Великая актриса Гликерия Федотова

                Афиша Малого театра извещала, что 8 января 1912 года состоится празднование полувекового служения Гликерии Николаевны Федотовой, Великой русской артистки, Малому театру.
                В 1905 году, в разгар ее сценической деятельности, в самый расцвет ее таланта, неизлечимая болезнь приковала Гликерию Николаевну сначала к креслу, а затем - к постели. Федотова оставила сцену и только один еще раз, в день своего  юбилея , 8 января 1912 года, выступила в роли царицы Марфы в Хронике А.Н. Островского “Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский”.
                Царицу Марфу, мать убитого в Угличе царевича Дмит-рия, привезли в лагерь к самозванцу и уговаривали ее признать его за сына.
                Неподвижно сидящая в кресле , Федотова играла эту сцену так, как   будто  рассказывала о своей жизни: “Младый цветущий юнош, князь Михайло Васильевич, зачем меня, старуху, ты вытащил из монастырской кельи? От суеты мирской давно отвыкла...”
Когда Басманов ей возразил, что сама она  навстречу сыну должна не ехать а лететь, Федотова, судорожно схватившись за костыль,вскрикнула, как раненая львица:” Навстречу сыну?!” И следующую фразу она произнесла, не жалея себя, глядя в прошлое, в привычное  свое горе: потерю мужа,  молодого сына и долгую горькую жизнь без Малого театра:”Я в Угличе его похоронила, от слез моих там реки потекли...”
                Юбилей Гликерии Николаевны Федотовой был  необыкновенным праздником для всей Москвы. Сцена была заставлена цветами. Все, стоя, приветствовали великую актрису, а она, не вставая, склоняла голову, и было впечатление, что она все время о чем-то думает, вспоминает...
                Воспитанницы Московской театральной школы, что располагалась на углу Большой Дмитровки и Кузнецкого моста, собирались встречать новый  1857 год.В  старинном московском особняке, где в прошлые годы, у тогдашних хозяев дома, по преданиям, бывал Александр Сергеевич Пушкин и танцевал на балах , царило большое оживление. Его внесли разместившиеся в школе артистки петербургского балета, которых привезли для участия в торжественных  спектаклях, посвященных коронации Александра 2.
                Кто-то из девочек сказал, что если успеть во время боя часов написать на бумажке свое заветное желание и  сжечь его на свечке, оно непременно сбудется.
Маленькая , одиннадцатилетняя воспитанница,Луша Познякова так и сделала. Она быстро написала свое желание и только успела бумажка в ее руке догореть, как часы пробили 12-й раз... Девочки, подбежавшие к Луше стали рассказывать ей, кто как успел это сделать и кто что написал. В ответ они спросили и ее, что же загадала сама Луша? “Оставьте ее,- засмеялся
 кто-то,- разве она скажет...” В это время одна из классных дам громко прокричала:”Полька, медам, полька! Кто танцует за кава-лера, пусть загнет угол фартука!”
                Луша танцевала польку, а перед глазами была сгоравшая на свечке бумажка  со словами:”Дай Бог бытьмне хорошей актрисой...”
                Спустя полвека, в дни пятидесятилетнего юбилея сценической  деятельности Гликерии Николаевны, хорошо знавший ее драматург Л. Невежин так  характеризовал жизненный путь актрисы: “Она инстинктом предвосхитила то, что сказал миллиардер Карнеджи:”Если хочешь разбогатеть на сахаре, то ни о чем не говори, кроме как о сахаре”. Так поступила и Федотова. Она целиком ушла в сферу театра и создала из себя колоссальную величину, вернее- эпоху Федотовой”. Этого Федотова добилась потому, что в ней никогда с юных лет до последнего дня пребывания на сцене , не гасло пламенное желание “быть хорошей актрисой”.
               Родилась Гликерия Николаевна Федотова в Орле, в мае 1846 года. Ни отца ни матери она не помнила.Мать  рано умерла, а отец погиб   в Севастопольскую войну. Росла Луша в доме дедушки, орловского чиновника. С того далекого времени в памяти сохранился маленький чистенький домик дедушки на высоком берегу Оки. Около дома - сад. В саду сирень и мальвы, а направо, за оврагом- не то церковь, не то монастырь. Направо от дома большая площадь, за ней городской сад, спускающийся к реке.
