Высокие отношения. Глава 3. Курьез всерьез

               Ты кто, товарищ дорогой?
               Твой вид не блещет красотой ...
               Быть может, болен слепотой,
               коль не узрел кто я такой?


     Вряд ли даже осторожные и с откровенной долей юмора попытки подчиненных досадить своему начальнику бесследно предаются полному забвению. Возможно, поэтому связному лейтенанту Николаю после происшествия с фотографией Армстронга постоянно казалось, что полковник Ожегов как-то особенно придирчиво к нему относится. Может и так, поскольку на самом деле причин на то имелось предостаточно. По крайней мере, три из них на роль главных претендовали точно.

     Первую причину можно связать с курьёзным случаем, который произошёл незадолго перед первыми его учениями, столь памятными знакомством с чёрным пушистым зверьком. Не менее памятным оказался и первый день пребывания молодого офицера в части. Тому предшествовали события, именовать которые принято предтечей.

     Дело в том, что по окончанию послеучилищного отпуска, лейтенант не сразу попал в тот ракетный дивизион, где предстояло прослужить несколько последующих лет. Прежде состоялось более чем месячное нахождение в так называемом афганском резерве при дивизии, располагавшейся в городке Азадбаш, недалеко от Ташкента. Следуя начальственному приказу, резервисты отправили посылками по домам лишнее обмундирование, оставив себе только полевую чистошерстяную форму, полевую же зелёную фуражку и хромовые сапоги. Объяснялось это тем, что по прибытию к месту службы, всех обмундируют по боевым нормам снабжения. Однако недавнего выпускника училища в ограниченный контингент советских войск в Афганистане так и не отправили, неожиданно переадресовав его личность в отдельный ракетный дивизион тактических ракет комплекса «Луна-М». Воинская часть находилась в пустынной местности километрах в семидесяти от городка Каттакурган, что расположен в долине реки Заравшан по направлению от знаменитого Самарканда к не менее древней Бухаре. Скоропостижное начальственное решение не оставило ни малейшего шанса на возвращение отправленной посылки. Пришлось молодому лейтенанту отправился к своему первому месту офицерской службы, как говориться, налегке. В полевой форме, с легким чемоданчиком, позвякивающим мыльно-пузырьными принадлежностями, и командирской сумкой через плечо.

     В незнакомом городке, более походившем на большой кишлак, лейтенант, как мог, устроился, как сумел, подготовился, успев посетить и местное подобие парикмахерской. За неимением парадной формы, отгладил полевую, начистил сапоги и, в ожидании неминуемого замечания, представился командиру части. Однако справедливого командирского осуждения по поводу несоответствия формы одежды торжественности момента не последовало. Принимая доклад лейтенанта, майор Муратов как-то странно смотрел мимо прибывшего и, не проявив совершенно никакого к нему интереса, отвернулся, рассеянно бросив стоявшему рядом капитану:
     - Займись молодым. Пристрой к делу.

     Не то, чтобы лейтенант сразу как-то не понравился командиру части. Просто не интересовал его в данный момент ни этот лейтенант, ни какой-либо другой. Сам момент оказался неподходящим для любого иного интереса, кроме одного. В тот день начиналась итоговая осенняя проверка, для чего в часть прибыл проверяющий из штаба округа полковник Ожегов. А это серьёзно.

     Капитаном оказался замполит части. По большому счету и ему сейчас было не до лейтенанта. Поэтому, не долго думая над способом выполнения командирского приказания, замполит пристроил молодого, отправив его в строй:
     - Стань рядом во-о-он с тем старшим лейтенантом и, когда к тебе подойдет большой полковник, представься, да не забудь сказать, что жалоб и заявлений не имеешь.

     Передав прибывшего офицера этаким футбольным пасом в направлении общего построения с ориентиром на некоего старшего лейтенанта, капитан убежал по своим неотложным замполитовским делам. А подрастерявшийся от полного отсутствия внимания к своей особе лейтенант занял указанное место в строю при полном непонимании происходящего. Рядом стоящий ориентир впоследствии оказался как раз тем, на смену которого Николай и прибыл в часть. Покосившись на молодого, более старший понял, что прибыла замена, но свою заинтересованность почему-то никак не проявил, очевидно, как и все, настраиваясь на встречу с проверяющим.

     Николай же как-то сразу почувствовал себя не совсем на своем месте. Всё происходящее и близко не напоминало должного. Ни представления перед офицерами части, ни организованного начала приёма должности. В общем, всё не как в школе учили. К тому же и полевая форма из плотной и тяжеловатой для данного климата «ЧШ», явно не в свою пользу отличалась от лёгкой хлопчатобумажной местного воинского контингента. Лейтенантские хромачи и фуражка диссонировали особенно. На ногах дивизионных аборигенов красовались до блеска начищенные ботинки, а на головах почти ковбойского вида армейские панамы. Настоящей белой вороной почувствовал себя лейтенант. Горький привкус неприятности робко намекнул на её неизбежность.

