся поверхность реки. – Нина! Нина!!
Затем перебросил и себя через перила, прыгая героически – без раздумий вниз. Каково же было его изумление, когда ноги его коснулись илистого дна, а выпрямившись и отплевавшись, он обнаружил, что уровень воды в реке едва достигает зоны чуть выше пояса. И это, только потому что на этом участке было углубление. Ступив шаг в сторону, ощутил, что это место намного выше – вода на уровне косточек его таза. Еще шаг – река ниже на десять сантиметров.
Клайд Джонс шагал и не прекращал, видя, что в метрах пяти от него, отряхиваясь, вся мокрая, движется к берегу, залитому бетоном, Нина. Она выжала волосы руками и обернулась к нему, громко смеясь, бросила:
- Как тебе быть утопленником, мажор?!
- Знал бы, что ты не тонешь…
- Меня спасать ринулся? – Нина уже добралась до берега, ступила на него прошла пару шагов и присела, чтобы осмотреть свою жалкую обувь, промокшую насквозь и выпачканную в иле. – А в процессе спасения свою жизнь не полюбил?
Отряхнув дырявые кеды, парня дожидаться она не стала, быстро встала, повернулась и пошла в сторону основания моста. Клайд выполз полностью из реки на бетонный откос у берега, вытер лицо и осмотрелся.
- Нет, не полюбил, - ответил запоздало он. – Только осознал, что нужно искать иной способ убиться.
Нина ему не ответила, она упрямо шагала под мост.
- Ты что-то там ищешь? – спросил в спину Клайд. Он торопливо всполоснул свою обувь и, снова надев ее, побежал за ней, боясь отстать и что-либо пропустить. В мокрой рубашке и брюках, так противно липнущих к телу, бежать было трудно. Но парень бежал.
- Просто иди за мной. Не нужно знать: куда, зачем и почему.
6.
Он нагнал ее, когда она остановилась почти у самого основания моста, около потемневшей крышки канализационного люка, на которую, не моргая, смотрела. Посмотрел и Клайд, не находя в том ничего, что могло бы приковать его взгляд, крышка, как крышка, по городу их встретить можно на каждом шагу.
- Что там, Нина? – спросил он, полагая, что она сама не заговорит и так и простоит до ночи и до самого утра здесь. – Этот люк ты мне хотела показать? И если да, то зачем? Я ожидал чего-то более впечатляющего.
- Разве не впечатляет, что кто-то готов ради спасения просидеть в нем? – пробудилась из мыслей Нина, но глаз от крышки не оторвала. – Ты из-за каких-то разговоров спешишь оборвать свою жизнь, а я ради ее сохранения срывалась вниз с моста, не зная ничего о глубине реки, бежала и пряталась в этом люке, задыхаясь от зловония около получаса. Хочешь умереть? Вот тебе второй способ после моста. Но готов ли ты пробыть в нем час в ожидании смерти?
- Предложи более гуманный способ, Нина, я туда точно не полезу. И с чего бы мне в нем торчать час, когда сама ты просидела всего лишь половину?
- Смерти ищешь ты, она через час и наступит. Я же хотела жить и вылезла бы еще раньше, да люк закрыт снаружи был.
- А закрывал кто?
- Один никчемный сопляк, - ответила она и отошла от люка.
- Странно, что тебя одолел сопляк.
- Не одолел, а сокрыл. И этим спас мне жизнь.
- Как любопытно. И что с сопляком потом стало?
- В целом, ничего фантастического. Всего лишь сказочно разбогател.
- А ты осталась нищей или же стала после этого? Отдала все ему?
- Не я, - Нина побрела назад к бетонному берегу, вышла из-под моста и уселась под солнышком, вероятно, хотела просохнуть до наступления сумерек. Она снова сняла обувь и расположила рядышком.
- А кто, не скажешь, значит, - пробормотал Клайд, провожая взглядом и продолжая стоять возле люка. Представлял себя сидящим в этой яме, и становилось жутко не по себе. Передернув плечами от омерзения, он последовал за ней и опустился подле нее. Помолчал немного, оглядывая реку и противоположный песчаный берег. Взглянул на мост, и перевел взор на нее. Потянулся к полосе гравиевой присыпки у самого берега и зачерпнул немного. Поглядел на камешки в своей руке и озвучил свой вопрос. – Послушай, Нина, а как ты пришла к этому?
- Конкретизируй, я много к чему в своей жизни приходила.
- Ну, такая жизнь, с чего все началось? Непосильные кредиты? Многочисленные долги? Жизнь беглого преступника или просто иммигранта, пропавшего в чужой стране без документов, поддержки и знакомых?
- А, типа, как я докатилась до своей свободы? – Нина посмотрела на речную гладь, девушка часто засматривалась на эту зеленоватую воду, он это уже отметил про себя, как ее особенную странность. – Много чего. Навалилось вдруг все разом: подставу не прочуяла, с бизнесом не срослось. Вот и пришлось отречься от всего и очищать душу свою бесконечно грешную страданиями и лишениями.
- Очистилась?
- Нисколько. Убивать неизменно хочется.
- Сказав про бизнес, выходит, ты подразумевала бизнес убийцы?
- Разумеется.
- А не срослось почему? Жесткая конкуренция?
- Да. Жертву мою увели.
- Это как?
- Я должна была ее убить, но затянула с этим, и ее устранили раньше, чем до этого созрела я.
- Зачем же затягивала? – усмехнулся парень.
- Подружилась с ней и пребывала в сомнениях.
- Подружилась и не смогла оттого убить?
- Да.
- Как это странно слышать, - задумчиво проговорил Клайд Джонс.
- Не страннее твоих откровений о причинах покончить с собой, - заметила с резкостью Нина. – Сплетни, разговоры, пересуды – просто будь глух ко всему. Это все лишь от того, что натура у людей такая – осуждать и критиковать того, на чьем месте хотят, но никак не могут оказаться.
Клайд посмотрел на нее и тяжело вздохнул, отворачиваясь.
- Ну чего? Звучит неубедительно, да?
- Да, Нина.
- Что поделать, меня никто не учил, как богатеньких и обидчивых молодых директоров утешать.
- На самом деле, причины кроются не только в моей ранимой душе, - сказал вдруг грустно Клайд и посмотрел впервые такими печальными-печальными глазами на нее. – Я не так давно узнал, что компания моя, как и все мое дело – для отвода глаз и отмывания денег теневого бизнеса старшего брата. Кельвина Джонса, слыхала, может о таком?
- Нет, - чересчур быстро солгала Нина, пряча лживые глазки в ее излюбленном трюке – созерцании реки.
- И брата, как оказалось, не родного.
- В смысле?
- Также недавно я узнал, что не прихожусь сыном родителей, много лет воспитывающих меня.
После второй части его откровений напряжение в Нине заметно возросло, смутно в ней билось что-то, будто бы подталкивая к вот-вот открывавшейся истине. Гася в себе все это, она попробовала разбавить свои необъяснимые тревоги и мрачную ауру вопросом:
- Выходит, тебя усыновили, заранее рассчитывая прикрываться тобой и твоей рекламной компанией? Но даже так, ты все равно в выигрыше: не потерял, не упустил – все еще видный и богатый директор и им же и будешь. Незачем напрасно все это рушить.
- Я еще не закончил говорить, а ты опять пустилась меня отговаривать, - Клайд Джонс широко замахнулся и запустил один камешек в реку. Тот скоропостижно пошел ко дну, прорвав ровную гладь реки и образуя мелкую круговую рябь после своего прорыва.
- Есть что-то еще?
- Когда я возымел разговор по душам, то выяснил то, отчего до сих пор сердце в бешенстве колотится.
- Шокирующие подробности? – Нина была удивлена.
Клайд жалко усмехнулся:
- Так получилось, что моего официального усыновления не случилось, я просто жил и рос в этой искренне любящей семье, и оттого я не обладаю правами наследования и, вообще, ничего не имею. А значит, полностью лишен баснословного наследства и возможности на что-либо претендовать. И если упростить – то я всего лишь выгодная марионетка.
- Но почему все так? Для чего тогда они тебя взяли в свою семью?!
- Никто и не брал. Отец просто нашел меня на улице и из жалости на время забрал к себе в дом – напоить и накормить, а потом уж разобраться, что и как. Оказалось, что никто не заявлял в полицию на пропажу или похищение мальчика: ни волнующиеся родители, ни работники приюта. Во всем городе не было лиц, заинтересованных в розыске ребенка.
Нина напряглась больше прежнего.
- То есть? – с усилием выдавила из себя она, боясь собственных догадок.
- Получалось, что кто-то просто меня выбросил, как ненужного котенка, и не думая проверить, прибился ли я к мусорке или меня благополучно переехала машина.
- А ты сам ничего не помнишь?
- Отец говорил, что мне было около четырех лет, он сам точно не мог назвать мой возраст, потому что не знал его. А я, по его словам, почти не говорил и мало чем мог им помочь в разрешении этой проблемы. Думаешь, я что-то могу помнить?
Нина внутренне натянулась до невозможности, кажется, внутри у нее вот-вот лопнет невидимая струна, заденет и разорвет остальные пять, но она, затаив дыхание, продолжала слушать Клайда Джонса.
- Не имея никаких данных обо мне и ничего не зная, они с матерью приняли решение оставить меня у себя до появления хоть какой-нибудь информации. Дали имя Клайд. И это только потому, что из сотни озвученных ими имен, именно на это я слабо отреагировал – повернул голову. Будто знал, что зовут меня.
«Ллойд. Его звали Ллойд! Да, отдаленно напоминает имя Клайд…», - у Нины внутри все холодело и давало трещину так, словно ее внутренний и многолетний лед безразличия обдавали бурлящей лавой. Она смогла совладать с собой и ровно спросить:
- Ничего не прояснилось, и ты так и остался в их семье, выращенный, как запаска, без возможности наследования?
- Их можно понять, один сын, и родной, уже у них имелся. И лишать его всего того, что по праву принадлежит ему только из-за меня – кто этого захочет? Я должен быть благодарен за одно только то, что меня не выставили на улицу, не сдали в приют, не унижали, не притесняли, а воспитали как своего сына, ни в чем не отказывая. Пусть и было отказано в наследовании.
- Когда ты обо всем этом узнал?
- Неделю назад, - Клайд вздохнул и сделал паузу. – Тот, кого я так долго считал старшим братом, внезапно открыл мне глаза, объясняя, почему я не имею права отказываться проворачивать его махинации через свою компанию и, вообще, рта открывать со своими жалкими возражениями.
- А что он тебе сказал?
- Он издалека к этому подошел. Так, как это делают уверенные в себе, своих возможностях и обладающие властью, люди. Пришел в мой кабинет без предупреждения, развалился на моем диване и нравоучительно затянул одну историю.
Нина снова приподняла брови, но сумела сохранить свое молчание.
- История была о том, как он однажды, спеша с друзьями по университету на футбольный матч, шел мимо приюта и вдруг увидел девочку, кладущую то ли спящего, то ли мертвого малыша на крыльцо детского дома и со всех ног убегающую прочь. Она так торопилась исчезнуть, что едва не сбила его с ног. Он окликнул ее, чтобы увидеть и запомнить лицо малолетней злодейки, но она была не промах – прибавила скорости и не отреагировала на зов. Запомнить ее лица не удалось, зато он хорошо запечатлел этот голубенький костюмчик ребенка, что зашевелился, поднялся и начал осторожно ползти со ступенек вниз, держась за прутья перил крыльца. Ребенок торопился нагнать беглянку, но глаза его уже нигде не находили родного человека. Лицо малыша исказилось, но плач так и не раздался, напротив, только ножки его задвигались быстрее.
- И? – с трудом сглотнула Нина.
- Не желая сталкиваться с ним у ворот и быть свидетелем детских слез, брат продолжил свой путь, не особо задумываясь об этом инциденте. И каково же было его удивление по возвращении домой после игры обнаружить сюсюкающихся родителей с этим самым ребенком!
У Нины осязаемо кололо в сердце, словно из него наружу прорвались иглы, но она держалась, ничто не выдавало в ней отчаянного раскаяния и боли.
- Разумеется, он скрыл это от родителей, посчитав незначительным фактом. Все равно бы эту девочку не смогли бы найти, раз уж личность мальчика и полиция не смогла установить. Брат был уже взрослым, возражать родителям он не стал: хотят обременять себя заботами о малыше – пожалуйста! Главное, чтобы не ему в ущерб, о чем он заранее и предупредил их. Так и жили, мирно, без драк. Он не ущемлял меня, отнюдь, строил из себя настоящего старшего брата: всегда защищал, заботился. До определенного момента.
- И это тебя сломило? Сломило, что все это время жил во лжи? Сломило, что все родные тебе лгали? Сломило, что ты лишен всех привилегий? Лишен наследства и обречен беспрекословно следовать требованиям брата, который и не брат вовсе?!
- Сломило, но не это.
- А что? То, что сестра бросила тебя?
- Сестра?! – Клайд Джонс резко развернулся к ней. – Я ничего такого не говорил, откуда ты знаешь, что это была сестра?!
Нина не глупа, чтобы так неосознанно попадать впросак. Конечно же, она сделала это намеренно, желая признаться в своем злодеянии этому человеку как можно скорее. Однако, уверенно выдав себя, она вдруг засомневалась, стоит ли это делать? Стоит ли говорить ему про себя?! Как он на это отреагирует?
- Нина? – ждал от нее ответа Клайд. Надеялся, что она прольет свет на его прошлое и поможет ему отыскать хоть кого-то из своей семьи, пусть они даже будут последними нищими, он должен найти их! С огромным нетерпением и надеждой в глазах парень уставился в упор на нее.
- Я всего лишь предположила, кем могла бы быть та девочка для тебя…
Разумное объяснение…и огромная человеческая трусость. Нина стушевала перед ответственностью, что ложилась на ее плечи за совершенное подлое действие в далеком прошлом. Ее признание не состоялось – струхнула в последний момент, решив, что лучше все оставить так, как есть. Да, лучше ему не знать, что она – та самая сестра, без раздумий бросившая его на произвол судьбы.
- А я-то думал, что ты поможешь мне найти их.
- Кого «их»?
- Мою семью, которую ты, возможно, знаешь.
- С чего ты взял?! – фыркнула Нина, стараясь выглядеть как можно беспечнее.
- Ну, если рассудить, то из-за чего обычно подбрасывают детей к приюту? Чтобы о них там позаботились, так как сами по каким-то причинам этого сделать не могут. А иначе – просто утопили бы в море, разве не так?
- Может быть. Но с чего возникла мысль, что я знакома с теми, кто тебя бросил? Я со своей-то семьей почти не знакома, с чего бы мне твою знать? – это было сказано в разы увереннее, ведь то было большей правдой.
- Раз для меня предпочли приют, то, значит, жили они очень плохо, хуже, чем просто бедно, потому и допускаю, что были нуждающимися, бродягами, лишенцами или неимущими. А ты ведь немало таких семей повидала…
- Даже если и так, откуда мне-то знать, которая из них твоя? – Нина откинулась назад и оперлась локтями рук на бетонный настил, немного склонила голову влево, разглядывая в тишине русло реки.
Клайд Джонс упорно молчал, тоже глядел вперед и чувствовал, как созерцание реки его успокаивает. – «Она поэтому все время на нее смотрит?».
- Слушай, а почему брат тебе это все рассказал? Ну, понятно дело, решил уткнуть носом в факты, но чего он сам этим добился?
- Моего послушания, теперь я не зарываюсь и покорно подписываю все, что он мне приносит. Куда мне деваться, если я – никто.
- А отец знает?
- Он передал все свои полномочия брату и ему теперь безразлично, что тот творит. Отец стар уже и болен, ему не до наших разбирательств, которых, как таковых, и нет. Все полностью в руках Кельвина, а я же в них посредник с ранимой душой. Куда мне лезть и сопротивляться, имея за плечами его плохой пример воздействия? Мне еще увиденного ужаса восемь лет назад хватило, до сих пор во снах это вижу…
- Ты это о чем? – Нина примерно представила себя восемь лет назад, сколько ей было, какая она была, где, а главное, с кем она была. Пред ней явился образ Соли, что лежала бездыханной на этом самом мосту, возвышавшимся над ними, на котором она утром и повстречала его.
- Ты и о Сильвии Боуи ничего не слышала? – спросил вдруг у нее Клайд Джонс, будто читая мысли, и снова заглянул ей в глаза.
Нина в молчании смотрела в ответ, не зная, что ему говорить. Солгала про Кельвина Джонса – нужно лгать и о Соли, ведь, живя в этом городе не знать этих двоих – чистейший вздор!
- Что, жена твоего брата? – ухмыляясь, но чувствуя боль в сердце от всплывающей на глаза картины, спросила Нина. Выкрутилась. Умеет же.
- Могла бы быть, будь она уступчивее.
Нина поднялась, отвернулась и раскрыла рот. Изумленную физиономию свою надо было спрятать и отдышаться от шока.
«Соли – ему жена?! Да она себе висок прострелила бы, но ни за что на это не пошла бы!! Она и Кельвин?! Чушь! Как бы сильно она его не любила, на это не подписалась бы, всегда мне говорила, что не пойдет…», - думала она, вдыхая и выдыхая, чтобы скорее успокоиться и поднажать на это, загорелась желанием выяснить то, что он знал. А Клайд явно что-то знал, и он продолжал говорить, не замечая ее выкрутасов.
- Я тогда был совсем юн, было ли мне тринадцать или четырнадцать, не знаю даже. Но вот мой брат был в самом соку – молод, красив и богат, еще и связи какие тогда имел! Все перед ним робели, головы склоняли. Официальный представитель своего отца и почти первый человек в городе, если бы не эта Сильвия Боуи…
- Чем она вам так мешала?! – голос Нины отдавал заметным раздражением.
- Не хотела выгодного слияния.
- Брака что ли?!
- И этого тоже, - хмыкнул Клайд, глазами обегая розоватый горизонт. – А я всегда считал, что они хорошо смотрелись вместе.
- Постой, получается, ты всегда знал, какие дела мутят твои отец и брат?
- Конечно. Меня Кельвин всегда брал с собой, я был посвящен во все, правда никогда не думал, что в это однажды вовлекут и меня и мою нынешнюю рекламную компанию.
- Что насчет Сильвии, ты, кажется, хотел что-то сказать о ней?
- Я видел, как ее убили.
«Что?!!», - Нина едва ли не захлебнулась воздухом, этого скрыть у нее не получилось.
- Ты выглядишь так, будто сама это видела, - сказал парень, заглядывая в ее лживые глаза. – Мне кажется, ты хочешь в чем-то признаться?
- Да, Клайд, - она попробовала сделать первый шаг в направлении своего признания. – Я немного соврала. Я знаю Сильвию Боуи, и если быть точнее, я была первой, кто обнаружил Соли мертвой. Она лежала там, где мы утром с тобой познакомились.
Парень не изменился в лице, ни недоумения, ни удивления не выказал, это будто было ожидаемо для него. Уголок губ дрогнул, но Клайд не улыбнулся:
- Да. Именно там она и упала. И насколько я знаю, все СМИ кричали о том, что Сильвию первым обнаружил некто Кэнди Боуи, бродяга, заставший на месте преступления ее убийцу – некую «Жизнь». И раз уж ты уверенно заявляешь, что была первой и, исходя из того, что я о тебе уже знаю, эта «Жизнь» – это ты? Это и есть твое прозвище, да?
Нина не нашла в себе сил отвечать на этот вопрос. Смиренно кивнула, опуская свои глаза опять на реку и не глядя на него.
- «Соли»?
- Мы с Кэнди так называли Сильвию, по ее просьбе. Она это любила.
После печального уточнения девушка опять замолкла, по-видимому, погружаясь в воспоминания.
- Ничего не скажешь о моей догадливости, Нина?
- Если ты знал, чем занималась эта «Жизнь», и какую работу она выполняла у Соли, то ты должен быть в курсе, что я достаточно хорошо знаю и твоего брата, и Кэнди Боуи, и многих других. Из всего этого вытекает одно – я тебя не единожды обманула. Такая догадка тебя разве устраивает? Я бы на твоем месте сильно так оскорбилась.
- Не страшно. Мне было изначально ясно, что ты скрываешь от меня свое прозвище, опасаясь, что я могу что-то знать о тебе. Ведь обычно люди стремятся скрыть имя, а не прозвище, а ты сделала наоборот – твоего имени и так никто не знал.
- Только Соли и Кэнди, - горько усмехнулась Нина, оставляя в мыслях. – «И цитадель».
- Я много слышал в то время о тебе и Сильвии, но никогда не видел тебя вживую. Несколько раз видывал Соли, а после ее смерти узнал и про Кэнди Боуи. Ты, наверняка, слышала о нем, парень устроился к моему брату, сослужил хорошую службу, Кельвин без него не обходится, прямо как без рук.
- Что?!! – Шок. Настоящий.
Да, она помнила, что Кэнди несколько раз заставала с Кельвином Джонсом, но чтобы тот ленивый болтун прибился к нему и еще и работал так, чтобы сам Джонс это оценил и привязал к себе?! В это сложно было поверить. Однако сейчас ее ум будоражили две вещи: желание рассказать ему, что она его сестра и стремление узнать все, что он видел. Она же не ослышалась, когда он говорил, что видел убийство Соли?!
Но вмешался Клайд:
- Ты, что, его еще не видела?
- Я и не стремлюсь его увидеть.
- Почему?
- Зачем? – Нина посмотрела в открытое лицо своего брата. – Зачем, если он обвинил меня во всем и даже не пожелал выслушать? Зачем, если ему это не нужно? Пригрелся у Кельвина, что ж, пусть служит ему изо всех сил, меня это не волнует.
- А ты не врешь самой себе? – ухмыльнулся Клайд. – Для чего же ты тогда вернулась в этот город, «Жизнь»? Для чего, если не увидеть его?
- Ты мне не поверишь.
- Поверю, если скажешь правду.
- Пришла, чтобы посмотреть на этот проклятый мост, на эту чертову реку, но не смогла ступить и шага, даже развернулась и почти ушла, да тебя увидела.
- Снова врешь?
- Нет.
- Меня она увидела, - хмыкнул Клайд и снова запустил камешек в реку, а у него их целая горсть. – Чем мог посторонний человек задержать тебя, беспощадную убийцу, и даже вынудить подойти?!
- Ты же догадливый, скажи это сам.
- Приняла меня за кого-то, так?
Нина вновь спрятала глаза за разглядыванием пальцев рук и молчала, знала, что за этим последует и оттого было неприятно.
- За Кэнди Боуи?
Ответом было молчаливое заглядывание ему в глаза.
- А говоришь, что не волнует, - Клайд взял еще один камешек и с большей силой швырнул его вдаль. – Так волнует, что ты готова была не дать ему убить себя. Конечно, тебе всего лишь показалось, и это был не он, а я, но ты поняла это слишком поздно.
- Прыжком с моста ни ты, ни он не убили бы себя, ты это уже на своей шкуре прочувствовал.
- Это не отменяет того, что тебя волнует.
- Я не хочу об этом говорить.
- А о чем хочешь?
- Меня больше всего волнует то, что ты видел в тот день.
Клайд опять отправил камешек в полет, затем еще один и еще один, после чего выбросил все, что оставалось в руке, и растопырил пальцы, наблюдая, как осыпается прилипший влажный песок.
- Ее убил Кельвин Джонс, - сказал он, отряхнув руку и вытерев об рукав мокрой рубашки. – Я своими глазами видел ее одиноко стоящей на мосту. Она была в белом пиджаке, волосы ее ветром сдувало назад. Не то чтобы, она кого-то ждала, но и не для простой прогулки она туда выбралась.
- Он ее туда выманил?
- Помнится, назначил встречу, выбрал роль наблюдателя, а вместо себя прислал парней из бывшей «дюжины». Их лидер уже давно сменился, название тоже, сейчас же они более известны как синдикат Тревора. Но вряд ли тебя это волнует.
- Для чего он их отправил?
- Очевидно же, чтобы подставить, и слепить из всего обыкновенную перестрелку давних конкурентов, - сказал Клайд Джонс и, потерев наморщенный лоб, продолжил. – Я говорил, что в те года практически всегда был рядом с ним – он таскал меня с собой, вероятно, имея на меня в будущем виды. Но с появлением Кэнди я как-то быстро отошел на второй план, и вскоре перестал быть ему настолько нужен. Изначально не подходил я для этих дел, вот меня и сменили при первой же возможности.
- Но в ту ночь ты все же был с ним!
- Да, мы сидели в машине, наблюдая. Люди из «дюжины» только высадились у противоположного конца моста и шли в сторону Сильвии, когда Кельвин сказал мне со злобной усмешкой: «А знаешь, я передумал», - услышав это, я обрадовался, думая, что все для Сильвии обойдется. Но он успел добавить – «Я сделаю все сам», и после этого вышел из машины и быстро направился к этой женщине. Не окликая, не выдавая себя, хотя, я уверен, она прекрасно слышала, что к ней приближаются, и думаю, даже знала, кто и для чего, он на ходу начал стрелять в нее.
Нина Боуи свела челюсти, не находя в себе слов для комментариев и вопросов.
- Он шел и хладнокровно стрелял, а она даже не помышляла убежать, спрятаться, спрыгнуть в реку или обернуться и попросить пощады. Просто принимала каждый выстрел, зачем-то цепляясь за перила ограждения моста. Когда силы ее иссякли, и она распростерлась перед ним, он подошел и сделал контрольный выстрел, а потом навел оружие на бегущих парней из «дюжины», которые не понимали, зачем он это делает, ведь они пришли с ней переговорить и потом уже ликвидировать, - Клайд сделал небольшую паузу. – Кельвин перестрелял и их, не давая опомниться и бежать, как и быть свидетелями его преступления.
- Значит, он хотел обустроить все так, будто они друг друга поубивали?
- Это было изначально задумано, но в машине он передумал, я же сказал. Он словно заманивал туда еще кого-то.
- Почему ты так думаешь?
- Ну, он простоял с минуту и все высматривал кого-то, будто сильно опаздывающего, а потом вдруг резко направился к машине, сел в нее, как-то странно посмотрел на меня и поспешил оттуда скрыться.
- Получается, он знал, что приду я, а следом и Кэнди, - само собой прорвалось из нее. – Это он нас высматривал, сволочь поганая! Только откуда он мог знать это…
- Понятия не имею. Но если сложить все имеющиеся, довольно простые, слагаемые, то для меня в этом решении нет неизвестного числа, Нина.
