Ев. от Странника. гл. 59. Карты в руки

            Карты в руки, – ствол к виску


      Мелодия звучала в голове Лейлы почти беспрестанно, но не казалась навязчивой. Она была похожа на лейтмотив-композицию Бадаламенти, что порождает собою все остальные музыкальные пьесы того места, которому принадлежит. Словно сам ветер времени играл на струнах вечной души дьяволицы, создавая нечто неуловимо-прекрасное. Чтобы услышать музыку своего сердца, как есть, наяву, – следует исключить все посторонние звуки, покинуть трехмерие и войти в некий транс, от всего отрешившись. Лейла могла это сделать, была даже способна оживить их с Прозерпиной мелодию – выразить ее во всей радуге нот, определить яркими красками контуры ритмов и создать палитру-симфонию, добавив ко всему многозвучию инструментов и партию своего волшебного голоса, но она понимала, что тем самым убьет ее суть. Что лишь стоит этой песне покинуть мир призраков и возникнуть в сфере пределов, – ее сердце погибнет.

      — Почему ты боишься написать эту песню? – спросила Нагиля. Ее голос звучал, будто говор перелетных гусей в чистом воздухе осени, растворенный в нем вместе с янтарным тихим шелестом листьев. – Мне вдруг вспомнилась одна грустная сказка.
      — Понимаю, о чем ты, – почти так же по-птичьи, в унисон ей ответила Лейла. – О печальной песне Аделаиды, – про историю с табакеркой, которую подарила наша мать Данте. Думаю, что ты знаешь не все, или запомнила только то, что хотела услышать.
      — Так расскажи мне. Нам лететь еще долго.
      — Хорошо, только без комментариев. Слушай, не перебивая меня, до конца.
      — Моей няне это совсем не мешало.
      — Твоя няня бездумно пересказывала тысячи раз то, что сама многие сотни раз слышала, а мне нужно поведать тебе самую суть, «не сбивая дыхания».
      — Но ведь ты поняла, что я слышу тебя. Только у идиотов мысли медленней слов.
      — Тогда перестань щебетать, как певчий дрозд, сбежавший из клетки, и прислушайся-вникни. Начало ты знаешь. Когда-то давно знатный демон влюбился в земную красавицу – в обычную смертную. Аделаиде было шестнадцать. Он помог ей стать ведьмой и взял с нее клятву о том, что спустя одиннадцать лет она бросит все, чего успеет достичь, и уйдет с ним куда бы то ни было. Демона звали Данте…

      …Его звали Данте, и он вновь наблюдал за нею из своего запределья. Касался взглядом ее волос, скользил по ногам, ласкал плавный изгиб выше, пожирал глазами открывшуюся упругую грудь, белую тонкую шею, окунался в каждую тень, любовался лицом, прекрасным и без косметики, без этих огромных «египетских стрелок». Он любил ее почти беззаветно и буквально рисовал в своих мыслеобразах, как верх совершенства. Из тысяч ракурсов в миллионах зеркал он выбирал наилучшее, ретушировал сердцем, а затем вновь лепил, созидал, брал в ладони, подобно драгоценному кубку… и снова пил ее суть, а она тревожно спала и чувствовала душою каждое прикосновение, ощущала и слышала каждый его исполненный томления вздох. Однажды ей приснились его глаза, – это было прекрасным кошмаром. Его действительно звали Данте; он был мужественен, силен и высок, но строен и красив как полуночный бог. Голубоглазый бог с белыми волосами до плеч. Непослушные локоны падали ему на лицо, и от этого взгляд казался еще ужасней. Большие холодные глаза демона светились силой ожившего аметиста. Они пронизывали Аделаиду насквозь, заставляя ее душу дрожать и сжиматься в древнейшем всепоглощающем страхе.

      Ни говоря о себе ничего, холодный камень читал ее, как открытую книгу, а вслед за страхами Боли и Неизвестности, душе девушки ведом был лишь один бессознательный страх, – страх быть полностью кем-то Прочтенной. Но он читал ее, читал каждую ночь, причиняя этим страдания, покушаясь на первозданную тайну, утрата которой грозила Аделаиде печальной и страшною участью. Существо, которым становится лишенная тайны душа, ужаснее любого кошмара, какой себе только может представить человеческий разум.

