В стране исчезнувших часов

     У кого из театралов не дрогнет сердце при словах “Малый театр”. Вот уже почти два века стоит в Москве это дивное по красоте и стройности здание, и для многих поколений зрителей “вечно сохраняется в стране исчезнувших часов” то заветное крыльцо, та старенькая дверь, за которой скрывался волшебный мир искусства и красоты.
    Он был скромным, любимый москвичами Малый театр. Не бли-стал он тогда   ни исторически верными декорациями, ни роскошью постановок. Тряслись картонные колонны, слегка поскрипывала доска четырехугольного люка, куда проваливался «дух отца Гамле-та»… Этого больше нет. Забиты те двери, куда входили кумиры мо-сковской публики: Ермолова, Федотова, Ленский, Горев, Южин, Са-довские…
       Исчез и особенный запах, который  был за кулисами Малого театра. Пахло немного пылью, немного духами, пудрой и калеными щипцами из актерских уборных, немного сигарами и табаком из «курилки», а главное –  газом; тогда еще не было электричества, а был газ – более теплый по тону, горевший то сильнее, то слабее. Совершенно особенный запах, которого артисты и зрители не замечали, но без которого уже жить не могли.
    Малый театр имел свой, ему одному присущий, как бы семейный уклад, и  уклад домашней жизни артистов был также крепкий и се-мейственный.
     В Малом театре театральные семьи служили из поколения в поколение:  Ермоловы, Щепкины, Бороздины- Музиль - Рыжовы... Родственников было так много, что когда как-то поступила в театр окончившая училище  актриса Кузина, то шутили, что в афишах ставят теперь просто “кузина”, не упоминая даже - чья, и как ее фамилия...
     Около ста пятидесяти лет на сцене прославленного Малого театра блистала актерская династия Садовских.  Родоначальником этой звездной плеяды был Пров  Михайлович Садовский, дебютировавший  в Малом театре  в 1839 году. У него родился сын Михаил, который  был зачислен в труппу Малого театра в 1870 году. Михаил Провыч женился на Ольге  Осиповне Лазаревой, тоже  дочери актера Малого театра.
    У новой семьи фамилии Садовских было шестеро детей, внуков знаменитого Прова Михайловича... и пошло ветвиться дерево  слав-ной актерской династии.
  Большая семья жила в собственном одноэтажном доме на углу Ма-моновского и Трехпрудного переулков. В Москве, его так и называ-ли:  дом Садовских... Дом этот потом будет перестроен, оштукату-рен, примет более импозантный вид, а по сути останется простым в обстановке, но теплым и уютным гнездом, где находилось место для всех поколений.   
    Дети росли в доме, где  дед, Пров Михайлович,  постоянно рабо-тал над ролью,  отец, Михаил Провыч, писал пьесы, или разучивал новую роль, а мать, Ольга Осиповна, среди нескончаемых домашних хлопот,  всегда ходила с тетрадкой   или свернутыми в трубку листами - новой ролью.
     Ольга Осиповна Садовская была их тех актрис, которых потом стали называть “великие старухи Малого театра”. Среди них были Федотова,  Рыжова, Турчанинова, Яблочкина...
     Садовская начала свою артистическую деятельность на сцене Малого театра в 1881 году. Любовь и уважение к ней  публики были безграничны. В Петербурге, например, свою любимую актрису, комическую старуху Стрельскую, называли любовно и фамильярно - “тетя Варя”. В Москве Садовскую величали не иначе, как Ольга Осиповна!  Садовская, замечательная актриса, актриса “милостию Божией” одаривала зрителей радостью открытия, потрясением, которое может вызвать только истинное искусство.
      Садовская рано поседела, у нее тряслись голова и руки; на репе-тициях она, тщательно причесанная и одетая, с тоненькой папиро-ской , внимательно слушала и молчала, пока не приходила пора ей вступать в действие... И тогда -то и вершилось  это чудо...  “ Бог знает, какая тайна в ней скрыта”,- говорили  о ней.