- О чем ты, Клайд?
- Все о том же Кэнди Боуи. От кого еще мог мой брат узнать подробности из жизни Сильвии, если она для всех была покрыта мраком? Если не от тебя, а ты ему ее точно не выдала бы, то кто еще остается?
- Действительно, - ошарашено пробормотала Нина. – И как это мне самой в голову не приходило…
Теперь стало ясно, отчего Джонс позволял какому-то оборвышу крутиться возле себя. Но для чего это нужно было Кэнди? Денег так хотел? Отчего же не просил у Сильвии?! Размышляя об этом, Нина долго молчала.
Молчал и Клайд, давая ей время на обдумывание всего, что он ей сказал. Он смотрел на заходящее солнце и удивлялся тому, как быстро закончился день, который обычно у него в офисе тянулся по ощущениям бесконечно.
- А ты почему не знала своей семьи? Из-за чего? – все же нарушил первым эту давящую тишину он.
«А не это ли еще один шанс и даже повод с жалостью поплакаться и признаться ему во всем?», - подумала тревожно Нина и с горечью сказала:
- Меня ведь тоже бросили.
- Бросили? Тоже? – Клайд широко открыл глаза. – Тоже сестра или брат?
- Родители, - ее так и подмывало сказать, что оставили одну с братом на руках, которым и был он! Но отчего-то язык ее не слушался. Не смогла опять она ему признаться. Все та же боязнь, что узнав, он от нее навсегда отвернется.
- Сдали в приют, из которого ты бежала?
- Да нет, просто исчезли одним прекрасным днем из моей жизни.
- Искать не пыталась? В полицию не обращалась? – со всем участием придвинулся к ней взволнованный Клайд.
- Это не имело смысла, мы были из тех, о ком в стране никому неизвестно.
- Все-таки, иммигранты?
- Называй, как хочешь. Смысл в том, что мне никто не помог бы, как бы того не хотел.
- И что же ты делала, как жила одна?!
- Кормилась убийствами и жила очень хорошо.
- То есть, нищая ты оттого, что не убиваешь?
Нина ему кивнула и поднялась. Сунула одну ногу в поношенную и слегка подсохшую обувь, вторую, и огляделась, видимо, выбирая направление, в котором в сгущающихся сумерках, уйдет.
- Куда ты? – вскочил и Клайд.
- Пора искать ночлег, устала я. Да и тебе пора уже уйти туда, где есть твой дом.
- Уже решила, что я передумал? – усмехнулся тот и увидел, как та снова молчаливо кивнула и неторопливо зашагала к лестнице, ведущей наверх, к дороге, уводящей мост. Он побежал и обогнал ее. – Пойдем со мной, Нина. У меня есть хорошая гостевая комната, займешь ее…
- Не могу.
- Почему?!
- Мне нужно кое-кого найти, - солгала, избегая резких ответов, Нина уже в который раз.
- А потом все равно ночевать на улице?!
- Это не твое дело, Клайд, - она участила шаг, показывая, что очень хочет, чтобы он от нее отстал.
Он все понял, остановился, достигнув верхней ступеньки. Перешагнул ее и ступил на дорожное полотно. Наблюдая, как она отдаляется и сливается с отбрасываемыми тенями, задал последний вопрос в спину:
- Я смогу тебя завтра увидеть, Нина?
«А зачем?!», - усмехнулась про себя она, но все же дала ему ответ:
- Буду завтра греться на солнышке на том песчаном берегу, бетонный слишком тверд для моих костей.
Директор кинокомпании усмехнулся и простоял у моста еще несколько минут, провожая ее глазами и размышляя над тем, кого могла бы искать Нина в этом городе и в это позднее время.
«Конечно же, Кэнди Боуи», - ошибочно подумал он, и вдруг испытал чувство, схожее с обидой. Обида ли это была, он не мог точно сказать, то есть, себе признаться. А когда она совсем растворилась на улицах, и глаза его больше не могли ее нигде отыскать, он повернулся и побрел через мост в сторону своей компании. Его ждал уютный и многофункциональный кабинет.
7.
Нина обернулась несколько раз, чтобы удостовериться в том, что он больше за ней не идет, и свернула в первую попавшуюся улочку. Поплутав около двух часов по изменившимся дворам, которые долго осматривала и вспоминала, как они раньше выглядели, она вышла случайно к скверу, облагороженному уже работниками возвышавшейся рядом гостиницы.
Поглядев минут пять и на нее, а раньше на этом месте была не гостиница, а городская стоматология, Нина, покривив лицом этим изменениям, поторопилась убраться еще дальше. Уставшие тощие ноги несли это тело по городу в поисках ночлега, она искала неприметные скамейки, но все были заняты, или вокруг бродили люди, предпочитающие вечерние прогулки. У них на глазах взять и развалить свою тушку на скамейке она не могла. Да и фонари еще горели, а свет всегда мешал ей спать, нужно было что-то понеприметнее и темнее.
И потому она упорно шла дальше, озираясь, осматриваясь и ежась от ветра в своих лохмотьях. Неприязненные взоры она игнорировала, искала только одно, невольно и в мыслях возвращаясь к тому, кого встретила этим утром, и кому назло углубилась в город и дошла аж до самого ненавистного ей моста. А повстречался ей ни кто-нибудь, а Нил Майер. И надо же было именно ему попасться на пути! Будто почувствовал, что его «Жизнь» вернулась в город, и прибежал встретить гневными словами нерадивую ученицу.
«Еще и насмехался над моим видом, гад, угрожая лишить меня жизни, чтобы его не позорила!», - она заскрипела зубами, складывая руки на груди и чувствуя, как ее пробирает сильнее и сильнее.
- Посмотрим, кто кого лишит, - пробурчала злобно она и повернула к развалившимся баракам, видневшимся за двухэтажным милым и протяженным домом, из распахнутых окон которого доносились веселые голоса. В отличие от этого дома, бараки позади него выглядели куда страшнее. Большинство их покосились, они остались без крыш, где-то вместо окон и дверей зияли обгоревшие дыры, местами были отодраны балки и доски. Кто-то явно постарался избавиться раньше времени от этих деревянных строений.
Нина почти бежала к ним, думая, что кто-то влиятельный положил глаз на эти земли, и приложил все усилия, чтобы данное жилье признали раньше времени непригодным, и наплевать на тех, кто там мог ютиться. Ютились, как она поняла по приближении, такие же, как и она – убогие и нищие.
«Надеюсь, не прогонят. Мне бы только поспать в тепле, а как солнце взойдет – уйду, никто и не заметит», - она с опаской прибилась к горстке людей у костра, в котором догорали собранные ими обломки от одного разрушенного барака. Застыла в шаге от них, выискивая глазами среди этого круга главного, у которого и можно бы попросить для себя угол, место у костра и даже немного еды. «Жизнь» знала, что даже в этом никому не нужном обществе отбросов есть свои лидеры, и предчувствовала, что ее прогонят. Обычно ее прогоняли, потому и спала всегда на обшарпанных скамейках, к тому сейчас и готовилась.
Но ее, не дожидаясь вопросов и просьб, жестом пригласили занять любое место у костра. И она села так, чтобы никого своим присутствием не притеснять – с самого краю, прямо на грязную и влажную, кем-то взрытую землю. Ей тут же заботливо и без слов протянули дощечку, мол, подложи, не мерзни. Кто-то справа от нее, кажется, беззубая старуха, отломила кусок от своего ломтя и предложила.
Нина улыбнулась, и отказалась:
- Спасибо, я сыта. Ешьте сами.
- На сытую ты не похожа, - усмехнулся тот, кто жестом приглашал погреться. Мужчина был не стар, как и его соседи на бревне. В этом ряду Нина различила даже пару подростков, но задерживать на них взор не стала, обернулась на шорох – в бараке позади них суетились люди, да и вокруг бродило еще около десятка человек. – Чистый голод на лице.
- Мне бы до утра переждать, - пропустило мимо замечание главного нищего она.
- Это не проблема, - взяла слово старуха, делившаяся своим ужином. Она кивнула назад. – Сейчас, наведут порядок, и все переждем до утра.
Нина посмотрела туда, куда оказывала говорившая, на барак, в котором суетились люди, судя по всему, помоложе их всех. Готовили к ночлегу уцелевший барак, латали его дыры, чем придется, таскали двери и доски для обустройства спальных мест.
- Откуда сама? – с подозрением обратился подросток, сидевший рядом с лидером.
- Пришлая? – вторила ему старуха.
- А мне лицо кажется знакомым, - все смотрел на нее главный нищий.
- Я на время сунулась, скоро уйду, - неопределенно ответила им Нина и вытянула ноги, чтобы погреть их у костра.
Загадочному временному гостю замечаний не сделали и вопросов больше не задавали. То дал знак молчать главарь, подозревая, что их гость все же не так уж и прост. А через некоторое время все дружно встали, и направились к бараку. За ними и Нина.
8.
Он не спал всю ночь, думал о ней. Пытался поставить себя на ее место, вообразить себя без цента в кармане, нищим, убогим, без намека на свой угол и даже обломок крыши, и все равно не мог поверить, что можно в таких условиях жить и выживать.
«На выжившую она совсем не похожа, скорее, на доживающую жалкие остатки дней», - думал Клайд, в этот самый миг задумываясь над тем, что нужно сделать все, чтобы превратить ее в нормального человека. – «А что значит быть этим самым нормальным человеком?», - закралась мысль.
- Похоже, жить в достатке? – ответил он вслух и снова погрузился в свои мысли о ней. Настырные думы и тревоги по этому поводу, из-за которых собственные стремления и раннее окончание жизни отошли на второй план, не дали ему уснуть.
Клайд упорно составлял инструкцию в несколько пунктов, следуя которой, он мог бы хитрость и обманом (то есть, постепенно к чему-то Нину привязывая, обучая, наставляя, просвещая) достичь поставленной цели, а именно: сделать грязную оборванку, достойной восхищения, леди. Ведь очевидно же, что, если ее отмыть, причесать, накормить и приодеть, то получится писаная красавица!
Увлеченный планами на чужую жизнь, он пролежал всю ночь на полу кабинета, окружив себя всеми подушками, а утром, когда звон будильника обозначил время готовиться к рабочему дню, встал, неспешно и небрежно выполнил все то, к чему привык относиться куда ответственнее. После чего попытался провести день в своем кабинете и разрешить все вопросы по брошенным еще вчера делам.
Работа его вовсе не радовала, как это было с ним раньше, он все витал в своих мыслях и постоянно отвлекался, больше не замечал ухмылок лицемерных коллег и подчиненных, не придавал и доли значения их перешептываниям, смешкам и даже ненамеренно игнорировал их вопросы о собственном состоянии.
К обеду же, не выдержав, Клайд Джонс сбросил всю свою работу (впервые в жизни!) на своего заместителя, покинул любимый кабинет и рванул туда, где она обещала быть, ничуть не веря, что обещание это будет исполнено. Понимал, что все его ночные планы и надежды призрачны, и Нина, скорее всего, еще прошлой ночью, обманув его, покинула город, или же замерзла до смерти на его улицах. Пусть на дворе и весна, но по ночам, все же холодно. Особенно спящему голодному человеку.
Добравшись до моста, Клайд первым делом, устремил глаза на открывавшийся взору бетонный берег, и там никого не обнаружил. Расстроился и сник, но, вспомнив, что она что-то говорила про песчаный, перевел взор правее и просиял: Нина сидела на песке у самой реки и, запрокинув голову, следила за птицами, кружившими над ней.
Директор компании сорвался и побежал со всех ног вниз по узкой и хлипкой лестнице, (они были приделаны у каждого основания моста и позволяли спуститься вниз к реке с двух сторон). Преодолел ее мигом и понесся вперед по песку.
- Не думал, что найду тебя здесь, - сказал он вместо приветствия и тут же пристроился рядом с ней.
Неулыбчивая Нина на это слишком широко улыбнулась, обнажая верхний зубной ряд и отсутствующий в нем зуб за клыком. Помня о зияющей пустоте, она быстро смела с лица улыбку и сомкнула губы, зная, что это не ускользнуло от глаз ее собеседника. Собеседник оказался не из робкого десятка, не стеснительным и не очень тактичным (а будь перед ним какая-нибудь дама, вряд ли бы таковым был).
9.
- За что выбили зуб?! – оскалился Клайд. Он, конечно, мог из деликатности промолчать, но, не она ли требовала честности по отношению ко всему, что приходило ему в голову, в особенности, связанного с ней.
- Почему сразу выбили? – Нину не смутил его вопрос. – И почему «за что»?
- Иначе и не бывает. А если бывает, то просвети, как именно?
- Ладно, ты прав. Потеряла его в жаркой полуденной драке за хлеб.
- Расплатиться зубом за краюху хлеба? Мне такая свобода претит, лучше уж дожить свой век в кресле директора.
- Не ты ли этот век оборвать прыжком в реку стремился?
- Зато не в драке кости терял.
- Тебе не обязательно повторять за мной, - сказала Нина. – Просто на тот момент я уже знала, что есть на свете люди, способные увести наглым образом то, что им не принадлежит.
- Поэтому за свою еду рвала всех зубами?
- После случая в одной убогой пекарне – да.
- Что за случай, расскажешь мне? – видя, что она не горит желанием и снова засматривается на птиц, Клайд заныл. – Расскажи, Нина, расскажи.
- Ну.…Это было в самом начале моего странствия. Я как-то насобирала с земли никому не нужных центов, сумма получалась приличная, на приличную краюху хлеба уже хватало. Уже, кстати, знала одну захудалую пекарню, в которой эти краюхи и стоили ровно столько, сколько я держала в горсти, но в том же и загвоздка – дешевизна привлекала всех таких же, как и я. Очередь в пекарне выстраивалась немалая. И я в ней – где-то посредине, пуская голодные слюни, представляла поджаристую корочку хлеба, только-только вынутого из печи. Стоит уточнить заранее, что партия была небольшая, и их хлеб всегда не вовремя заканчивался, его не хватало на всех, потому как люди брали по пять-шесть штук в одни руки, не у всех находилось сил и терпения гнуть ноги в очереди, просили за себя взять. И вот, буханки, хрустящие и потрескивающие на полке передвижного стеллажа, сразу откатываемого от печи к месту выдачи, заметно тают на глазах, а люди позади меня, нарушив очередь, пытаются пролезть вперед и ухватить свое добро раньше остальных. Крики, ругань, местами драки, и я, в скромном ошеломлении, стоящая перед продавцом, протягивающим мне в обмен на мою мелочь последнюю хрустящую буханку с полки…
- Не затягивай, Нина, - улыбался парень, предчувствуя беду.
- И вдруг этот ароматный и последний горячий и темно-желтый кубик выхватывают из его рук у меня на глазах руки одной наглой женщины, стоящей в очереди позади меня. Она бросает деньги и спешно, но не так, будто сбегая от меня и своего гнусного поступка, а даже степенно, идет вон. Я сначала в шоке поглядела на продавца, с пониманием глядевшего на меня в ответ и сочувственно пожимающего плечами, мол, такова жизнь, а потом обернулась вслед этой бессовестной нахалке. Едва устояла, чтобы не догнать. Я же чуть не убила ее от ярости и голода. Хорошо, что я тогда уже неделю была не при оружии.
- Спустила бы всю обойму в ее спину?
- Без раздумий! Потом перезарядила бы и еще одну опустошила в том же направлении, - прибавила серьезно и вдумчиво Нина. – У меня даже рука по привычке за пояс полезла, пока я наивно удивлялась и вспоминала, почему пистолета там нет, и куда и как я его дела. Вспомнив, куда, что-то даже взгрустнулось.
- Не хотел бы я столкнуться с Ниной-убийцей, идущей на преступление из-за такой мелочи.
- Вот видишь, тебе безопаснее и ближе вариант с нищенкой. Так что, цени и наслаждайся, парень.
- Я все же не могу этого принять, - качал укоризненно головой Клайд. – Это же не жизнь, Нина. И даже не существование. Как ты, вообще, пришла к такому и пошла на это? Как это может тебе нравиться?! Это вовсе не свобода, это черт знает что!
Наступило молчание, которое все-таки нарушила девушка:
- На самом деле, идеология нищей свободы – не моя идеология. Это все Сильвия.
- Сильвия Боуи? – удивился Клайд Джонс. – Откуда в ней-то такие мысли? Насколько я знаю, она была, если не сказочно, то очень богата: ни в чем не нуждалась и никогда не знала голода.
- Голод и нужду она тоже познала, пусть это и было недолго, и для нее даже весело.
- Что?!
- Возможно, ты слышал, что ее разок сместили с трона, но оставили в живых? Опрометчиво понадеялись на ее слабость и никчемность, ждали, что сгинет на улицах, не способная прокормиться сама. Да и, в общем-то, ни на что не способная.
- Нет, Кельвин мне об этом ничего не говорил.
- Это была первая попытка избавиться от нее. Избавлялись свои же люди, впрочем, сговорившиеся с твоим братом.
Клайд Джонс снова удивленно покривил лицом.
- Твой брат нанял меня убить ее, в тот момент, когда ее должны были прогнать из особняка, сразу после смерти ее отца. Бедняге мистеру Боуи и остыть в гробу не дали, уже строили козни – готовились вести на плаху его дочь. На что мистер ушлый Джонс и делал ставки.
- То есть?
- То есть, он сильно рассчитывал, что через секунду после моего выстрела ворвутся ее люди и вместо изгнания ее с радостью похоронят дочурку рядом с папочкой, а меня, схватив на месте преступления, пустят в расход, лицемерно играя в месть за почившего нового главу.
- И что же в его идеальном плане пошло не так?
- Я немного опоздала, ну, или поторопились с действиями заговорщики: Сильвию почему-то поколотили и бросили на улице, полагая, что если не я, то голод уж точно сделает свое дело. Голод дело не сделал, а знаешь, почему?
- Представить не могу.
- Пришел не менее голодный оборвыш и забрал ее в свои разбитые картонные хоромы, раскинувшиеся под вонючим мостом. Когда-то под ним было целое поселение бродяг и бездомных. Оборвышу этому Сильвия в тот же день на словах дала свою фамилию и подарила даже имя, замыслив далеко идущие планы на его счет. Сам догадаешься, кто он, или сказать?
- Кэнди Боуи?! – Клайд был поражен до глубины души. Открытие, в принципе, несложное. Кто еще носит фамилию Боуи в городе? Только Кэнди.
- Казалось бы, да? – усмехнулась Нина, подчеркивая легкость достижения данного вывода.
- А ты? Что же ты делала, как нанятый Кельвином убийца?
- Как и положено, проникла в дом мишени, а там засада: ни цели в указанном кабинете, так еще и меня саму отряд полиции поджидает по периметру. Кстати, по наводке все того же твоего брата, стремившегося избавиться и от меня. Видимо, хотел удостовериться, что если я не умру от рук преследователей Сильвии, то умолкну и не упомяну его имени, оказавшись за решеткой. Хотя, я и так была не из болтливых, зачем ему понадобилось так срочно хоронить меня в тюрьме?
- И что же? Как ты из этого выпуталась? – придвинулся еще ближе, переживая, как за себя самого, Клайд Джонс.
- Наверно, я сбежала разве что чудом из того особняка, едва смогла достичь моста. Чувствуя, что сил больше нет, скользнула за перила, думая, что хоть в воде утоплюсь, хоть течением унесет куда-нибудь от преследователей, но в руки им не дамся.
- Унесло?
- Да, недалеко: прибило к бетонированному берегу и городку бродяг под мостом, куда и я рванула со всех ног, ища спасения, но зная, что прятать меня никто не захочет. – Нина Боуи закрыла глаза, вспоминая все это, вновь и отчего-то заулыбалась. – Добежала до тупика, и у самого последнего картонного загромождения ослабла и упала в чьи-то владения.
- Мне снова угадывать? – спросил с улыбкой Клайд, уже хорошо зная, с кем была связана удачливая убийца – «Жизнь».
- Доставляет удовольствие сказать это самой: разумеется, то были владения Кэнди Боуи, несколькими часами ранее приютившего известную изгнанницу, в одну ночь ставшую никем – Сильвию Боуи.
- И начались невероятные приключения трех гонимых изгоев?
- Ну, было дело. И даже всякое.
- Вот значит, как ты сдружилась со своей целью. Она была настолько хороша?
- Как человек – она была прекрасна.
- Но ты же убивала по ее наводке, что может быть прекрасного в таком человеке?
- Кельвин тебе такое сказал?
- Об этом много кто говорил, Нина. Про тебя, ну, про «Жизнь», как только не отзывались. Да и ты сама признавалась, что убийца, так что, мне ясно, что ты выполняла ее заказы, а не она сама за своими жертвами гонялась.
- Было разок, что и она за меня на преступление пошла.
- Это тебя и покорило?
- Да.
Он помолчал немного, вороша в памяти редкие моменты из жизни, в которых была запечатлена Сильвия Боуи. И везде она ему казалась выскочкой.
- Мне сложно ее нищей представить. Я знал ее только состоятельной и заносчивой зазнайкой.
- Это вовсе не так. Он была очень доброй, но доброта ее не распространялась на тех, кто ее обманул и предал. Все просто, Клайд.
- А тебя она не предала?
- Не понимаю, - уставилась в него Нина. Настоящее недоумение.
- Почему ее богатства перешли к Кэнди, а тебе не досталось ничего?! Почему она так с тобой?!
- Не приходило в голову, что это мой выбор и мое желание?
- Значит, желала быть бездомной, оборванной и вечно голодной скиталицей, охочей за чужой едой?
- Ага. Однажды даже погналась с жуткой голодухи за мужчиной с пакетом, от которого приятно пахло свежеиспеченными булочками и апельсинами. И это не столь запоминающее, - оборвала вдруг, отдающее безразличием, признание Нина. Она упорно не замечала столь явной насмешки в его словах. – Был у меня случай, Клайд, забрела я, скитаясь, в такую местность, что с первого же часа прокляла себя и поспешила оттуда убраться.
- Ну-ну.
- Тебе интересно слушать?
- Охотно помолчу, пока будешь рассказывать.
- Занесли меня черти в один город, дело было осенью, дожди, сам понимаешь, не редкость, но меня они никогда не печалили, да только в этом городке это было подобно чему-то апокалипсическому! Надо было видеть, что со мной там происходило, и в каком шоке от происходящего я пребывала!
- С твоим-то лицом, вряд ли кто узнал бы о пережитом тобой, - фыркнул парень, намекая на ее холодность и безэмоциональность, и не был услышан.
- Я, конечно, не первый раз попадала под дождь, шторм, ураганы и прочее, были у меня в жизни подобные уроки и опыты, когда в полуденный зной могло внезапно ливнем обдать или зимой облить за минуты так, что приходилось идти по улице по колено в воде. Мерзла и шла, и даже иногда бежала, короче говоря, уже с тем сталкивалась и почти не пугалась. Но когда я попала на те городские улицы в одну пасмурную и разразившуюся дождем субботу, я была просто обескуражена.
- Почему?
- Во-первых, я за секунду промокла насквозь…
«Если была одета так же, как и сейчас, то не удивительно», - подумал Клайд. Возражать вслух бессмысленно, Нину это не задевает.
- У меня вся куртка вымокла, вода просачивалась отовсюду, даже в подмышках чувствовалось, а мне еще только начинать свой долгий путь прочь из этого города, причем, незнакомого мне города. На его затопленных улицах я оказалась впервые. Спросить – не у кого: все бегут с зонтами, спешат, ищут обходные пути, ныряют в ливневые пруды, дабы поймать заветный и редкий транспорт, обдающий в ответ порцией грязного цунами при торможении на остановках. Глядя на эту водную вакханалию и дрожа от холода, я смекнула, что не стоит идти по перетопленным главным дорогам и улицам, лучше найти иные лазейки, где посуше будет. С этим я, признаюсь, прогадала.
- Что, оказалась посреди еще большего океана?
- Ох, это было что-то! Мало того, что их главную трассу было не перейти – вода постоянно откуда-то и со всех возможных сторон прибывала и не знала усталости, машины мчались без остановки, обрызгивая всех и поддавая толчков нечистым ливневым стокам, накрывавших ноги тех, кто не успел отскочить от дороги. Ни пройти, ни обойти! Ты только представь себе, пытаешься наивно пройти дальше, якобы в обход, а там обстановка плачевнее, и в итоге возвращаешься назад и, стиснув зубы, идешь прямо по этим лужам, которых лужами называть слишком мягко.
- Ты сделала так же?
- Да, полный вперед, по колено в отвратительно-грязной воде, нашла улочку, упрямо пробрела по лужам вверх до первого поворота, а там…там еще хуже! Просто кошмар! Думая, что надо возвращаться снова, пройдя такой путь и такие лужи, возрастало огромное нежелание, но идти вперед – вообще, нереально!
- А почему всё так затоплено-то было?
- Вообрази себе, Клайд, город, расположенный наискось на каком-нибудь широком-широком и крутом склоне холма, город, напрочь лишенный ливневой канализации, и меня, попавшую в самую затапливаемую его часть. Бордюры с тротуарами у них высокие, дороги – низкие, водой дороги переполнены, еще и через бордюр легкой волной переливаются и сливаются в те потоки, что бегут куда-то и откуда-то по тротуарам – и все это без остановки – дождь-то все идет. Глядишь ошалело на все это и думаешь, куда встать? Сюда? Может, сюда? Или туда? Понимаешь, что куда бы ни встал – бесполезно – окажешься посреди подвижной грязной лужи, уносящей тебя куда-то. Вот в этот момент затухания сознания от безысходности я и повстречала одного необычного мужчину.
- В чем же его необычность, Нина?
- Он был предусмотрителен и спокоен: шел неспешно в хороших и блестящих черных резиновых сапогах, доходивших до самого колена, в руках он держал еще одну пару таких же сапог. Смело шагал посреди океана, будто кашалот, рассекал воды и распугивал мелкую океаническую живность. Заглядевшись на него и позабыв обо всем, я приросла к месту и вымокла основательно под усилившимся дождем. Не замечая этого, смотрела на мужчину в сапогах и думала: «Куда он с двумя парами сапог идет?!». Вопрос надолго застопорил меня, уже не волновали ни лужи, ни дождь, ни промокшие и озябшие ноги, ни мое ранее стремление бежать из этого города, найти скорее вокзал. Не помнила об этом, вся мокрая стояла и с улыбкой смотрела на этого мужика. А ноги мерзнут, дрогнут, подают сигналы, а мне не до них, я вижу, как мужчина дает свободную пару сапог одному пареньку, тот переобувается, переходит на другую сторону с хозяином обуви, где обувается в свое, возвращает чужое добро и убегает дальше.
