Гл. 1-9. Становление

                Глава1

        Как сияют звезды в юности. Иногда их сияние освещает целую жизнь. И пусть далеко не все достигают этих сияющих высот, но если они придерживаются правил, диктуемых звездным светом, то их жизнь, несмотря на все невзгоды, превращается в счастье.
      В семье бочара Пьера Нея и Маргариты Гревенингер в 1767 году родился мальчик. Ему дали имя Мишель. В крепости небольшого приграничного городка Саарлуи, как будто в честь этого события, били барабаны и свистели флейты. Впрочем, они грохотали и свистели ежедневно. Под эту нехитрую музыку каждый день маршировали солдаты крепостного гарнизона. Под эти незатейливые ритмы, да под гулкие удары топора и молота, которыми отец ребенка сколачивал  бочки в подвале улицы Де ла Бьер, среди стружек, опилок, запаха дерева провел самые ранние годы своего детства маленький Мишель. И никто тогда не подозревал, что в подвале растет человек, которому в историю Франции предстоит войти как «Храбрейшему из храбрых». А история этой страны, как знают многие, изобилует очень смелыми и решительными людьми.
      Как ни трудно было выживать этой дружной и трудолюбивой семье, но родители решили дать детям образование. Мальчика поместили в коллеж монахов августинцев.  Там учили французскому языку, теологии и латыни. До наших дней не дошло блестящих оценок будущего маршала, герцога и Пэра Франции. Да и мудрено было им взяться, так как в семье Мишеля говорили на немецком языке, а августинцы учили на французском, который ученик понимал на уровне уличного жаргона. Сытое, размеренное церковное будущее, о котором мечтали его родители, мальчика не прельщало. В тринадцать лет он покинул коллеж. Отец не оставлял мечты о лучшем будущем для сына и устроил его учеником нотариуса. Сидеть и с раннего утра до позднего вечера переписывать без единой ошибки и помарки стопки документов - что можно придумать более мучительного для мечтательного и подвижного паренька. Но в жизни ничего не проходит зря, если умеешь делать выводы из происходящего. Впоследствии все отмечали ясность и четкость сообщений и приказов Нея. Они вызывали всеобщее уважение. Документы, вышедшие из-под его руки, всегда были «тщательно отредактированы и написаны безукоризненным почерком». Будущий Маршал Франции приобрел «чувство слова». Умение кратко, ясно и предельно точно доводить свои мысли подчиненным и начальникам было началом того уважения, которое он приобретет в последствии. А пока надо было выживать и помогать семье. Юноша поступил на работу учетчиком сначала на шахту, а потом на плавильный завод. И вот ему уже идет девятнадцатый год и надо принимать решение, как жить дальше. Мишель Ней круто меняет свою жизнь. Без разрешения отца он пешком отправляется из Саарлуи в приграничный город Мец, чтобы завербоваться в 5–й гусарский полк. Да и не дал бы ему этого разрешения отец, сам крепко послуживший и участвовавший в семилетней войне. Он на своем горбу испытал все прелести королевской службы: бесконечная муштра, когда из тебя стараются выбить все человеческое, полунищенское существование, когда тебя стараются ограбить твои же командиры. И наконец, гибель в бою «За интересы короля», и это в лучшем случае, в худшем – убогая инвалидная старость без куска хлеба. Какой отец дал бы свое благословение на подобную собачью жизнь? Поэтому Мишель тайно отправляется на вербовочный пункт. Сохранилась вербовочная карта новобранца:
Фамилия: Ней.
Имя: Мишель.
Возраст: 19 лет. Рост: 5 футов 6 дюймов (1,78 м). Глаза: голубые. Волосы: рыжие.

                Глава 2.

      Настала пора рассказать о Франции, которую придется защищать молодому Нею, и об армии, в которой ему придется служить. Королевство – это порядок, в котором подданные живут под абсолютной властью короля. Порядок опирается на традиции, привилегии и БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬ правящего монарха, освященную церковью. Подданные разделены на две крупные категории: в первой находятся те, кто не платит никаких налогов, поэтому живут праздно и весело, в нее входят духовенство и дворяне. Их главнейшей задачей является защита власти короля и удовлетворение собственных  инстинктов. Это около 2% населения. Такими их избрал Господь. Ко второй принадлежат крестьяне, ремесленники и прочий люд. Всего 98% жителей. Они платят королевские налоги - примерно 20% от любого дохода, а также налоги провинций и городов, в которых они проживают; ремонтируют дороги, по которым ездят кареты духовенства и дворян, а также сами кареты, если они сломаются на дорогах, которые они отремонтировали. Такими их создал Господь.
