Про Лариску, двор и ухо

Знойный летний день на крайнем юге СССР. Нам примерно по 4-5 лет. Мы - это я и соседская девочка Лариска. Мы живём в одном подъезде. Только наша квартира на втором этаже, а Ларискина на третьем. Иногда мы ходим в гости к друг другу. Но всё же основная наша жизнь проходит в гарнизонном дворе...
 
        Наш двор, наше царство, наш мир - это пространство между двумя большими домами из трёх подъездов, с квартирами-«сталинками». Оно ограничено с двух длинных сторон этими самыми домами, а по коротким сторонам - каменными стенками с арочными проёмами. Если выйти через эти проёмы и пойти направо, то вскорости дойдёшь до солдатских казарм. А если пройти ещё подальше - то прямо к гарнизонному ДК. Если же пойти налево - то дорога прямо приведёт в наш детский сад.
Вот и всё наше окружение.
 
         Внутри двора много зелени, есть и деревья, и кусты, вроде гранатовых. Деревья разные. И инжир, и ещё какие-то, я не знаю как называются. У них со временем вырастают интересные плоды: круглые, похожие на зелёный апельсин.
         Один дяденька нам как-то сказал, что если постараться, то из этого плода может вылупиться обезьянка. Надо только очень постараться и «высидеть» обезьянку. Ну, как курица высиживает цыплят.
         Мы всем двором высиживали. Но это трудно: надо ж иногда прерываться на обед... Потом мы решили, что так много обезьянок нам не нужно, хватит одной и стали «высиживать» по очереди. И наверняка бы у нас получилось, если б не такие, как Лариска!
 
       Мы сидим в песочнице, широко раскинув в разные стороны ноги, обутые в изрядно уже потёртые сандалии. (Вернее, никто их сандалиями не называет, все говорят «сандалики». Правда, это уточнение никак не соотносится с происходящим). Обычно детей во дворе много, но не сегодня почему-то...
         Невдалеке от нас, под «грибком» сидят женщины, беседуют о чём-то своём. «Грибком» у нас во дворе называют большую, выкрашенную в коричневую краску, деревянную беседку, точнее, навес. Она служит надёжным укрытием от жаркого и безжалостного солнца. А потому притягивает к себе и взрослых и детей. Там и скамейка для одних, и большая песочница для других. Там мы и сидим с Лариской.
        Сидим «паровозиком», прямо на песке, друг за дружкой. Я впереди, Лариска за мной. Мы лениво ковыряемся лопатками в песке. Лопатки довольно увесистые, металлические, на тонком и длинном деревянном черенке. У меня голубая. У Лариски тоже. В одном военторге же мамы покупали. Песок сухой и сыпучий. С таким играть не интересно, все куличики разваливаются. Надо бы полить водой, которую всегда можно добыть прямо тут, во дворе, из трубы, выведенной откуда-то из под дома для полива двора и растений. Эта труба служит нам и для «попить», и для «побрызгаться» и для «ноги помыть». Никто нас за это не ругает. Но сегодня прям лень даже идти за водой...
Жарко... Скучно....

        Собственно, мы не очень-то и подружки... С Лариской сложно...какая-то она...неожиданная и недружелюбная. Ну вот и сейчас, например, пересыпав очередную кучку песка слева направо от помеченных зелёнкой коленок, она басовито и ни с того ни с сего заявляет « Щас кааак толкну тебя!». Прям вот ни с того ни с сего брякнула, что толкнёт....
Как я потом объясняла маме, «я очень испугалась... что вправду толкнёт... да... ну... и с перепугу... наверное... каааак треснула лопаткой Лариске по голове!!!» ?. А лопатка-то ж увесистая ! Даже плашмя было б больно очень. А я ребром.., «нет, я не специально... я нечаянно»...

          Лариска взвыла пожарной сиреной!!!! Все гуляющие во дворе вздрогнули, а сидевшие на дереве воробьи, встревожившись, поспешно катапультировались с веток. Мало того, что у Лариски низкий, басовитый и очень громкий голос, так она ещё числится во дворе мастером причитаний. Ей бы в древней Руси плакальщицей бы работать. Или в Египте. Вот разбогатела бы... «Мамычкааа, папычкаааа, на каво ж вы меня покинулииии ииии иии? Мамычкааа ааа, милыяяяя, меня Наташка убилааа ааа!!!»

         Увидев кровь на Ларискиной голове, украшенной ровным пробором и торчащими косицами, я здорово струхнула! Мало того, что влетит от моей мамы, так ещё и Ларискина может подсыпать. К счастью ни моей, ни Ларискиной мам в это время не было. Другие какие-то мамы кинулись спасать Лариску, а я... Я решила, что лучше всего будет сбежать с поля боя и затаиться... пока не утихнет всё.
 