      Станиславский, гениальный реформатор русского сценического искусства, в  своей книге “Моя жизнь в искусстве” писал: “ Перед ее талантом все законы и системы кажутся маленькими и мелкими. Только одна Ольга Осиповна имеет право делать то, что она делает. Перед гением смолкают все законы сцены”. А  Федор Шаляпин, на-зывавший ее архигениальнейшей актрисой, рассказывал, что как-то  спросил ее : “И как это вы, Ольга Осиповна, можете так играть?” “А я и не играю, милый мой Федор, - сказала она,- я выхожу на сцену и говорю... я и дома так разговариваю. Какая я там, батюшка, актри-са...Я со всеми так разговариваю”.
     Как  же работала над ролями  актриса и  хозяйка большого дома?
     Попросту, когда учила текст... То есть всегда была в том образе, который в настоящее время занимал ее воображение. Роль всегда знала отменно, назубок и терпеть не могла отсебятины. “На сцене она была - живой человек”,- писал в  своих воспоминаниях ее сын, Пров Михайлович -младший.
    “ Вечерами, после спектаклей собирались гости... ужинали... мать садилась за рояль или пела под гитару, всегда верно и чисто, у нее был необыкновенный голос...” Утром рояль накрывали чехлом, ги-тара отдыхала на стене. Садовские младшие пили свое молоко, а Садовские старшие - чай, перед репетицией,  которая начиналась в театре в  одиннадцать часов, минута в минуту...         А вечером - спектакль, то главное дело, ради которого и жила эта семья.
      С шести часов за артистами начинали разъезжать кареты – ог-ромные допотопные рыдваны, запряженные старыми лошадьми. Лошади были очень стары и шли шажком. Случались такие проис-шествия : например, как-то раз, когда одна из таких карет везла почтенную и грузную Н.М. Медведеву и
О.О. Садовскую, у кареты провалилось дно!  Как  ни кричали испу-ганные пассажирки – кучер, сам  глухой и старый, не слышал и продолжал ехать  трюх да трюх: а они, бедные, бежали в  карете до тех пор, пока городовой не обратил внимание на странный вид, едет карета, а под ней бегут четыре ноги в бархатных меховых сапожках – и не остановил ее…
     Москвичи любили и  знали эти кареты и приветствовали едущих в них: «А вот едет Мария Николаевна»(Ермолова)…Или «Гликерия Николаевна» (Федотова)… Или «Ольга Осиповна»(Садовская)… И никому из москвичей не пришло бы в голову спросить : «какая Ма-рия Николаевна» или «Ольга Осиповна»? Для них они были единст-венные…
      В то время в Москве еще был обычай развозить по домам благочестивых москвичей из купечества, считавшуюся чудотворной, икону  Иверской Божией Матери. Возили ее в таком же допотопном рыдване, как и актеров, причем перед иконой горела свечечка...И вот, одной из излюбленных шуток Михаила Провыча Садовского было зажечь восковую спичку и держать ее перед собой. Прохожие, видя в зимних сумерках карету, в которой мерцал огонек - принимали ее за карету с Иверской, и богомольные салопницы останавливались при ее проезде и крестились, и кланялись, а Михаил Провыч от души хохотал. Актеры - народ веселый и озорной...Профессия у них такая…
     Впоследствии, Ольга Осиповна  не ездила в казенной карете, а наняла  извозчика, который днями дожидался  Ольгу Осиповну возле дома на углу Мамоновского и Трехпрудного. Глухой, тщедушный извозчик Пашка имел древнейшую, скрипящую на ходу, разваливавшуюся пролетку, в которую впряжена была розоватой масти кобыла “цвета сомо”, как шутили в доме Садовских. Если Ольга Осиповна не выходила, Пашка  высыпался на козлах, обедал в доме, вечером получал полтинник и отбывал, ворча, что его держали весь день понапрасну.
       За детьми смотрела нянька Евпраксия, та самая, что вынянчила и маленькую Ольгу Лазареву. Дети, конечно же, они бывали в Малом театре часто, и с волнением смотрели на сцену, где играли такие непохожие на себя мама, папа, дедушка... Дочь ее писала: “ Нас было много, и нам  было хорошо, а когда мама бывала свободна в театре и оставалась по вечерам дома - лучшего, кажется, мы и не желали”.
   Но, тем не менее, младшие Садовские знали свою судьбу- они бы-ли предназначены к сцене... В 1894 году старшая дочь Елизавета, окончив училище при Малом театре, поступила в театр,  сын Пров начал работу в труппе театра в 1895 году.