 Счастливой прекрасной Францией управлял в те годы король Людовик XVI и королева Мария-Антуанетта. Скажем прямо – его величество был человеком слабым и равнодушным к делам государства. Но королева была дамой живой, энергичной и очень занятой балами, нарядами, на худой конец своими фаворитами, но все же иногда могла и поинтересоваться жизнью народа. Однажды под окнами ее дворца собралась толпа парижских женщин. «Хлеба! Хлеба!», - скандировали парижанки, - «Дайте хлеба для наших детей!».Эти крики отвлекли королеву от ее главных дел. «А разве у них нет хлеба? – с удивлением обратилась она к придворным. «Нет, Ваше Величество». Мария-Антуанетта моментально нашла элегантный выход, занесенный навеки в анналы истории: «Раз у них нет хлеба, то пусть едят пирожные». Оба Их Величества (и король, и королева) в своих взглядах полностью сходились в одном – они не любили читать.
Теперь необходимо рассказать об армии. Армия это главная защитница любого режима «от  врагов внутренних и внешних».  Сухопутная армия Франции состояла из Гвардии, сухопутных частей и милиции.
Гвардия – 12167 человек, непосредственно защищающих особы короля, королевы и принцев от любых проблем. Некоторые гвардейские роты набирались только из дворян, причем рядовые гвардии, если выходили в линейные части, то только офицерами не ниже мл. лейтенанта. Все имели повышенные оклады, оплаченный стол и сукно для формы только наивысшего качества.
Добавим к этой цифре около 8000 полицейских, надежной стеной стоящих на страже своих и королевских интересов, т.е. закона и порядка. 
Если рассматривать линейную пехоту, то поражают две цифры: 79 полков, набранных из жителей Франции, и 23 иностранных ( 11 швейцарских, 8 немецких, 3 ирландских, 1 льежский). Примерно такая же пропорция иностранных и французских эскадронов соблюдалась и в кавалерии. Так как король очень любил иностранцев, то в бой посылались французские части, а у иностранных подразделений была несколько иная задача, поэтому и платили им значительно больше. Итого:360000 военнослужащих в мирное время и свыше 400000 в военное.
О милиции и флоте я писать не буду, чтобы не отвлекаться от основной задачи повествования. Тем, кто заинтересовался этой возвышенной темой, советую прочитать замечательную работу Кудряшова И. Ю. «Военный потенциал Франции накануне революции 1789 – 1799 г.г.».
Особой статьей расходов, просто разорявшей страну, были безмерно расплодившиеся генералы и адмиралы. Так как король и королева были людьми щедрыми и любвеобильными, то высшие командные звания (с соответствующими окладами!) так и сыпались на людей родовитых или просто ловких и пронырливых. Причем многие из них умудрялись получить генеральские эполеты, не прослужив в строю ни дня.
 Осталось привести еще только две цифры, но без них невозможно обрисовать сложившуюся в те годы ситуацию. Итак: население прекрасной Франции около 25 млн. человек (не считая женщин и детей), но при этом в поле, в шахтах, у станков, то есть занято производительным трудом, около 6 млн. человек. Остальные обслуживают различные прихоти духовенства и дворян – т.е. «трудятся в сфере услуг».

                Глава 3.