- То есть, он вышел с сапогами в непогоду помогать людям?
- Может, на работу шел и другу своему нес, не знаю, - отвечая, пожала плечами Нина. – Я обнаружила парня, стоявшего рядом со мной, он, похоже, был знаком с мужчиной, все отпускал негромко комментарии и чего-то ждал.
- Сапог?
- Ага. Его комментарии привлекли мое внимание. Он принял меня за девочку, так и прокричал мужчине: «Э, этой девочке тоже дай!». Мужик с сапогами сначала перевел парня, потом обратно вернулся и, не замечая моего внешнего вида оборванки, предложим мне сапоги. Мои ноги были мокрыми сверху донизу, смысла облачаться в сапоги – никакого, но этот жест доброй воли по отношению ко мне меня так растрогал, что я, с блаженной улыбкой на лице, не постеснялась, с удовольствием стянула обувь и влезла в них. Он перевел меня на другую сторону и подсказал, в каком направлении идти, объяснил даже, где будет суше и меньше непроходимых участков. По ходу придерживал еще меня, помогая устоять в этой подвижной воде на дороге, которая с остервенением сбивала с ног, стоило только проехать мимо какой-то машине. Если бы не он, однозначно, упала бы и потонула от бессилия.
- Его необычность в том, что он стал твоим спасителем?
- Он помог мне, перевел меня на другую сторону и, кряхтя и бурча, направился к молодой женщине, остановившейся недалеко от нас и глядевшей с надеждой на эти сапоги, ей они тоже оказались нужны – предстояло идти туда, откуда пришла я.
- А ты?
- Пошла дальше по подсказкам мужчины с сапогами. Было уже все равно, есть лужа, нет, на мне сухого клочка кожи не было, потому шагала упрямо по этим водопадам и прудам, прижимая к себе два яблока, чтобы не потерять.
- Откуда тебе яблоки?
- Мне вскоре повстречалась женщина на обходных улочках.
- Тоже с сапогами?
- Нет, она была с проблемами.
- Как это?
- Она долго боролась зонтиком, уносимым ветром в противоположную сторону. То есть, его разогнуло и прибило ей в лицо, им же отталкивая назад, а ей надо было срочно вперед. Я и прилипла к ней, помогая и спасая от удушающего захвата зонта. В благодарность получила от нее два яблока и запомнила лицо этой женщины, как все лица тех, кто, пренебрегая моим внешне отвратительным видом, пытались поделиться со мной тем, что они сами несли для своей семьи. Это надо ценить. Я до сих пор себе о том напоминаю.
- И что же после всех этих приключений?
- После я долго болела.
- И ждала, что не умрешь?
- Временами надеялась. Но особо не сопротивлялась, - промелькнула слабая улыбка. – Я же заслуживаю. Хотя, именно в такие моменты появлялись те, кто, не брезгуя, подавал мне руку помощи.
- Тебя это удивляло, Нина?
- Было неожиданно, что ко мне некоторые люди проявляют жалость. Оказывается, даже ко мне её можно испытывать.
- Они просто не знали, что ты убийца, - усмехнулся Клайд Джонс. – Поверь мне, все было бы иначе.
- Я тоже иногда так думала.
- Люди помогали бы тебе чаще, если бы ты просто о том просила. Сама.
- Ну, не могла моя гордая натура ходить за людьми по домам и наглым образом просить, клянчить денег на еду, как бы сильно меня голод не давил. Но, видимо, лицо мое говорило само за меня, и постоянно находились или встречались на моем жизненном пути неравнодушные люди, делившиеся со мной тем, что продлевало мою жизнь, спасая от голодного обморока и скорой смерти.
- Настолько сильна твоя гордость?
- Это даже не гордость, Клайд, а стыд. Мне было стыдно у кого-то и что-то для себя просить. Они ведь не обязаны мне ничем. Однако…
- Убивать, значит, не стыдно, а еды попросить – сгораешь от стыда?!
- Звучит странно, но да.
- И что, где ты еду-то находила? – полюбопытствовал без ехидства Клайд и подумал про себя, снова ее оглядывая. – «Заметно, что щедрые люди ей встречались нечасто».
- Рылась на помойках у забегаловок, и не только.
- За это тоже потом расплачивалась зубами?
- Нет, ребрами.
- Что?! – парень, не веря, с ужасом смотрел на нее. – Тебя что, били?!
- Было разок и такое. Как раз в тот момент, когда я хотела хорошенько порыться в баке за кафетерием, найти, наконец, хоть какую-то еду. Только перегнулась с трудом через бортик и потянулась к еще теплой коробке из-под пиццы, как меня дернули за ноги и скинули на асфальт, и начали лупить, чем и как придется. Конечно, мне не в новинку и это, я сразу прикрыла руками самое ценное – голову, дабы спасти ее и лицо, при этом со странным любопытством сквозь щель между руками пыталась рассмотреть обидчиков, будто собиралась их позже настичь и убить.
- Кто же это был?! – он как будто хотел узнать и лично с ними поквитаться.
- Обыкновенные подростки, решившие спустить пар на какой-то никому не нужной старушке в грязных лохмотьях, за которую они меня и приняли. Да и еще бы! Они ж меня лишь со спины узрели, лицо свое я вовремя сокрыла, иначе все закончилось бы для меня чем-то более унизительным.
- А ты? Не вырывалась? Не защищалась?!
- На это не было сил. Я и к баку-то впервые и так отчаянно ринулась, потому что от голода сознание уже теряла.
- И что же, что спасло тебя от неминуемой гибели?
- Заступился один старичок. Он шел с пакетами к мусорке, а там не пройти: куча мала возле меня. Вот он и раскричался на всю улицу, звал полицию, тряс кулаком и угрожал арестом, и то, и сё, и все дела.
- Шпана задиристая – врассыпную?
- Рассосались, кто куда, а я на радостях, не чувствуя ушибленных ребер, старику на шею кинулась, когда он ко мне наклонился, проверяя, жива ли. Плакала, причитала и благодарила, хотя на то, как я всегда считала, была неспособна.
- В смысле?
- Ну, я не умею адекватно искренних чувств выражать, как-то не получается у меня. Они во мне вроде бы есть, а проявить – никак. Когда-то тому училась, да не научилась.
- Удобное оправдание врожденной черствости, Нина, - посмеялся Клайд.
- Нет, это не черствость, это что-то другое.
- Ладно, допустим, - улыбнулся мистер Джонс. – Так что же старик?
- Он осмотрел меня, как-то прослезился, признав во мне вовсе не старуху, и протянул пакет, который нес на мусорку, со своими старыми вещами. – Нина, опустив голову, теперь рассматривала свою одежду. – Эта рубашка, кстати, последняя из дарованного им гардероба. Качественная была вещь, пусть уже и дырявая.
- Пронесла с собой и на себе на память?
- На себе – от безвыходности, а с собой и в мыслях – всегда на память. Такое тоже не забывается, впрочем, как и то, что он звал меня к себе, накормить. Но я это уже восприняла с подозрительностью и унесла дрожащие ноги прочь к другой и дальней мусорке, расположенной где-нибудь за пределами города.
- А что с ребрами?
- Пережила и это, хотя опять всё думала, что помру. Но нет. Как-то и это не получается у меня. Всё еще жива, как видишь.
Клайд резво поднялся ноги, отряхнулся и властно приказал:
- Идем!
- Куда? – уныло поинтересовалась, не вставая, Нина.
- Туда, где ты поешь, как человек, и никто тебя за это бить не будет, - звучало с вызовом, гордо.
Нина на это улыбнулась и без возражений подчинилась. Она была очень голодна. Сбежала от «своих» ни свет ни заря, пока все спали в бараке. И бродила по городу, почему-то не решаясь его покинуть. Что-то держало её. И что – она прекрасно знала. Это был её брат.
И сейчас, не будь между ними этого родства, она не была бы такой послушной, да и вообще, с ним не говорила бы. Его она давно хотела найти, увидеть и поговорить. Скитаясь, всегда думала, что обрекла на подобную жизнь брата, который, возможно, давно мертв, ведь едва жива она. Да и себя она к никчемной жизни приговорила лишь оттого, что тем же занимались Соли, Кэнди и ее брат. А он, оказывается, нужды и не познал, в отличие от первых двух.
Это грело душу. Нина боялась именно этого, боялась, что своими руками толкнула в нищету и погубила брата. Нет. Наоборот, спасла.
10.
Шагая рядом с ним, «Жизнь» ощущала, как это давящее чувство вины, с которым она сроднилась, постепенно отступает, и ей хочется улыбаться, смеяться, радоваться каждой мелочи. Особенно тому, что он с ней рядом. И радовало её больше всего то, что он – не пустое место, не преступник, не отшельник, не скиталец, а директор какой-то там компании, пусть и в тесной связи с Кельвином Джонсом.
От последнего факта немного коробило, но Нина умела закрывать на это глаза.
Они, между прочим, уже шагали бок о бок мимо весенней выставки картин, организованной картинной галерей на открытой площадке в центральном парке. Клайд Джонс намеренно её сюда вывел, думая проверить натуру убийцы, узнать, заинтересуется ли она искусством, и если да, то каким. Все следовал своей задумке, подходя ко всему издалека. Рассчитывал, что ей не чуждо чувство прекрасного, что есть в ней хоть какие-то стремления, нужно всего лишь подтолкнуть в правильном направлении.
Внушая ему надежды, ничего не подозревающая Нина отклонилась от него и приблизилась к картине, на которой углём был изображен эскиз полуразрушенного Колизея. Она долго разглядывала рисунок, неосознанно вспоминая цитадель, хотя ничего схожего в этих двух строениях не просматривалось, и ничего не намекало.
- Нравится? Хочешь себе? – тут как тут Клайд Джонс, решивший, что вот оно, нашел! Она выбрала именно этот смазанный чертеж неспроста! – Хочешь приобрести картину?
- Я бродяжу, не могу достать такой шедевр.
- Ха, это временно! Потерпи, и скоро станешь великим архитектором…
- Не думаю, - негромко прибавляла эхом Нина.
- …и будешь великим архитектором-бродяжкой, - продолжал с улыбкой Клайд Джонс, планируя по своей мысленной инструкции не только выучить ее полезному ремеслу, но и, опять-таки, привить любовь к чистоте, гигиене и модной одежке. А еще привязать к себе и никуда не отпускать. Уже ввел мысленно в штат еще одну единицу, допустим, дизайнера или конструктора, неважно, он как-нибудь это обставит, не зря же он директор.
- Плохие у тебя шутки, Клайд, - она отошла от картины и побрела в сторону от этой выставки, чтобы лишить шутника повода для шуток. – И про шедевр – это был сарказм, если ты не понял.
- Я думал, тебе понравился Колизей.
- Мне больше нравится цитадель.
- Не слышал о такой картине.
«А это и не картина, это – лабиринт Соли», - Нина вдруг захотела хоть одним глазком взглянуть на их бывшее логово, поностальгировать по былым временам. Отрицательно качнув головой собственным желаниям, она затушила это в себе. И, уверенно направляясь вон из парка, скользнула взглядом по видневшейся в стороне кинокомпании своего брата. Усмехнулась про себя и бросила ему через плечо:
- Ты хотел меня накормить как человека. Я картинами сыта не буду.
- Понял, - улыбнулся, подбегая к ней, Клайд. – Но к моему любимому ресторану путь лежит через парк и сеть магазинов.
- Укороти его, а еще лучше, смени. Я не войду в ресторан.
Сказала, как отрезала. Клайд понял сразу, почему, она не войдет в ресторан, это же понятно – внешний вид и собственные позиции. Даже если он в компании с ней и её никто не выдворит, брезгливых взоров ей не избежать. Да, она к этому равнодушна, это тоже понятно. Но, судя по всему, тут дело уже не в чьих-то гляделках, а в ней самой. Это его расстраивало, ведь рушился еще один пункт из продуманного ночью плана. В ресторан он шел именно потому, что на пути к нему была сеть не просто магазинов, а бутиков женской одежды, у которых он хотел проверить, как она отреагирует на выставленную одежду, а потом уж любыми путями заманить ее туда и переодеть во что-то более приличное.
Но он не сдался. Вспомнил, что неподалеку есть пиццерия, простая, открытая. Ей в самый раз.
«И бутики на виду», - не затухала мысль.
- Не хочешь в ресторан, можно что-то попроще, там и это найдется, - сказал он.
- Отлично, - ответила Нина, оставляя при себе рвущийся комментарий, оправдывающий ее грубость. Не могла она себе позволить появиться там, где могли ее узнать. В ресторанах часто проводит свое время Нил, а еще это вероятность натолкнуться на кого-то из цитадели. Ей этого хотелось меньше всего.
Поэтому они вышли из парка и продолжили свою прогулку.
Беседуя, прошли мимо кинокомпании, не замечая человека, зорко обсмотревшего их. Брось Нина на него хоть на секунду взгляд, то без труда узнала бы, но она была так занята своим разговором, что ничего вокруг не замечала. Конечно, рассказы брата ее интересовали больше, чем какой-то старый знакомый, так и оставшийся незамеченным.
Клайд и Нина вскоре оказались у пиццерии, в которой просидели очень долго, заказывая и заказывая все имеющиеся варианты их блюд. Что-то Нина откладывала, заворачивала в пакет, поясняя, что хочет поделиться со «своими». Что это такие же бродяги, как она, он понимал и улыбался, заказывая еще и еще, чтобы сыты были все ее друзья, давшие кров прошлой ночью. Вовсе они ей не друзья, и не забота это от Нины, она просто думала, что второй раз такую молчаливую нахлебницу без гостинцев туда просто не пустят, эта еда – гарантия тому, чтобы ей позволили перекантоваться в бараке еще разок. Залог для предоставления угла. Так она считала.
А Клайд, наивно приписывая это к доброте ее отзывчивого сердца, стремящегося накормить страждущих, не оставлял попыток привлечь ее внимание к соседним витринам бутиков, на которых хорошо просматривались манекены, разодетые, как настоящие дамы, почти не отличить. Увы, Нина игнорировала это, безразлично поглядывала на витрины и на все его предложения пойти и пройтись по бутикам, мотала головой.
Ему все же удалось ее переубедить и заманить в один из них, когда они покинули пиццерию с увесистыми пакетами. Это оказался бутик обуви, в котором Клайд и начал реализовывать план по постепенной смене облика. Начал с обуви. И, к сожалению, не с туфель, они её нынешнему рваному образу никак не шли, удобнее были кроссовки, к которым и склонилась в своем выборе Нина. Она под презрительные взгляды продавцов перемерила несколько пар, пока не подобрала самые удобные и несильно дорогие.
Смеркалось, а они только выходили из магазина. Повторное предложение Клайда провести ночь в теплой квартире, сделанное уже за дверьми, Нина снова отвергла, указав на свои пакеты, мол, кто еду «друзьям» доставит. На это у Клайда имелся ответ, у дороги ждал его автомобиль и охранник за рулем, которого он вызвал из компании, пока Нина мерила обувь. Хитрец, продумывал на ходу и на шаг вперед. Предлагал лично довезти еду, а потом занять удобные апартаменты.
И снова получил отрицательный ответ. Не желала она нормальной жизни. Но он не из тех, кто сдается.
- Где я смогу завтра тебя найти? – спросил он напоследок у отдалявшейся Нины. Искал уверенности, что она не исчезнет и снова появится. – Опять на берегу?
- Нет. Я приду в твою компанию, - ответила она и обернулась, чтобы улыбнуться. – Если меня, конечно, пустят.
- Пустят, я предупрежу, - просиял весь Клайд и побежал к машине.
Нина обернулась еще раз вслед отъезжающему автомобилю, на всякий случай, запоминая эту машину, вдруг повстречается где-то в городе и проедет мимо. А такую не запомнить было сложно.
«Во всем городе их наверняка всего два экземпляра. У Клайда и Кельвина Джонсов», - подумала она, отвернулась и зашагала прочь, возвращаясь к месту своего ночлега. До которого в этот раз дошла быстрее – натужно искать уже не нужно, известно, где можно бросить свои кости. Главное, чтобы снова приняли.
Она, как и прошлой ночью, прошла сразу к группе у костра и остановилась, кивком головы приветствуя собравшихся товарищей и негромко объявляя:
- Я тут вам немного еды принесла, - звучало так, будто просила прощения за то, что исчезла без благодарственных слов и снова объявилась.
Люди на бревне встрепенулись. Посмотрели на два увесистых пакета в ее руках и уставились на лидера.
- Откуда тебе-то еда?! – подозрительно глядел на нее главарь, полагая, что кто-то третий посредством этой голодранки хочет их всех перетравить и сравнять уже эти бараки с землей, подготавливая зону под строительство комфортабельного гостиничного комплекса или торгового центра. При этом он тут же сместил взгляд на ее новехонькие кроссовки, заменившие ей стоптанные рваные кеды.
И Нина тут же подумала, что именно он с неё этой ночью их стащит.
- Заработала и купила, - не растерялась та, протягивая пакеты двум подросткам, оказавшимся более доверчивыми. А может, сильно голодными.
- И обувку тоже? – щурилась недоверчиво даже вчерашняя щедрая старуха.
- А её я украла, - нагло врала Нина, чтобы отнять у них интерес к вопросам. – У того, кто заплатил мне.
- Какая отчаянная, - усмехнулся подросток, разворачивая пакеты и раздавая всем, кто тут же сбежался на запахи и шелест. Принялись делить и раздавать еду, передавали друг дружке по очереди.
Подозрение к ней убавилось, когда все начали есть, даже главарь не устоял перед гамбургерами, отринул мысль об отраве и, шире открыв рот, откусил. Кто-то даже и для нее порцию передал. Но Нина снова отказалась, мило улыбнулась:
- Я сыта, мне бы только угол для сна.
- Твой остался за тобой, - отозвалась старуха. Она без надобности указала на барак, в котором все они в тесноте, да не в обиде ночевали.
- Спасибо, - еле слышно ответила ей Нина и ушла в темной пространство покосившегося барака. Интуитивно и по памяти нашла место свое, приткнулась ближе к стенам, свернулась калачиком, чтобы меньше места занять, и закрыла глаза.
В какой-то момент убийца сквозь неспокойный сон почуяла, что кто-то её чем-то накрыл, чем-то сильно шуршащим, а потом и сам у нее под бочком пристроился. Кажется, это была старуха, выяснять она ли, у Нины не было сил, уж очень устала.
Проснувшись же, она присела и первым делом посмотрела на ноги – обувь на месте. Никто не посягнул на ее кроссовки. Шелест отвлек от мыслей, с неё упала старая газета, вот чем её накрыли ночью. Спящей под боком старухи, возможно, она и проявила заботу о гостье, уже не было. Впрочем, пуст был и весь барак – никого, только Нина, и уж слишком яркие лучи солнца, пробивавшиеся сквозь огромные щели этого убежища.
Она поняла, что уже даже не утро, а почти обед. Нина встала и поторопилась выбраться наружу.
- Проспала, - встретили её ухмыляющиеся подростки, намекая, что сегодня она не смогла исчезнуть незамеченной. Они как раз получили по куску пиццы из остатков вчерашнего богатого ужина и довольные шагали в барак.
Нина слегка потянула губы, изображая ответную улыбку, и направилась к бревну, вступать с ними в полемику – затянуть себя на долгие споры, это она уже знала по опыту. Лучше уж на бревнышке под солнышком молчаливо посидеть, жаль, что костер днем не разводили.
11.
Она присела с краешка, посмотрела на бродяг, рассевшихся на согретой солнцем земле, и подумала о том, что пора бы ей уже все-таки покинуть этот клочок нищеты, да и город тоже. Только вот, как же быть с Клайдом? Правду как ему сказать? И что делать после этого? Опять скитаться?
- Эй, держи! – подкинул ей внушительный ломоть от батона главарь, он проходил с пакетом провизии и раздавал каждому, кого встречал. Поделился с ней, как с родной в доску, и пошел дальше.
- Спасибо, - сказала ему вслед Нина, на сей раз отказываться не стала, она была голодна.
Поглядывая на тех, кто, получив свою порцию обеда, стягивался к теплому бревну и согретой солнцем площадке, Нина начала есть, стараясь ни на кого не обращать внимания. Разговоры в процессе поедания скудного обеда кипели, группками все обсуждали последние новости, иногда прерываясь и заинтересованно вклиниваясь в чужие беседы.
Очень активно чесали языками соседи Нины по бревну, не их слышать было невозможно.
- Ты помнишь, - тут один из говоривших соседей напрягся и оборвался, вспоминая и вскоре добавляя. – Жизнь?
- Конечно! Были времена, на широкую ногу жили, пока не…
- Да не свою жизнь, а убийцу «Жизнь»!
- Это та, которая внезапно плюнула на всё и пропала? – влез еще один бездомный, заинтересовавшийся их разговором, и Нина с любопытством развернулась в их сторону. Сползла с бревна и пересела на песок. Так ей было лучше видно.
- Уже припоминаю, была такая когда-то…
- Так вот, я слышал, она вернулась, точнее, наняли одного убийцу, не гнушающегося ликвидацией таких, как мы…
- Так это ж может быть кто угодно, почему сразу «Жизнь»?
- С чего бы ей ради нас возвращаться? – влез еще один любитель потрепать языком. – Сколько бы ей не заплатили, за отбросов она ни за что не взялась бы!
- Вот именно! – воскликнули с одного конца бревна.
- Да она уже давно померла! – отозвались откуда-то сзади.
«Да нет, я живее всех живых, сижу тут рядом, никому не нужный асоциальный и вонючий отброс, как и вы», - смотрела не без улыбки на них Нина, яростно пережевывая свой сухой батон, который комом застревал в горле и с трудом проходил в пищевод, будто царапая и цепляясь когтями.
А товарищи по несчастью не замолкали:
- Как думаешь, найдется ли храбрец, который за нас отомстит?
- Разве что малярийный комар, выпьет кровь, не выпитую…
Разговор вдруг прервался, все обернули головы куда-то влево, там подрались два мальчугана, не поделив местечко под солнышком и на безобразной груде бревен и досок. Засмотрелась со всеми вместе на двух драчунов и Нина, и все же она первой заметила маячившую фигуру на горизонте. Мужскую фигуру. И это был явно не нищий: уверенная походка, мощный торс, одежда, похожая на камуфляж, и странная палка в руке.
Снова завизжали мальчишки, катавшиеся по земле, кто-то даже встал и, посмеиваясь, пошел разнимать их, а Нина, опомнившись, снова перевела взор с сорванцов на подозрительного человека, но на горизонте уже никого не было. Фигуру будто разъело под солнцем. Она поискала глазами, допуская, что у нее начались галлюцинации. Хотя, с чего бы?
Усмехнувшись разыгравшемуся чутью, она снова посмотрела на хлеб в своей руке, поднесла и только хотела открыть рот, как почувствовала тупую боль между лопаток, что-то сильно упиралось в спину, до боли знакомые контуры. Ей ли не узнать ствол винтовки?
- Доброго всем дня, - последовало тут же за её спиной.
Бродяги уставились в чужака, попеременно переводя взгляд с него на его винтовку, затем на Нину, застывшую с открытым ртом. А неизвестный будничным тоном продолжил:
- Мне известно, что среди вас притаилась «Жизнь», если кто не в курсе, отъявленная и давно разыскиваемая убийца. Укажете на неё сразу, может быть, пощажу вас.
Лица бродяг вытянулись в испуге. Все разом уставились в того, кто являлся у них новичком, в того, о ком им ничего не было известно, и в того, кто и может оказаться известной убийцей. Да, все они смотрели, осознанно и неосознанно выдавая, на Нину, имени которой даже и не знали. Да и как знать, если она та еще молчунья и всего-то пару дней у них под боком?! Но смотрели на нее не столько с осуждающим презрением (мол, подставила нас, гадина!), сколько с изумлением. Сама «Жизнь» – настоящая бродяга, делит кров и хлеб с ними, это же невероятно! Как и невероятно то, что она жива. Эти их хорошо читаемые мысли мигом сменились угрожающей им опасностью: если они не выдадут её – будут убиты (убиты будут в любом случае, заказана полная зачистка бараков).
Сама Нина, впервые застигнутая врасплох, прекрасно всю эту ситуацию осознавала, знала, что сейчас её обличат, и потому, опережая всех трусливых стукачей, решилась признаться сама.
- Считать не буду, стрелять буду сразу, - прибавил, ухмыляясь, стрелок. Он не рассчитывал на столь долгое молчание. Значит, нужно подстегнуть примером, чтобы заговорили скопом. Посмотрел на ту, что держал на мушке. – И начну с тебя.
- Так это она и есть! – воскликнула старуха, оказавшаяся быстрее Нины и её порывов.
- Работа упрощается, - довольно пропел себе под нос мужчина.
- Стой, - вдруг попросила его Нина.
- Что? Будешь молить меня о пощаде, Жизнь? Ты-то?!
- Нет, - возразила ему она и, игнорируя опасность, повернулась к нему, подняла голову и хорошенько рассмотрела лицо. Привычка мстительной убийцы, что тут скажешь. – Можно я умру сытая? Всего лишь хочу доесть…
Для наглядности она показала хлеб в своей руке, оставалось совсем чуть-чуть, даже минуты не займет. Мужчина громко засмеялся, разглядывая эти крохи хлеба.
- До чего ты опустилась, Жизнь, - глядя свысока на нее, он надменно кивнул, позволяя доесть. Какое великодушие!
Нина развернулась и принялась спокойно доедать свой последний обед. Бродяги смотрели на нее с жалостью, но ждали, что вот-вот убийца убьет убийцу и уберется восвояси, оставив их в покое. Не подозревали, что в приоритете не только убийство Жизни, но и зачистка бараков, видимо, обсуждаемые ими слухи всерьез восприняты были не всеми. Зато Нина о том легко догадалась и увидела в том для себя возможность спастись.
- Вы думаете, он вас пощадит? – достаточно громко сказала она, исподлобья оглядела всех звериными глазами, неожиданно и резко вывернулась, схватилась за винтовку, дернула на себя, надеясь отобрать, но сил на это не хватило, мужчина куда крупнее и сильнее. Поэтому, резко дернув, тут же толкнула и опрокинула того.
Вскочила и побежала мимо засуетившихся бродяг, до которых поздновато дошел смысл её слов. Не зря ведь за трапезой обсуждали, что кто-то нанял убийцу, вот и прозрели, тоже разом.
