Окно в прошлое

С годами мы становимся мудрей.
И видя мир сквозь собственную призму,
Всё чаще опасаемся людей,
Всё меньше поддаёмся альтруизму.
А с возрастом на ум приходит мысль,
В концепции меняющая много:
Что вместо слов “пожалуйста, вернись”
Уместней крикнуть “скатертью дорога!”   
Любовь Козырь
Поездка на море всегда была для Верочки праздником.
Она страстно любила романтическое сочетание, которое дарила интимная атмосфера маленького курортного городка и возможность избегать жёсткого самоконтроля за каждым шагом, не опасаясь подорвать репутацию добропорядочной жены и образцовой матери.
Супруги намеренно отказывались от благ цивилизации, снимая часть дома в маленьком прибрежном поселении, чтобы ничего не отвлекало от отдыха. Только море и солнце: она, он и дети.
У каждого были личные предпочтения, свой график отдыха. Завтрак и обед готовил Антон, он же закупал продукты, укладывал в сиесту спать детей, стирал и сушил вещи; в ужин священнодействовала Вера.
С одиннадцати до трёх она была предоставлена сама себе: обедала на пляже овощами и фруктами. Вечером дружное семейство изучало окрестности, объедалось ягодами тутовника, который выращивали как корм для шелкопрядов. После отбоя неизменно наступали минуты интимной близости, которая супругам приносила неизменную радость.
Загорелая кожа, заманчиво белые участки в зоне бикини жены, немного вина и незнакомая обстановка превращали Антона в машину любви. Верочка не могла понять – почему дома всё  иначе.
Так было всегда, с тех пор как у дочки обнаружился ослабленный иммунитет и как следствие склонность к простудам. В детской поликлинике Катенькина медицинская карточка лежала на стеллаже под грифом “Часто болеющие дети”.
Антону удавалось ежегодно добиваться месячного отпуска в июле несмотря ни на что. За десять лет отдых на море превратился в ритуал, к которому относились как к необходимости и в то же время как к сказке, погружению в которую ожидали с нетерпением.
Всегда. Но не теперь, когда её монотонно-бесцветная жизнь украсилась рядом волнующих событий, обещающих щедрую награду за долготерпение. Судьба неожиданно, но очень своевременно предложила на вполне приемлемых условиях безусловную амнистию от супружеского, родительского и прочих видов неоплатного долга. Отсутствие в размеренной семейной жизни впечатляющих, дарующих вдохновение  и хмельной азарт стимулов тяготили роковой обречённостью, ворохом долгосрочных обязательств без права погашения (чем старше становились дети, тем сложнее с ними и с мужем взаимодействовать, не испытывая гнетущее чувство вины, неудовлетворённости и беспомощности), в которых она увязала “по самую маковку”.
О последствиях наивного эксперимента с незрелой чувственностью и настороженным любопытством она даже подозревать не могла, когда тринадцать лет назад легкомысленно, как оказалось позже, подставила трогательно непорочные губы для робкого поцелуя пугливому юноше с задатками неутомимого романтика, который осмелел вскоре настолько, что Верочка стала мамой в неполные семнадцать лет.
Родители подарили девочке жизнь, создали в ней зону абсолютного комфорта, но как ей правильно пользоваться не объяснили.
Нет смысла скрывать, что любовные томления накрыли её с головой сразу же после  влажного слияния губ. Вера буквально с ума сходила без объятий, без звучания Антохиного голоса, без его смущённой улыбки.
Как бесстрашно она встала на защиту своего героя, когда скрывать следы любви стало невозможно. Это было время пылких восторгов, триумфальных открытий и головокружительных побед.
Первые разочарования настигли позже, когда родилась Катенька или немного раньше. Беременность обнажила суть совсем иной любви, где за всё, тем более за полёты над бездной чувств и эмоций, нужно платить ответственностью, усталостью, болью, массой строгих запретов и жёстких ограничений.
Согласитесь, отказаться от беззаботного детства в пользу абстрактной любви (кроме кратковременно волнующих форм интимной близости и эмоционального подъёма в минуты возбуждения она не несла другой нагрузки), суть которой растворяется в навязанных  обстоятельствами хлопотах и тревожных мыслях о жизни как испытании, под силу не каждому.