          Но вернемся в декабрь 1788 года. Мишель Ней стал гусаром, начал служить королю. Что значит служба? Это подъем затемно, чистка лошадей, утренняя выездка, во время которой часть молодых гусар занимается тренировкой лошадей, а другая до блеска вычищает конюшни и т.д. и т.п. День занят муштрой, тренировками, ремонтом и чисткой формы, сбруи,  амуниции с утра до позднего вечера. Наконец, долгожданный вечер, и тебе кажется, что уже нет сил даже дойти до кровати (полагалось четыре койки на восьмерых), только бы упасть и уснуть… Но от зорких глаз вахмистра не укрылись все твои упущения, и пока некоторые товарищи спят, ты продолжаешь мыть, надраивать, чистить, красить и так до … бесконечности. Поэтому, несмотря на угрозу каторги, а в некоторых случаях и смертной казни, бывало, что солдаты бежали от «радостей» службы. Мишелю Нею повезло: у него было железное здоровье, привычка (привитая отцом) к работе, к дисциплине, к пунктуальности, упрямство и врожденный талант фехтовальщика, развитый тренировками, которые ему устраивал отец. Надо сказать, что служба сама по себе процесс не самый  легкий. И главная трудность заключается в том, что  на службе встречаются разные люди: есть нормальные середнячки, есть замечательные товарищи, а есть омерзительно скользкие подлецы. Эти подонки стремятся верховодить хоть какой-то группой «подпевал», что позволяет им спихнуть самую неприятную часть своих обязанностей на других. Для этого необходим пусть «липовый», но «авторитет», который проще всего заработать на не знающих «соли службы» новобранцах. Вот тайная причина, почему произошла знаменитая на весь гарнизон дуэль Мишеля Нея с полковым инструктором по фехтованию Винтимильских егерей. Опытный инструктор спровоцировал молодого гусара. Дело дошло до оружия. Гусарская сабля неровня шпаге, да еще в столь опытных руках. Эту сцену увидел капитан – командир молодого Нея, он остановил дуэль и отвел гусара на гауптвахту. По неписаным правилам того времени, начинающим службу солдатам было запрещено драться. Вполне разумная мера – не овладев как следует оружием, нечего им размахивать, а то еще сам и порежешься. Но Мишель был глубоко задет оскорблениями опытного дуэлянта. Как только Ней отбыл наказание, схватка была продолжена. Взбешенный лотарингец нанес столь мощный удар саблей, что пробил защиту инструктора и сделал его калекой на всю жизнь. Больше о дуэлях молодого гусара, несмотря на его вспыльчивость, нигде прочитать не удалось. Но его отношение к подобным поединкам достаточно ясно высветилось в другом эпизоде: он застал своего капитана кающимся перед распятием после успешной дуэли, и у Нея вырвалась фраза, ставшая крылатой в полку: «Если уж Вы такой набожный, мой капитан, то вспоминайте о боге до того, как убьете кого-то из своих друзей».
       А в это время за стенами казарм назревали другие события. Налог в 20% убивал сельское хозяйство Франции, останавливал развитие промышленности. Это, наконец, стало «доходить» не только до самых забитых, тупых представителей третьего сословия, но даже до отдельных  дворян и некоторых священнослужителей, т.е. первого и второго сословий. В казарме появилась брошюра аббата Эммануэля Жозефа Сайеса «Что такое третье сословие?», содержавшая следующий пассаж:
« 1. Что такое третье сословие?  -  ВСЕ.
    2.Чем оно было в политическом отношении?  -  Ничем.
    3.Чего оно требует?  -  Стать чем-то».
      Конечно, никаких революционеров тогда еще не было и в помине. Были мечтания Вольтера о «просвещенном монархе»; работы Руссо о народе как источнике и опоре власти; Дидро и Д’Аламбера о разумности мира как всеобщей разумной системы. Физик и талантливый математик-исследователь Д’Аламбер считал, что наступает век Философии, опирающейся на факты, верил в Бога, но не считал религию основой морали. Призывал опираться на главные достоинства человека – на его разум, на умение мыслить.
      Народ пока еще только ворчал, пока еще только молил ослабить удавку на шее экономики, но отдаленные раскаты его гнева уже предвещали приближение бури. Нет ничего страшнее народного бунта во Франции – дикого и беспощадного. Луи XVI решил разрядить предгрозовую атмосферу страны старым, но проверенным способом. 5 мая в Версале во дворце «Малых забав» он собрал представителей всех трех сословий и сам открыл заседания Генеральных Штатов. В своей речи предостерег «от введения опасных нововведений». Королевский фокус заключался  в следующем: пусть поболтают, выпустят пар, а потом проголосуют все три сословия. Сговориться между собой кровопийцы и народ никогда не смогут, а так как каждому сословию дан только один голос (такое равенство перед королевской властью), то результат голосования известен заранее. Но представители третьего сословия потребовали, чтобы каждому из депутатов при голосовании предоставили собственный голос, а так как представителей дворянства  и попов было гораздо меньше, чем представителей народа, то ситуация становилась совсем не столь простой. На  другой день представители третьего сословия собрались в «Зале для игры в мяч» и начали обсуждать наказы своих избирателей, искать общий для всей страны выход из долгового тупика, в который загнал королевство «Его Величество». Так было организовано Национальное Собрание. Не буду описывать все эпизоды этой интереснейшей, прежде всего  финансовой, истории, Остановлюсь, как мне кажется на главном:
26 июня король (любя парижан) приказал начать концентрацию немецких и швейцарских полков (20000 человек) вокруг Парижа. А во главе своего правительства поставил барона Бретейля, известного фразой: «Если нужно сжечь Париж, то мы сожжем Париж». 