      Когда же самая сокровенная часть Аделаиды стала ему доступна? Возможно ли лишить невинности душу? Да, по сути возможно, но виной сему не грехи, не разум-познание и не наркотики. Последние – лишь маленький ключик, открывающий дверь в Преисподнюю немногим из тех, кто по каким-то причинам принадлежит нашему странному непостижимому миру. К ним Геенна может взывать. И если обреченный, услышав зов, не откроет сам двери, то в них начнут стучаться нагло и грубо. И как бы человек ни старался, сколько б ни прятался, – в конце концов, преграда все равно будет разбита. Вместе с этой плотиной часто рушится – бьется в дребезги и все отражение мира в сознании бдящего. Ибо невозможно узнать правду о сущем и не лишиться при этом рассудка.

      Демон был терпелив. Получив обещание, он долго ждал, но оказался обманут. Освободившись от тела, его возлюбленная испугалась вечности с ним в Темном мире. Увидев Данте и, возможно, почувствовав себя неготовой и недостойной, прекрасная Аделаида ускользнула от него, как утренний сон, – тонкой дымкой потянулась к белому свету и растворилась в нем почти без остатка.

       Данте был безутешен. Но он снова ждал. Сотни лет он следил-наблюдал за Землей, ожидая появления Аделаиды, потому, что был очень умен и знал, что она не исчезла бесследно. Потрясая воображение настоящих художников, поэтов и ведьм, печальный демон появлялся в человеческих снах; ведь сны – это то самое место, где время тоже идет по-иному, где можно узнать о происходящем все без утайки в предельно короткий срок. Данте верил, что снова встретит свою возлюбленную, а вера демона – не пустой земной звук, не помутнение разума, но суть великая сила. Главная преграда между Геенной и Ассией – время. Наши миры живут с разной скоростью, посему почти недоступны друг другу. Собрав всю свою волю в кулак и заглянув в человеческие грезы на считанные мгновения, демон отсутствует в своем мире долгие дни.

      Три земных века понадобилось душе Аделаиды для нового воплощения в Яви, – Данте в этот срок прожил тысячи лет. Менялись эпохи, династии, рождались и погибали великие кланы, росли и превращались в пыль города, – а он ждал. При дворе его давно считали странным и даже безумным, но каждый, имевший наглость посягнуть на его владения и его власть, быстро убеждался в обратном. Любую войну Данте выигрывал легко и изящно, любые интриги решал, как смешное затейливое уравнение.

      И вот, однажды, с немалой выгодой закончив очередную игру, один из самых знатных рыцарей Преисподней взял долгожданный отдых от дел. Глубоко в своих темных угодьях, недосягаемый для врагов, Данте вошел в сапфировую пещеру прозрачного сна и сел на каменный трон. Ядовитые испарения подземелья помогали ему пробыть в забытьи столько времени, сколько было необходимо для продолжения поисков. Окутанный клубами желтого серного пара, демон спал, но впервые за три тысячи лет на лице его блуждала улыбка. Он слышал песню, и голос ласкал его слух. Данте не мог ошибиться, – ее пела Она, его Аделаида...

      Данте очнулся. Выбравшись из пещеры, нетвердой походкой он подошел к своему коню, поднялся в седло и безжалостно погнал скакуна, до крови вонзая ему в бока злые шпоры. Спустя сутки, загнав насмерть лучшего из коней, он стоял на колене, склонив голову перед недавно взошедшей на трон первой истинной королевой Геенны.

      — Приветствую тебя, славный рыцарь, – сказала Лилит. – Встань и присядь со мной рядом. Мне ведомы твои беды. В отличие ото всех, я знаю и о твоих долгих поисках.

      Лицо Данте оставалось бесстрастным. Молча он исполнил приказ.

      — Ты достойный представитель своего древнего рода, и я буду только рада его продолжению. Брак рыцаря Преисподней – событие государственного масштаба, если слово государство применимо для союза наших независимых княжеств, которыми нам приходится управлять. Я даю тебе свое согласие на извлечение. Но, когда ты заключил договор и скрепил его своей кровью, ты создал новый Закон. Закон – соглашение, по которому мы имеем право извлекать избранных нами лишь по достижению ими двадцати семи лет.
      — Как могло такое случиться? – Данте посмотрел в глаза дьяволице и не отвел взора.
      — Бюрократия… Твой случай был записан не в ту книгу, но действия твои нашли одобрение. Историю прочел Самаэль. Ему эта идея показалась весьма справедливой-разумной, и он внес поправку в закон. Еще две непременные подписи скрепили созданный договор. Теперь это правило непреложно, – терпи. Я знаю, что ты захочешь и впредь наблюдать за своею возлюбленной, влиять на нее и беречь. Тебе будет необходимо мое покровительство, посему, – вот, прочти.