     Проверяющий приступил к строевому смотру. Прозвучали команды, приветствия-ответствия, новые команды. Всё, что требовалось в таких случаях, выполнял и лейтенант, повинуясь общему движению и имея неплохие курсантские навыки в строевой подготовке. Далее большой полковник приступил к индивидуальному осмотру и опросу, подходя к каждому офицеру и принимая единоличный доклад следующего содержания:
     - Товарищ полковник. Командир первой стартовой батареи капитан Иванов. Жалоб и заявлений не имею.

     В принципе, каждый имел полное право, как пожаловаться на что-либо, так и заявить о чем-либо. Однако, глядя на большую и строгую личность полковника, Николай смутно представлял себе смелую возможность подобной вольности.

     Начальственный осмотр потенциальной жертвы занимал всего несколько секунд. Чувствовалась, скорее, некая дань обязательности следования установленному порядку проведения строевого смотра, нежели действительная строгость оценки соответствия внешнего вида военнослужащего непорочной доблести советского воинства. Однако ... вскоре очередь подошла к старшему лейтенанту и тот представился:
     - Товарищ полковник. Командир взвода управления, начальник связи старший лейтенант Семенов. Жалоб и заявлений не имею.

     А следующим стоял молодой, которому тоже как-то следовало представиться. А как, ежели пока ты здесь никто? Ничего не придумав другого, как объявить себя ещё в непринятой должности, Николай произнес:
     - Товарищ полковник. Командир взвода управления, начальник связи лейтенант Данилов. Жалоб и заявлений не имею.

     Полковник удивленно посмотрел на обоих якобы взводных, затем на командира части и с нескрываемым раздражением произнес:
     - Мур-р-р-атов, у тебя что, два взвода управления?

     Майор Муратов, очевидно, не ожидал такого поворота событий. Однако же, сам виноват, не стоило передавать лейтенанта в руки замполита, а следовало проявить прозорливость и спрятать его до поры, до времени. Теперь же пришлось объясняться перед проверяющим. А тот всё смотрел и смотрел на молодого. Конечно, полковник всё понимал. Однако же справедливо решил, что негоже без замечания пройти мимо этакой белой вороны. А какого замечания? Да любой сержант найдет у солдата пару десятков в един момент, при желании. А уж полковник ...
     - Кру-гом! Что за причёска, лейтенант? - проверяющий просверлил взглядом лейтенантский затылок.
     - Каттакурганская, - неуклюже и глупо пошутил тот.
     - Даю вам пятнадцать минут. Переподстричься на армейскую и доложить, - голос полковника отливал металлом.
     - Так ... где же ...
     - Запомни, лейтенант, танки клопов не давят. А посему далее разговаривать я с вами не намерен, - отрезал проверяющий и перенес своё внимание на следующего в шеренге.

     У лейтенанта в мозгу взрыв с осколками непонимания и россыпью вопросов. Как пятнадцать минут? Где парикмахерская в этой пустыне? Он что, смеется? Что делать?

     Подсказал старший сосед:
     - Бегом в штаб, там дежурит сержант по фамилии Сыч, он и подстрижет.

     Сыч находился на месте. Из мало связной речи прибежавшего уловил главное и обкарнал его ножницами как умел. На всё про всё ушло минут двадцать. В ужасе от обновленного внешнего вида, но удовлетворённый найденным выходом из безвыходного положения, лейтенант прибежал к полковнику с докладом:
     - Товарищ полковник ваше приказание выполнил. Разрешите стать в строй?
     Проверяющий внимательно осмотрел лейтенанта и неожиданно для того произнёс:
     - Я вам давал пятнадцать минут, а прошли все двадцать. Почему не выполняете приказы заместителя командующего?

     И промолчать бы летёхе, виноватость изобразив образцовую, но что-то щелкнуло в глупой молодой голове. Он-то рассчитывал, как минимум, на молчаливую похвалу за оперативность и находчивость, а ему ещё и в вину ставят какие-то жалкие пять минут. И лейтенант, очевидно думая о нанесённой обиде и переваривая информацию о полковнике, как-то неожиданно и задумчиво озвучил свой внутренний голос, в глубине сознания повторявший и повторявший последние услышанные два слова, выдав при этом в ответ совершеннейше глупый вопрос:
     - Заместителя командующего?

     Грозный проверяющий взорвался:
     - Мур-р-р-атов, я что, каждому сра…му лит-т-т-тинанту лично представляться должен??!!
     Майор Муратов побледнел, покраснел, позеленел, тяжело посмотрел, промолчал, недобро запомнил.

     Полковник Ожегов, добавив к сказанному несколько порций крепкого начальственного возмущения, ещё тяжелее посмотрел и не менее крепко запомнил. А затем, неожиданно по-стариковски вздохнув, успокоился и продолжил утомительное движение вдоль строя, терпеливо ожидающего окончания столь тягостного мероприятия.

     Лейтенант тоже вздохнул, подумав, что гроза миновала, и с легкостью молодого человека запоминать ничего не стал.

     Однако ... С тех пор, бывая в дивизионе и увидев лейтенанта Данилова, полковник Ожегов с нескрываемым сарказмом произносил:
     - А-а-а, это тот Лит-т-т-тинант, которому полковник представляться должен?