- Бегите! – закричала зачем-то она, стараясь докричаться до всех тех, кто прятался на территории бараков. Не то спасая их жизни, не то спасая свою, ради чего создавала препятствия нанятому убийце.
Не поднимаясь земли, стрелок начал беспорядочную пальбу, нагоняя больше паники на беглецов. Находчивость коллеги он оценил, посмеялся, поднялся и бросился вдогонку.
Нина уже пустилась наутек, ведя за собой, ищущих в ней спасение, кучки убогих, очертя голову бегущих следом за ней. Бегущих в надежде, что она приведет их к укрытию, выведет в безопасную зону или же к тем, кто сможет их всех защитить. А Нина, как угорелая, неслась вперед, толком не зная, куда ей податься и где найти защиту не только для себя, но и для тех, кто потянулся за ней, возлагая все свои жалкие надежды на неё одну. Голова её нещадно вырабатывала возможные решения и пути к ним. Одним из которых было: податься в участок полиции, до которого было как до звезды в ее-то положении – стрелок на хвосте, если бы не заигрывался в веселом для себя занятии, давно их уложил бы штабелями; он же и не даст добраться до участка, раскусив затею в пути. Следующей была мысль кинуться к остаткам группировки Сильвии Боуи, о них она кое-что услышала от одной группы бродяг (а потом переключилась на лепет о самой себе), но и туда предстоял длинный путь. Ближе было через близлежащий парк, к которому они уже добежали и со всех ног бежали по прилегающей к аллеям, проезжей части, прорываться к компании Клайда Джонса и попытать счастья у него, возможно, удастся всем нищенским составом пробиться в его компанию и просить о помощи и защите у охраны…
Эту идею Нина и приняла в лидирующие варианты. Ускоряясь, она начала лавировать по дороге, понимая, что непростой стрелок нанят явно кем-то из лидеров господствующих группировок, и это может быть только Кельвин, который и решил устранить её раньше, чем о ее существовании прознает Кэнди Боуи. В догадках своих она была очень даже права. Но если уточнить, то нанимал Нил Майер, подробно описывая возможные места обитания цели, а уж приказ был за Кельвином, несильно верившим в то, что Нилу не показалось, и «Жизнь» действительно опять пришла в город. Мистера Джонса больше волновала зачистка бараков.
Стрелок был меток: с вскриками боли и истошными воплями падали на дороге несильно шустрые беглецы, которые своим отставанием и мешали ему как следует выверить в окуляре Нину и прицелиться хотя бы ей в спину, если не в голову.
Нина в отчаянии и бессилии кусала губы, озираясь на распластавшихся и корчившихся от боли то там, то тут несчастных бродяг, с горечью и огромным чувством вины отворачивалась и продолжала свое стихийное бегство по дороге, уже увереннее устремляясь к компании Клайда через парк, возлагая непомерные надежды на шанс укрыться у него. За ней с животным страхом, искажавшим измученные от бега и паники, лица, ковыляли бездомные, держась её, боясь отстать и поймать пулю.
А стрелок уже вконец расслабился: он и не скрывался боле – мужчина шел прямо и уверено. Шустро шагал за ними с винтовкой в руке и пугающей улыбкой на лице, преследуя свою главную жертву и сопутствующие несчастные жизни ни в чем не виноватых людей, которые увидели, как Нина вбежала в зону открытой дворовой площадки, совмещенной с парковкой зоной, кинокомпании Клайда Джонса. Она не просто промчалась мимо скамеек прилегавшего к стоянке сквера, а целенаправленно устремилась к припаркованным машинам работников компании, умудрившись в беге ударить ногой несколько из них, заставляя сигнализировать и тревожить хозяев, чтобы вызвать из здания владельцев и обратить их внимание на творящийся среди бела дня ужас.
«Возможно, они и вызовут полицию», - ей же это было сделать нечем: ни телефона, ни денег на таксофон. Только надежды на встревоженных хозяев машин. До тех пор же предстояло кружить возле здания, ожидая, когда воплотятся в жизнь плоды её трудов. Конечно, она могла вбежать в компанию и спрятаться внутри – охрана её знала, пропустила бы, но Нина не могла бросить на произвол судьбы тех, кто прибежал за ней сюда, ища помощи, одних с кем-то нанятым убийцей.
«Главная цель которого я, а не они. Но, увы, гибнут пока они…», - Нине было их очень жаль, прямо за душу хватало, что не окажись она в их кругу, никто из них не пострадал бы, напрасно не гибли бы невинные, и без того обиженные жизнью, люди. Ей бы пистолет, хоть на одну минуточку, ух бы она…
Никто не изъявил желания спуститься и осмотреть автомобили: легче было выглянуть из офисного окна и отключить визжащую сигнализацию, что и было сделано. И оттого ожидания загнанной в угол Нины не оправдались. Негодуя, она стянула кроссовок с ноги, кинулась к машине Клайда и начала им неистово колошматить по лобовому стеклу, добавляя ударов ногой еще и по переднему колесу. Краем глаза видела, как прячутся меж рядов машин уцелевшие беглецы и это поддавало жару на действие, рука забила по стеклу отчаяннее.
Взвыла сигнализация.
Замигал и запищал светодиод на пульте сигнализации, покоившемся в связке с ключом от зажигания на столе директора компании. Клайд Джонс отставил кружку горячего кофе, взял пульт и со спокойным любопытством прошагал на балкон, откуда открывался отличный вид на место парковки, где он любил оставлять свое дорогостоящее средство передвижения. Увидев и с легкостью узнав Нину, калечащую его презентабельный личный транспорт, сначала снисходительно улыбнулся (ей он был готов простить все, её он весь день ждал) – это казалось ему довольно смешной картиной. Но следом пришла разумная мысль, что Нина без веских причин не стала бы так поступать с его имуществом, и он решил осмотреться, желая понять, что побудило «истинно свободного человека» атаковать его автомобиль. Что, что её к тому побудило?
Мелькнули люди в узких пространствах на стоянке между машин, глаза его округлились, приметив мужчину, размеренно шагавшего с винтовкой и беспощадно отстреливающего по одному тех, кто не успел затеряться среди машин, а затем выцеливающего таких же жалких бродяг, бегущих по двору компании к Нине.
Спотыкаясь, он рванул с балкона и прочь из кабинета, устремляясь прямиком к лифту и раздумывая над тем, что не лишним будет взять оружие у охраны, да и саму охрану, ведь неизвестно, что это за сумасшедший там разгуливает.
Нина упала наземь, прячась от короткой очереди за колесом капота машины. Пули прошили все окна автомобиля директора кинокомпании, стекла градом посыпались на нее, а в нескольких шагах от него кто-то в безысходности молил о пощаде и был проигнорирован: крик, захлебывающийся вздох и, сопровождающий эту смерть, надменный смех убийцы…
«С….!», - Нина схватила правый кроссовок, который чуть было не был отброшен и утерян в нервной попытке спрятаться. Но что она хотела этой бесполезной обувью сделать? Выставить вперед и попугать им вместо пистолета? А может, кинуть ему в голову и уж потом поймать ответную пулю в свою голову?
Что бы это ни было, её опередили: из-за дверей здания компании показался Клайд Джонс, а за ним высились еще двое крупных парней в спецовке. В руках у Клайда Нина она увидела заветный пистолет и, не раздумывая ни секунды, вскочила, словно бегун-атлет в считанные мгновения настигла парня, неожиданно для него выхватила оружие, в тот же миг развернулась и твердой рукой выстрелила несколько туда, где и слышался самодовольный смех и поскрипывание резиновой подошвы обуви. Точного местоположения стрелка она не знала, но в него попала.
Мужчина, вскрикнув, выронил винтовку, Нина попала ему в плечо и руку только потому, что целиться у нее не было времени (будь это осознанный и выверенный выстрел, он был бы один и прямо в голову). Но не теперь, когда роли поменялись, и жертва стала палачом (коим и была многие годы), а палач – бессильной жертвой, павшей на колени и взглядом тянувшейся к винтовке, которую ногой отшвырнула еще дальше Нина. Сделав еще два твердых шага вперед, она приставила дуло прямо ко лбу.
- Постой! – опомнившись, бежал к ней и кричал Клайд Джонс, считавший, что лучшим будет сейчас вызывать слуг закона и позволить им разгребать эту заварушку, и раздавать соответствующие наказания, но она снова выстрелила.
Тело мужчины растянулось у ног Нины. И Нина не жалела ни о чем.
- Зачем, Нина?! – развернул её к себе Клайд Джонс, полагая, что она совершила это убийство в состоянии аффекта. Пусть он и знал о ее прошлом все, но продолжал думать, что с ним она покончила, и первые два выстрела были защитными, не более. Третьего и контрольного он никак не ожидал, надеясь, что она захочет справедливого разбирательства, а не собственного участия в казни. А иначе ради чего она отказалась от убийств и бродяжит!?
Лицо, которое открылось теперь ему, словно было чужим, незнакомым. Такую Нину он не знал, с такой Ниной он не был знаком, и не хотел бы оказаться когда-нибудь на её пути. Выражение этих глаз пугало, в них не было злобы, гнева, удовлетворения долгожданной жаждой мести, нет, ничего из этого. В них была холодная пустота, стойкая уверенность и ни капли сожаления. Перед ним стояла убийца с огромным стажем, и отнятая ею жизнь для неё ничего не значила.
- Затем, что я этого хотела, - был холоден и спокоен её голос. Она отступила и передала оружие одному из охранников, как раз тому, которому оно и принадлежало (было понятно по его взгляду, что пистолет находится в его собственности и ему надлежит вернуть). – Я хотела его убить. И убила бы, несмотря ни на что.
- Ты – не «Жизнь», Нина, ты – самая настоящая смерть! Нет, ты хуже смерти! – Разочарованно и испуганно (и не подозревая, что именно с этого восклицания «Жизнь» и превратится в «Смерть») попятился от нее Клайд Джонс, стараясь не смотреть на лужицу крови, уже образовавшуюся под телом стрелка, от которой с презрением отступила Нина.
- Хуже смерти? Я?! Ха! Наконец-то ты прозрел! Но что же ты скажешь на то, что это именно я тебя когда-то и куда-то подбросила? Уточнения и откровения далее не нужны, ты и сам без моих покаяний поймешь, кто я тебе…
Она заткнулась только потому что стояли рядом охранники, которые могли неверно её слова истолковать или еще чего надумать, а Клайд Джонс попятился от неё, с отвращением отвернулся и сорвался с места, убегая и прячась за дверьми и стенами своей кинокомпании от той, которую искал и не надеялся когда-либо найти. Он подозревал, что бросивший в прошлом его человек не мог быть чужим, думал всегда, что это либо сестра, либо мать. Всегда думал о том, допуская мысли, что если найдется этот человек однажды, то он либо плюнет в лицо, либо терпеливо выслушает, поймет и примет, мало ли, что могло толкнуть на такое (жизненные обстоятельства у всех разные). Но найдя, Клайд не смог сделать ни первого, ни второго, только бежать, чтобы больше этого человека не видеть.
Нина не двигалась, стояла и смотрела, как торопятся нагнать своего директора его растерянные охранники. О чем она думала сейчас и минутами ранее, решившись на столь неподходящее признание? Ни о чем. Вообще не думала. Все просто само собой прорвалось. Пора бы уже. Сколько можно себя сдерживать?
Она, задрав голову, устремила взор на последний этаж здания. На балкон.
«Балкон, с которого он может спрыгнуть прямо на меня, и этим убить сразу двух зайцев: отомстить мне, рухнув на меня и переломав мне хребет, - заяц номер один. И убиться, что он и так хотел сделать, - заяц номер два. А еще и третий: избавить город от такого паразита, как я».
- Зайцы? Причем тут зайцы… - она, силясь вспомнить, откуда такой пересчет ею был взят, не смогла толком прошерстить память. В голове только лицо брата, бежавшего прочь от нее.
Она опустила голову, посмотрела на ноги: одна босая, другая в кроссовке. Где-то неподалеку валялась и вторая, но это уже неважно.
- Что ж, - сказала снова вслух Нина и стянула и эту обувь, оставляя ее на асфальте, обошла труп наемника и пошла босая вдоль стоянки. – Пора и честь знать. Я слишком долго здесь задержалась.
Оттуда отсюда повылезали те, что сумели укрыться и спастись от пуль. Вспомнив об их существовании, Нина поторопилась осмотреть раненных и уцелевших бродяг, с болью в груди пряча взор от тел, лежавших неподвижно в лужах крови. Осознав, что всему виной она, Нина выскользнула из их окружения, намереваясь скорее оторваться от них и покинуть город.
- Эй, ты уходишь?! – подскочил и засеменил рядом с ней один из бродяг, он прятался ближе всех, и слышал ее монолог.
- Уходишь?! – вторили испуганно справа от нее, все уверенней повылазили из своих укрытий.
- Как…
- Куда?!
- А как же мы?!
- Что делать нам…
- Куда идти…
- Вам всем, - Нина соображала над этим быстрее, - лучше остаться здесь до приезда полиции. Расскажете им, что и как было.
- А потом?
- Потом?!
- Дороги назад нам нет.
- Не он, так другой нас перебьет, - толпа за ней росла. Все, кто выжили благодаря ей, цеплялись за нее, боясь упустить своего защитника.
- Виктор, - это запоздало дал ответ на её вопросы о зайцах мозг Нины, и она, не останавливаясь, продолжила. – В этом городе ведь еще существует цитадель Сильвии Боуи?
- Одно название, - хмыкнул кто-то и закашлялся.
- Теперь не просто цитадель, - восхищенно вставили слева.
- Это куда страшнее будет.
- А Виктор? Знаете такого? Жив ли еще…
Нину оборвали восклицания:
- Кто ж его не знает!
- Живее всех живых!
- Кость в горле Джонса!
Нина вздрогнула и замерла.
- Знаете, значит. – Она недолго о чем-то думала, что сразу и выдала. – Вот и идите к нему после. Он приютит. Гнать не станет, если скажете, что от Нины Боуи.
- Так ты – Нина Боуи?!
- Нина?!
- Не «Жизнь»?!
- А кое-кто звал смертью, - с ехидством некто бесстрашный и из самой гущи.
- Заткнитесь! – огрызнулась впервые и нервно Нина и ускорилась, убегая от них так же, как бежал от нее Клайд Джонс.
- Стой!
- Куда ты?!
- Нина!
- Куда же…
Так явно убегающую от них преступницу преследовать они не стали, как и не стали ждать приезда полицейских, бродяги ринулись к цитадели, жизнь была им дорога. И, действительно, их там примут, дадут кров, еду и, разумеется, снабдят работой.
12.
Нина восклицаний бродяг не слушала и не слышала, оттолкнув от себя главного прилипалу в лохмотьях, она побежала сломя голову. Старалась поскорее исчезнуть, нараставший вой сирен ей мало хорошего сулил. И по воле случая и злого рока ноги вновь должны были привести её туда, откуда все снова и в который раз началось – на мост. И они почти несли её туда, но нет. На последнем повороте она взяла влево и еще несколько раз свернула в эту сторону, так, чисто механически избегая моста и еще не осознавая конкретной и конечной цели своего бега.
Конечным пунктом оказалась двухполосная загородная трасса, выделенная для большегрузного и неповоротливого транспорта, которому запрещено было соблазняться иными городскими путями. Здесь им позволялось все, чего не сделаешь на забитых легковушками дорогах. И позволяли, в основном, запрещенную скорость.
Как раз промчался у самого носа трейлер и озарил беглянку новой мыслью. Почти гениальной! А именно: закончить весь свой губительный жизненный путь прямо здесь. То есть, бросить бренное тело под колеса этих скоростных мамонтов, которые раздавят ее без шансов на спасение.
Выжидая очередной скоростной грузовик у светофора, Нина все думала о брате и надеялась, что он не закончит так, как она. Что не станет лишать себя жизни хотя бы ей назло. Хотя, какая ей-то сейчас разница, что и как он сделает? Особенно, когда оранжевая кабина вот-вот пронесется мимо нее…
«Не упустить бы…», - Нина широко перешагнула бордюр, внутренне сжимаясь от боли и уже слыша треск раздавливаемых костей собственного черепа. Надежды, что жизнь оборвется скоро и не даст ей всего это прочувствовать, в ней были сильны.
Большая и цепкая ладонь опустилась на плечо, крепко схватила и сжала, мощным рывком оттянула и отбросила назад. Будь спонтанная самоубийца покрепче телесами, то устояла бы на своих ногах, но она давно не крепче, оттого и рухнула задом во вскопанную клумбу и больно ударилась локтями об ее оградку.
- Вот так да?! – раздался голос над ней, а на ноги легла тень, отбрасываемая этим человеком. И человек этот однозначно негодовал. – Так ты решила закончить свою жизнь, а, Жизнь?!
Этим укорявшим неизвестным был Виктор. Виктор Горин. Он уже получил доносы от своих людей о том, что Жизнь видели в городе, отчаянно искал её, и довольно долго пытался следить за ней, когда находил иногда в странной компании, но она все время умудрялась ускользнуть от него. Ему вдруг улыбнулась удача, внезапно, Нина сама промчалась мимо него, как раз, когда он сторожил поворот на мост.
- Опять ты?! – раздраженно огрызнулась и ему Нина, а ведь была рада видеть его в добром здравии. О чем ни за что не заикнулась бы вслух. – Откуда взялся?!
- Несколькими поворотами ранее, ты пронеслась мимо меня, - опять с укором отвечал мужчина ей.
- Не узнала, богатым будешь.
- Не буду, как и ты, которую я, между прочим, узнал.
- Лишь ты один.
- Нет, не я один, - Горин обернулся на трейлер, тормозивший с омерзительным скрипом шин, перед красным светом светофора. Лицо водителя в кабине – крайнее недовольство, не успел проскочить на мигающий зеленый. Еще и эти чертовы пешеходы у клумбы, переходить не пытаются. – Тебя кое-кто видел, и не раз, город слухами наводнен. Только о тебе кое-где и говорят.
- Ничего. Вот-вот уйду, умолкнут, - буркнула, поднимаясь и отряхиваясь, Нина.
- Не уйдешь, - возразил смело он, и словил грозный взор убийцы. Прибавил. – Пока я не выслушаю тебя.
- Мне не о чем тебе…
- Нет, ты уж поведай о том, как ты до этого дошла.
- До жизни никчемной бродяги?
- Нет, до трусливого и позорного суицида.
- Не трусливый и не позорный.
- Не распинайся про предсмертную двухсекундную храбрость. У тебя её нет.
- Ты не забывай, кто перед тобой, - повысила тон Нина.
- Простите, мисс убийца, - улыбнулся широко Горин и сделал полупоклон.
Нина закончила с потряхиванием своих рваных тряпок и, оскорблено задрав нос, пошла вперед, по тротуару и вдоль трассы, все еще прислушиваясь к проносящимся грузовикам. Виктор упрямо шел рядом, со стороны дороги, контролировал ее, не давая соблазниться повторением своей попытки самоубийства.
- Вознамерился мне мешать?
- Ты этого не сделаешь. При мне.
- Тогда слушай, - «Наслушаешься и сам отстанешь», - подумала про себя она и заговорила. – Мое унизительное странствие мне только доказало, что я не изменилась и не изменюсь, Виктор. И вернулась я сюда, отнюдь не смущаемая твоими давними угрозами угробить всех разом в один прекрасный день. Да, я никогда об этом не забывала, всегда помнила и об установленном тобой сроке, но мне было наплевать. Всегда.
- До определенного времени, да?
- Нет, Виктор. Даже сейчас, мне все равно. – Нина нешироко шагала и говорила неторопливо и вдумчиво. Смотрела куда-то вдаль. – Веришь ли ты или нет, но меня завело в город натуральное любопытство. Мои скитания всего-навсего пошли по обратному кругу, и я не устояла на повороте в город, завернула, думая хотя бы еще раз посмотреть на некоторые будто бы родные мне места.
- Хорошо, положим, так. – Виктор мельком заглянул ей в лицо. – Посмотрела ты на них, и? Что мешало утереть ностальгические сопли и уйти? Почему задержалась, скомпрометировала себя и чуть не выдала всем, кроме нас?!
- Самой в это до сих пор не верится, но я нашла брата…
- Так ты на его поиски тогда ушла, а не собственную жизнь налаживать?
- Не насмехайся, - злобный зырк убийцы. – Это не то, над чем ты можешь издеваться.
- Хорошо, Нина, - быстро сказал Виктор. – Ты нашла брата, и?
- И поняла, что его искать было напрасной тратой. Останься я здесь, чтобы взяться всерьез за эти поиски, то поняла бы намного раньше, что он все это время был на виду.
- Зачастую так оно и бывает. Люди говорят, хочешь спрятать – держи у носа.
- Так не говорят, Виктор. И его никто от меня не прятал, скорее, спасал.
- Ну, неважно, - поднял и махнул рукой Горин. – Что дальше с братом? Вы ходили везде вместе, держались друг за дружку, рассказывали в тиши и шепотом о своих бедах?
- Поначалу так оно и было, все казалось до идеала отличным, пока он не знал, кто я и даже о том не догадывался.
- Затем настало время для пресловутого добавления: «…а потом…».
- А потом, - Нина не придавала значения его словам, но гневно хмурилась на него, - я сочла разумным открыть ему правду и…
- Получить взамен порцию презрения, ненависти и непонимания?
- Виктор, напомни-ка, это у тебя натура такая рисковая или же это как-то связано с твоей национальной принадлежностью?
- Все мы, русские, немного камикадзе.
- Вообще-то, это по части японцев. Хотя, по-моему, душой ты один из них.
- Ты можешь смело добавить через дробь в эту строку и себя, - хмыкнул Виктор и опять проводил глазами трейлер, пронесшийся на небывалой скорости. – Так что там с братом-то?
- Он не смог меня понять. Принять и не пытался. Про простить и говорить нечего.
- Значит, когда я видел вас двоих с Клайдом Джонсом, беззаботно смеющихся и звонко перекрикивающих друг друга во дворе его компании, он еще ничего не знал о том, что ты – его старшая сестра?
- Да.
Виктор Горин удивленно поиграл бровями своим тайным мыслям и выводам и предался размышлениям, отчего и наступило недолгое затишье, которому он не дал затянуться новым вопросом:
- Что, он так сразу взял и прогнал тебя?
- Нет, просто показал отчаянное разочарование и сбежал.
- К Кельвину Джонсу?
- К себе в компанию, а это и значит, что к Кельвину Джонсу, - Нина подтвердила его вывод и вздохнула. Прошла к подвернувшейся лавочке у закрытого хлебного ларька и присела. Посмотрела снизу вверх на него. – К брату, которого и братом больше не смел звать, а после моего признания ставшему опять старшим братом.
Горин присел рядом и нечаянно задел своим плечом, он смотрел на нее и не находил слов. Они у него были, но он их откладывал, зная, что рановато для них.
- Не стоило мне говорить ему, кто я. И вообще, делать шаг на этот проклятый мост.
А вот пришло и время для его слов.
- Если бы ты не призналась, то все зашло бы далеко, Нина. Дальше, чем ты себе это представляешь, имея у себя в голове родственный барьер.
- Ты на что это намекаешь?
- Ты, правда, не поняла моего намека? – изумился Виктор, глядя в глаза Нине, смотревшей в упор на него. Она не сводила глаз и ждала его ответа. – По нему было видно, что он питает к тебе чувства. И это не что-то из разряда гуманных чувств – сострадания или жалости, так же как и не братские чувства, но называть не буду, ты уже поняла сама. Так что, пусть уж лучше ненавидит и знает, что ты – родная кровь, чем строит далеко идущие планы по завоеванию твоего каменного сердца убийцы.
Нина смотрела во все глаза, приоткрыв рот. О чем-то подобном она бы никогда и не подумала бы.
- Ты в своем уме?
- Так же, как и ты, Нина, - улыбнулся Виктор. С ней он себе это позволял, а с другими рисовался неизменно-грозным и угрюмым преступником. – Мне далековато до помешательства, мой рассудок как никогда в порядке.
- Выходит, он стремился сделать из нищего и оголодавшего отщепенца элегантную леди для того, чтобы… – Она оборвалась, не желая и думать о продолжении этого даже в мыслях. Теперь ей стало ясно, к чему он так стремился, зазывая в магазины. – Какой ужас…
- Видишь! Ему же лучше, что он все знает. Со временем, возможно, он простит, остынет и придет.
- Скорее, бросится головой вниз, как того и хотел. Только уже не с моста, а балкона своего кабинета, как я ему и рекомендовала. Бедный Клайд! Его жизнь и без меня давала крен.
- А как пришла ты, так неизбежно пошла ко дну, - Виктор размял шею, хрустнув ею в обе стороны и потерев у основания своей широкой ладонью, будто бы проверяя, не отделилась ли она после всех его манипуляций. – Не накручивай себя. Случилось то, что должно было случиться, он и без тебя хотел убиться, так что, если он это сделает, просто считай, что он достиг желаемого.
- Ага, еще прибавь: «И возрадуйся».
- Радоваться там нечему.
Нина на это слабовато кивнула и уставилась опять на трассу. Уже без былой уверенности в глазах, о суициде думать она перестала. Мысли теперь были иные. Из их плена убийцу вырвал Виктор Горин:
- Может, ради приличия спросишь, что делали все эти годы без тебя мы?
- Поведай сам, раз тебе не ймется.
- Вряд ли твой безразличной натуре будет интересно, но мы открыли спортивные клубы на двух этажах и они, к сожалению, мало пользуются спросом.
- Из-за передела в городе и влияния Кельвина?
- Его «грифы» нам все пути перекрывают, провоцируют, как могут, и делают это так, что нам нечем на это ответить.
- Вы боитесь завить о себе и своих правах, дабы вновь не развязать кровопролитную бойню, которую они и ждут, чтобы тотально разнести вас?
- Для тебя это, гляжу, не новость.
- Это старо как мир, чему тут удивляться? – Нина с тоской смотрела через плечо Виктора Горина в сторону знакомого поворота, ведущего отсюда прямиком к главному входу их цитадели, в которой некогда единолично властвовала Сильвия Боуи. Вспомнила приятные фрагменты дел давно минувших дней, и стало еще тоскливее, бежать отсюда захотелось острее. – А дискоклуб, что с ним, он еще существует?
- Все относительно сносно. Но, опять-таки, если бы не «грифы», то и он был бы широко известен за пределами города, как минимум, на три штата. Молодежь нашего города его высокого ценит.