Верочка не была декабристкой. Она страдала, отчего невольно выцветал образ любимого. Материнский инстинкт то просыпался, то надолго брал отгулы. Антон позволял своей девочке оставаться ребёнком, маленькой девочкой, которую любят просто так, ни за что. Он легко освоил навыки папы и мужа, тем более, что родители скинулись, купили чадам квартиру в старой деревянной постройки двухэтажке с удобствами во дворе.
В восемнадцать лет миниатюрная Верочка с невесомой фигуркой, игривыми косичками и озорным легкомысленным взглядом выглядела семиклассницей. Малознакомые люди считали её ребёнком. Это впечатление она талантливо поддерживала. На обручальное колечко мало кто обращал внимание. Когда узнавали, что шаловливое дитя – жена и мама, перешёптывались, удивляясь, – неужели современные нравы настолько извращены, что девочки играют в дочки-матери по-настоящему, как взрослые?
Постепенно жизнь наладилась, вновь заиграла яркими красками. Шрамы, нанесённые депрессивными переживаниями, зарубцевались.
На поверхности. Изнутри Верочку снедала грусть-тоска-кручина. Основная часть жизни переселилась в область непознанного, в мир фантазий, где всё было иначе, где как в сказке были кисельные берега и текли молочные реки.
Быть женой и мамой оказалось неинтересно и сложно. Всё реже наступали моменты просветления, когда становилось жутко интересно играть с Антоном в любовников, когда накрывая на стол, ждёшь, что мужа заинтересуют голые коленки и прочие аппетитные формы, что он дерзко запустит руку под подол и тогда будет не до еды, когда этого изысканного десерта очень-очень-очень хочется.
В такие минуты ставший вдруг раскалённым воздух звенит от напряжения, сладко наливается соком то, чему предстоит испытать особенно пылкую страсть, в соблазнительном чувственном танце кружится голова, дрожат от напряжённого предвкушения неминуемого праздника возбуждённые внутренности.
Верочка мечтала о подобных счастливых мгновениях, ценила откровенную искренность мужа, его неиссякаемый оптимизм, желание и умение бескорыстно любить. Только сама уже как бы и не любила, не могла заставить себя притворяться. Антон стал предсказуем, привычен, в нём не было больше загадок и сюрпризов. Её всё глубже засасывала в необъятное пространство монотонной обыденности вязкая скука.
И тут появился Он – человек из сказки. Это был Кирилл Аверченко, школьный друг мужа, которого совершенно случайно встретил Антон в магазине и по простоте душевной пригласил на ужин.
Мужчина поглядывал в сторону Веры урывками, тайком. В его взгляде было столько неподдельного интереса, столько энергии и обожания, что у неё перехватило дыхание, а грудь и шею обсыпало нервными пятнами.
Прощаясь, Кирилл словно невзначай, незаметно для Антона  прижался к ней бедром, нежно сжал кукольного размера ладонь. Верочка вспыхнула. Не было сказано ни одного слова, но диалог состоялся.
Всю ночь Верочка крутилась как уж на сковородке: ей в откровенных сюжетных комбинациях снился Кирилл. Она называла его любимым. Поцелуями иллюзии не ограничились. Лишь предельная близость к телу мужа ограничивала активную фазу вулканической деятельности интимных фантазий.
Можно было ограничиться иллюзиями, положить их на полку памяти как приятную безделушку, как диковинный сувенир, но Кирилл подстерёг утром по дороге в детский сад, – ты моя женщина, я сразу понял. Не нужно ничего говорить. Жду у почты.
Вера колебалась лишь несколько шагов. К месту встречи она не шла – летела, ярко переживая сомнение, что это окажется плодом возбуждённого воображения. Но мужчина ждал с букетиком анютиных глазок.
Как оказались у него дома, юная женщина упустила из внимания. Она мелко дрожала всем телом, словно школьница на важном экзамене. Медовой ловушкой её тело терзали музыкальные звуки и рождённые ритмами эмоции из серии неуправляемых импульсов, приводящих в движение потоки вездесущих гормонов. Слов не понадобилось. В момент наивысшего восхищения, когда Вера со страшной силой пьянела непонятно отчего, глядя ему в глаза, когда прилив крови явственно обозначил её личные желания и приоритеты, Кирилл уверенно расстегнул верхнюю пуговку, проникая языком в жаждущий ласки рот. Это было божественно приятно.
Женщина перестала чего-либо соображать. Гипноз это был или что иное – неважно. Ей было хорошо. Не задумываясь плыть в облаках эйфорического восторга – что может быть прекраснее и вкуснее?