    Шли годы,  выросшие дети обзаводились своими домами,  звали родителей к себе, но ни Михаил Провыч, ни Ольга Осиповна, стар-ших Садовских, дедушки и бабушки, уже не было в живых, не хотели покидать свое “родовое” гнездо...И вот наступило время, когда Ольга Осиповна осталась в нем совершенно одна... заходили дети, навещала старая домработница Паша, но дом был пуст...   
     Была зима девятнадцатого года... Актеры Малого театра играли спектакли в заводских клубах для рабочего зрителя, никогда до этого не видевшего ничего подобного. Ездили в лютый мороз в  холодных санях, получая после спектаклей мизерный паек: хлеб, пшено, мерзлую картошку...
     Клубы не отапливались, зрители сидели укутавшись , кто во что, а актеры надевали на себя промерзлые костюмы, прогладить их было негде, играли русскую классику, водевили, пели и танцевали, окутанные клубами пара своего дыхания. 
     Ольге Осиповне исполнилось  уже семьдесят лет, но она прини-мала участие в спектаклях наравне со всеми, не делая никаких скидок на возраст, на плохое самочувствие. И вот, в одну из таких поездок, она смертельно простудилась.
      Внук Ольги Осиповны Михаил Михайлович Садовский, служив-ший в Малом театре  до восьмидесятых годов ХХ века, в своих вос-поминаниях писал:
“ Верная Паша, которая иногда забегала  к  Ольге Осиповне что-то приготовить, протопить буржуйку, пришла  как-то днем, когда хо-зяйка должна была быть дома, и нашла ее лежащей в постели с очень высокой температурой. Врач поставил диагноз- пневмония. День ото дня больной становилось все хуже, хотя все нужные лекарства старались доставать. Ухаживали  за ней дочь и верная Паша...
    Седьмого декабря Паша дремала рядом на диванчике, мерцал огонек лампадки, часы мерно  отбивали долгие секунды...пробили полночь. Вдруг больная заметалась, заметались в воздухе руки, словно ловя невидимое; все продолжалось считанные минуты. Затем Ольга Осиповна вытянулась на кровати, лицо ее стало спокойным, и по нему явственно прошла какая-то тень... Паша даже оглянулась, не стоит ли кто-нибудь сзади... Но никого не было. Ольга Осиповна Садовская,  “великая старуха Малого театра” умерла...
     Паша закрыла ей глаза, взяла, чтобы зажечь,  три свечи, как вдруг в большой комнате, которую называли залом, раздался страшный треск - треск, похожий на тот, как бывает, когда ломают доску. Паша замерла. Свечи задрожали у нее в руке, но она была храброй и энергичной женщиной, и, подумав, что кто-то вошел в дом, она заглянула в ту комнату, но комната была пуста, а входная  дверь заперта на крюк. Паша вернулась в спальню. Часы остановились и погасли лампадка перед образами и  маленькая коптилка...
      Я при этом  рассказе всегда вспоминал “звук лопнувшей струны” в спектакле “Вишневый сад”. Этот звук явился предвестником гибели старого сада, а  факт о загадочном треске в нашем доме был  для меня предвестником несчастья, потому, что после смерти бабушки старый наш дом тоже перестал существовать. Позже, долго на углу Мамоновского  и Трехпрудного переулков был просто пустырь...”
       Бывает так, что  треснувшее зеркало, залетевшая в дом птица,  иногда предшествуют смерти, совпадают с нею, и люди верят, что эти приметы “ не к добру”. Связь между людьми и миром вещей су-ществует. Хочет верить человек, что и у дома есть своя душа, и тот, “никогда не видимый домовой”, который сопровождает нас в сказ-ках  с самого детства. А еще, думается, что  душа, отлетающая в мир иной, да еще принадлежащая гениальному человеку,  не может исчезнуть просто так... Слишком велика ее энергетическая сила...
 А, впрочем, кто знает...
     В канун 1920 года руководитель Малого театра Александр Иванович Южин писал: “Кончина О.О. Садовской - без преувеличения незаменимая потеря, именно для русского искусства. Никто так  не умел и не умеет воплощать Россию на сцене, как  Ольга Осиповна Садовская”.
    Добавим: как все актеры этой замечательной актерской династии - Садовских...