- Ты хорошо потрудился, Виктор. Не отступил ни на сантиметр, не уступил никому, не растерял людей. Слыхала, что ты поперек горла.
- Хочешь сказать, что ожидала от меня меньшего?
- Нет, что ты идеально подходишь на это место и этим людям.
- Я не принимаю того, к чему ты сейчас рассчитываешь привести меня, - резко прервал ее Виктор. – Помни: мы договаривались. Срок и мои действия тебе известны. Посмеешь сейчас исчезнуть, я сокращу время ожидания на год, и уже в следующем месяце все эти люди отправятся разом к праотцам.
Нина слушала и смотрела на Горина, заняв позицию молчаливого и совершенно постороннего человека. Вглядывалась в того, кто в присутствии других членов их группировки вел бы себя крайне сдержанно, чрезвычайно строго и был бы с ней исключительно на «Вы». Она долго его разглядывала, отвечать, похоже, не собиралась. И потому Виктор с неофициального и грубого обращения вдруг снова перешел на уважительный тон:
- Вы можете на это повлиять, мисс Боуи.
- Чем, Виктор? – притворилась она, что не понимает, к чему может он склонять ее. Его вера в нее не воодушевляла убийцу, она настойчивее думала о том, как бы скорее от него уйти и скрыться.
- Им нужен лидер. Такой, как ты.
- Лидер, который бросил все, пустил на самотек и попросту сбежал, вам нужен?! Хуже моего самоубийства! Позор такого принять обратно, еще и возвести на пьедестал главы. Курам на смех.
- Или петухам, таким, как этот Кельвин и Боуи.
- Боуи?! – встрепенулась Нина, не замечая дрогнувший уголок губ Горина, припасшего в рукаве этот козырь. Он уповал на него и не прогадал с ним.
- Кэнди Боуи, - повторил мужчина и продолжил расставлять сети, в которых она должна была запутаться подобно золотой рыбке в старом неводе. Три желания она бы не исполнила для его жены, конечно, но и ему от нее вовсе не этого надо. Жены-то у него нет, а с корытом забавляться – мало времени, и не мужское это дело. – Не буду притворяться, что не знаю о вашей тесной связи с ним. И не стану врать, что он нам вечно палки в колеса вставляет, послушно лезет туда, куда ему тычет Кельвин, и усложняет больше, чем это возможно.
- А тычет он, преимущественно, в вас? – ухмыльнулась Нина.
- Очевидно же.
- Все еще мстит мне?
- Не знаю, что именно этот заносчивый парень делает, но подозреваю, твое появление приструнит его. С учетом того, что о тебе известно считанным людям, это будет сродни эффекту разорвавшейся бомбы. Конечно, я могу им и настоящих противопехотных мин ящик подбросить, да ущерб городу будет невосполнимый. А вот если вместо бомбы будешь ты – менее разрушительное действие окажешь.
- Я так не думаю, но положим, что так, - сказала нудно Нина. – И что же дальше? Ты лично меня отмоешь, отскоблишь, причешешь, пострижешь, оденешь, накрасишь и возведешь в столь необходимые марионетки, а потом выставишь на крыше вместо герба, чтобы отпугивать этих петухов?
- Насколько я знаю, там никогда не было герба, - заулыбался смелее Виктор Горин. – Если настаиваешь, то все исправим. И если позволишь, то я лично сделаю все то, что ты перечислила.
Лицо Нины не дрогнуло, не выразило ничего. Она лишь безучастно посмотрела ему в глаза несколько секунд, не моргая, отвернулась и очень тихо сказала:
- Ты же знаешь, что то, чего я больше всего хочу – это встать сейчас и навсегда покинуть этот город. А не ваши криминальные интриги собой взбивать до однородной массы.
- Но ты этого не сделаешь, верно? – Горин был настойчивей её желаний. И он знал, что еще желаннее для нее встреча с этим Боуи. Не увидев его, она не посмеет сбежать. А разок встретившись с Кэнди, она уже не сможет никогда покинуть ненавистный ей город. Так он думал, и больше на это уповал, исходя из того, что он выведал о ее прошлом.
- Послушай, Виктор, во мне нет ни единого порыва, ничто, абсолютно ничто, не побуждает меня идти у тебя на поводу и заниматься вашими делами, да еще и тем, в чем когда-то преуспела Сильвия Боуи. Я не хочу этого. Никогда не хотела. Я и с ней связалась, потому что это было нужно мне самой в тот сложный период. Она нуждалась в моей помощи так же, как я нуждалась в ней. Мы просто выгодно использовали друг друга. Это была сделка двух эгоистичных и своенравных дур, а не братское объединение правых сил против главного злодея.
- Тогда будь просто с нами, от тебя ничего не потребуется, кроме присутствия, Нина. Как простой символ былого величия группировки, каковым и ты по сей день являешься. Тебе не придется ничего делать – все будет сделано за тебя.
- Это уже не лидер, Виктор, это – марионетка, - вздохнула она и опустила голову, медленно обхватила ее руками, обвивая ими полностью и запуская грязные пальцы в спутанные волосы. За этим глухо раздалось. – И я согласна ею быть только с одним условием.
- Они ни на одну минуту не забывали про тебя, ждали изо дня в день твоего возвращения и будут готовы безоговорочно принять любое твое условие.
- Зарабатывать себе на хлеб и жизнь я буду своим ремеслом, и это – независимо от вас. Ясно?
Виктор Горин молчал.
- Ясно? – повторила Нина, освобождая от рук голову, поднимая и обращая к нему безразличное и грязное лицо.
- То есть, промышлять будешь опять убийствами?
Девушка, не моргая, медленно и два раза кивнула.
- Разве ты бежала не от своего ремесла и его последствий?
- С чего ты это взял? – для вида притворилась удивленной она.
- Мне подсказал кое-кто.
- Кто?
- Я, - ответил Виктор и отвел взгляд в сторону. – Поправь меня, если я неправ, говоря, что в день нашей с тобой первой встречи ты хотела уйти не только ото всех и себя, но еще и из жизни. И причина тому – твои действия в прошлом. А в прошлом, насколько знаю не я один, ты – удачливая убийца, проклятая за свою работу множеством людей. Так?
- Поправлю я тебя, Виктор, но не в этом, ведь все сказанное тобой – правда.
- В чем же твоя поправка, «Жизнь»?
- В том, что я бежала по большей части от Кэнди Боуи и того, что сотворила с братом, который, как я тогда слезно и виновато думала, помер от голода на улицах в возрасте четырех лет.
- А он, оказывается, жил себе припеваючи, ни в чем не нуждаясь, ничем не заботясь и нисколько не страдая, как ты?
- Почему ты решил, что я страдала? Я тоже жила неплохо, ремесло здорово выручало.
- От совести тоже?
- Совесть меня и сейчас не мучит, - призналась ему и себе вслух Нина. – Но если бы про брата я узнала все тогда, то не убежала бы так далеко.
- Отыскала бы и вырвала бы из состоятельных лап, чтобы дать ему вкусить жизнь с преследуемой полицией и криминальными дельцами сестрой-убийцей?
- Что-то среднее между этим, - последовала недолгая задумчивая пауза. – Для начала увиделась бы, рассказала все, наладила связь или еще что-нибудь из того, что у меня не вышло с Клайдом. – «Или Ллойдом», - поправила про себя она.
- А как же тот, другой? – опустив локти на колени, Виктор Горин подул на ладони и потер их, разогревая затем пальцы. На город опускался туман, ветер поднялся, а небо заволокло тучами, яркое солнышко днем будто и не выглядывало.
- От него я бы просто в городе пряталась, изредка выезжая куда-нибудь отдохнуть от работы.
- Получается, ремесло ты не бросила бы?
- Я обещала его бросить. Обещание это давала для Соли, даже почти приблизила этот долгожданный ею момент, запланировав его в виде некого жестокого розыгрыша, который плохо кончился, так и не достигнув кульминации, её смертью.
- Обещание сдерживать, значит, не собираешься?
- Смысл, Виктор? – посмотрела снова ему в глаза Нина Боуи и поймала его взгляд. – Обещание держать для мертвых разве разумно? Какая ей теперь разница, убиваю я или нет? Ей и то, и другое было нужно, когда она была жива и была рядом со мной. При жизни, Виктор, при жизни! Сейчас какой с этого Сильвии прок, когда от нее остались где-то кости?
- Но ты же пыталась, верно? Бегство твое еще было своего рода попыткой перестать убивать. Иначе ты нашла бы свой пистолет, или забрала у меня мой и продолжила нелегальный и жестокий бизнес в других плодородных краях.
- Все-то ты знаешь.
- Положено знать, куда деваться.
- Зачем деваться, стань тем, кого упорно лепишь из меня. Я не думаю, что тебя отвергнут.
- Не пытайся снова убежать, ты уже дала согласие и выдвинула условие.
- А ты его принял за всех, да? – усмехнулась Нина и встала с лавочки. – Примут ли они меня вот такую?
- Уже, - поднялся следом и Виктор Горин. – Ты в курсе, что тебя не обошло наследие Соли? Как в прямом, так и в переносном смысле.
- О чем ты?
- Тебе завещан весь её бизнес. И квартира, в которой сейчас проживает Кэнди Боуи. Но мы легко можем его…
- Нет, - оборвала его Нина. – Не суйтесь к нему. Я предпочту и дальше спать на улицах, чем связываться с ним и насильно лезть с напоминаниями о себе. Мне от Сильвии Боуи ничего не нужно, от Кэнди Боуи – тем более.
- У нас есть два свободных помещения на втором этаже за спортивным клубом, пара штрихов – и это будет для тебя комфортабельная жилплощадь.
- Это уже другой разговор, - не стала упрямиться Нина, хотя упорства в ней было с лихвой. – Можно просто для вида дешевой мебели накидать, будет достаточно для того, кто бродяжил много лет. А, и еще узнай, что там по моим обвинениям, стоит ли мне ждать стражей порядка по мою грязную и дурно пахнущую тушку?
- Нет. Дело закрыли еще в прошлом году, убийство Сильвии Боуи официально повесили на одного посредственного наемника. Сфабриковано все по заказу Кельвина, но не думаю, что в том не поучаствовал Кэнди Боуи.
- Зачем ему это делать?
- Мы не знаем, Нина, сами долго головы ломали.
- И отчего перестали?
- Весть прошла, что ты у компании Клайда Джонса несколько раз засветилась, вот и переключились. Тебя узнали. И радуйся, что это были не только чужие, но и «свои».
- Не могу. Мне в том радости – никакой, - она повернулась в ту сторону, в которой её, по его словам, ждали.
- Дорогу-то помнишь?
- Не хотела бы, но да.
Виктор ухмыльнулся и снова занял позицию ближе к дороге, чтобы пресечь бросок убийцы под колеса лихих дальнобойщиков. А она уже и пытаться не хотела. Шла, смиренно опустив голову, и молчала.
13.
До самых дверей цитадели промолчали. На крыльце Горин ускорился, обогнал «лидера», опустил руку на дверную ручку, кивая на посту охране, чтобы не срывались с места, и тихо спросил:
- Воспоминаний не навевает?
- Только негативные эмоции.
- Но ты их не выражаешь, - он потянул на себя дверь, пропустил Нину, закрыл за собой и снова вырвался вперед, ведя её за собой.
- Буду выражать, когда появится пистолет. Найдется для меня?
- Нужен прямо сейчас?
- Да. А еще, найми кого-нибудь, кто обучит меня каким-нибудь единоборствам.
- Но зачем, когда… - договорить ему не дали, он был перебит.
- Моя попытка уйти от всего в полной мере показала, что без оружия – я ничего не значу, грош мне цена и звать меня никак. За эти годы, Виктор, я столько раз была избита и обругана, зачастую, без весомых причин, что если наносить насечки, считая эти разы, можно полностью закрасить ими мою кожу. Поэтому я настаиваю, что буду заниматься и учиться у кого-нибудь боям. Оружие тоже не всегда выручает, надо порой уметь уклоняться и хоть и жалкий, но давать отпор.
- Тогда учить тебя буду я.
- Ты не похож даже на кандидата в мастера спорта хоть по каким-нибудь боевым видам искусства.
- Достаточно того, что я прошел азы уличного боя. Бои без правил – тебе отлично подходят.
- Ладно, - сказала Нина, соглашаясь с мужчиной и поднимаясь за ним на второй этаж. Он вел её в квартиру.
- Только для начала ты приведи себя в порядок.
- Я сейчас же приму душ и переоденусь в то, что здесь найду. Так что с этим все окей.
- Нет, я имел в виду, что тебе следует отдохнуть, набрать массу, Нина. С таким набором костей из тебя мало что получится. – Виктор Горин вставил ключ, провернул и широко распахнул дверь, приглашая ту и уже отдавая в руки этот ключ. – Вот, гляди, оценивай и делай свои пожелания по изменениям.
Нина Боуи, не сильно приглядываясь, прошла в обыкновенную квартиру, состоящую из двух небольших комнат с минимальным количеством старой мебели.
- Чем тебя моя масса не устраивает? – спросила она, ни видя ничего перед собой и слыша лишь его. – Меня ветром не сдувает, в обмороки от страха не валит.
- Навскидку в тебе и сорока килограмм едва ли найдется, Нина. Изнурительные тренировки и уроки ближнего боя изнурят тебя еще больше. Послушай ты уже умного человека, чего артачишься.
- Только не смей так каждый день меня обещаниями кормить и откладывать наши спортивные занятия.
- К чему тебе это, Нина? – задался вопросом Горин, с плохо скрываемой жалостью в который раз осматривая ее с головы до пят. Он не мог смотреть иначе, вид ее вызывал у него слезы, которым он мужественно не давал выхода. Одни эти торчащие ключицы из широкого ворота (отсутствовали все три верхние пуговицы, оголяя все до старой полинялой черной майки на груди).
- Я же говорила, что больше не хочу быть игрушкой для битья.
- Тебя били, потому что ты была безоружна. Сейчас у тебя будет и пистолет, и мы. Никто к тебе не сунется, я гарантирую.
- А я настаиваю и от своего не отступлюсь. Не ты, так другой найдется в учителя.
- Неужели ты думаешь, что если будешь стойко и систематически заниматься спортом и тренировать боевые навыки хотя бы два или три года, то сможешь без труда и обильного пота отмудохать агрессивно настроенную именно против тебя компанию рослых мужиков примерным составом – не менее десяти человек?
- А что? Это походит на наивную и девичью фантазию? – хмыкнула она, присаживаясь на диван в гостевой комнате и с вызовом вскидывая на него голову.
- Конечно, Нина! Будь ты хоть трижды чемпионом по боям без правил, в темной подворотне против толпы таких же знатоков уличного боя ты рискуешь потерять все. Главным образом, зубы и здоровье. Ну и жизнь, про честь промолчу.
- Это уже в зависимости от того, что им от меня будет нужно.
- Поэтому без меня и оружия ни шагу за эти стены. Мы не для того обрели своего лидера, чтобы так рано его потерять.
- Поняла, - улыбнулась она и попробовала увести разговор в другое русло. – Тут есть полотенца? – спросила и подумала. – «Надо же, я же привыкла обходиться без них, к чему этот вопрос?».
- В соседней комнате в шкафу имеется пара свежих. И один более и менее чистый спортивный костюмчик припасен. Моей юности, конечно, но пока довольствуйся этим, - сказал Виктор Горин и повернулся, чтобы предоставить даму самой себе и дать заняться делами личной гигиены. – Я отправлю с кем-нибудь тебе еды часа через два, если получится, раньше.
- Виктор, - остановила Нина его на пороге комнаты. – А кто тут жил? Квартира явно обжитая и чистая.
- Я.
- А куда же ты ушел жить сейчас, сделав эти якобы пустые «помещения» моими?
- На первом этаже есть еще одни апартаменты немного просторнее этих, - лукаво улыбнулся Горин и поторопился убежать от нее и ее нескончаемых вопросов.
Нина посидела на диване, собираясь с мыслями, затем встала, обошла комнату, все оглядела, взяла полотенце и пошла в ванную. Она долго стояла под душем, прислонившись к холодному кафелю, и думала, правильно ли делает? Верно ли она поступает? Не лучше ли все же сбежать и исчезнуть?
- Поздно, - прорвался ответ самой себе, и она наклонилась за шампунем. Он оказался мужским. Ей, в принципе, без разницы, хоть кусок камня.
Хорошенько отмокнув и покончив возню с шампунем, она облачилась в спортивный костюм и прилегла на диван, присматривая место на противоположной стене, куда просилась либо загадочная картина, либо броский календарь, а еще лучше – телевизор. При мысли о картине вспомнился «Колизей» с выставки, Нина вскользь подумала, если картина еще там, то обязательно купит ее, если нет – то быть телевизору на этом месте.
Раздумывая всерьез об этом, она не заметила, как заснула.
А проснувшись среди ночи и ощутив странную тревогу, она вскочила с дивана и прошла во вторую комнату, включила свет. Прильнула к зеркалу и принялась тщательно осматривать себя. Она долго и равнодушно смотрела в глаза собственному отражению, в тишине изучала его, представляя, что видел Клайд Джонс, когда подолгу глядел на неё, такую грязную и отвратительную, и что-то планировал. Смотрела теперь на себя чистую и не могла оторваться, припоминая, когда в последний раз в её жизни присутствовало зеркало. С её образом жизни довольствоваться приходилось (в редкие моменты) отражением в витринах магазинов (если не прогонит охрана) и в лужах. Она и это делала в считанные разы, знала, что не нужно, ведь и без этого всегда стремилась изуродовать свой внешний вид (не радикально, конечно) – намеренно и годами не расчесывалась, не умывалась, не мылась, порой специально размазывала по лицу грязь, знала, что красота ей во вред. Вот потому-то и в лужи нечасто глядела, понимала, что там полнейшее убожество, и это вовсе не искажение.
Убожество, по её мнению, стояло и сейчас перед этим зеркалом.
- Что сказала бы Соли, увидев меня вот такой? Так ли бы она восхищалась этой нищей свободой? – задалась вслух волнующим вопросом Нина и еще раз обсмотрела свое истощенное лицо, худую, почти прозрачную шею и сильно выдающиеся ключицы. – Интересно, как бы она выглядела, если бы проскиталась столько же, сколько я?
Тишина. Тишина, которую прорезал её же ответ:
- Одна она скончалась бы на третий же день. Такой слабачке мой путь не пройти…
Вдруг поскребся в дверь и вошел в квартирку Горин, этот неутомимый мужчина прошел в гостиную с подносом, на котором принес ей запоздалый ужин. Позвал её, и когда она вышла из спальни в гостиную, посмотрел на неё будто на ту же грязную оборванку, но Нина зорче кого-либо. Она уловила, проскользнувшее в его взгляде, восхищение, как и жалость. Восхищение – понятно от чего, а жалость – её голодный и измученный вид.
- Я покушать принес, - потупил глазки грозный мужчина. – А еще говорящий ящик, - сказав, он жестом подозвал еще парочку мужчин, которые пронесли вместе с собой запакованный в картон телевизор. По еще одному жесту Горина мужчины начали распаковывать коробку и примерять для него место.
- Я как раз хотела перекусить, - Нина взяла из его рук поднос и опустилась на диван, она ела и поглядывала на людей, устанавливающих ей современный плоский телевизор.
Пока она ела, Горин помогал мужчинам, втроем они быстрее управились, и его помощники вскоре ушли. Остался Виктор, присев рядом с Ниной, он ждал и мотал каналы, пока не напоролся на какой-то старый мультфильм. Его он и смотрел, одним глазком контролируя, чтобы ужин был полностью съеден. Удостоверившись, что она все съела, Виктор позволил себя уговорить на позднюю прогулку по городу.
Одежды у неё не было, а в том спортивном старом костюме, который сам подогнал ей, мужчина выйти из квартиры не позволил. Поэтому по его звонку теми же мужчинами были спущены и доставлены в руки некоторые предметы гардероба из кабинета Сильвии Боуи, у неё там остались с тех времен в шкафу сменные пиджак и юбка, которые также бережно хранились на своем месте, и даже лучше, чем в музее многовековые реликвии.
Нина сначала воспротивилась надевать это, но потом почему-то передумала, и с удовольствием влезла в них. Они были велики из-за ее чрезмерной худобы, пришлось даже юбку подпоясать ремнем Виктора, хорошо хоть юбка была на это рассчитана – имелись специальные петли.
Под довольные взгляды тех, кто занимался важными делами на первом этаже цитадели, они вдвоем вышли из дверей и направились к машине Горина. Прежде чем сесть, Нина еще раз взбила рукой все еще влажные, но такие мягкие длинные волосы. Она и не знала, что они достигли столь неприличной длины. Вечно сбитые и спутанные в один грязно-серый ком, они всегда у нее болтались где-то на уровне лопаток, а после мытья, оказалось, что они были светлые и уже тянутся ниже ее пояса. Это она поняла, когда ее расчесал перед выходом Виктор, потому как она сама поленилась распутывать гребнем многолетний русый ком (так как сие выпало из ее привычки во время скитаний). Он все ругался с ней в процессе и пообещал лично приводить в порядок ее голову. В процессе пару раз заплел густой волос в длинную косу.
Ах, как Виктору-то любо было на это смотреть! Прямо настоящая русская краса, еще традиционный наряд бы на нее нацепить – и напоказ для какой-нибудь выставки. Жаль, что Нина этого не ценила и все порывалась отсечь их и бросить на помойку. Только эти его заверения в том, что ухаживать за ее волосами будет он, ее смогли остановить.
14.
Вдвоем они покатались по тем улицам, до которых ее ноги еще не дошли. Побывали загородом, любуясь ночными красотами; проехали на обратном пути мимо бывшего особняка Соли, ныне принадлежавшему Кельвину Джонсу, и вновь свернули на широкую автостраду. Попетляв по городу, подъехали к парку, где Нина и попросила его притормозить, чтобы прогуляться немного.
Виктор послушно исполнил. Вышел, подбежал, открывая ей дверцу и давая понять, что он намерен сопровождать везде. Нина не возражала, поправила неважно сидевшую и топорщащуюся при ходьбе на бедрах юбку Соли и пошла по аллее, в спокойной манере осматриваясь и не сильно придирчиво разглядывая прохожих, совершавших свою ночную прогулку. Когда она достигла выхода аллеи, то повернулась влево, в сторону параллельной дороги и застыла с широко открытыми глазами.
Ее провожатый проследил взглядом и понял, что она случайно увидела и признала того, кому он должен быть благодарен за то, что смог удержать Нину и не дать ей повторно бежать из города, чтобы нищенствовать и дальше, до скорого конца голодной жизни. На противоположной остановке, крася ее своим бесподобным образом и присутствием, под ярким освещением фонарей стоял тот, кто теперь являлся не последним человеком в городе, а вторым по значимости после Кельвина Джонса. Это был Кэнди Боуи, которого сразу обозначил Виктор, но Нина, все еще терзаемая сомнениями, боясь пошевелиться, вглядывалась с расстояния в него, сопоставляя с тем, кого она знала. Ее оцепенение длилось недолго: вдруг выпрямившись и дернув плечами, мисс Боуи уверенно зашагала вперед.
Она врала себе каждый раз, когда убеждала себя в том, что не хочет видеть Кэнди Боуи. Врала, что не думает о нем, что не надеется хоть одним глазком поглядеть из неприметного укрытия. Нагло врала и лучше кого бы то ни было это понимала. Особенно сейчас, шагая вопреки здравому смыслу туда, куда ее тянуло мощным магнитом – на автобусную наполовину крытую остановку, где стоял у самой дороги и ждал не городской транспорт, а кого-то определенного, кого и высматривал, мотая головой по сторонам, видный парень в солидном костюме. Периодически вскидывая руку, нетерпеливо и хмуро поглядывая на часы, он ждал и изредка нервно покачивался, после чего опять застывал на бордюре.
Виктор Горин шел по левому боку и не останавливал ее ни словом, ни жестом, ни действием. Он не хуже нее самой знал, что ее ведет к молодому человеку, стоявшему под зеленоватым козырьком на остановке. К человеку, которого она столько лет не видела, и потому и не помышлял препятствовать новому и идеальному по всем параметрам, лидеру (после мытья совсем бледному и прозрачному), которого готов был в любой миг заслонить собой и защитить от кого бы то ни было. Даже если это будет Кэнди Боуи.
Нина же позабыла об отважном сопроводителе и, не сводя глаз с намеченной цели, шагала, улыбаясь предстоящему шоку встречи и, возможно, целой буре бранных слов и проклятий от того, кто не пожелал выслушать и понять, а еще не очень хорошо с ней обошелся в ту их последнюю встречу. Вспоминая детали того расставания, она погрустнела, но все еще смотрела на него, не в силах оторвать взгляда: он изменился. Изменился не до неузнаваемости, напротив, внешне, это был все тот же, уже коротко стриженный непослушный Кэнди Боуи, сохранились ли его веснушки, Нине с расстояния не было видно, но то, что он уже не тот непоседливый мальчик было налицо. Ныне высокий, статный красавец, дорого и стильно одетый в модный брючный костюм матового, темно-бордового цвета, заставлял, наверняка, учащенно биться сердце и не одной мимо проходящей девушки. Было, однако, что-то странное в его ранее вечно смеющемся и радостном лице, Нине оно казалось издали каким-то злым или же пренебрежительным, а временами ей оно почему-то виделось грустным.
И из-за этого она шустрее и немного коряво (с непривычки) заработала ногами, обутыми в туфли на высоком каблуке, перебирая ими часто-часто и спеша к пешеходному переходу у дороги, который находился прямо напротив автобусной остановки. Представляла, как ее явление изменит это незнакомое ей выражение лица.
Она уже достигла зоны перехода, даже спустила нетерпеливо с бордюра одну ножку на проезжую часть и замерла, пропуская последнее авто из потока машин, стремящихся проскочить раньше, чем зажжется красный свет. Проехал мимо нее и автобус, на несколько секунд заслоняя собой остановку и Кэнди Боуи, а когда он уехал, то Нина Боуи застыла на месте, не моргая, глядя вперед, на неизвестную ей эффектную барышню в экстравагантном наряде, с алыми пухлыми губами, накрашенными так ярко, что привлекали все внимание лишь к ним. Ими же обворожительная незнакомка с разбегу и прижалась к губам Кэнди Боуи, нисколько тому не удивившемуся: ни ее появлению, ни ее действию. Из чего следовало, что он с ней не только знаком. А то, что именно ее он и ждал, стало ясно, когда барышня оторвалась от него, взяла под руку и развернула, направляя с собой в сторону платной парковки.