27 июня король САМ ПРИКАЗАЛ (?) присоединиться к Национальному Собранию депутатам от аристократии и священнослужителей.
12 июля (сопоставьте даты) адвокат Демулен призвал народ «К оружию!» Кто-то, как мне кажется, очень долго думал. Толпа (?) ринулась и захватила Арсенал Дома Инвалидов (32 тыс. ружей и пушки). Но там было очень мало пороха (кто оценил это количество?).
14 июля Толпа (?) отправилась к вооруженному замку – тюрьме Бастилии, в которой кроме королевских узников (7 человек), как все вдруг узнали, хранились огромные запасы пороха, и захватила его. (Кто организовал охрану и  раздачу пороха в стихийной толпе?). 
17 июля. Король по требованию Национального Собрания (около 400 безоружных болтунов) прибыл в вооруженный Париж из охраняемого (10000 гвардейцев) Версаля и безропотно принял от мэра города трехцветную кокарду – символ революции!
       Считается, что именно так, и ни как иначе началась Великая Французская революция.

                Глава 4

       Для того чтобы описать все изменения, происходившие в годы Французской революции, не хватит и многотомного исследования, а не то что короткого рассказа. Любая ломка аппарата управления страной редко обходится без больших материальных и человеческих жертв. Как правило, их проводит в жизнь не восставший народ, а замаскированные сторонники свергнутого строя и примазавшиеся к революционным изменениям уголовные элементы, поощряемые все теми же контрреволюционерами.
        Коснулись  изменения и французской армии. В 1790 году «в целях экономии» из 13000 офицеров уволили 4000. В  тоже время, хотя считалось, что страной все еще правит король, находившийся в Париже во дворце Тюильри, охраняемый не народом, а королевской гвардией, из оставшихся 9000 офицеров,  ушли в эмиграцию 6000. Некоторые полки, укомплектованные немцами, уходили за границу целиком под руководством своих командиров с музыкой и развернутыми знаменами. «Весело» служить в годы перемен. Солдаты массами дезертировали. Но Мишель Ней продолжал служить. Газеты сообщали, что около границ Франции концентрируются австрийские войска. В Кобленце сформирована армия сторонников абсолютной монархии под командованием принца крови Луи Жозефа де Бурбон Конде. В воздухе откровенно запахло порохом. Французов штыками хотели вернуть обратно в полный абсолютизм. Настоящая армия Франции, как считали современники, уже перестала существовать. И вдруг 20 апреля 1792 года король Людовик XVI объявляет войну королевству Богемии и Моравии, т. е. Австрии. Кажется, что это совершенно дикое отсутствие логики. Ослабленная Франция объявляет войну сильному королевству. На самом деле все вполне логично. Король рассчитывал на быстрый разгром Франции и восстановление всей полноты абсолютной власти для себя любимого. Мало того, в огне поражения могли «сгореть» частично или полностью долги, которые он наделал в прошлые годы. Как часто человек планирует одно, а получает другое. В результате этой войны король и королева сложили свои головы на гильотине. А вместе с ними погибли тысячи и тысячи виновных и невиноватых – такова страшная логика военного террора. 23 года войны с короткими мирными антрактами – кровавый спектакль, который легко начать, но очень и очень трудно закончить. Что касается Мишеля Нея, то в пламени этих сражений он вырос из рядового гусара до всемирно известного полководца, а в звании до дивизионного генерала, в котором сравнялся с Наполеоном, а потом стал Маршалом Франции. Он не имел военного образования, но обладал одним редчайшим свойством: под губительным огнем, когда все живое трепещет от ужаса, он мог спокойно оценивать ситуацию, чувствовал бой. И сам для себя выработал формулу победы: атакуй всеми возможными силами там, где противник не ожидает твоей атаки; обороняйся там, где удобно обороняться тебе и неудобно наступать противнику; будь личным примером для своих солдат. Его победы сам Наполеон был вынужден назвать «образцовыми», хотя страдал приступами зависти к двум своим генералам: Нею – за безграничную любовь к нему всей армии и к Моро – за его удивительный талант боевого предвидения и честность.
