Немецкая овчарка

  Немецкая овчарка
 

Папа назвал её Сильва.
Он привез её из Кишинева,  город столица  Молдавии, где одно время жили его родители с младшей дочерью Маней и их внучкой Ланой.
История собаки такова.
Она спасла  жизнь деду Ефиму, дом  от пожара и  почетно заслужила звание  героя   семьи Яловых.
Тук- тук -тук 
Тук- тук -тук рано утром, я просыпаюсь  с этим звуком и иду во двор.
Это папа мастерит будку для Сильвы. 
Она сидит на четвереньках вытянув передние лапы и наблюдает за работой папы.
Я присоединяюсь к этой картине, папа продолжает стучать молотком я держу баночку с гвоздями, подовая их один за другим папе.
Будка почти готова,
Папе надо идти на работу и Сильва отправляется в свой новый дом.
Я иду за водой, наливаю  ей в миску, наблюдая, как она с ней справляется и жалею еe , так как на ошейнике у нее цепь.

Вообще чувство жалости к Сильве  у меня сохранилось на всю жизнь, даже сейчас когда я пишу свои детские воспоминания, я зримо вижу её печальные  глаза.

Немецкая овчарка, у меня было какое то двойное чувство к ней.
С одной стороны мне её было жалко, а с другой я насмотревшихся фильмов о войне, где немецкая овчарка выслеживала сбежавших военнопленных и накидывалась на них , я видела в  Сильве ту хорошо выдресерованную, сытную ,  холеную  немецкую собаку.
Так тебе и надо говорила я ей, с опаской проходя мимо Сильвы, которая вдруг округлилась и больше полеживала, греясь под лучами солнца которое   освещало её жилище построенного между нашим сараями сараем нашего соседа Николая Ивановича Киселeва.
Я думаю у него, проведшего детские годы в партизанских лесах около Ошмян с матерью и сестрой, Анной Ивановой Боборыкиной, женой редактора нашей районной газеты Ошмянский Вестник было такое же чувство к Сильве. 

В один из таких летних дней, когда солнце стоит долго на небосклоне Сильва стала мамой  сразу пяти маленьких щенят.что привело в умиление всех  обитателей  нашего  дома на улице Мицкевича 65.
Даже  довольно угрюмый Алексей Башков стал улыбаться глядя на щенят, не говоря уже на обитателей их соседнего сарая, двух коз, которые после прихода с луга, прежде чем отправится в сарай, останавливались полюбоваться на новорожденных щенков нашей уже мамы Сильвы.

Папа собрал всех детей двора, меня, двух моих младших сестричек Машу и Галю,    Витю Киселёва ,Мишу Башкова и его друга Ваньку Ступакова, с которым у меня были свои счеты, о которых никто даже не подозревал и предупредил:
- Близко к Сильве не походить, запомните это хорошо.
Проходя мимо держите расстояние. 

Так оно и было, пока в один из таких летних дней моя подружка Тамара Хмельницкая и я  возвращаясь домой с городского парка прошли огородами со стороны переулка, ведущего к нашему дома с центральной Советской улицы нашего города.

- Сильва укусила Тамару, заорала я во весь голос что сбежались соседи с соседских домов.

Через несколько дней папа увез Сильву со щенками в деревню на хутор.
- Ей там будет хорошо, сказал он маме
- Хорошо и мне тоже будет хорошо, ответила мама

Много лет спустя уже в Канаде, на Великих Озерах , на Нотавасаге заливе, где я проводила с мамой летние дни, наши воспоминания о нашем дворе, соседях о моих друзьях детства, с которыми у меня до сих пор тесная связь и в каждом письме и разговоре они добрым словом вспоминают маму и папу, моих родителей .
Мама рассказала мне что в что во время войны еврейская молодежь до концлагеря Штутгов работала в лагере Милиган на строительстве дорог .
Стоял ноябрь, было холодно и голодно.
Рядом с дорогой было картофельное поле с остатками неубранным   уже промерзлым картофелем.
Дети бросились на поле собирать плоды, тогда охранники спустили на них немецких овчарок.
Я с миом братом Меером тоже были там и были такие счастливые, что нам удалось собрать пару мерзлых картофелин и собаки нас не покусали.