Душа нечаянного любовника изнемогала от восхищения, блаженно корчилась в предвкушении трепетно-сладостного азарта в тисках невыносимого энтузиазма, ощупывая глазами и руками доступные для контрабанды впечатлений сокровенные женские тайны, доверчиво выставленные напоказ, плотоядно облизывалась, растворяясь без остатка в бессознательно-агрессивном эротизме, захлебывалась от неожиданного обещания счастья.
В тот период времени Кирилл перманентно пребывал в состоянии активного поиска пикантных впечатлений, поскольку довольно долго жил один, но в данную минуту не был готов принять столь щедрый подарок, несмотря на то, что желанный объект сам мечтал стать жертвой бурных эротических действий. В нём всё ещё боролись противоречия: Антон его друг, как быть с этим обстоятельством?
Кирилл затаил дыхание, высвобождая руку из фривольно оттопыренного декольте, но обжигающее прикосновение к дерзко восставшему соску не оставило следа от сомнений. Белоснежная упругая кожа груди, откровенно порочная стойка её соблазнительно выпуклых форм, умоляющий взгляд хозяйки чарующих прелестей – что может быть горячее?
Верочка мучительно переживала факт измены, но то, что подарил Кирилл – настоящее, а супружеская жизнь – нечто не совсем реальное, ведь от былых переживаний не осталось следа. Конечно, она благодарна мужу за смирение и покорность, за доброту, великодушие, верность, но ей нет ещё тридцати, а изношенные в лоскуты интимные отношения не обещают вознаграждения даже в будущем. Жить нужно сегодня, сейчас: именно это Верочка поняла, влюбившись в Кирилла до беспамятства. Только бы он хотел и чувствовал то же самое.
Разбуженное любовником влечение мешало спокойно жить рядом с Антоном. Вера не могла не думать о Кирилле: соблазнительный мужской образ давил на психику, вынуждая напрягать участки мозга, ответственные за глубинные инстинкты, повелевающие немедленно, сию же минуту удовлетворять ненасытные порочные желания. Иногда коварное сладострастие подкрадывалось в самое неподходящее время – в присутствии посторонних или ночью, рядом с мужем. Приходилось искать уединённое место, чтобы хоть как-то успокоить безрассудное искушение.
Справиться с любовной лихорадкой не было сил.
Это невыносимое состояние положило начало порочной связи, которая завладела всем её существом. Кирилл тоже увлёкся. Немного погодя он не мог представить жизнь без свиданий с Верочкой. Наверно его поразили те же бациллы, что и её.
Рано или поздно тайные желания вылезают наружу, нарыв вскрывается. Любовники испытывали стойкий дефицит общения. Надо было искать точку равновесия. Инициатором радикальных мер, как ни странно выступил Кирилл. Именно он предложил жить вместе.
Для Верочки принятие ответственного решения неожиданно стало непосильным бременем. Семейную жизнь женщина рассматривала как добровольную каторгу, но ведь в ней были и положительные моменты, которыми она гордилась, в том числе ежегодный отдых на море, вылазки выходного дня, коллективное принятие значимых решений. Одно дело тайные измены, совсем иное – масштабное крушение не только семьи, но всего накопленного за тринадцать лет багажа: устоявшихся привычек, традиций, социальных связей, мировоззрения, моральных и нравственных ценностей.
Да, семейная жизнь не удалась, но кто сказал, что с любимым всё в одночасье станет волшебным, что тыква превратится в карету, а не наоборот? Опять же дети: будут ли они счастливы и беззаботны с новым отцом, да и нужны ли они Кириллу? Наверно ему захочется наплодить своих наследников, и всё начнётся сначала: беременность, тошнота, боль, бессонные ночи, заботы, скучные домашние хлопоты. Но ведь всё это у меня уже есть!
Но нравственные терзания не были способны остановить полёт эротических фантазий. Ночная кукушка требовала немедленного удовлетворения разыгравшейся похоти. Пришлось учиться интриговать с собой, играть сразу несколько ролей, манипулировать собственным сознанием, уговаривать совесть.