Я не смогу перечислить все подвиги бесстрашного лотарингца. Безукоризненно зная немецкий язык, во всех своих званиях от рядового до полковника, он много времени уделял разведке. Он сам, переодевшись крестьянином, неоднократно проникал в расположение вражеских войск, хотя был знаком с австрийскими законами, по которым любого ЗАПОДОЗРЕННОГО в разведывательной деятельности в интересах противника вешали сразу без особых разговоров. Благодаря разведке, он умудрялся проводить свои войска по наилучшим маршрутам и выполнять поручаемые ему задачи почти без потерь. Тогда, видимо за цвет волос и за способность быстро загорать, но скорее всего по аналогии с ловкими и вездесущими американскими индейцами, солдаты уважительно называли Мишеля «Краснолицым». Потом это прозвище изменится на другое, но к тому времени и звание у Нея будет повыше, и масштабы гораздо больше. А пока он прошел (пролетел) все солдатские звания и 29 октября 1792 года получил первое офицерское звание младшего лейтенанта, а уже 5 ноября (через неделю!) его поздравляют лейтенантом. Ней частично потопил, частично захватил два речных каравана, а потом на захваченные суда посадил своих гусар с лошадьми, преодолел «опасное водное пространство, усыпанное подводными камнями» и разгромил противника. Солдаты боготворили своего Краснолицего не только за  легендарные подвиги, но и за редкое равнодушие к чинам и трофеям. В те пару лет все, кто пишет о Нее, отмечают его бескорыстие, что было редкостью в те, да и не только в те времена. В воинских званиях менее чем за год он просто стремительно взлетает: лейтенант – капитан – майор – полковник!
24 сентября отряд полковника Нея вышел к реке Рур, которую необходимо было форсировать. Берега реки, набухшие после обильных дождей, были усилены оборонительными сооружениями и защищены «эффективной артиллерией». Армия встала. Приказали действовать Нею. Уже 3 октября (10 дней!) все берега Рура, этого последнего препятствия перед Рейном, были в руках французов.
Командование представило его к званию бригадного генерала. Он отказался. Через короткий промежуток времени его снова представили, но теперь уже к званию дивизионного генерала. Он отказался! Оглянитесь вокруг: много ли вы найдете полковников, которые считают, что они не вправе стать генералами? Тогда их было примерно такое же количество. Но в августе 1796 командование настаивает и Ней принимает звание бригадного генерала. Изменился ли новоиспеченный генерал? Конечно, изменился. Звание не то, что прежде, резко возросли  масштабы задач. Но у молодого полководца было то, что отличало его от других генералов: совесть и внутренняя ответственность. Вот что пишет Эрик Перрен в книге «Маршал Ней»: «Полагаю, бесполезно советовать вам участвовать в сражениях, оставаясь на возвышении, - пишет ему друг детства Гренье, который следует за ним до Гогенлиндена (битва, блестяще проведенная генералом Моро и подорвавшая мощь Австрии). – Буду вам бесконечно благодарен, если сможете отправить к нам несколько повозок с хлебом. В повозки нужно впрячь хороших, красивых лошадей». Создается впечатление, что Ней может справиться с любым заданием: подготовить окружение крепости Эренбрейштейн, прорваться сквозь ряды австрийской кавалерии, чтобы доставить Сульту приказ об отступлении, добиться возвращения Фотхейма, обложить военной контрибуцией город По, обеспечить правильную выпечку 25000 хлебов в Гиссене, следить за перемещениями вражеских войск, их расположением и численностью».
Теперь молодой генерал получает в войсках новую кличку – прозвище «Неутомимый».
Со временем, примерно тогда, когда Мишель получил звание капитана, за ним появилась новая, непривычная для его боевых друзей странность. Молодой капитан перестал обедать за одним столом со своими сослуживцами. Воспитанный в основах дисциплины еще старой королевской армии, он стал требовать, чтобы подчиненные становились перед ним, отдавая рапорт, по стойке смирно, застегнутые на все пуговицы, и тому подобное. Вот и обедать он стал отдельно от товарищей, перестал выпивать даже с офицерами (правда, к алкоголю он всегда был более чем равнодушен), объясняя это тем, что звание обязывает быть трезвым. «Ну  и что, - решили его однополчане, - пусть развлекается». Субординация – вещь в армии необходимая. Без нее, да без дисциплины, любое подразделение легко может превратиться в банду, тем более что в главном он оставался прежним, т.е. первым поднимался в атаку и шел на десять шагов впереди строя и последним отступал, прикрывая тыл подразделения. Он рисковал значительно больше всех остальных, неоднократно был легко ранен, а два раза очень тяжело. За такое поведение в бою, за такую отвагу солдаты могут примириться со многими чудачествами. От этой боевой привычки он не отказывался еще довольно долго. В 1805 году войска Нея преследовали австрийские войска под командованием генерала Мака. Австрийцы отступили за полноводный Дунай, разметав пролет моста. Ней приказал закрыть обширную брешь бревнами. Солдаты  под градом пуль и бивших с фланга пушек тащили бревна и укладывали их так, как приказывал молодой генерал, стоявший у разметанного пролета. Потом, после боя, подсчитали, что каждое уложенное в пролет бревно обошлось более чем в три солдатские жизни. Когда мост был отремонтирован, Ней возглавил атаку и штурм деревни Обер-Эльхинген. Бой был жестокий. Погибло около 10000 австрийцев. Армия Мака была окружена и сдалась. Путь на беззащитную Вену Наполеону был открыт.