              Город с гордым названием- Орел, стоит на границе ко-выльных степей и могучих дубовых лесов, на слиянии рек Оки и Орлика, в самом центре России.
           Орловский край - это родина целого созвездия  русских писателей, поэтов, артистов: Тургенева, Фета, Лескова, Апухтина, Бунина, Федотовой.
И край это обладает необыкновенной притягательной силой. Он берет в плен крепко и на всю жизнь красотой природы и богатством ее плодов, прозрачностью рек и ароматов ветров, несущих из степей медовые запахи млеющего лета... Наверное,впечатления детских лет, прожитых в этом сказочном прекрасном крае, сказались на ее игре в пьесах, где действовала, боролась,   страдала и радовалась  истинно русская душа. И особенно любимой была впоследствии роль Катерины из “Грозы” Островского, роль, которую  она играла  с семнадцати лет в течение всей своей сценической жизни- тридцать пять лет. В образе Катерины счастливым образом соединилась и натура, и характер самой Федотовой, русской женщины, величавой, мужественной, гордой и страстной...
И слова, которые произносит Катерина в одном из монологов, могла бы сказать о себе и сама Федотова:” А уж коли очень мне здесь опостынет, так не удержат меня никакой силой. В окно выброшусь, в Волгу кинусь. Не  хочу здесь жить, так и не стану, хоть ты меня режь...!”
              В памяти Гликерии  Николаевны сохранился образ дамы с прекрасными глазами, которая увезла ее в Москву и поместила в панисион, дав свою фамилию Познякова...”Кто была та дама, я так и не узнала, а вскоре после моего переезда в Москву она исчезла из моей жизни”, - рассказывала Гликерия Николаевна.Это было в 1852 году, а через несколько лет девочка оказалась в шумных залах театральной школы.
               С первых лет пребывания в школе все дети, наряду с общеобразовательными предметами обучались танцам, гимнастике, фехтованию и систематически участвовали в оперных и балетных спектаклях. Большой склонности к балету Луша Познякова не испытывала, однако  все хитрые и мудреные балетные “па” проделывала с полной добросовестностью и детской серьезностью. Это была хорошая физическая тренировка.
Способную воспитанницу Познякову часто занимали в репетициях и спектаклях Малого
 театра и Большого. В детские годы учения разделения на балетные и драматические  классы не было. В драму  переводили старших “не способных” к танцам учеников.
               В стенах Малого театра голос будущей великой русской артистки Федотовой прозвучал на 12 году ее жизни. Гликерия Николаевна вспоминала, что она сразу и навсегда полюбила Малый театр и уже не представляла себе жизни без него, без драматического искусства и все меньше начинала любить балет...Трагический случай, происшедший во время балетного спектакля сильно подействовал на впечатлительную девочку: во время спектакля, на глазах у публики, практически заживо сгорела балерина Елисеева... Она слишком близко приблизилась к рампе и ее легкий тарлатановый костюм воспламенился от газового светильника.  Со страшным криком металась Елисеева по сцене, пока кто-то из мужчин не догадался набросить на нее тяжелую ткань. Танцовщицу унесли за кулисы и пытались снять с нее костюм, который отдирали вместе с кожей. Чере 2 дня она скончалась в боль-нице  в нечеловеческих страданиях.
                После этого случая Луша окончательно возненавидела балет, набралась храбрости, а характер у нее всегда был, и объявила о своем желании перейти в драматические классы, хотя ей шел в то время всего 13-й год. Начальство пошло навстречу смелой одаренной девочке и выполнило ее просьбу.
                С переходом в драматический класс В.А.Дмитревского, а затем И.В.Самарина,
 Луша Познякова попала на настоящую дорогу. “Жизнь получила для меня определенный смысл,- рассказывала Гликерия Николаевна,- я чувствовала себя взрослой, серьезной, мне хотелось все знать, все понимать, всему учиться. Я любила читать и с увлечением набросилась на книги”
                В 1859 году прекратились поступления в уплату за воспитание девочки от  дамы
с прекрасными глазами, Позняковой, которая привезла Лушу в Москву. Дирекция московских театров приняла ее на “казенный счет”, как “первую ученицу по классным занятиям и весьма спо-собную  к сцене”.
