Блок. Прочь. Прочтение

   Прочь






                И опять открыли солнца
                Эту дверь.
                И опять влекут от сердца
                Эту тень.

                И опять, остерегая,
                Знак дают,
                Чтобы медленный растаял
                В келье лед.

                "Кто ты? Кто ты?
                Скован дрёмой,
                Пробудись!

                От дремоты
                Незнакомой
                Исцелись!

                Мы – целители истомы,
                Нашей медленной заботе
                Покорись!

                В златоверхие хоромы,
                К созидающей работе
                Воротись!"
               
                – Кто вы? Кто вы?
                Рая дщери!
                Прочь! Летите прочь!

                Кто взломал мои засовы?
                Ты кому открыла двери,
                Задремав, служанка-ночь?

                Стерегут мне келью совы, –
                Вам забвенью и потере
                Не помочь!

                На груди – снегов оковы,
                В ледяной моей пещере –
                Вихрей северная дочь!

                Из очей ее крылатых
                Светит мгла.
                Трехвенечная тиара
                Вкруг чела.
                Золотистый уголь в сердце
                Мне вожгла!
               
                Трижды северное солнце
                Обошло подвластный мир!
                Трижды северные фьорды
                Знали тихий лёт ночей!

                Трижды красные герольды
                На кровавый звали пир!
                Мне – мое открыло сердце
                Снежный мрак ее очей!
               
                Прочь лети, святая стая,
                К старой двери
                Умирающего рая!
                Стерегите, злые звери,
                Чтобы ангелам самим
                Не поднять меня крылами,
                Не вскружить меня хвалами,
                Не пронзить меня Дарами
                И Причастием своим!
                У меня в померкшей келье –
                Два меча.
               
                У меня над ложем – знаки
                Черных дней.
               
                И струит мое веселье
                Два луча.
               
                То горят и дремлют маки
                Злых очей.
                8 января 1907








     Повторю, что весь этот цикл ("Снега" - из книги "Снежная маска") читается мной с самого начала как воплощение, можно сказать, старого кошмара Блока. Но для Блока это не было кошмаром – тем, что приходит без спроса и что давит ужасом, а…

Ал. Блок. Из дневника 18-ого года о весне-лете 901-ого:
     «
     …К ноябрю началось явное мое колдовство, ибо я вызвал ДВОЙНИКОВ[выделение Блока](«Зарево белое…», «Ты – другая, немая…»).
     »

     Он сам по своей воле вызывал их, и будучи одним из них…
Ал. Блок. «О современном состоянии русского символизма»:
     «…и, покорные его воле, добывают ему лучшие драгоценности – все, чего он ни пожелает: один принесет тучку, другой – вздох моря, третий – аметист, четвертый – священного скарабея, крылатый глаз.»

     Первый раз двойники показали ему, принесли ему зрелище прекраснейшей женщины земли – Елены Троянской («Зарево белое…»),  а уже во второй:

                «Будет день – и свершится великое,
                Чую в будущем подвиг души.
                Ты – другая, немая, безликая,
                Притаилась, колдуешь в тиши.

                Но во что обратишься – не ведаю,
                И не знаешь ты, буду ли твой,

                А уж Там веселятся победою
                Над единой и страшной душой.
                23 ноября 1901»

     И вот теперь та, безликая, облик себе нашла – с крылатыми глазами и копной змееподобных волос…

     В стихотворении герой заточен в ледяной пещере, охраняемой совами, и скован дремотой, но служанка-ночь не уследила и к нему пробились «солнца», призывая его вернуться  «В златоверхие хоромы,//К созидающей работе». То есть вот сюда:

                «Терем высок, и заря замерла.
                Красная тайна у входа легла.

                …Каждый конек на узорной резьбе
                Красное пламя бросает к тебе.

                Купол стремится в лазурную высь.
                Синие окна румянцем зажглись.

                Все колокольные звоны гудят.
                Залит весной беззакатный наряд.
                28 декабря 1903»

     Но усилия их бесполезны: рядом с ним – последняя стражница:

                В ледяной моей пещере –
                Вихрей северная дочь.

     ...которая уже три зимы держит его в своем дурмане… Официально, так сказать, от Служения он отказался в последнем стихотворении книги «Распутья»:

                «Вот он — ряд гробовых ступеней.
                И меж нас — никого. Мы вдвоем.
                Спи ты, нежная спутница дней,
                Залитых небывалым лучом.

                …Спи — твой отдых никто не прервет.
                Мы — окрай неизвестных дорог.
                Всю ненастную ночь напролет
                Здесь горит осиянный чертог.
                18 июня 1904. С. Шахматово

     С того времени и прошло три зимы.
     Но сейчас опять «небывалые лучи» пробились к нему, но он их гонит: «Прочь!»   У него:

                У меня в померкшей келье –
                Два меча.

                У меня над ложем – знаки
                Черных дней.

                И струит мое веселье
                Два луча.

                То горят и дремлют маки
                Злых очей.

Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
     «
     – «Трехвенечная тиара ...  – атрибут Изиды; ср. также трехъярусную корону римского  папы; образ связан с  маскарадом, устроенным актрисами театра В.Ф. Коммиссаржевской после премьеры "Балаганчика". Ср. у В. Веригиной о маскарадном костюме  Н. Волоховой: «Голову ее украшала диадема, которую Блок назвал( ... )  "трехвенечной тиарой"» (Воспоминания, 1.  С. 427).
      »

В. П. Веригина, «Воспоминания»:
     «
     За два или за три дня до представления «Балаганчика» [премьера – 30 декабря 1906 г.] нам пришла в голову мысль отпраздновать эту постановку. По совету Бориса Пронина решили устроить вечер масок. Вера Викторовна Иванова предложила свою квартиру, в которую потом были перенесены и субботники.
     Решили одеться в платья из гофрированной цветной бумаги и из той же бумаги сделать головные уборы. Вечер должен был называться вечером бумажных дам. Мужчинам было разрешено не надевать маскарадного костюма, их только обязывали надевать черные полумаски, которые предлагались при входе каждому.
     …Почти все дамы были в бумажных костюмах одного фасона. На Н. Н. Волоховой было длинное со шлейфом светло-лиловое бумажное платье. Голову ее украшала диадема, которую Блок назвал в стихах «трехвенечной тиарой». Волохова в этот вечер была как-то призрачно красива. Впрочем, теперь и все остальные кажутся мне чудесными призраками — и Мунт в желтом наряде, как диковинный цветок, и Вера Иванова, вся розовая, тонкая, с нервными и усталыми движениями. Я сама, одетая в красное, показалась себе незнакомой в большом зеркале. У меня тогда мелькнула мысль: не взмахи ли большого веера Веры вызвали нас к жизни? Она сложит веер — и мы пропадем. Я тогда улыбнулась этой мысли, но теперь она мне ничуть не кажется вздорной, потому что, действительно, «вдруг» исчезла наша юность и сама жизнь Блока оборвалась неожиданно и страшно.
     »
;