Будучи генералом, Мишель Ней не прятался за чужие спины. Он только стал еще больше думать. Тогда еще у него была одна, но важная идея: беречь жизни своих солдат.

                Глава 5.

       Эту главу необходимо посвятить роли законных жен, а также роли женщин в истории. Дело в том, что абсолютное большинство мужчин – исторических персонажей, действуют так, чтобы угодить дамам своего сердца, а не только в русле политических взглядов своего времени. Вопрос крайне щепетильный и сложный, но профессиональные историки его по какой-то непонятной причине стараются не замечать или сводят все к банальным отдельным случаям. На самом деле все не так просто. Вот, наконец, мы подошли к поворотному событию в жизни молодого, но уже известного и любимого большинством французов дивизионного генерала Нея – к  его свадьбе.  Но, чтобы правильно оценить это важнейшее, как окажется в его жизни, событие, надо оглядеться вокруг и понять: а что же происходит вокруг в  самой благословенной Франции.
         В то время, когда некоторые сражаются, защищая на фронтах завоевания революции, другие – крестьяне и ремесленники – трудятся днем и ночью, третьи, прикрываясь революционной фразой, богатеют, приобретая огромные средства благодаря наличию цинизма, наглости и  безответственности. Стремительно разбогатев, они стремятся приобрести политическую власть, для того чтобы сохранить «честно украденное» у страны и народа.  Если говорить о масштабных ворах того времени, то нельзя обойти Поля Барраса, точнее, виконта де Барраса. Гражданин Баррас, капитан-лейтенант флота в отставке, родился в дворянской семье; для окружающих – «страстный якобинец»; был направлен комиссаром Конвента для подавления мятежа в Тулоне. Первым наградил юного лейтенанта Бонапарта и присвоил ему звание капитана.
Проводил казни в Тулоне и Марселе настоящих и мнимых роялистов, в ходе которых необыкновенно обогатился, присваивая себе имущество казненных. Был вызван в Париж. Пока с ним разбирались, организовал заговор против Робеспьера. Уничтожив Конвент, 26 октября 1795 г. стал во главе  Директории. Организовал принятие новой конституции, по которой отменялось всеобщее избирательное право, а вся исполнительная власть вручалась Директории в составе 5 (ну очень разбогатевших) человек. Конституция закрепляла власть нуворишей, что вызвало мятеж не только сторонников монархии, но и многих других... Главную роль в подавлении недовольных сыграл Наполеон Бонапарт, артиллерия которого смела картечью мятежников с улиц Парижа. За этот «подвиг» Бонапарт был назначен командующим всеми военными силами внутренней Франции, и с этой ступеньки началось его стремительное восхождение к вершинам власти. Для того, чтобы еще ближе привязать к своей особе молодого командующего, Баррас женил его на своей любовнице (параллельно работавшей тайным платным осведомителем самого министра полиции Фуше) Жозефине Богарне, даме с очень большим «знанием жизни», опытной во всех  отношениях. После этого «мероприятия» Бонапарт был отправлен в Италию, где, ограбив итальянцев,  показал себя настоящим учеником Барраса. Потом последовал «исследовательский» поход генерала в Египет и возвращение в октябре 1799 года в Париж. К тому времени Франция властью олигархов «наелась по горло». Бонапарт сверг власть Директории и назначил себя Первым консулом, а зажравшегося Барраса выслал из страны (ну не казнить же дорогого учителя). Вот и появилась в этой истории первая женщина.
Положение первого консула было достаточно шатким. Его огромная власть не нравилась некоторым генералам, для которых лозунг революции «свобода, равенство и братство» был не пустым звуком. Многие генералы – Моро, Бернадот, Ланн, Сен-Сир да и некоторые другие – еще жили в мире равенства и братства.  С этим надо было покончить. Для начала всех переженили. Талантливейшему Моро подсунули красавицу креолку Александрину Гюлло с бешеным темпераментом, которая объединила свою необузданную энергию с такой же энергией своей любимой маменьки в борьбе за перевоспитание мужа. В результате их действий Моро выслали из страны.