                В январе 1862 года предстоял бенефис Ивана Ва-сильевича Самарина, учителя Луши Позняковой. Он решил занять  ее в первой большой серьезной роли. Это была роль Верочки в пьесе Боборыкина “Ребенок”. Успех превзошел все возможные ожидания...
                “Новая актриса, способностями которой и учителя, и начальство хотели похвалиться перед Москвой, имела очень большой успех,- так с юмором говорила о себе  Гликерия Николаевна, но Щепкин охладил мои восторги:”Бог дал тебе способности, но ты еще ничего не умеешь.... Помни это и работай всю жизнь!”
                После дебюта в “Ребенке” кончилась “учеба” и началась работа...В сезон 1862 - 1863 года шестнадцатилетняя Луша Познякова была принята  в труппу Малого театра
на роли “Инженю”.   
                Так загорелась на небосклоне театра яркая звез-дочка актрисы Позняковой, которой суждено было сиять почти полвека именем Гликерии Николаевны Федотовой.
                У кого из театралов не дрогнет сердце и не на-полнится душа нежностью при словах “Малый театр”. Вот уже почти два века стоит в Москве это дивное по красоте и стройности здание, украшающее собой город, украшающее жизнь живущих в этом городе людей. Приходят и уходят поколения зрителей, но для всех “вечно сохраняется в стране исчезнувших часов” то заветное крыльцо, та старенькая дверь, за которой скрывается волшебный мир искусства и красоты.
                Исчез особый запах, который был за кулисами  Малого театра. Пахло немного пылью, немного духами, пудрой, калеными щипцами из гримерных артистов, немного сигарами и табаком из “курилки”, а, главное- газом;  тогда еще не было электричества, а был газ, более теплый по тону, горевший то сильнее, то слабее... Совершенно особенный запах, которого артисты не замечали, но без которого уже не могли жить.
                Нет сейчас в театре и оркестра, который играл перед началом спектаклей, перед водевилем, который давали   на “съезд зрителей”, и в антракте спектакля, даже если в этот вечер шла душераздирающая драма.
                С шести часов вечера за артистами начинали разъезжать кареты-огромные допотопные рыдваны, запряжен-ные старыми лошадьми. Лошади были стары и шли шагом.
 Случилось как-то такое происшествие: одна из таких карет везла почтенную грузную актрису Малого театра  Надежду Михайловну Медведеву и Ольгу Осиповну Садовскую, и у кареты провалилось дно. Как ни кричали испуганные пассажирки- кучер, такой же старый как и его карета и, вдобавок, глухой, не слышал и продолжал ехать ,трюх да трюх,  до тех пор, пока городовой не обратил внимание на странную картину: едет карета, а под ней бегут торопливо четыре ноги в бархатных сапожках, - и не остановил ее.
                Москвичи знали и любили эти кареты и приветствовали едущих в них:”А вот едет Мария Николаевна”... или “Гликерия Николаевна” ,и никому в голову не пришло бы спросить-кто такие...? Для публики Москвы они были  царицами и кумирами: Мария
Николаевна Ермолова и Гликерия Николаевна Федотова.
                Малый театр имел свою, ему одному присущую фи-зиономию. Уклад театра, уклад домашней жизни артистов был крепкий, семественный. В Малом театре артисты служили из поколения в поколение театральные семьи Ермоловых, Щепкиных, Садовских, Музилей. Родственников было так много, что когда поступила в театр окончившая училище  актриса Кузина, то шутили, что в афишах ставят теперь просто “кузина”, не упоминая даже - чья, и как ее фамилия...
                Вот в такую страну ”исчезнувших часов”  попала молодая Луша Познякова и разделила судьбу тех магов и волшебников, имя которым было “артисты Малого театра “.
                За первые сезоны службы в Малом театре  она сыграла более 30 ролей. С каждым спектаклем аплодисменты  становились громче и длительнее; капельдинеры непрерывно несли из публики конфеты, фрукты, корзины с цветами, вызовы все усиливались, но в памяти  Луши  звучали слова великого Щепкина:”Хорошо, но помни, что я говорил тебе...”