       Левая и правая сандалии спешат-бегут наперегонки! Зычное «Мамычкаааа, папычкаааа!!!» за спиной только прибавляет мне скорости. Меня никто не ловит - все спасают Лариску. Бегом через двор, мимо гранатовых кустов, мимо торчащей над землёй трубы с краном («попить бы..пересохли губы... ладно!»), к своему подъезду. Потянув за огромную деревянную ручку, приоткрываю тяжёлую массивную дверь, проскальзываю в образовавшуюся щель и прячусь в тёмном углу под лестницей. Сердце колотится, как овечий хвост!!! Вот-вот выпрыгнет из груди и розовым мячиком выкатится прямо во двор... «Мамычкаааа, папычкааааа!!!!» слышу Ларискин вой... «ага, значит жива!»
 
         В подъезде прохладно и темновато. Пахнет свежевымытым цементным полом. Фуу. Беее... Терпеть не могу этот запах и всегда задерживаю дыхание, пробегая несколько лестничках пролётов до своей квартиры! Но сегодня терплю, сижу, притаившись под лестницей. Упираюсь подбородком в сбитые острые коленки, обняв их руками. Затаилась, как заяц в лесной ложбинке. Кажется, что только уши мои по-заячьи шевелятся, пытаясь услышать что происходит во дворе.
А там всё стихло...
 
           В конце концов мне становится совсем скучно и невыносимо сидеть под лестницей. Надышалась уже этим противным сыроцементным воздухом... пальцем, намазанным побелкой со стены, нарисовала рожицу на «радикально» зелёной панели... отследила беготню паука по тоненькой, только начинающейся паутинке... Но главное, противно так сосёт под ложечкой (непонятно, почему под ложечкой-то? И при чём тут ложечка?).
От взрослых я как-то услышала, что «неизвестность - это хуже всего. Прям пытка какая-то!» А я не люблю пытки-то... Когда играли во дворе в войнушку, малочисленные «фашисты» (выбирались считалкой - кто ж по доброй воле согласится быть противным «фашистом»), поймав «нашего», водили его «пытать» за угол дома. И там щекотали его до истеричного хохота, зловеще приговаривая «рассказывай, сколько вас? Где ваше войско?».... вот так и у меня сейчас щекочет в животе.
Прям там, под забытой кем-то ложечкой.
 
       И что там во дворе происходит-то? (вообще-то надо говорить не «что?», а «чо?»... или на крайний случай «шо?». И левый глаз прищурить, аж наморщив нос. Так у нас во дворе принято. Модно).

        Решив покончить с неизвестностью, хочу приоткрыть дверь и подсмотреть в щёлочку. Но она очень тяжёлая и открывать её мне трудновато. К тому же вдруг скрипнет? Или того хуже завизжит бывалей пружиной.
        Дверь у нас в подъезде знатная. Высокая, двухстворчатая. Каждая створка из трёх окошек. Нижние и средние из них побольше, забиты фанерой. Верхние маленькие, застеклённые. Через эти окошки, заметно засиженные назойливыми мухами, и пробивается в подъезд тусклый свет. В одной из створок окошко застеклено лишь наполовину. Наверное не хватило стекла. Оно и кстати?. Как раз до моих целей!!!
         Проворно взобравшись вверх по двери до заветного окошка высовываю наружу голову, едва протиснувшись между половинкой стекла и тёплой от солнца деревянной рамой двери... осматриваю двор.. Там уже ничего не напоминает о случившемся: Лариски уже нет, да и других мам стало заметно меньше... Похоже, уже можно выходить из укрытия... ещё ж лопатку надо забрать из песочницы...

           Подвёл сандалик меня... ох, подвёл!!! Подошва его, приглаженная беготнёй и активным прыганьем, предательски заскользила, сорвавшись с небольшого дверного уступа... Руки, не ожидавшие такого предательства, разжались... В первую секунду я осознала, что застряла, зацепившись ушами за стекло. Точнее, за стекло зацепилось одно ухо, правое. А во вторую секунду... ну, может в третью... я уже орала не хуже Лариски! Острая, как бритва, боль и сразу же по щеке сбежала тёплая капля...
         Наверное, с перепугу? Но я совсем не помню кто меня спасал, кто водил в санчасть, как бинтовали. В памяти только как-будто кадр из фильма: у меня голова, добротно забинтована, как у тяжелораненого бойца... я лежу дома, на кровати на белой подушке... рядом мама. Она то ли спит, то ли притворяется.
Иногда приоткрывает глаза, увидев мой марлевый шар вместо головы, закатывает зрачки под веки и опять закрывает. И я впервые слышу слово «обморок». А всё из-за Лариски... какая-то она неожиданная и недружелюбная...Не буду дружить с ней больше.

Но зато теперь я знаю что такое «карма».
Чо такое «карма».
Или, на худой конец, «шо».