Бернадота женили на (тут трудно разобраться) не то любовнице, не то  несостоявшейся невесте самого Бонапарта и сделали королем Швеции. Получился интересный король с татуировкой на груди «смерть королям». Такой вот несмываемый грех юности. Но властителем он оказался очень неплохим. При нем Швеция вылезла из нищеты и вот уже третье столетие живет, не участвуя в разорявших страну до Бернадота войнах.
Смельчак и герой Ланн до самой своей гибели в бою обращался к Первому консулу, а потом и к Императору, только на «ты», как было принято у революционеров,  чем доводил до обмороков придворных дам. Но нельзя же только устранять, кого-то необходимо и приближать. Для власти нужна опора, причем опора чрезвычайно популярная в стране. Выбор пал на Мишеля Нея: популярный герой, из рядовых без всяких протекций пробившийся в дивизионные генералы, к власти над людьми равнодушен. О! Это то, что необходимо. В начале 1802 года Нея срочно вызвали в Париж. Первый консул встретил его лучше отца родного. Наградил деньгами, подарил драгоценную  саблю египетского паши, осыпанную алмазами. Сабля вроде бы произвела впечатление, все остальное нет. Не подействовали ни объятия Первого консула, ни совместный обед, организованный по дружески, по-семейному – лишь Бонапарт, Жозефина и Ней; ни проводы к месту ночлега Нея старшим братом Первого консула Жозефом в карете самого консула… Какая неслыханная честь и все зря. Поздним вечером Жозефина произнесла приговор, короткий как выстрел в упор: «Надо женить».
      Женитьба – один из способов, которым Бонапарт «намертво привязывал» к себе многих талантливых генералов, а через них армию к своей особе. Лихой кавалерийский офицер Мюрат женился на младшей сестре Первого консула Каролине. В приданое получил 30000 ливров. Жили молодожены как кошка с собакой. Но об этом в дальнейшем. Впоследствии Мюрат стал маршалом Франции и Неаполитанским королем.
        Будущий маршал Франции Даву женился на Эмме Леклерк. Все офицеры французской армии потешались над этим браком и гадали – как мог мрачный, лысый, внешне отталкивающий Даву совершить столь «выгодную сделку»: получить 150000 ливров приданого и близкое родство с Полиной Бонапарт, сестрой Наполеона.
Настала очередь Нея. Долго подбирали кандидатуру достойной невесты. Нашла это «счастье» дочь Жозефины Гортензия Бонапарт, урожденная де Богарне. Чтобы понять дальнейший ход истории, придется сказать несколько слов о самой Гортензии. Все выше упомянутые девицы учились и воспитывались в пансионате мадам Жанны Кампан. Давайте пока запомним этот факт. Что касается самой Гортензии, то она вышла замуж за родного брата своего отчима Наполеона Бонапарта Людовика (Луи) и таким образом стала для Жозефины дочерью и невесткой одновременно. Луи и Гортензия относились друг к другу, мягко скажем, прохладно, поэтому шли под венец из-под палки. Бонапарт сделал Луи королем Голландии. Королева Гортензия родила мужу трех сыновей. Если происхождение первого сына слегка прикрыто туманом, то второй, Шарль Морни, был рожден от гусара Флахо, а третий от голландского адмирала Веруэля. Этот третий войдет в историю под именем Наполеона III, не имея ни капли наполеоновской крови.
Теперь следует внимательно присмотреться к пансионату мадам Компан. Все пансионерки этого любопытного заведения в будущем вышли замуж за военных в высоких чинах или за политических деятелей, игравших очень важную роль в истории (ну просто «Кремлевские жены», прочитайте соответствующую книгу об изменении политического курса СССР). В пансионе изучали предметы, необходимые будущим великосветским дамам, но главным было кокетство, поэтому выходили из стен этого заведения законченные эгоистичные стервы. Таким образом, воспитывая соответствующим способом женщин, можно уничтожить любое государство, каким бы идеальным оно ни было. Эта истина известна с библейских времен. Жанна Компан не жалела средств на содержание и воспитание пансионерок, также и сама жила,  ни в чем себе не отказывая. Было видно и невооруженным взглядом, что платежи, которые платили родственники молодых девушек, не покрывают всех расходов пансионата и самой мадам.  А вот откуда брались недостающие деньги, это вопрос. Есть два варианта:
 1) доплачивало английское правительство из тайных фондов, для того, чтобы разложить верхушку управленческого аппарата государства и уничтожить своего врага в те годы – Францию. Англичане большие искусники на подобные длительные комбинации, и Библия у них – настольная книга.