Жизнь опять перестала радовать. Сказочное королевство разваливалось на фрагменты, любой выбор становился фатальным. Антон видимо стал о чём-то догадываться: слишком уж заботливым хотел казаться, любые унижения принимал как должное, хозяйственные заботы и воспитание детей безропотно возложил на себя. Это особенно бесило: слишком уж добренький! Где ты раньше был? Этого всего могло не случиться, если бы…
– Если бы что, – задавала она себе жестокий в своей откровенности беспощадный вопрос и заливалась слезами, поскольку сама не могла на него ответить. Все претензии к мужу оказались надуманными, дутыми. При близком рассмотрении его не в чем было упрекнуть. Именно этот факт стал решающим. Верочка надумала разорвать затянувшийся слишком крепко узел одностороннего семейного конфликта бегством. На то, чтобы обсудить, выслушать мнение Антона, поговорить с детьми, не хватало характера. Женщина поняла, что зла на себя, а наказать за свою слабость решила мужа.
С Кириллом замысел с таинственным исчезновением был согласован заранее. Любовник продал квартиру, купил домик на побережье в станице, где жили родители, устроился там на работу. Голова, похоже, не работала и одного, и у другого. О деталях реализации преступного любовного сговора, о том, что сохранить инкогнито в любом случае не получится, а проблемы решать придётся, они не побеспокоились.
Верочка должна была остаться в обеденное время на пляже и не вернуться, только и всего. Автобус, две пересадки. Три часа в пути и беззаботное счастье навсегда. Вещи к чёрту, только документы и немного денег, остальное – забота Кирилла. Она любит его, он её. Всё замечательно.
Дети поймут. Она заберёт их потом, когда-нибудь. Если позволит любимый, если не придётся рожать от Кирилла, если…
– Если! Что я делаю, глупая?! В тридцать лет начинать сначала то, что в прежней жизни принесло лишь разочарования? А Кирилл, что я о нём знаю, кроме того, что он бесподобный любовник, – задумалась вдруг Верочка на автостанции за сто с лишним километров, разделяющих её от семьи, дожидаясь автобуса в страну любви, где её ждала полная неизвестность.
Солнце в зените раскалило асфальт до точки плавления, а Верочка вдруг почувствовала озноб. Обратный автобус стоял с включенным двигателем. Думать, покупать билет некогда. Пришлось договариваться, ехать стоя.
– Можно чуточку быстрее, – торопила она водителя.
– У меня график.
– А у меня катастрофа. Жизнь рушится.
Как назло на серпантине автомобили еле тащились. Верочка с ужасом наблюдала неумолимый бег часовых стрелок, приближающий расплату за беспечность, точнее за преступление.
– Через тридцать минут Антон разбудит детей. Потом они отправятся за ягодами и фруктами. Путь до пляжа займёт ещё двадцать минут. Скажу, что ходила за мороженным.
Вера догнала семью перед самым пляжем.
– Чего это ты так запыхалась? Кстати, у меня для тебя сюрприз – бутылочка холодного шампанского. Сегодня тринадцать лет нашему первому поцелую. Не стоит нарушать традицию.
– Неужели помнишь? Какой же ты романтик, Антоха! Именно за это я тебя и люблю.
– Ой, ли, – муж задумчиво посмотрел на неё, как-то по-особенному вздохнул.
– Неужели знает, – пронзила Веру внезапная догадка, – впрочем, сложно было не заметить. Я ведь была не в себе. Как же теперь быть с Кириллом?
После этой нечаянно заскочившей совсем некстати в сознание мысли у Верочки в голове начала с ускорением крутиться вторая серия вызывающе неприличной мелодрамы с участием обманутого любовника. Отказаться от сладкого так сложно, даже когда на кону стоит чудом сохранившаяся семья. Но первый поцелуй – слишком серьёзный повод, чтобы его игнорировать.
– Напомни, Антон. Как давно мы с тобой не целовались.
– И не только. Сегодня я намерен в полном объёме наверстать упущенное, но не сейчас и не здесь. Приглашаю на свидание… в двадцать два по Москве.
– Кажется, я подгорела. Загорайте одни. Праздничный ужин с меня. До вечера… любимый.
И вновь её душу принялись немилосердно терзать сомнения в том, что поступила верно, – на всякий случай надо послать Кириллу телеграмму. Пусть пострадает, с него не убудет. Мне тоже сегодня придётся не сладко. Годовщина как-никак, нельзя отказывать мужу. Он так старается. А ведь когда-то давно мне было с ним так расчудесно, просто сказка. Может быть, стоит вернуться в прошлое?