Нина Боуи обескуражено похлопала глазами несколько мгновений, растеряно стирая с лица редкую и робкую улыбку, затем вернула спущенную ножку в пару ко второй на бордюр и случайно наткнулась спиной на Виктора Горина, стоявшего позади нее и намеревавшегося идти за ней до конца. Он никак не рассчитывал, что она смешается и сдастся перед Вилеттой (а он знал эту персону непонаслышке), поэтому и не думал отступать от Нины ни на шаг.
Нет, глава цитадели, отступила и уткнулась спиной ему в грудь. Почувствовав опору, Нина повернула к нему голову и заглянула в эти понимающие и нисколько не осуждающие за проявленную слабость глаза мужчины. Что конкретно он понимал и как он умудрялся это делать – было для нее загадкой, как и то, откуда такой понимающий человек нашелся и оказался рядом с ней. Ведь ее и Соли не всегда могла понять.
Опустив низко голову, Нина Боуи обошла его и неторопливо зашагала в обратном направлении.
- Ты что, сдаешься? – спросил он строго, неотвязно следуя за ней.
- Не так уж сильно мне его оскорбления и нужны, - сказала неуверенно и негромко Нина, кутаясь в пальто, которое он набросил ей на плечи, когда она только вышла из машины. В это время суток уже было зябко, а она всего лишь в одном костюме. – Будем считать, что я его увидела: встреча состоялась, порция колкостей получена, и мне больше ничего не нужно. Можно и приступать к разгрому конкурентов. С кого начнем?
- Тебе лучше знать.
- Ты говорил, что недавно люди Кельвина Джонса и Кэнди разнесли нашу точку в парке, верно, Виктор?
- Верно. Разгромили бар Норманна.
- Нагрянем с ответным визитом на аналогичную лавочку Кельвина. Можно даже что-то в разы крупнее, я лично туда отправлюсь, - Нина Боуи активнее и увереннее зацокала каблучками. Проверяя внутренние карманы накинутого на нее пальто (которое по большей части должно было служить ей складом обоймы и оружия из-за богатого ассортимента внутренних карманов – это придумал Виктор Горин для себя, но использовать решил для нее), обнаружила все, что для этого ей будет нужно.
- Я свяжусь с парнями. Это нужно обсудить, - совсем не возражал Горин, но и не сильно радовался её затее. Ведь все это повлечет за собой новую волну перестрелок, разборок, стрелок и шумихи. А он этого не любил. Но так нужно было сделать, чтобы вновь громко заявить о себе и своих претензиях. Задумавшись о тяжелых последствиях, он обернулся назад и посмотрел на того, кто так сильно раздосадовал Нину Боуи: Кэнди Боуи уже стоял с Вилеттой на парковке возле своей машины.
Виктор отвернулся и поторопился нагнать лидера.
15.
Необъяснимое смутное чувство тревоги заставило обернуться Кэнди и, прежде чем сесть в машину, внимательно осмотреться кругом, для выявления предмета этой тревоги. Среди множества спешащих домой людей, он инстинктивно выделил одну женщину в парковой зоне, от вида которой его почти всего затрясло. Несмотря на то, что это была всего-то лишь незнакомка с длинными волнистыми волосами и тонкими ногами, прикрытыми до колена юбкой странного кроя (каких сейчас не носили девушки и женщины) и, однозначно, мужским пальто, внутри у парня все клокотало и настаивало, что он ее знает.
- Сильвия? – Кэнди Боуи, конечно, знал, что нет. Но этот человек либо намеренно, либо сам того не подозревая копировал стиль, некогда полюбившийся, Сильвии Боуи, которой давно нет в живых.
Шагавшего в ногу с этой «пародисткой» мужчину он без труда узнал – Виктора Горина ему не раз выдавался шанс лицезреть, он хорошо запомнил его фигуру. Но кто же эта женщина рядом с ним?! Неужели и впрямь «Жизнь»?! Неужели она посмела вернуться и взяться за старое, как о том уже многие судачили, но доказательств тому предоставить не могли?
«Неужели она вернулась…», - Кэнди Боуи еще раз пощурил глазами в сторону удаляющейся подозрительной парочки и сел за руль машины, не веря, что «Жизнь» рискнула появиться в городе.
- Больше так не делай, - процедил он с отвращением, не поворачивая головы к своей пассии, сидевшей рядом и потягивающей джинсовую юбочку еще выше возможного.
- Не делать что именно? – выпятила губки Вилетта.
- Не лезь своей противной рожей мне в лицо, еще и на людях.
- Комплименты своим девушкам делают не так, Кэнди, - Вилетта достала из крохотной сумочки пудреницу, раскрыла ее, поглядела в зеркальце и пальцами подправила стертый слой помады на губах, равномерно растирая его подушечкой безымянного пальца.
- Ты – не моя девушка. И я повторяю это изо дня в день, - сказал с презрением парень и повернул ключ в зажигании. – И не заставляй себя ждать, я – не твой водитель. Меня самого должны возить и покорно ожидать, чтоб это было в первый и последний раз, Ви.
- Подумаешь, опоздала. Я же не виновата, что у меня машина сломалась! – девушка захлопнула и спрятала пудреницу в сумочку.
- Сломалась и пустой бензобак, Ви, это не одно и то же, - Кэнди Боуи съехал с парковки и выправил по правому краю, сворачивая у первого же поворота налево и бросая еще один взгляд на женщину, за которой захлопывал дверь машины Виктор Горин. Он специально повернул отсюда, надеясь увидеть лицо этой незнакомки, но не успел. Мысли о них не покидали его головы.
16.
А Нина, оказавшись в машине, зареклась больше не идти на поводу у скудных эмоций, и стараться больше никогда не пересекаться ни с Клайдом, ни с Кэнди, даже случайно. Она, не моргая, смотрела на свои торчащие острые коленки всю дорогу до базы, ощущая жгучее стремление спустить курок и безжалостно кого-нибудь убить. В какой-то миг задумалась, всегда ли она была так бессердечна, и с каких пор и как вообще у нее все это началось: убийства; когда пришло понимание того, что не просто убийца, а удачливая, так еще и всегда уверенная в себе. И ведь никто не учил, не объяснял, не помогал пережить совершенное злодеяние, как и принять себя и свое преступление. Был, конечно, один человек, но ни с чем из перечисленного он ей не помогал.
«По крайней мере, в памяти моей его забот обо мне не сохранилось», - Нина Боуи подняла голову и посмотрела в окно.
Они уже подъехали, Виктор видел, что она погрузилась в раздумья, и терпеливо выжидал, вдруг она прикажет поехать еще куда-нибудь. А Нина смотрела в окно и отчетливо видела щуплую девочку-подростка в грязном переулке, а напротив нее подозрительного нечесаного косматого типа мужчину, недельная небритость на лице которого подчеркивала неряшливость; неопрятный и сильно мятый плащ не имел ни одной пуговицы, торчали только нити на тех местах, где им должно было быть. Он сам к ней подошел, сам завел разговор и предложил странную сделку и оружие.
Девочка была не из пугливых.
- А ты уверен, что получив его, я не прострелю тебе колено? – она с серьезным лицом смотрела на сомнительного мужчину перед собой, предлагавшего авантюрное дело и уже протягивающего пистолет.
- Ну, если все примет такой оборот, то ты не получишь обещанных мной денег.
Она открыла рот, чтобы возразить, но он быстро продолжал:
- И не рассчитывай, что убив и обыскав меня, найдешь названную мной сумму в моих потайных карманах.
- Значит, с собой не носишь? – девочка вытянула руку и опустила на холодную рукоять пистолета, сжала. А он выпустил оружие, и рука девочки под тяжестью железа бессильно опустилась вниз, едва удерживая ствол. Пришлось помогать второй рукой.
- Не ношу, потому еще и жив.
- Ты ведь четко видишь, что такой слабачке, как я, пистолет не удержать? Если нет, то посмотри внимательнее и пойми, что твоя цель сбежит от меня, а я не смогу в нее даже прицелиться. Зачем тебе так рисковать? Найми другого.
- А ты крепче обхвати двумя руками и, недолго думая, спускай чаще курок. Пару раз да попадешь.
- Что же ты сам не убьешь его одним точно выверенным выстрелом? Зачем прибегать к помощи неумехи в таком деле? Прикрыться мной вздумал?
- Прикрыться? Тобой?! – мужчина, стоявший перед ней, залился смехом. – Скорее, прикрывать тебя буду я. А насчет твоего первого вопроса, то считай, что я даю тебе работу, за которою готов заплатить, а ты – готова за нее взяться ради этой платы, позволяющей тебе покинуть эту улицу. Я помогаю тебе не сдохнуть от голода, почти сердечно, не имея грязных умыслов. Даю большие деньги, за маленькую работу, которую ты сделаешь. Почти безвозмездно, не так ли? Ну, если отбросить то, что ты будешь совершать убийство, конечно.
- Благотворительность, мистер, бывает не такая. Если, конечно, это то, о чем вы говорите, - хмыкнула, дразня его, девочка. – Где мне взять уверенность, что я получу обещанную плату, а не срок в колонии для малолетних преступников или же пулю в спину от вас же?
- Мало кто знает, но я – человек слова.
- Не обнадеживает, дядя.
Мужчина снова звонко рассмеялся и спросил:
- Как тебя зовут, девочка?
- Подберите сами имя, мне лень настолько доверять вам, еще и затрачивать усилия на выдумывание громкого и фальшивого имени для такого скользкого человека, как вы.
- А настоящее услышать, значит, я недостоин?
- Настоящее я сохраню до лучших времен. И потому, чтобы его не марать, его лучше никому не знать.
- Жизнь.
- Мне нужно дополнить ваше неуместное замечание, или же это игра в слова и вы только что ее начали?
- Нет, это я зову тебя по имени, - усмехнулся мужчина.
- Такого имени не бывает. Это, скорее, кличка для какого-нибудь гиперактивного домашнего животного средних размеров.
- Тебе отлично подходит, так и буду называть.
- Я не буду на это откликаться. Не рассчитывайте меня использовать больше одного раза: я – выполню задание, вы – мне за это заплатите, и больше мы не пересечемся.
- Прямо условие «Жизни».
Девочка нетерпеливо поджала губы, посмотрела по сторонам и спросила:
- Где находится ваша цель и как она выглядит?
- Для далекого от криминального мира и столь юного существа ты слишком много знаешь и выглядишь, как отживший четыре десятка человек. То есть, смотришь точно так.
- Слишком много болтовни, - она подняла руку с пистолетом, протягивая оружие дулом вперед обратно ему. – Забирайте и проваливайте.
- Ричард Нейл, тридцать пять лет, практически обитает в своей ремонтной компании, но так же ты его можешь застать в предрассветное время на крыше его клуба «Бабочка»; охраной не обложен, но вооружен до зубов, - очень быстро сказал мужчина и с ухмылкой прибавил. – Справишься – получишь все, что мной обещано. Найти меня сможешь здесь же в это же время. Конкретными сроками тебя не облагаю, но постарайся уложиться в эти два дня. Эти же два дня я и буду стабильно здесь поджидать тебя. Не оплошай, Жизнь…
- Нина, - открыл дверцу и вырвал из воспоминаний ее Виктор.
- Что? – она спустила ноги на асфальт и сползла с сидения, резко выпрямилась перед ним, почти благодарная, за то, что он прервал ее короткий заплыв в воспоминания.
- Мы будем браться за возмездие, или ты уже передумала и не желаешь, ничего, кроме молчаливого просиживания в машине?
- Разумеется, будем. – Нина Боуи закуталась в пальто, скрещенными костлявыми пальцами придерживая его края у груди. – Но это прежде нужно обсудить. Последовательность действий и организованность нападения – это нам следует согласовать. Не вдвоем же мы пойдем, Виктор.
- А ты все также быстро соображаешь. – «С учетом того, что думала ты сейчас явно не об этом». – Заодно официально всем тебя и представим, а то меня все вот-вот на куски растащат, что тебя до сих пор скрываю…
- А грязную и рваную меня чего не показал? Постыдился?
- Из своих соображений. Но знай, тебя приняли бы в любом виде.
Лидер цитадели усмехнулась, она промолчала и снова впала в раздумья. Виктор Горин, разумеется, решил, что думает она об одном лишь человеке – о Кэнди, и решил разбавить эти мысли своим замечанием, которое тихо бросил в спину, провожая ее к главному входу их крепости:
- Он того не стоит. Ты, Нина, не думай о нем.
- Чем мне же занять голову? – тихо спросила она, шагая впереди него по коридору к лестнице, ведущей на нужный им этаж. И кстати, думала она о Клайде в данный момент, Кэнди её голову покинул.
- Я распорядился, тебе уже прочнее закрепили телевизор, он не упадет, даже если повиснешь на нем. Каналы я тебе настроил, ты уже видела. Посмотришь на досуге, может, найдешь что-нибудь познавательное и развлекательное, передач сейчас уйма…
«Ясно. Произведению искусства у меня не бывать», - подумала она, мысленно прощаясь с «Колизеем», за которым не особо-то и хотелось идти в тот парк. Ведь кинокомпания в опасной близости.
А он продолжал:
- Отдохни сегодня немного, а как надумаешь, спускайся в столовую, мы все будем ждать тебя там. Заодно и решим, что с нашим планом по ответным действиям.
Нина Боуи опять промолчала, отдала ему пальто и повернула к своей квартирке. Толкнула дверь, вошла. Сбросила с себя обувь, находя её очень неудобной, пнула одну и отбросила в дальний угол прихожей, затем вошла в гостиную и уронила себя на диван. Полежала немного, вытянулась и рукой задела пульт, заботливо оставленный на подлокотнике. Уставилась в стену – телевизор, из-за которого суетилось несколько человек и при ней и без неё. Надо же оценить работу.
- Что ж, - она удобно расположилась на диване и включила его. – Посмотрим, что в нем меня заинтересует…
Первая десятка каналов – сплошные новостные блоки и дешевые ток-шоу. Вторая десятка – спортивные, дальше – кинематограф. Тут-то она и задержалась, засмотрелась на транслируемые героические и фантастические фильмы так, что напрочь забыла про столовую, и вообще, кто она. Развитие событий и подача всего этого на экране (она давно была этого лишена и не знала, как далеко шагнула киноиндустрия) поглотило Нину, все для нее стало далеким и не важным: Клайд, Кэнди, какая-то губастая путана, цитадель и все прочее.
Пробудил из мира храбрых героев слегка недовольный антигерой – Виктор Горин, пришедший, когда их лидер не соизволил явиться и через два часа.
17.
Приветствовали ее бурно, искренне демонстрировали свою радость её возвращению, стены цитадели содрогались! Ах, знали бы, как ей наплевать, сердечно обиделись бы. Хорошо, что она умеет фальшиво улыбаться и скрывать истинное безразличие. Никто ничего не заметил, разве что Горин, знавший, что её это все нисколько не трогает.
«Её бы воля, ушла прямо отсюда», - он все следил за ней, побаиваясь, что именно это она сделает, воспользовавшись подвернувшимся моментом.
После того, как радостные визги и восторженные возгласы стихли, они перешли непосредственно к темным делам. Обсуждение велось долго. Нина, в основном, молчала, чтобы своими высказываниями не уронить авторитет Виктора Горина. Высказаться она планировала с глазу на глаз, потому молчаливо пережидала, неконтролируемо предаваясь воспоминаниям.
…девочка с пистолетом жадно слушала сомнительного заказчика и запоминала все, что касалось цели, при этом понимая, что лучшим для неё вариантом будет клуб, но не мастерская. А крыша, черт с ним, с крышей, как-нибудь да заберется и найдет этого Ричарда там. Дальше дело за малым. Недетские мысли её были прерваны собственным вопросом:
- Два дня? – она смотрела недоверчиво на этого неопрятного типа. – Я должна поверить, что ты будешь ждать два дня меня здесь?!
- Определенный промежуток времени – да, - улыбался мужчина.
- А если я не справлюсь, на кого валить заказ в участке?
- Необычный способ познакомиться, - посмеялся тот в ответ. – Я – Нил Майер, и я не советую тебе называть моё имя где-либо, тем более в участке. Ты уж постарайся в него не попасть, а я свое слово сдержу, Жизнь.
«Все равно не верю!», - девочка отвернулась от него и, не теряя времени (денег заполучить, ох, как хотелось, как и хотелось потратить их на еду и кров). Город она знала плохо, недолго в нем жила и прожить собиралась, но клуб «Бабочка» и соседние кварталы ей были известны – неподалеку снимала угол её семья, пока вдруг не исчезла, бросив своих детей на произвол судьбы. Вспомнив о родителях, она опять заскрежетала зубами от обиды и злости. О брате не вспоминала – внутри тупая уверенность, что ему сейчас, однозначно, лучше, чем ей. И из-за этого снова срежет зубами. И быстрый бег в ночи к названному клубу.
Несмотря на свой юный возраст (всего-то 14 лет), она была высокой, не крупной, рослой или упитанной, а именно нелепо длинноватой, оттого-то её часто принимали за девушку, что и сама она не раз замечала. Сейчас это и было её козырем – в отличие от толпившихся у популярного в городе клуба малолеток, стремившихся обмануть намалеванными лицами и откровенными нарядами охрану, чтобы попасть внутрь, она имела преимущество: этот свой рост. И не по-детски серьезное лицо, которое смазливым и по ошибке не назовешь.
В клуб пропускали бесплатно, если имелся в паре молодой человек, оплачивающий свой пропуск, а парней пускали и совсем подростков – главное, что они за себя платят. Сложнее было пробиться молоденьким девочкам, охрана была строга.
Она без лишних слов прибилась к одному невзрачному долговязому парню, с которым и ради пропуска в клуб девчонки не хотели сбиться в пару. Вот так они друг другу и подсобили. Но как только они вошли, она открепилась от него и устремилась в толпу, чтобы смешаться с ней и избавиться от этого парня, который мог стать нежелательным свидетелем. Лучше, если он её не сможет запомнить и описать (какая расчетливая, отчего бы?).
«Вот это удача! – подумала она, оглядевшись и убедившись, что «пропуск» её не преследует. – А то боялась, что он от меня не отстанет».
Оказавшись в центре беснующейся в танце толпы, она вдруг поняла, что ей это нравится. Нравится эта оглушительная и непонятная музыка, эти ослепляющие и прорезающие темноту лучи едкого цвета, эти подвижные люди вокруг, которым ничего, кроме танца не нужно, и с которыми так хотелось двигаться. Она и не заметила сама, как руки, ноги, тело и всё подвижное в ней начало шевелиться в такт музыке, неосознанное копируя, увиденные ею движения.
Но после резкого движения вновь ощутила неприятно давящий пистолет за спиной, заткнутый за пояс джинс, и она вспомнила, зачем пришла сюда.
«Проводит время на крыше…», - закрутились слова Нила в голове. – «И как же мне туда попасть?!», - задрав голову, она щурилась от света и рассматривала потолок, танцевальный, осматривала освещаемые стены, искала лестницы, ведущие к комнаткам или же пожарные и иные выходы, по которым вполне могла пробраться в нужное место. – «Да хоть вентиляционная шахта!», - вскричала она в отчаянии про себя, но ничего в этой темноте, прорезаемой цветными огнями, не обнаружила.
Попытать счастья все же попробовала – направилась к уборным, уже не надеясь, что там ей подфартит. Заметила слева от прохода узкий и темный коридор с едва мерцающей и мелкой надписью «Запасной выход». Метнулась без раздумий туда и в двух шагах от порога обнаружила поворот, уводящий вглубь и заканчивающийся лестницей. Освещение было тусклое, но это лучше, чем ничего.
«Мне везет!», - трусливо подбодрила себя она и, озираясь по сторонам, ступила на бетонные ступени. Прошла два пролета, в уме подсчитывая этаж и зачем-то прикидывая высоту. Ступени оборвались на четвертом пролете, дальше только щиток с многочисленными мигающими лампочками и тумблерами, а рядом огромный электрический ящик со знаком «Не влезай, убьет!». Запрокинула голову в поисках выхода на чердак или сразу на крышу, ведь, если сказано, что жертва обитает на крыше, то здесь точно должен быть люк или лаз, которым пользуются. И она его нашла.
«Какая удача, что не высоко», - девочка, проверила, хорошо ли держится за поясом пистолет, пробежала в сторону от электрического шкафа. Буквально в пяти шагах от него под потолком находился столь необходимый люк. Крышка его была приоткрыта – щель она распознала сразу, как и вделанные в стену металлические ручки и железного прута и такие же ступени. А ступени она не сразу признала, долго рассматривала, не понимая, как на них закинуть ногу и удержать. Вскоре сообразила, ухватилась сначала за ручки, поставила одну ногу и начала взбираться.
Толкнула рукой крышку, с опаской выглянула. Угол обзора не самый хороший – перед ней был какой-то кирпичный ящик, местами отделанный серыми деревяшками и сильно похожий на голубятню. Голубей (живых и мертвых) не наблюдалось, зато были стулья, разбросанные хаотично, да мятые фантики повсюду валялись. Да, многого из её укрытия не увидишь, зато прекрасно слышна была музыка, другая, отличная от той, что разрывала уши в зале клуба. Похоже, где-то у нее за спиной играл старый магнитофон, из хрипящих колонок которого кричало что-то непонятное.
«Регги?», - подумала она, приподнялась еще выше и принюхалась. Пахло сигаретами. Придерживая рукой крышку и второй помогая себе, она выползла на покрытый смолой настил крыши и быстро поднялась на ноги. Повернулась и вздрогнула.
Дуло пистолета было приставлено к самому носу, она аж глаза скосила, удивленно его разглядывая. Мужчина, которого не могла увидеть, когда выползала из люка, был в цветастой рубашке поверх грязноватой майки и в шортах, сильно потертых в коленях, а на лице – недельная небритость. Он жевал сигарету, смотрел в упор на нее и молчал. Раза три оглядел сверху донизу и только потом, не опуская пистолета, проскрипел прокуренным голосом:
- Кто такая?!
Страха и паники в ней не было. Уже не было. Они куда-то улетучились, на смену пришли мысли о том, какой дать ему ответ. Разумеется, на ум приходило только рискованно лгать о том, что ее послали к нему. Иначе, как она могла так далеко забраться в поисках него, еще и сумев найти. А послали для чего?
«Это пусть додумает сам, и мне заодно во лжи поможет. Вдруг повезет, обманется, уберет пушку, и я смогу достать свою…».
- Мистер Нейл, меня послали к вам, - между первым и вторым словом голос дрогнул, надо же показать, что дуло у лица до жути ее пугает. На него она и косилась.
- Кто послал? – мужчина снова её оглядел, как-то странно задержав взгляд на её неестественно спокойном лице. Не только спокойном, но и красиво. Присмотрелся. Выплюнул сигарету и подошел ближе. – Муррей?
Что ей оставалось, кроме как кивнуть? Она и кивнула.
- Мы договаривались на одиннадцать, чего так рано? – буркнул мужчина, опустил пистолет, спрятал его за пояс под рубашку и отошел от неё к столику, возле которого были расставлены мягкие кресла.
Она только теперь смогла рассмотреть эту часть крыши. Помимо стола и кресел в углу стоял старый шкаф, вспухший и растрескавшийся и едва державшийся на ножках, и рядом с ним железный сейф. Сейф был открыт.
«А неплохо он тут устроился», - она еще раз прошлась глазами по этому интерьеру. – «Дождей, похоже, не боится».
Не о том её мысли. Самое бы время воспользоваться таким удачно подвернувшимся моментом и выстрелить ему в спину, которую он так любезно подставляет (заодно и лица его, искаженного не увидит), но только она завела руку и коснулась пистолета, как мужчина плюхнулся в кресло напротив неё и пригласил в соседнее её. Прямо указал рукой:
- Присаживайся. Как звать?
- Эм, - она неуверенно опустилась в кресло, поёрзала, пистолет доставлял неудобство, но отвлекаться на него и размышлять слишком долго над именем было нельзя. Она в этом была уверена, поэтому назвала первое попавшееся, и попалось оно, потому что так звали её мать. – Луиза.
- Для чего ко мне отправили, знаешь?
Она помотала головой.
- А должна бы, раз отправили, - сказал он и странно усмехнулся, да куда ей, девочке, понять, что её только что раскусили. – Тебе нужно будет кое-что доставить одному опасному типу и суметь вернуться от него живым, - разговаривая, он взял со стола пакетик с каким-то порошком и подкинул ей.
Пытаясь его поймать и разглядеть, подыгрывая ему, девочка упустила из виду мужчину. Не заметила она, как он дернулся в кресле и резво ринулся к ней. Только когда его руки сомкнулись на её шее, глаза её уставились в него, она все поняла. Пакетик выпал из рук, девочка отчаянно строила из себя испуганного ребенка, приготовившегося заплакать, а сама думала о том, как вывернуться и извлечь пистолет так, чтобы этот хмырь его не сразу из рук выбил или отобрал. Следует учесть к тому же, что и он вооружен.
- Теперь попробуем еще раз, - заговорил он снова, не опуская рук и сжимая их сильнее. – Кто такая, кто послал?
- Вы его назвали, - стояла на своем она, даже не помня, кого он назвал.
- Это опять Джонс?!
- Не понимаю, о ком вы… - задыхалась та.
- Как же, не понимаешь, - шипел Ричард, который был совсем непрост. – А пистолет, который у тебя за спиной ты что же, в кустах нашла?
Она попробовала кивнуть. Не получалось.
- Кто его тебе дал и зачем?!
В таком положении мозг не у каждого человека до чего-то способен додуматься, но у тех, чья воля к жизни сильна, бывают невероятные проблески. То, что он так близко к ней – мешало ей достать оружие – он мог перехватить и его лишить. Но именно то, что он слишком сильно приблизился к ней и было его роковой ошибкой. А для нее – удачей. Мозг подал идею, нога её тут же взмыла вверх, нанося подлейший удар, который может нанести представительница женского пола представителю пола противоположного. Да-да, тот самый.
Не успел он осознать это, как и вторая нога девочки сделала то же самое, нагло пользовалась своим положением: она сидела в кресле – а он навис над ней, расставив ноги. После двойного удара, руки его отпустили шею, сам он упал на колени перед ней и скорчился, подумывая достать оружие и всадить в эту малолетнюю тварь всю обойму. Только вот она уже достала свое и приставила тому ко лбу.