      Вошедший слуга безмолвно положил на стол пред демоном документ – приказ о назначении на королевскую службу.

      — Это как раз тот самый случай, когда я не в силах отклонить предложение? – усмехнулся Данте в ответ.
      — По мне, так все справедливо, – пожала плечами Лилит. – Ты, наконец-то получаешь над нею полную власть, не опасаясь последствий, а мы – принимаем твой меч.
      — Если бы только мечом вершилась судьба нашего мира, – вздохнул демон, подписывая договор-приговор.
      — Вот и добавь при дворе перевес в сторону чести, – парировала дьяволица. – Уверена, что мой не в меру щедрый и справедливый супруг, – добавила она с легким сарказмом, – вновь дарует тебе свободу, как только дела наладятся. Держи, это маленький подарочек от меня, – добавила Лилит напоследок, собственноручно протягивая Данте музыкальную табакерку.

      Открыв ее, печальный демон вдохнул понюшку жгучего табака. Его голова закружилась, а перед глазами возник прекрасный поэтический образ. Возлюбленная демона стояла напротив костела на кладбище перед своей могилой и пела красивую грустную песню – песню ее скорой и неминуемой смерти.


      — У каждого из нас есть своя песня жизни, ноктюрн любви и гимн смерти, – вздохнула Нагиля. – Думаю, что тогда Джойс и написал эти строки.

      Вечерний сумрак – аметист, –
      Все глубже и темней;
      Окно мерцает, свет искрист
      В густой листве аллей.
      Рояль тихонько прозвучит...
      Чуть на мажорный лад;
      А над клавиром – малахит, –
      Глаза ее блестят.
      Касанье пальцев – как игра;
      Взгляд – трепетный магнит.
      Огнем вечерняя заря
      Горит как аметист.

      — Только он? – спросила Лейла недоуменно.
      — Но тут о глазах Данте.
      — И это все, что ты поняла для себя?
      — Мелодия сердца похожа на тайное имя Бога, которое нельзя произносить вслух.
      — Тебе, – это уж точно.
      — Почему?
      — Стоит тебе, сестра, что-то озвучить, – что бы то ни было, – как от прежнего смысла этого не остается почти ничего. Ты похожа на Изумрудную скрижаль Трисмегиста. Впрочем, я не зря сейчас прокрутила эту легенду в своей памяти.
      — Что-то поняла для себя? – Нагиля ничуть не обиделась, хоть и понимала, что в своих репликах может показаться несколько приземленной и далекой от истины.
      — Да, я думаю, что используя закон из этой легенды, смогу растянуть свои каникулы на куда больший срок, чем рассчитывала. А еще, если вдруг услышу или прочту что-нибудь, относящееся к ней в другом мире, то смогу осознаться.

      Нагиля промолчала и погрузилась в раздумья. Кровавое солнце уже коснулось линии горизонта, украсив море искрящейся алой дорожкой, когда ей и Лейле открылось потрясающее и величественное волшебное зрелище. Под прозрачной толщей тихой зеленоватой воды показались коралловые рифы. Они обрамляли идеально круглую, синюю до черноты, глубоководную впадину – вертикальную морскую пещеру, ведущую неизвестно куда. С высоты птичьего полета это место выглядело захватывающе, но слегка жутковато.

      Лейла почувствовала, что синяя бездна ее затягивает, – кружилась голова, стало неспокойно, тревожно, а сил едва хватало на то, чтобы просто парить, подставив крылья восходящему потоку теплого воздуха. Взглянув на сестру, она поняла, что той приходится и вовсе несладко, – Нагиля выглядела так, словно вот-вот потеряет сознание.

      — Нам нужно найти хоть какой-нибудь островок, – крикнула Лейла, и начала понемногу снижаться.

      Медленно огибая рифовую корону, дьяволицы увидели юную девушку, сидящую на подводной скале, и устремились немедленно к ней. Выступающая над морем всего на несколько сантиметров плоская поверхность скалы оказалась удивительно мягкой, но скользкой от водорослей. Девушка повернула голову и с интересом посмотрела на Лейлу и Нагилю, осторожно приземлившихся рядом.