Я написал этот рассказ день памяти Холокоста. с той болью в сердце с которой мама жила все послевоенные годы в память о тех кто пережил все ужасы этой проклятой войны.
Светлая память о них должна быть на грядущим поколениям.


Рецензии
Ужасы проклятой войны. Мёрзлая картошка. Она напомнила мне участь моей мамы в Гулаге. Во время войны всех женщин и девушек с Республики немцев Поволжья отправили в лагеря Гулага. Моя мама и её сестра Лиза работали на лесоповале. Ночевали в бараках за колючей проволокой.

До них там жили зэки. Зэков отправили на фронт в штрафные батальоны, а бараки заселили трудармейками. Они заключёнными не считались, но положение их было таким же как и у зэков работавших на том же самом лесоповале, если не хуже. Начальником лагеря был еврей. Он на фронт не попал и воевал против немцев в Гулаге. Ему было за что ненавидеть немцев, но причём здесь моя мама? Причём здесь её брат, которого насмерть уморили голодом? Цитирую пару строчек из дневника моей мамы:

"Силы были на исходе, я поняла, что долго мне не протянуть и скоро распрощаюсь с этим белым светом. Тут меня переправили в лазарет для подкрепления. Вскоре туда же попала и моя кузина Аня. Мы там хорошо поправились и стали походить на людей."

Женщин и девушек спас от изнеможения и голода лагерный врач, зэк. Он тоже был евреем. Голод и изнеможение не считались болезнями. Раз в месяц все обессиленные девушки и женщины помещались в лазарет из-за якобы обострения месячных кровотечений. Месячных ни у кого из них не было вообще. Они исчезли после перенапряжения и голода. Начальник лагеря пытался лично проверить достоверность диагноза, но врач заявил, что в лазарете он начальник, а не начальник лагеря.

День Победы весь лагерь встретил с ликованием. Думали, что всех отпустят домой в Поволжье. Не отпустили. Ни на Волгу, ни в места ссылок к своим семьям. Мой дед, бабушка и их осиротевшие внуки и внучата жили в ссылке на Алтае.

Маму с сестрой направили с лесоповала в Челябинск-40 Это адрес первой советской атомной бомбы. Цитирую дневник мамы:

"В Челябинске жилым вообще даже и не пахло. Не доведённая до конца стройка походила на руины, запах стоял повсюду. Новые запахи не шли ни в какое сравнение с запахом тайги. Нормальных бараков не было, одни лишь огромные землянки, глянешь издалека – будто крот всю землю перерыл. Антисанитария была ещё более ужасной, чем в таёжном бараке. Клопы, мокрицы, блохи и тараканы повсюду. Утром нары краснели от крови.

Беспорядок был ужасный. Никто нас толком не встретил, люди две недели не получали никаких пайков. Хорошо, что рядом было картофельное поле, мы питались этим подножным кормом и до голода дело не дошло."

Мёрзлая картошка была потом:

"В апреле 1947 года моей сестре Елизавете разрешили наконец вернуться к своим детям. Она не знала ни слова по-русски и боялась ехать в Аю одна. Я настаивала на том, чтобы она одна собиралась в дорогу и ехала без меня. На железнодорожном вокзале пока я стояла в очереди в кассу, у неё украли чемодан с деньгами и с продуктами. Билет уже не купить.

Лиза плакала: «Если ты не поедешь со мной, то мне до моих детей в жизнь не добраться!» Она же знала, что я уже беременна на пятом месяце. Где достать деньги на билет? Мы пошли на картофельное поле и копали там прошлогоднюю вымороженную картошку. Из неё Лиза пекла пироги и продавала людям. Я пошла к врачу ии взяла справку о беременности.

Без этой справки меня из Челябинска к родителям не выпустили бы. Кроме этой справки и разрешения на проезд у нас никаких документов не было, ни свидетельств о рождении, ни паспортов, абсолютно ничего. Перед самым отъездом нам выдали паспорта без прописки и без печати коменданта."

Мама умерла в Германии. Место ссылки на Алтае так и осталось для неё малой родиной. На её поколении исчезли два народа российские немцы и российские евреи. .

Фёдор Тиссен   05.02.2023 12:38     Заявить о нарушении