- Соплячка, ты не сможешь! – Ричард Нейл, скалясь от боли, подался вперед, намеренно подставляя лицо и этим показывая, что нисколько в неё не верит. Это он зря.
Прищур, нажатие (тут ей пришлось сильно напрячься и помочь удержать пистолет второй рукой, ведь от слабости и перенапряжения руки все-таки дрожали) и выстрел. Удачно, довольно удачно. А ведь думала, что не будет смотреть в лицо, что отвернется, что закроет глаза, дабы не видеть смерть. Но нет, раз уже выпуталась, то будет смотреть во все глаза.
Мужчина пал замертво, растянулся перед ногами. И вот тут она уже испугалась. Вздрогнула, отскочила. Потом вдруг собралась и опять подошла к телу, посмотрела на него и снова вздрогнула. С отвращением выронила пистолет и побежала назад к люку. Не помня себя, почти упала с него вниз и дала деру вниз по лестнице. Когда выбежала из темного коридора опять в зал клуба, поняла, что оставлять пистолет было опрометчиво, но за ним все же не вернулась. Лишь обманчиво успокоила себя, что никто её искать не станет, если и станет – не найдет: о ней нет ничего ни в одной базе данных этой страны, у неё нет документов, она никогда их не видела и где они есть не знает. Как и никто не знает её, кроме брата и этого Нила. За брата можно не переживать, он и говорить-то не умеет, да и никто не знает, что он её брат, а вот этот Нил…
Она застопорилась снова в центре дергающихся под музыку людей, её дергало, но на сей раз не от желания танцевать, то была нервная дрожь. Сердце бешено колотилось, лицо горело, по всему телу – жар. Она невидящими глазами осмотрелась вокруг и рванула к выходу из клуба. Голодная и ошарашенная своим удачным делом (а ведь мужчина мог её застрелить, задушить, и еще чего хуже!), что она осознала в полной мере, только покинув клуб, она куда-то брела, не глядя, бесцельно шаталась по городу, пока голод вновь не взял вверх над разумом. Девочка вновь взяла себя в руки, намеренная получить плату за выполненную работу и, наконец, поесть, попить и найти укромное местечко, где она сможет согреться и поспать. Она направилась туда, где обещал её ждать заказчик.
Не знала она, что сразу после её бегства из-за той самой голубятни показался Нил Майер. Он неторопливо прошагал к трупу, с улыбкой рассмотрел его, присел и обыскал его карманы, забрал кое-что из бумажника и подхватил с пола брошенный пистолет.
- Действительно, неумеха, - посмеялся негромко он и поторопился исчезнуть тем же путем, что и девочка, но прежде тщательно протер крышку люка, стирая отпечатки её пальцев. Подумав, всё же вернулся к креслу, осмотрел его на наличие волос, отряхнул хорошенько обивку и еще раз присмотрелся к трупу, вдруг тот смог чего-то от девчонки отхватить. Нет, все в порядке.
В грязном переулке «Жизнь» нервно бродила мимо мусорных баков, не находила себе места, как и того, кто назначал ей здесь встречу. Он появился на десять минут позже. И шел неспешно, чем еще больше злил её.
- Ты говорил, что будешь ждать. Почему жду я? – налетела на него вопросом голодная убийца. Будь с собой тот пистолет, прострелила бы от злости ногу этому гаду, может даже, сразу обе. Теперь она ну очень сильно жалела, что бросила оружие. А вдруг этот мерзавец её здесь по-тихому пристрелит и спрячет тело в баках? Жаль, что умные мысли иногда не спешат навестить пытливый ум.
- Спокойно, Жизнь. Я просто задержался, - мистер Майер, показывая одну руку, вторую демонстративно сунул за пазуху широко раскрытого плаща, так, чтобы она видела, что извлекает он не пистолет, а деньги. Ему нужно было её доверие. Очень.
- Не называй меня так! – огрызнулась девочка, но при виде свертка, как-то смягчилась, мысли были только о еде.
- Тогда, скажи, как тебя зовут? – улыбнулся широко Нил и протянул сверток, который был тут же выхвачен, разорван – девочка проверяла и считала деньги.
- Нет!
- Значит, будешь Жизнь, - усмехнулся он, наблюдая, как та прячет деньги по всем уголкам своей одежды. – И, кстати, не хочешь ли ты работать и дальше со мной? Как видишь, я честно и много плачу за довольно-таки непыльную работенку. Ты, между прочим, хорошо справилась, - ну да, куда ж здесь без похвалы.
Она сначала думала послать его к черту, но вдруг подумала, что деньги имеют противное свойство заканчиваться, а где еще она их раздобудет, когда закончатся они у неё?
- Но я потеряла ваш пистолет, - попробовала какая-то часть её души отказаться от навязываемой преступной жизни.
- Ничего, у меня их много, - Нил Майер с улыбкой чеширского кота извлек всё тот же брошенный этой неумехой пистолет и снова предложил ей. – Я не настаиваю, это твой выбор. Возьмешь пистолет, значит, согласна. Не возьмешь, больше не увидимся. Твое право и твой выбор, Жизнь.
Она схватила оружие. Выбор был сделан.
- Выдвигаемся через десять минут, - громко объявил Виктор Горин и посмотрел на лидера, почему-то дернувшегося от его слов. Он рассчитывал, что обсуждение может затянуться, но не думал, что настолько. В общем, все прошло лучше, чем ожидал Горин, Нина же, как он понял, ни речью, ни работниками, да и ничем остальным не вдохновилась. Только опять о чем-то думала, возможно, даже и не слушала никого.
По окончании она, шагая с ним к его кабинету, лишь тихо спросила:
- Я чуть задумалась, и прослушала, кто у нас главный враг на вечер?
- Некто по кличке «Волк». Совладелец автомобильного концерна и один из главных компаньонов Кельвина. Думаю, ты его помнишь.
Ответ последовал после минутного молчания.
- Помню, Виктор. Соли его когда-то пожалела.
- А ты жалеть не будешь?
- Не буду. Спущу всех собак. – Нина прибавила следом мысленно. – «То есть, вас».
- Не-не, всех собак не надо, Нина, - улыбнулся Горин. – Будь проще.
- Да я же проще, чем возможно. Иначе бы ты меня здесь не удержал.
Он на её недовольное бурчание удовлетворительно кивнул, открыл дверь, пропустил в свой кабинет, затем вошел сам. Здесь их ждало личное обсуждение, оно не для лишних ушей.
18.
А через сутки, под покровом ночи, люди, возглавляемые Гориным, разделились на группы, рассредоточились по машинам и выехали в условленное время в условленное место. Последней отъезжала машина, в которой сидела Нина Боуи, вез её, конечно же, Виктор Горин, который никому, кроме себя, эту даму не доверит. Кто, если не он, сможет защитить лидера? Или же удержать от позорного бегства.
Только он.
Молчание царило в салоне недолго. Голос Нины прорезал тишину:
- Кто такой Гофман?
- А это ты откуда взяла? – ответил вопросом на вопрос Горин, помня, что эту личность он при ней еще не затрагивал.
- Двое из охраны шептались о нем, пока ты в столовой распинался. Говорили, тоже наш бар отжал? Это правда?!
- Правда, Нина.
- Как же ты так, ай-ай, Виктор.
- Мы его обязательно вернем, - сказал и насупился Виктор. Не понравилось, что его укоряют, даже если это делает она. – Я людей не хотел терять, там хитростью надо…
- К черту хитрости, - оборвала Нина. – Возьмем тараном.
- Ишь, ты, какая, - улыбнулся Виктор и поискал глаза в зеркале заднего вида. Выглядела Нина Боуи воинственно. – Чего вдруг ты тирана включила?
- Не нравится он мне.
- Ты его еще даже не видела.
- Хватит и того, что он забрал наше.
- Значит, следующим будет бар Гофмана?
Нина Боуи ответа не дала, все и так было ясно. Вместо этого нетерпеливо спросила:
- Долго там еще?
- Уже подъехали.
Автомобиль Виктор припарковал ближе к отходному пути, а им у них значился выход из узкого переулка к дороге. Неподалеку были с тем же расчетом расставлены машины тех, кто прибыл раньше них. Люди ждали лишь их появления и условного сигнала. Появление Нины, точнее, выход из машины и было сигналом к действию – группы людей незаметно перебегали дорогу, прятались в тени и двигались к переулку. Виктор же, выйдя из машины, отдавал приказы последней группе.
Выжидая, притаилась за его спиной Нина, она терпеливо и внимательно слушала и ждала, когда Горин закончит.
- А что насчет мистера Боуи?
- А что мистер Боуи? – повернулся к одному из вопрошавших Виктор.
- Докладывали, что его видели здесь, возможно это не точно, но он якобы проводит время с сестрой этого…
- Опять этот Кэнди! – перебивая первого, заговорил еще один бравый молодчик из этой группы.
- Да, тот еще мальчишка на побегушках и порезвушках, - в сердцах высказался себе под нос, опуская третье нецензурное и меткое словцо, Виктор Горин о мистере Боуи. – Но я не думаю, что он здесь…
- Как-как ты его назвал?! – резко, начиная задыхаться от смеха, переспросила Нина Боуи, она не стала притворяться, что не услышала его ревниво-злобного бормотания при напоминании о ненавистной шестерке Кельвина Джонса.
- Так же, как и все, - немного смутился тем, что оказался услышанным, мужчина. Отдав знак немедленно удалиться последней группе, негромко пояснил ей. – Два его излюбленных занятия: прислуживать Джонсу и заигрывать со всем, что движется для известно каких целей, известны всем.
- Я, видимо, труп, раз со мной он не играет, - Нина все еще неслышно и в себя смеялась, наблюдая непривычные эмоции в почти неэмоциональном русском прислужнике. Это порядком ее веселило. Горина редко можно было вывести из себя.
- Ты от него прячешься, даже сейчас, тиран, - заметил строго и осуждающе Виктор Горин. Похоже, что он очень ждал её мордобоя с Вилеттой той ночью на остановке и у всех на глазах. – И напрасно это делаешь.
- То есть, ты не против того, что он будет заигрывать и со мной? – истолковала по-своему та.
- Я не против того, чтобы ты, наконец, указала этому сосунку его место. Но заигрывать с ним – ниже твоего достоинства.
- Ты слишком идеализируешь меня, разочароваться не боишься?
- Я уверен, что ты не разочаруешь. И не падешь так низко.
- Виктор, я падала ниже, - Нина зловеще оскалилась, наблюдая за реакцией его лица и удостоверяясь в том, что он не верит и продолжает ваять из нее само совершенство. – И да, я тоже, как и многие известные дамы этого города, нахожу его чертовски привлекательным. Да от него же башню сносит, и это только с одного взгляда.
- Ты же это нарочно?
- Нарочно, - Нина Боуи снова стала серьезной, этим, скорее всего, успокаивая человека возле себя, в котором когда-то давно заподозрила того, кто дышит часто и неровно в ее сторону, но тщательно это скрывает, считая чем-то пошлым и неположенным ему по роду деятельности. – Я не сохну по малолеткам. И мысли у меня не о том.
- А о чем? – времени было в обрез, но он не устоял и поинтересовался, поймав миг между прошлым и будущим, которого, возможно, у него может не быть.
- Вот смотри, Виктор, обычно, положительные герои в фильмах, падая либо с крыш высоток, либо из окон тех же башен, обязательно находят в себе силы совершить какое-нибудь фантастическое чудо или перевоплотиться в кого-то. Ну, там, пустить паутины из запястья, облачиться в красочное трико и взлететь под чарующим лунным светом ввысь, или же превратиться в песок или черную липучую жижу. Так почему бы им не попробовать проделать то же самое во время прыжка с первого этажа, ведь явно же не получится. Высота не та, даже?
- Напомни-ка, Нина, сколько тебе лет? – лукаво улыбнулся тот, вместо ответа. Конечно, ему не нравилось, что она свободные от криминальной работы ночи проводит перед экраном телевизора, наверстывая все, что было ею упущено во время скитаний, предпочитая при этом сомнительную фантастику (а так хотел, чтобы было что-то полезное, познавательное!), ненадолго отвлекающую и притупляющую в ней стремление убивать. Но он тому не возражал. Как-то надо сдерживать себя, пусть она делает это так. И черт с ним, с научными передачами, на которые ему та хотелось её подсадить.
- Тридцать два, милый, - в той же манере давила сквозь нос она.
- Знаешь же, чем бы я ответил?
- Что, я слишком взрослая, чтобы об этом думать? – снова натянула маску безразличия мисс Боуи. – Когда же мне думать, если не сейчас?
- Сейчас нам думать надо вовсе не об этом, - Горин подал еще один знак, и за его спиной люди с автоматами начали высадку из подъехавшего грузовика. Это был их резерв. – Захватим всех, или одного достаточно?
- У нас мало места. Обойдемся одним, - Нина Боуи, сказав, прибавила. – И, может, на нем я и опробую свою теорию первого этажа.
Виктор Горин лидера уже не слышал, он побежал, чтобы нагнать последнюю группу из шести человек, только-только отосланную им и уже обступившую вход в здание. Он был замыкающим в ней.
- Ты уж извини, но я поступлю по-своему. Так, как обычно не поступают в геройских фильмах, - мисс Боуи сняла туфли, просунула по одной носиком вниз и каждую в разные карманы пальто, оставляя острый каблучок торчать снаружи, так как не влезал, и неслышно побежала в обход, планируя проникнуть через окно и успеть за эти мгновения перевоплотиться. Но не в героя в красном плаще или мечущего спасительную паутину защитника города, а в обыкновенного злодея. Подлого и беспощадного отнимателя жизней.
Каким нравилось быть. Ведь это, как и говорят, проще. Проще принимать то, что ты есть на самом деле. А не бежать, сломя голову, годами от того, что не суждено от себя и гильотиной отрезать.
Легко и проворно перебежав улочку, она дуновением ветра скользнула между створками ворот, в которых немного застряло пальто Виктора. Но гневно выбросить его за это на месте нельзя – во-первых: опасная улика; во-вторых: весь запасной боевой арсенал запрятан в нем. Поэтому Нина Боуи лишь невнятно ругнулась, поправила его в плечах, глубже затолкала в карман выскальзывающую туфлю, и продолжила бесшумное вторжение в тыл врага.
Тылом оказалось окно первого этажа, так беспечно никем не прикрытое. Присев под ним, Нина осмотрела себя, пощупала пальто, все ли на местах, и только после этого затаила дыхание и прислушалась.
Тишина. Она встала и поднялась на носочках, осторожно оглядела просторное подобие небольшой столовой с двумя столами и кухонным гарнитуром. Никого не обнаружив, шепнула:
- Тряхнем преступным прошлым, Жизнь? – и протянула руки в окно, зацепилась за выступ, заменявший отсутствующий подоконник. Осознавая в процессе проникновения, насколько она слаба, Нина Боуи с трудом и неимоверными усилиями смогла поднять свое тело и втащить его силой рук внутрь, сумев при этом не упасть и себя не повредить. Между делом снова жестко просклоняла пальто Горина, виня его тяжесть и неуместность при своих действиях (а надо бы собственную слабость). Следом ругательства посыпались на голову того, кто ей этот атрибут гардероба навязал. На Виктора, ага.
Проклятия свои она оборвала, до слуха донеслись звуки шагов за дверью, на которую перевела взор. Дверь эта располагалась прямо напротив окна, а Нина уже стояла ровно между ними, и времени на подлые прятки у нее не было: либо головой вниз опять за окно, либо бегом встречать с оружием тех, кто отворит дверь.
Однако убийца не шевельнулась ни в одну из сторон. С детским любопытством она смотрела на дверь и ждала, не зная, что собирается предпринять при данном очевидном провале. А вот руки её все же не бездействовали – пистолет снят с предохранителя, палец скользит и подбирается к спусковому механизму. Мысль прорвалась сама, нарушая тишину шепотом:
- Все еще удачливая убийца, или нет?
Все её любопытство состояло лишь вот в этом вот вопросе, а не в том, кто таится за дверью, сколько их, и что с ними делать, когда распахнется дверь. А распахнулась она в ту же секунду.
Двое мужчин от удивления застыли на пороге. Удивляло их то, что проник к ним не вооруженный до зубов (а тут они зря, Нина запаслась оружием больше, чем имела зубов) бандит, вор и хулиган, а довольно красивая, пусть и страшно худая и неподобающе одетая (ну кто в юбке и пальто полезет через окна, да?) девушка. Такая безобидная-безобидная. Еще и туфли так нелепо затыкала по карманам, да и улыбка на лице, как у чудика, у которого годами и регулярно протекает чердак, а, и в руке, кажется, пистолет.
Секундное переглядывание для того, чтобы дать знак друг другу о своих верных догадках и немых призывах к действию, и оба тянутся за своим оружием.
Нине и тянуться не надо, колебаться тоже не ей. Она в разы быстрее них. И точнее: один был убит наповал, второй серьезно ранен и обездвижен, но все еще жив. Убийца смотрела на него и видела лишь одно: возможность реализовать свои планы. Мисс Боуи сунула за пояс пистолет и быстро подошла к раскинувшемуся у порога мужчине, он все пытался дотянуться до выскользнувшего пистолета, ну рука его не слушалась, как и тело, оно билось в дрожи. Оттолкнув ногой как можно дальше его пистолет, она склонилась над ним, не сильно так, избегала удара припасенным ножом, мало ли, что у противника про запас.
- Ну что, поэкспериментируем? – Нина осклабилась, а лицо мужчины вытянулось в испуге.
19.
- Ты что здесь делаешь, Нина? – застопорился, переступив порог, Горин. Скользнув взглядом по одному трупу, он теперь изумленно глядел, как убийца, ухватившись обеими руками за ворот едва дышавшего человека, тащит того к окну.
И тащит весьма неэффективно: все усилия, приложенные ею, помогли лишь слегка сдвинуть с места умирающего человека. Где-то на сантиметр.
- Ты что делаешь, Нина?! – зашагал к ней Виктор, не видя логики в её действиях и забывая о том, что изначально, увидев Нину здесь, хотел сурово обругать ту за ослушание. Ведь она должна была уйти к резерву в грузовике и ждать с ними сигнала, а не проникать вместе с ними на территории неприятеля.
- Проверяю теорию первого этажа, - отпустив ворот, она глубоко задышала, показывая, насколько её это вымотало. – Подвернулись добровольцы, вот, тестирую.
- Он без твоей теории почти мертв.
- Ну вот, ему тем более нечего терять! – возражавшая упрямица снова склонилась над умирающим мужчиной, воздевшим глаза к Горину, он будто просил хоть его проявить сострадание.
- Значит, без опытных выводов не уйдешь? – Горин отвернулся, пряча глаза от мужчины.
- Не уйду, Виктор.
Он вздохнул. Осторожно оттолкнул её, чтобы не опрокинуть и не вонзить головой в противоположную стену, сам наклонился, схватился за ворот и потащил мужчину к окну. Достигнув его, подтянул руками повыше не сопротивляющееся тело, а мужчина, кажется, испустил дух, взялся поудобнее, приподнял и вытолкнул его в окно. После чего Горин посмотрел на подбежавшую Нину, она глядела на распластавшийся труп под окном в ожидании перевоплощения. Ожидания не оправдались, лицо её искривилось в разочарованном презрении.
- Что, не стал твой подопытный героем?
- Погоди, Виктор, я еще жду.
- Ждешь чего?! Что он встанет, достанет из кармана костюм Бэтмена и ворвется опять в окно, чтобы немедленно казнить тебя?!
- Можно даже в костюм женщины-кошки, - отвечала серьезно Нина Боуи, продолжая всматриваться тело. Увы, оно не шевелилось.
- Всё, уходим, Нина, - оттащил ее силой Виктор и подтолкнул по направлению к двери. – Нужно убираться отсюда.
- Иду, - сдалась она, шагая перед ним. Но вдруг остановилась и еще раз оглянулась на окно. – Будем считать, что опыт провалился.
- Зачем проверять, рискуя собой?! – не удержался и начал отчитывать её в процессе отхода Горин.
- Ну, я же люблю на своей потрепанной шкурке проводить исследовательские работы.
- Нина, это должно мне, как химику-биологу, - качал головой Горин. – А если бы застрелили?!
- Наверное, было бы больно, - тупила напоказ Нина, нелепо почесывая затылок и пряча взор от разгневанного прислужника. Она нагнала его и зашагала с ним. – Ладно, признаю, что теория первого этажа – провальная, и даю обещание больше не тестировать на себе и других.
- Туфли-то надень, ноги простудишь.
Мисс Боуи послушно выполнила его требование, и они быстро прошли по коридору, в котором тут и там лежали трупы. Вышли в гостиную, а из нее в прихожую, затем во двор, где их уже ждали. Один из мужчин, завидев их, оторвался от компании и поспешил к ним с докладом:
- Поймали одного, как и велено.
- Где? – сокращал свои строгие вопросы Виктор.
- Заперли в грузовике. Ждем приказаний.
- В цитадель, - ответила за Горина Нина и зашагала к их внедорожнику.
- По машинам, - скомандовал людям Виктор и последовал за лидером, чтобы нагнать, обогнать и галантно открыть дверцу машины.
Усевшись удобнее, Нина Боуи посмотрела в окно. Она следила за тем, как разбегаются по машинам ее работники. Грузовик с важным пленным уже отъехал. Проводив его глазами до поворота, она дождалась, когда Горин займет свое место за рулем и медленно и четко произнесла:
- Вели остальным взять курс в бар Гофмана.
- Нет, Нина. Нужно возвращаться, - обернулся тот к ней.
- Зачем, когда можно сделать все прямо сейчас? – в спокойной манере возразила ему Нина.
- Но…
- Ты лучше меня знаешь, что такое эффект неожиданности. А он возможен именно сейчас. Завтра, послезавтра, через неделю, через месяц и далее – будет поздно: Гофмана и ему подобных проинформируют о нашей операции и данном нападении. Они подготовятся, вооружатся, будут обороняться и, соответственно, жертв с нашей стороны будет больше.
- Но…
- Так. Давай сразу, что конкретно тебя не устраивает, и почему ты из-за этого позволяешь себе пререкаться с лидером, который уже подумывает выстрелить тебе в затылок?
Виктор Горин бесстрашно улыбнулся и сказал:
- Я не хочу, чтобы тебя…
- Такой видели?! – оборвала и закончила за него такую предсказуемую отговорку она. – Говорить наивно: «А что со мной не так?!» не буду, понимаю, что выгляжу как военнопленный, замученный в лагерях. Но мне и не нужно, что бы все шествовали позади меня с плакатами и указателями, обличающими во мне «Жизнь», собачку Соли, или еще кого-либо. Допустим, я рядовой сотрудник цитадели, да, сильно изголодавшийся…
- Но…
- Окружать меня, как что-то важное, не нужно, - не желала слышать его Нина Боуи. – Я просто постою в одном ряду с вами, ты только людей предупреди, чтобы не бросали на меня восторженных взглядов. Выдадут всё с потрохами.
- Но…
- Заткнись, командуй, и вперед. Мне нужен этот бар сегодня.
Виктор Горин сдался, завел мотор, выждал и подъехал к перекрестку. Он связался с несколькими подручными и коротко обрисовал тем план, а они в свою очередь, информировали об изменениях всех остальных. И вскоре колонна машин окружила известный бар, расположенный на открытом участке недалеко от фармацевтической компании мистера Хью Муррея.
Нина спустила окно, придирчиво оглядела бар. Она помнила это место совсем другим, сейчас вывески были ярче, крупнее, окна ослепляли своей неоновой отделкой, доносились звуки – возможно, пела какая-то дешевая певица. Нина снова повернула голову к водителю, озвучивая требование:
- Виктор, включи музыку.
- Но ведь так они узнают о нас…
- Пусть. Это мне и нужно.
- Да что включить-то?! – Горин перебирал в бардачке разнообразные носители, подходящие его магнитоле.
- Что-нибудь из твоего любимого…
- Русское-народное сойдет?!
- Валяй. Только громче, Виктор, громче.
Открывала дверцу и высовывала тощую ножку в болтающейся туфле она уже под мотивы «Калинки-малинки». В сопровождении Виктора Горина и других мужчин и женщин, вооруженных получше солдат этой страны, она первой ворвалась в бар. Вспомнила, что выдаваться нельзя, быстро спряталась и слилась на фоне своих работников.
В баре люди сидели непростые, почти сразу поняли – нужно валить. И валили отчаянно: кто с разбитого в панике окна, кто через черный ход, который им хорошо был известен. Некоторые воспользовались вариантом спрятаться в туалете, а затем улизнуть через его форточку. Наиболее догадливые (персонал бара) бежали первыми и подсказывали отходные пути всем остальным. Охрана бара была посредственная, да ее почти и не было из-за уверенности в завтрашнем дне (Гофман ладил с верхушкой города, бояться ему нечего). Хозяина в баре (на его счастье) не оказалось. Он в это время встречался с мистером Кельвином Джонсом (та самая верхушка) в гостинице «Белла», и об этом мало кто знал.
Потому-то, когда вторгнувшаяся банда Нины Боуи рассредоточилась по залу бара (а они, впрочем, позволяли всем бежать и в спину не стреляли), то в нем практически никого не осталось. Только в углу спал какой-то пьяница, сжимая в руке рюмку, и второй – он выходил из подсобки с бутылкой вина, которую самозабвенно разглядывал и не замечал явной смены обстановки. Не замечая ничего, прошел к столу, ухнул бутылку на стол и только тогда понял, что и стол, и бар опустели, и вместо знакомых ему людей, стоят какие-то неприятные бандюги.
Присмотрелся к ряду вторженцев. И вдруг оскалился надменно:
- О, Жизнь?! Опять ты?!
Виктор Горин недоуменно уставился в Нину. «Жизнь» тут только она, но как так вышло, что её знает этот человек? Горин не был лично знаком, но многое уже знал про мужчину, стоявшего перед ними: Нил Майер – самый опасный тип из всех опасных типов, работающих на Кельвина Джонса.
«Почему он не с Джонсом?!», - пробилась следом мысль.
- Жива, как видишь, - не терялась Нина. Она с презрением оглядела его, показательно принюхалась и сказала. – И как всегда трезва.
- Не могу похвастаться тем же, - Нил Майер бесстрашно присел и принялся откупоривать бутылку. – Ты меня сразу убьешь? Стаканчик пропустить не дашь, подруга?
- Забирай и проваливай.
Все удивленно посмотрели на нее, не верили своим ушам. Уж кого-кого, а его отпускать не следовало бы.