      — Крылья и хвосты вам очень идут, – сказала она с легким сарказмом. – Добро пожаловать в мои владения, демонессы.
      — Атрагарте? Но почему же ты... не зеленая? – искренне удивилась Лейла, обращаясь в свой былой облик, с тем чтобы показать невраждебность.
      — Выглядишь лет на семнадцать, – добавила Нагиля.
      — Люблю понежиться, позагорать в лучах заходящего солнца, – уклончиво ответила королева русалок. – Вам, конечно же, не терпится увидеть своих мужчин?
      — Уверенна, что они в полном порядке, – ответила Лейла. – Но ты ведь не просто так открыла нам один из своих секретов? И помогаешь отнюдь не по доброте душевной. Поговорим о том, чем мы можем быть полезны сейчас для тебя?
      — Согласна. Хоть и звучит как-то обидно. Я не настолько бесчувственна, как ты думаешь. Люблю делать добро, особенно родным и близким.
      — Значит, это все правда? Ты и отец? – В голосе Лейлы прозвучали едкие нотки ревности.
      — Иногда слухи оказываются правдой, – спокойно ответила Атрагарте. – И у нас есть дочь.
      — Эта обдолбанная пигалица – дочь Самаэля? – воскликнула Нагиля.
      — Первый блин комом, – беспечно и неоднозначно ответила Атрагарте, с улыбкой поглаживая плоский животик. – Могу я быть с вами двумя до конца откровенной?
      — Думаю, что у нас хватит ума не плюнуть в твой темный колодец, – усмехнулась Лейла в ответ.
      — Именно. Считайте излечение Сидоная моим даром Нагиле и демонстрацией силы. Я верю в ваш с ним союз и возлагаю на него свои надежды.
      — Что ж, почти ясно. Мы расставили точки над «и». Может, теперь по делу? Что тебе от нас нужно?
      — Участие. Я не хочу стоять в стороне, наблюдая, как вы перекраиваете весь мир под себя.
      — Мы всего лишь идем, каждая к своей цели. – Лейла сделала невинное личико.
      — Все ваши рокировки со свадьбами будут иметь весьма ощутимые последствия. Полетят головы, рухнут финансовые структуры, начнется передел, а то и война.
      — Всякие переделы и кризисы нам не страшны, а война только на пользу инвесторам. Думаю, что и ты сможешь найти в ней немалую выгоду, – вставила свое слово Нагиля.
      — Скажи мне, восточная красавица, почему всех так притягивает море? – задумчиво спросила Атрагарте.
      — Возвращение к истокам, наверное. Мы все вышли из моря. Жизнь зародилась в воде.
      — Логично, – кивнула королева русалок. – Но логический разум зародился на суше, если, конечно, считать разумом умение вычислять. Быть может, пришло время и мне эволюционировать?
      — Ты хочешь покинуть свою стихию, захомутав отца? – прямо спросила Лейла.
      — Променять море на нижний Ад? О нет. Как не бы был мне дорог Яд Бога, но я вовсе не декабристка. К тому же привыкла, что приказы отдаю я. К нему отправится Айрин. Думаю, Лейла, ты поможешь ей обратиться. Так ведь?.. Пока не стала еще одной спящей красавицей.
      — Сдается мне, – ты знаешь все и обо всех, – поморщилась Лейла. – Помогу, если она сама этого пожелает. В нижнем Аду обращение необязательно, – там есть множество мест пригодных для жизни русалок. Как я понимаю, – это еще не все?
      — Конечно. Пока я не выращу себе достойную смену и не создам собственную империю на каком-нибудь острове, – останусь королевой русалок. Но это тело… Мой земной облик очень недолговечен. Только в лучах заката я могу быть такой. А у меня есть нереализованные желания и фантазии, – их накопилось уже очень много. Понимаешь меня?
      — Понимаю, но не могу взять в толк, при чем тут я?
      — Позволь мне иногда пользоваться твоим чудным телом.
      — Ты смеешься надо мной? Воспользуйся шкуркой одной из моих подруг или горничных. Я все устрою.
      — Это не то. Только твое тело меня устроит – лишь твоя горячая кровь, только твои изысканные черты, очарование и твой шарм достойны королевы русалок.
      — Черт бы тебя подрал, Атрагарте! Я ведь сама – демонесса, – а ты хочешь меня натянуть. А где гарантии того, что ты не испортишь мою оболочку или не сделаешь нечто такое, о чем мне придется потом сожалеть?
      — Мне симпатичны твои сомнения и опасения, но это то, чего я хочу.
      — Как я понимаю, – выбора у меня нет? – со вздохом спросила Лейла, глядя на скользящие по ровной морской глади зловещие акульи треугольные плавники.
      — Если только... ты не хочешь отказаться от своих прежних планов, – холодно ответила Атрагарте.