                В личной жизни молодой актрисы произошло крупное событие. Решилась ее судьба. Александр Филиппович Федотов, актер Малого театра, сделал предложение девице Позняковой. Оба были молоды, влюблены страстно. Матушка Александра Филипповича сделала сироте Луше маленькое приданое. После свадьбы Федотова писала:”Я была счастлива, я уже не была совершенно одинока. Подле меня был любимый и любящий муж. Я думала, что мое счастье никогда не кончится...” И еще одно счастье подарила ей судьба. В сезон 1863 года она впервые сыграла Катерину” в пьесе А.Н. Островского “Гроза” и нашла свой  характер и образ в жизни и на сцене.  Новые ощущения и переживания, любовь в жизни к мужу и любовь к Борису на сцене- все это сплелось в единый клубок чувств, стирая границы между ролью и обыкновенной любящей женщиной.
                Немного счастья принесла Катерине ее любовь  к Борису, скоро окончилось и
личное счастье Гликерии Николаевны . Муж увлекся другой женщиной и оставил юную жену, едва начинавшую верить в то, что она не одна на всем белом свете. Через какое -то время
муж ,умоляя ее о прощении, хотел вернуться, но, горда русская женщина, горда Катерина, ее второе “я”... “Не хочу, так и не стану, хоть  ты меня режь...”. Отныне в ее жизни остался только сын Александр, к ее великому горю рано умерший, и роли, роли, образы, характеры и истовое служение ее главному делу, ее настоящему дому- Малому театру.
               В те дни, когда она играла большую роль, она никого не принимала. С утра Гликерия Николаевна была в атмосфере той пьесы и роли, которую она должна была вечером играть. Так ее горничная и говорила  пришедшему или приехавшему гостю: “Сегодня она играет, принять никак не может”.
               За время работы в Малом театре, с 1863 по 1905 год Гликерия Николаевна Федотова сыграла  320 ролей, а ведь были еще и гастроли по всей России, и концерты, была педагогическая деятельность, и вдруг - беда!  Страшная болезнь приковала эту энергичную, жившую только своей работой, пятидесятисемилетнюю женщину сначала к креслу,
 а потом к кровати... Ревматизм, полиартрит, и во многом- на нервной почве... Евдокия Дмитриевна Турчанинова, актриса Малого театра, подруга и соратница Гликерии Николаевны
с болью рассказывала о том впечатлении, которое вызывало этоизуродованное болезнью тело, скрюченные руки... И только на лице горели и пылали глаза... глаза Катерины!
                Сцену Гликерия Николаевна оставила в 1905 году и только один еще раз, в 1912 году на  юбилейном вечере увидела зал своего такого любимого, такого родного Малого театра. Без него она жила еще двадцать долгих лет, но была почетным членом труппы , а ее дом у Чистых прудов - средоточием и центром театральной жизни. Кто только не приходил сюда, всегда встречая участие, сочувствие, получая помощь и поддержку. Многие молодые начинающие актеры приходили к Гликерии Николаевне, чтобы услышать от нее правду о себе, иногда и горькую, но всегда справедливую.
                Софья Владимировна Гиацинтова, в то время актриса Московского Художественного театра, затем прославленная актриса театра им. Ленинского комсомола, вспоминала о своем посещении Гликерии Николаевны, и о том, как Федотова читала ей, молодой девочке,  монолог Джульетты, читала так, будто ее слушала не  единственная зрительница в тихой старушечьей комнате, а толпа восторженных поклонников. А потом Гликерия Николаевна сказала: “Ты хорошо пришла... Ты постояла, потом поздоровалась скромненько и села спокойно. А то вот приходила ко мне одна молодая актриса, так она на колени встала и цветы по полу рассыпала. Я старушка убогая, меня так пугать нельзя”.
                ... Сколько восторгов публики, сколько отбитых ладо-ней, охрипших голосов от криков “Браво!”, какие груды цветов лежали у ее ног...А счастья, простого женского счастья, не бы-ло...Но, где свой алтарь воздвигли Боги- не место призракам земли...
                С последним ударом часов под новый, 1857 год, дого-рела бумажка с заветным желанием :”Дай Бог быть  мне хорошей актрисой”.  Желание исполнилось с лихвой. Гликерия Николаевна Федотова была Великой...