- Как?! Вы же дверь перекрыли, - смотрел им за спину мужчина и ухмылялся.
Мисс Боуи в ответ на это взяла пустой графин со стола и швырнула его в уже разбитое окно. Стекло в нем треснуло по диагонали, но устояло, кто-то ранее пытался из него бежать. После ее броска стекло все же разбилось и с мерзким звоном осыпалось.
- Проваливай, - повторила после этого она.
Нил Майер искушать судьбу не стал, жизнь – дороже. Он, ухмыляясь, стянул с себя пиджак, элегантно набросил на торчащие из рамы осколки, торопливо перелез и скрылся в ночи под изумленные взгляды работников цитадели. Не давая им опомниться, Нина Боуи приказала:
- Прочесать здесь все и прибрать, можно собрать в кучу и выбросить. – «Не хочу, чтобы тут был бар, пусть будет что-то более полезное», - подумала она и развернулась, чтобы покинуть это место. Но против её воли в голову лезли мысли, фрагменты из ее жизни, связанные с этим беглецом, которого она всегда ненавидела, но обходиться без него не могла.
Ведь именно он после её первого убийства помог снять квартиру и отсидеться несколько дней (а ей никто бы метров своих не сдал, вызвал бы приставов, полицию, и сдали бы в приют – так говорил ей Нил, и был бесконечно прав). Конечно, с годами, повзрослев, она находила жилье себе сама, но Нил всегда знал, где её найти. И находил. Вламывался к ней в пьяном виде, в котором никогда не помышлял что-либо с ней делать, только валялся на полу в прихожей и громко жаловался в бреду на одинокую жизнь, все просил, обращаясь к кому-то, его из этой жизни уже вынести.
Жизнь особой заботы о нем не проявляла. Только воды иногда приносила попить, если просил, и наутро в лицо ему вылить для пробуждения, и всё. Старалась его не трогать, неприязни к нему было больше, потому она оставляла его и занималась своими делами. А дела у неё важные – телевизор с фантастическими фильмами и мультфильмами, да клубы на ночь.
Зато Нил в трезвом виде, наведываясь по делу или принося очередной заказ, никогда не приходил пустым: в руках всегда полные пакеты провизии, к которой он не притрагивался – все это для «Жизни». Знал, что она тратится на одни лишь клубы и скудные перекусы вредными гадостями. Нет, в отца ни разу не играл. Только эти пакеты приносил. И платил честно и вовремя за выполненную работу.
- Ты почему этого хмыря отпустила?! – пользуясь тем, что все суетятся по бару и заняты, шепотом негодовал Горин, снова вырывая её из путешествия по неприятному прошлому. – Мы его впервые врасплох застали, а ты!
- В следующий раз, Виктор.
- Почему не в этот?!
- Положим, даю ему шанс.
- Другим не давала.
- Еще спроси, что между нами, и что нас связывает.
- Что между вами и что вас связывает? – тут же задал беспокоящие вопросы Виктор, которые она легко угадала не без закатывания глаз.
- Жизнь, - сказала и задумчиво оборвалась Нина.
- Так ведь жизнь всю планету связывает, это не аргумент.
- Виктор, какой ты недальновидный, я – «Жизнь». Вот, что нас связывает.
- А, кличка что ли твоя? – уточнил для себя тот и уязвлено прибавил. – Ну, так, это просто недогадливый, а не недальновидный.
- Обидами только глаза не коли мне.
- Так значит, это твой – кто?
- Мой главный заказчик, учитель и что-то среднее между безразличной гувернанткой и пьяным садовником.
- И только поэтому дан шанс?! Хм. Я бы застрелил.
- В следующий раз обязательно, Виктор. И не ты, а я.
- Ты думаешь, давать один шанс с твоей стороны честно?
- Не поняла, - Нина Боуи, прежде внимательно наблюдавшая за тем, как уносят из бара мимо них столы, стулья, картины, бутылки и посуду, перевела на него взгляд.
- Пожалела один раз – так пойдет и дальше, - попытка мужчины уклончиво сгладить намеки.
- Ты плохо меня знаешь.
- Да, я плохо тебя знаю.
- Поэтому, заткнись и передай всем, чтобы по окончании возвращались в цитадель, - сказала грубо она и направилась из бара к внедорожнику.
Он за ней:
- Небольшую группу стоит здесь оставить, вдруг налет ответный…
- Как знаешь, - она хлопнула дверцей, и подумала о том, чтобы скорее оказаться на диване в квартирке цитадели перед телевизором, который отвлечет её от этого насыщенного дня. Отвлечет и поможет забыть всё, что она увидела, всё, что она опять вспомнила.
Нет, не отвлек, не помог. Глаза её глядели на экран, но вместо фильма перед ними мелькали все её удачные преступления. Она вспоминала их и удивлялась как в первый раз тому, как удачно у неё все складывалось. Фантастически удачно. Иногда даже невероятно и необъяснимо…
Устав ворошить свои преступления, она закрыла глаза, думала, что сможет уснуть. Нет, не смогла. Опять открыла их и попробовала сконцентрироваться на экране телевизора, вникнуть в происходящее. Увы, примерно в третьем часу ночи, на самом интересном месте фильма, в дверь поскребся и вошел Виктор Горин.
20.
- Нина, - позвал он, думая, что тело на диване спит под звуки из телевизора.
- Чего тебе? – без желания отозвалась Нина, глаз от экрана она не оторвала.
- Мы допрос пленнику внизу устроили…
- Так ли уж необходимо мое присутствие, Виктор? – посмотрела на него убийца, понимая, к чему тот клонит и зачем пришел к ней среди ночи.
- Я думал, ты захочешь это узнать.
- Узнать что?
- Кто убил Сильвию. – Виктор сказал, помолчал немного и прибавил. – Он заявил, что знает, кто это сделал.
- Я тоже уже это знаю, - не вдохновилось тело на диване. – Кельвин Джонс, чего уж тут голову ломать.
- Я тоже. Но ты – лидер, пускай и в курсе, но когда дело касается смерти Сильвии Боуи, просто не можешь это игнорировать.
- Хорошо, - она оторвала голову от подлокотника, выключила телевизор, присела. – Уже иду.
Пальто и пиджак накидывать не стала, вышла за ним так, в мятой рубашке и в юбке с растрепанными и распущенными волосами. Они спустились в подвал, где их ждали два десятка человек и еще один, привязанный к стояку водопровода. Уж простите, детальные художественные описания – не мой конек, я больше по бесконечным и пустым диалогам. Они сейчас и будут.
Виктор проводил её и указал на пленного, позволил подойти ей ближе, только потому что угрозы жертва не представляла. Лидеру кто-то из двадцатки с благоговением протянул ружье, видимо, что бы мисс Боуи попугала им малоразговорчивого мужчину. Оружие всегда имеет действие и вес. Для Нины в данный момент оно было ну очень тяжелым, но убийца попыталась это скрыть.
- Это еще что за жалкое подобие Сильвии?! – разговорился пленник сам, в упор и с интересом глядя на приближающуюся к нему женщину. Он сидел на полу, руки его были заведены за спину и привязаны к водопроводной трубе. Задрав голову, он смотрел на Нину, запоздало признавая в ней свою давнюю знакомую. – Постой-ка, это же ты…
- Ага, я, - уныло подбросила Нина.
- Я-то думал, ты руки на себя наложила, - он все рассматривал её, не веря, что убийца живая и ему не мерещится. – Хотя, что тебе парочку другую смертей пережить, когда сама все эти смерти приносила…
- Твоя сейчас со мной, - оскалилась Нина. – Я не священник, но я дам тебе возможность выговориться. Мне доложили, что ты очень сильно хотел поговорить о Сильвии Боуи.
- Я знаю, кто её убил! Знаю, кто вам нужен…
- Кельвин Джонс, да? – улыбалась, присаживаясь перед ним на корточки. Ружье она не выпускала, стойко держала перед собой. Точнее, направив тому в грудину и этим припугивая. Стрелять из него она не собиралась, всего лишь напугать. В беспомощного, связанного человека выстрелить, на её взгляд, больше, чем просто подло. Другое дело, если бы она охотилась на него за деньги, и он был полностью свободен и даже вооружен.
- То есть, ты все время знала? – усмехался, не расстраиваясь её осведомленности этот человек. То была попытка настроить всех людей в подвале, которые вот уже столько лет искали того, кому нужно мстить за Сильвию, против неё. Он еще не подозревал, что эта шайка возвела Нину в лидеры, слепила из беспощадной убийцы вторую Сильвию Боуи.
- Догадалась с твоих слов. А впрочем, это же так очевидно: один лишь Кельвин разжился её богатствами, отбросив мелочи в чужие руки. Конечно, это он её убил. Кто же еще?
- Заметь, богатствами разжился не он один.
Тут Нина Боуи промолчала. Ясно же, что сейчас обвинения падут на голову Кэнди Боуи. А этого сейчас ей, ой, как не нужно. Она впилась в мужчину с ненавистью, предугадывая каждое его слово.
- Кто? Кто, по-твоему, сдал эту вашу Сильвию?! Кто рассказал о….
- Я. – Нина прервала его пламенные обвинительные речи, и вокруг все охнули. Не верили, разумеется, что это могла быть она, но поняли, почему их лидер так говорит, почему не дает мужчине договорить.
Это ведь тоже очевидно: Кэнди Боуи. Его однажды уже заподозрила вся цитадель разом, но и тогда Нина не позволила им предпринимать что-либо против него.
- Ты зачем его покрываешь?! – с непонимание прищурился на нее пленник, а потом вдруг осознал, что она просто не дает ему произнести это имя. – А, я понял! Ты боишься, что я его назову?!
Она снова молчала, а он, насмешливо кривя губами, многозначительно осмотрел людей, начиная хмурым Виктором Гориным и заканчивая безобидной на вид женщиной, стоящих полукругом позади Нины. Поигрывая улыбкой, выдержал театральную паузу и, не сметая её с лица, заговорил:
- Это Кэн….
Выстрел оборвал его речь. Выстрелило ружье в руках лидера. Вместе с тем, сама мисс Боуи упала с корточек на пол и проскользнула по инерции от отдачи назад, прямо к ногам Виктора. Лицо убийцы было крайне удивленным, Нина была в смятении. Задрав голову и не отпуская ружья, она посмотрела на Горина и выдала обескуражено:
- Я случайно…. Думала, оно не заряжено….
Но нет. Она не случайно. Намеренно. Хоть и затыкать жертву не имело смысла (неглупые люди и без последних слов все поняли), отчего-то ей захотелось его убить. Но, да, надавливая на спусковой крючок, она верила, что ружье окажется не заряженным, надеялась на это, ведь изначально убивать этого мужчину не думала.
Виктор Горин, глядя сверху вниз на нее, незаметно повел головой, мол, не верю, но услужливо подал руку и помог лидеру подняться. Промолчали и все свидетели, оставляя все выводы и слова при себе. Молчанием накрыться было выгодно всем.
Только покидая подвал, Нина Боуи остановилась у лестницы, повернулась к ним и отдала свой приказ:
- Мистера Боуи пальцем не трогать. Это моя цель. Как и Кельвин Джонс. Кто ослушается, будет иметь дело со мной.
- Да, босс, - послышались слова вслед. Условие главы цитадели эти люди приняли со счастливыми лицами – месть давно их тешила, искали лишь доказательства, подтверждение своих подозрений. И то, что оба подозреваемых на мушке у Нины – было самой большой радостью этих людей.
Зато теперь Нина точно не могла покинуть город и цитадель: без нее эти люди пустятся во все тяжкие – начнут с Кэнди, с Кельвином не потянут и станут доступными мишенями для него. Своим присутствием она сдерживала их, своим приказом оттягивала неизбежное и сохраняла жизнь мистеру Боуи, убивать которого, никогда не стремилась.
Убивала она теперь других, позволяя называть себя уже не «Жизнью», а чем угодно (пускай даже «Смертью»), ведь ей это всегда было безразлично. Только одно она признавала. То, что она, действительно, удачливая убийца.
21. Что-то вроде эпилога.
Он больше не покидал своей компании, и носа не высовывал за её стены, а если излагать точнее – не выходил из своего кабинета. Никуда. Никогда. Ни за чем. Разве что на балкон, где подолгу стоял и смотрел вниз, рассматривая твердый асфальт и мраморную плитку, которой была отделана дизайнерская дорожка, ведущая к входу кинокомпании. Зачем он это делал? Хотел покончить с собой этим доступным и несложным способом?
Да, хотел. И не делал этого лишь по той простой причине, что данный совет ранее ему был предложен этой подлой, беспринципной, расчетливой, беспощадной убийцей и большой наглой лгуньей…
Да. Только вот это его и останавливало.
Помимо балкона он по нуждам отлучался в еще одно местечко – совмещенную ванную и уборную, но и это в пределах его просторнейшего кабинета, так что, да, с этих пор этот человек фактически жил, а вернее, существовал на рабочем месте. Он заседал и принимал всех здесь же, и больше не придавал значения чьим-то насмешкам, ухмылкам, громкому шепоту и обсуждениям в его же присутствии его же самого. Теперь это его не трогало, не задевало, не обижало, не оскорбляло – полное равнодушие ко всему, даже к тому, что ранее его интересовало.
То есть, отныне – абсолютное безразличие, такое легкое и свободное. Ведь это так просто! Безразличным стало даже то, чего он очень сильно боялся. А боялся Клайд влияния своего фальшивого брата. Бояться перестал. Проигнорировал даже замечание от посетившего его Кельвина Джонса, подчеркнувшего, что негоже молодому успешному человеку запирать себя в четырех (ну, нет, тут стен побольше будет) стенах. Пускай это и сделано из-за любимой работы, которой тот себя полностью посвятил.
Безразличное молчание Клайда мистеру Джонсу не понравилось, он добавил еще парочку жестких замечаний, и Клайд Джонс впервые и при свидетелях (таких, как Нил Майер и Кэнди Боуи, сопровождающих Кельвина Джонса) открытым текстом послал ненастоящего старшего брата, на месте которого должна была быть Нина Боуи. Эта мысль опять заняла голову Клайда и углубила его самокопания и ненависть к ней, он снова замолчал и стал глух и нем ко всему.
Под удивленные взоры Кэнди Боуи и Нила Майера Кельвин Джонс предпочел закрыть на это глаза. Он снисходительно улыбнулся, поднялся и зашагал к дверям кабинета, ехидно бросил:
- Зайду, на неделе, когда утрясутся раны сердечные, - и позвал кивком за собой своих сопроводителей, продолжавших недоуменно глядеть на директора кинокомпании. Кельвин Джонс ошибочно списал изменения (не родного) младшего брата на любовные неурядицы, не подозревая, в чем кроется истинная причина неповиновения Клайда.
Позже Кельвин узнает о родственной связи от самого Клайда. Узнает, когда вновь посетит его уже без нежелательных свидетелей, для того, чтобы серьезно поругать того за возмутительное поведение и неподчинение. А в итоге получит ядреную речь и гордое признание в том, что приходится родным братом той, кого Джонс никак не может приструнить (а Нина и цитадель как раз восстали из пепла и сели Кельвину на хвост). Клайд на повышенных тонах заявил в ответ на прямые угрозы от Кельвина:
- Нина Боуи – моя сестра, если со мной хоть что-нибудь случится, ты будешь всю жизнь бегать от неё, и поверь мне, не убежишь! – конечно, сам он слабо верил собственным словам, но приложил все чувства и усилия, чтобы поверил Джонс.
Кельвин Джонс поверил, не верить ему не было оснований: по всем углам кричали, что «Жизнь» вернулась в город, и не просто вернулась, а умудрилась избежать смерти от наемника и вновь возглавить цитадель, которую, как он наивно полагал, зачем-то расшевелил Виктор Горин. Почему бы и не поверить, что «Жизнь» приходится сестрой тому, кого воспитали его родители?! Тем более, когда-то давно он сам видел, как какая-то мерзавка бросила малыша на крыльце приюта, почему бы этой мерзавке не оказаться «Жизнью»? Вроде обе чем-то сильно похожи…
Обескураженный своим открытием, Кельвин Джонс просто попятился и покинул кабинет, и с тех пор он стал остерегаться Клайда: унял свои притязания в отношении «младшего брата» и его кинокомпании. Изолироваться полностью не стал, только прекратил вести свои грязные операции с деньгами через кинокомпанию. Воротить нос от Клайда не планировал, на него у Кельвина были свои виды – просто так свое он никому не отдавал (а Клайд, хоть и был директором, но владел не своим по праву).
И все же посягать на его жизнь Кельвин опасался: маячила неуловимая Нина, еще и шороху своими действиями навела, расшевелила пчелиный улей и смела нескольких кардиналов криминала. Теперь все менялось: положение важных персон пошатнулось, город был как на пороховой бочке, уже прокатилась волна смертей и разгромов. Но, опять-таки, это меньше всего, вернее, совершенно не волновало только одного отгородившегося от всего человека – Клайда Джонса. Он заточил себя в кабинетные оковы, выдумывал себе работу и занятия, избегая случайной встречи, хотя знал, сама Нина ни за что ему на пути не попадется, сделает все возможное, чтобы он её больше никогда не увидел, даже с учетом того, что живут они недалеко друг от друга.
…
Цитадель, от трех до пяти лет спустя (люблю я все коверкать). Кабинет Виктора Горина, в котором за его столом сидела мисс Боуи и тщательно проверяла его бумаги. Не то чтобы она ему не доверяла, просто ей было скучно, она спустилась к нему из своего кабинета и не застав его, уселась за его рабочим троном и начала перебирать бумаги. Зачиталась, вникла, углубилась и не заметила, как он вошел.
- Опять скука достала? – не мог не улыбаться Виктор, он хорошо знал, почему она к нему приходит.
- Твой говорящий ящик упал и разбился, смотреть не на что, дорогой. Вот, смотрю на твои бумажки.
- Уже который ящик метким броском пульта разбиваешь, - вздохнул и присел на стуле у окна Горин. – Когда пульт перестает работать, Нина, нужно менять батарейки, а не швырять его в экран телевизора. Сколько можно говорить.
- Зачем говорить, меняй сам. А, кстати, купи мне новый ящик.
- Уже купил, босс. За ним и выходил в город.
- Да?! Какие нынче сплетни накрывают улицы?
- Как будто тебе интересно, - фыркнул Виктор.
- Интереснее этих бумаг, - Нина толкнула стопку папок перед собой и те с шумом попадали на пол.
Виктор выдохнул гнев, поднялся со стула, подошел к столу, поглядел-поглядел на папки, наклонился и начал собирать их, не видя, как улыбается коварная женщина за столом. Но и он не так прост, отыграться решил сразу, как поставил стопку опять на свой стол:
- Слышал кое-что интересное о мистере Боуи. Говорят, у него в охране появилась женщина, - намеренно издалека зашел Горин.
- Женщина? – умело скрыла оживление Нина и не подала виду. Ох, как же ее это заинтриговало!
- Вроде как секретарь, а вроде – шофер, но ходит шустро в ногу с его ребятками, да двери ему открывает. И даже от пуль несколько раз на дню выручает.
- Женщина? – переспросила, услышав такие подробности, уже с большим и нескрываемым интересом, его собеседница. Сопоставляла информацию, рисуя в воображении ту, кого взял на работу хорошо знакомый ей человек.
- Ты удивлена, Нина? – поразился этому Виктор.
- Немного.
- Чем же?
- Тем, что Кэнди, наконец, влюбился.
- Что…
- Это не стоит обсуждений, мой русский и опасный друг, - иронизируя, оскалилась Нина.
- А значит, обсуждению подлежит нечто иное?
- Ты в курсе, что какой-то там Тревор зазывает меня в этот вшивый танцевальный бар, эм…. Как там его…
- «Музыка и мир», - подсказывал ей Горин с ухмылкой.
- Вот, думаю, согласиться и официально показаться своим заклятым врагам.
- Плохая идея.
- Но держать меня не станешь? – усмешка уверенного в этом человека.
- Не стану. Раз ты хочешь лично поприсутствовать и поучаствовать в том, во что годами пытался заманить тебя Джонс, то кто я такой, чтобы тебе в том препятствовать? И я не стану препятствовать только если…
- Я возьму тебя с собой? – опять усмешка Нины, но уже игривая. Она встала из-за стола.
- Это, между прочим, также не обсуждается. Я иду и точка, - насупился Виктор.
- Только с порога на всех и сразу не бросайся, ведь я – Нина Боуи, и сделаю это гораздо лучше тебя.
- Ну, разумеется, - широко оскалился мужчина в ответ. – А ты пойти надумала, чтобы на Кэнди глянуть или же на его секретаря?
- Много будешь разговаривать, - Нина всерьез задумалась над концовкой предложения, секунд на пять. – Перестанешь разговаривать.
Она глазами показала на пистолет в своей руке, который тут же сунула за спину и за тугой пояс юбки. Виктор, впрочем, ничуть не испугался.
- Да, босс, - отозвался он и снова завалил вопросами. – Что насчет того сейфа? Из найденных в подвале и гараже ключей ни один к нему не подошел. Может, лучше я подорву его?
- Нет, - «Конечно, они не подойдут, ведь ключ Соли всегда носила с собой в том убогом кошельке! Нужно искать кошелек. Только где? Где она могла его спрятать? На том сорок восьмом складе мясокомбината? Нет, слишком сложно для нее. Но в то утро, я точно помню, что она заходила с ним в бар. А выходила уже с ним или без него? Неужели, в баре?! Маловероятно, но надо бы наведаться», - подумала Нина Боуи и безразлично сказала. – Оставь сейф в покое, ты для себя в нем ничего не отыщешь. Придет время, найдем мы и к нему подход.
- Да когда же оно придет? – хмыкнул Горин, поймал на себе удушающий взор и добавил. – Ну, значит, пусть себе прячет от нас в себе свои тайны.
- Упрек?
- Совсем чуть-чуть, босс.
- А я ведь их так не люблю, - сощурилась Нина Боуи, принимая его заботы – подставляя плечи под пальто, которое набрасывал на нее Виктор, намекая, что пора выдвигаться. – То Кэнди вечно упрекал, то ты теперь со своими лезешь.
- А он-то в чем?
- Все осуждал и обвинял нас с Соли, что топим трупы в реке…
- А вы, что же, не топили?
- Топили. Куда ж улики-то денешь.
- Так чего обижаться на его реальные упреки, босс?
- Мы и не обижались, - улыбнулась Нина. – Мы – игнорировали.
- Жестокие вы, вот и результат вашего воспитания.
- Воспитать мы его не успели, Виктор, это сделали за нас, - она вздохнула, поправила волосы, вытянув их из-под пальто. – Пойдем, у нас великие дела намечены.
Они вышли вдвоем за двери кабинета, и пошли по нескончаемым коридорам их неприступной крепости.
- Великие дела касательно чего? – Виктор осмотрелся прежде на наличие тех, кто мог бы их подслушать, и убедился, что никого кроме них в коридорном лабиринте нет.
- Попробуем настичь одну скользкую тварь по имени Нил Майер.
- Опять?!
- Ты не рад?
- Во-первых: это преждевременно нарушит ваше временное перемирие, которое нарушить стремится сам Джонс.
- А во-вторых?
- Он неуловим, пора бы бросить эту охоту за главным подлецом нашей эпохи.
- Тогда не быть и нам главными героями в ней, Виктор.
- Ах, Нина, Нина. Зачем стремишься к этому, когда никто нас толком и при жизни не оценит?
- То есть? – она обратила к нему удивленное лицо.
- Не слышала, что: у каждой эпохи свои герои, эпоха прошла – они не нужны?
- Выходит, и с нами будет также?
- Да.
- Я все равно не успокоюсь, пока они оба живы.
Виктор Горин шумно поскреб щеку пятерней и спросил:
- А все-таки, как ты, вообще, узнала об их связи? Никто из «грифов» друг о друге не распространяется. Только между собой, да и это все – под грифом «секретно».
- Глаза на их давнюю связь и предательство Нила мне открыла Соли, Виктор.
- Она и предложила задать им жару? С этого у вас все началось?
- Да, но погреться у триумфального костра, нам с ней было не дано.
- Знаю-знаю, что они вас опередили, - с грустью вставил Горин.
- Если подумать, то эту связь я и сама разок видала, но что-то значения тому не придала, меня тогда это нисколько не волновало.
- Ты видела их вместе?
- Угу, - промычала Нина и без наводящих вопросов прибавила. – Последний свой заказ мне Нил отдавал в приватной обстановке, которую делил с Джонсом. Мне Кельвин в ту пору бел незнаком, видела его впервые и приняла за дружка пройдохи Нила. Да и какое мне дело до молчаливых и глазастых любителей послушать?!
- Заказывали Сильвию, от которой все и узнала? Как интересно получилось…
- Я так не думаю.
- А после Нила куда изволишь? В «Музыку и мир»? – решил еще раз убедиться, надеясь в душе, что она все же передумала и отказалась от этой бредовой затеи, Виктор Горин.
- Да.
«Музыка и мир» – тот самый бар-ресторан, в котором состоится её первая встреча и знакомство с хромой секретаршей Сарой Грут. Встреча, круто перевернувшая и оборвавшая в дальнейшем её собственную жизнь. Ведь вскоре «Жизнь» официально перестала существовать, продолжала пугать город уже как настоящая «Смерть» та самая Сара Грут.
Р.S.
Этому следовало бы быть сразу после «Кэнди Боуи», но нет, пусть уж будет несильно продуманная интрига. А еще лучше бы совместить все три в одно, но это слишком сложно для моего ума.
30.05.2020 – 31.03. 2021г.
Проще, чем возможно
© Copyright: Самур Кайталов, 2022
Свидетельство о публикации №222033101641
Свидетельство о публикации №222033101641
Рецензии
За идею 12 из 12
За грамотность 12 из 12
За сюжет 9 из 12
За стилистику 9 из 12
Общая оценка
⭐⭐⭐⭐⭐⭐⭐⭐⭐
Почитайте Жульетту Бенециони
"Рубин королевы 👑 "
Тауберт Альбертович Ортабаев 12.06.2022 22:12 • Заявить о нарушении
За грамотность 12 из 12
За сюжет 9 из 12
За стилистику 9 из 12
Общая оценка
⭐⭐⭐⭐⭐⭐⭐⭐⭐
Почитайте Жульетту Бенециони
"Рубин королевы 👑 "
Тауберт Альбертович Ортабаев 12.06.2022 22:12 • Заявить о нарушении