      Лейла задумалась: «Все ее последние достижения превратились вдруг в карточный домик. Атрагарте не блефовала, – она могла разрушить ее планы, причем, легко и почти безнаказанно. Они тут никто, а королевы умеют играть ва банк. И где гарантии того, что эта русалка не захочет навсегда завладеть ее телом?».

      — К тому времени, как ты вернешься, у меня уже будет свое, – уверенно ответила Атрагарте. – Я не хотела лезть тебе в голову, но ты мыслишь так громко, что поневоле услышишь. Я обещаю, что твоя тушка будет в полном порядке и замечательном тонусе... во всех смыслах. Вот тогда, когда убедишься и мы встретимся с тобою на суше... Я надеюсь, что тогда мы легко найдем общие интересы.
      — Да, действительно, глупо было подумать, что ты не умеешь стратегически мыслить, – Лейла кивнула и прикусила губу. – Но сдается мне, ты что-то не договариваешь.
      — При всем уважении, – вам и не обязательно всего знать.
      — Ну что ж, так даже лучше, – неожиданно ответила Лейла. – Однако, – quid pro quo, – пользуясь этой шкуркой, тебе придется иногда играть мою роль. Сможешь сделать так, чтобы никто не усомнился в моей адекватности, и я не лишилась своего влияния, власти?
      — В этом можешь не сомневаться. Никто из непосвященных даже не заметит твоего отсутствия. Я обо всем позабочусь, а также буду поддерживать контакты и связи. Сделать что-либо слишком уж мерзкое мне не позволит Лилит. Да и Нагиля станет за мною присматривать, – так ведь? В общем, когда вернешься, – все будет работать как часики.
      — Тогда приступим?
      — Приступим, – ответила Атрагарте, как бы нехотя протягивая свою руку.
      — Еще кое-что, – сказала через минуту Лейла, облизываясь. – Даже не вздумай пытаться снять серьги.
      Нагиля посмотрела на Атрагарте. Королева русалок приложила мокрые водоросли к ране и на мгновение потеряла самоконтроль от нахлынувшей злости. Лейла же – непринужденно улыбалась. Хоть ее улыбку и можно было назвать зловещей, никто не смог бы определить – блефует она, или нет.
      — Вижу, – трах с игроком Сидонаем не прошел для тебя даром, – съязвила Атрагарте, покосившись на Нагилю.
      — Карты в руки, – ствол к виску, – ответила Лейла. – Можем мы теперь увидеть его и отца?
      — Следуйте за мной, – ответила королева русалок с прохладою в голосе и красиво нырнула в воду.

      Набрав полные легкие воздуха, дьяволицы последовали за ней.


                ******


      Панк очнулся от того, что кто-то схватил его за шиворот, начал трясти и бить ладонями по щекам. Оглянувшись, он увидел, что стоит на улице, возле бочки с талой водой, в которую зачем-то погрузил до этого свою голову. Вода стекала за воротник робы по успевшим отрасти волосам. Из-за огромных вековых елей уже светило весеннее солнце.

      — Собирайся, придурок. На работу пора идти. Бери топор и крючки, – сегодня сучкорубом поработаешь. Если решил сдохнуть, – делай это нормально, а не у всех на виду, – сказал бригадир Паша.

      Дав Панку, «для пущей подвижности», хорошего пинка огромным кирзовым сапожищем, Паша поморщился на солнце и радостно вдохнул сырой смолистый приторно-болезненный воздух. «Скоро сойдет последний снег, и полетят комары. Будет скверно. Но пока… пока еще на Севере для работы золотая пора, – надо радоваться жизни», – мудро решил он и достал из пластмассовой аптечки, служившей ему портсигаром, сигарету «Прима», кажущуюся малюсенькой в его огромной мужицкой руке.


                ***WD***



      *Сфера пределов – суть любое самостоятельное отражение или continuum Verus Mundus.


      Следующая глава - http://proza.ru/2022/04/17/1524

      Предыдущая глава - http://proza.ru/2023/01/02/694

      Начало повести - http://proza.ru/2021/02/24/1297