2) граф Прованский (в эмиграции де Лиль, будущий король Людовик XVIII). Современники описывают его, как тупого обжору и заядлого картежника, неспособного завести себе даже любовницу. Очень мало кто знает, что это «был выдающийся мастер международного шпионажа, энергичный руководитель секретной агентуры», способный запутать в своих сетях и генералов Конвента и таких отъявленных негодяев, как Баррас, который грабил Францию не только в своих корыстных интересах. Дело в том, что руководил этим ограблением из эмиграции граф Прованский, поэтому лично присвоил Баррасу титул «маркиза де Барраса». Вот так бывает в истории, когда главный руководитель страны является всего лишь марионеткой, управляемой со стороны тайными и заклятыми врагами. Ох, «неисповедимы пути господни».
А в это время Ней вот уже почти полгода жил (томился) в Париже и ничего не подозревал о матримониальном заговоре, который плели за его спиной. В январе 1802 года Жозефина Бонапарт порекомендовала ему посетить замок Гриньон всего в 18 верстах от Версаля, а заодно приглядеться к Аглае Огъе, одной из трех дочерей Пьера-Сезара Огъе – чиновника высокого ранга министерства финансов.  Хозяина все характеризовали  как живое воплощение хорошего тона и изысканных манер. Мишеля и Аглаю (в домашнем кругу ее звали Эгле) представили друг другу. Уже при первом знакомстве Ней отметил откровенно ироничные, а под конец визита даже презрительные взгляды девушки, обращенные в его сторону. Я смотрю на репродукции с портретов молодой аристократки Аглаи Луизы Ней кисти Ф. Жерара и известного уже в 1792 году гусарского офицера Мишеля Нея кисти А. Брюна. Их даже отдаленно сравнить невозможно. С одной стороны – молодая, уверенная в себе, исполненная внутреннего (не показного!) достоинства брюнетка с лицом восточного типа, необычным для Лангедока – малой родины Мишеля. На ней красное, без каких либо изысков платье, просто уложенные волосы, в них тонкая нитка жемчуга, двойная нитка жемчуга на груди. Все просто, элегантно, без излишеств. Смотришь и понимаешь, что красота сама по себе красота, ей не нужны никакие украшения. На другом портрете молодой рыжеволосый гусар, причесанный еще по королевской моде: букли на висках, нелепые две косы, жиденькие рыжие усишки, нос картошкой… М-да, не Аполлон. Ох, не Аполлон… К тому же в первый раз Мишель явился именно так, как изображен на портрете: напудренные волосы, букли, нелепые вышедшие из моды гусарские косы, потертый в походах и боях штопанный генеральский мундир. Остается добавить о тягостном молчании, воцарившемся после представления. Все. Это был полный провал. Не буду описывать продолжение этой первой встречи.
На вторую встречу Ней явился подстриженный по последней парижской моде, в новом генеральском мундире, с саблей египетского паши, усыпанной драгоценными камнями, то есть во всем гусарском великолепии. Бедняга не знал, что против него и так развернута целая военная операция. С одной стороны, ему говорили, что не к лицу признанному храбрецу гусару отступать перед одной из первых красавиц Парижа. Это позор всей армии. А с другой стороны, женитьба гусара была поручена самой опытной сводне Франции – мадам Кампан (кстати, родной тетке по матери Аглаи).  Вот тетушка и руководила из-за кулис всеми «боевыми действиями».  До 27 июня Ней держался и молчал о своих чувствах. Настоящие мужчины не кричат о любви. Они в лучшем случае о ней шепчут, а чаще просто молчат. 5 августа сыграли свадьбу. На ней были самые близкие родственники невесты, несколько друзей жениха, подруги невесты Гортензия и Каролина, но родственников Мишеля пригласить, видимо, «забыли». 
На  свадьбу Жозефина прислала записку: «Я хочу еще раз уверить вас в том, насколько Бонапарт и я заинтересованы в вашей свадьбе и какое УДОВЛЕТВОРЕНИЕ ОН ОЩУЩАЕТ (выделено авт.) при мысли о том, что этот брак обеспечит счастье двух людей, к которым он испытывает особенно теплые чувства и уважение. Я разделяю вместе с ним оба эти чувства». Настало время рассказать о победной точке, поставленной 1-м Консулом, в этом «сражении». У Аглаи было приданое: часть дома оценивалась в 5000, 50000 деньгами, вещами 12000. Имущество Нея: 12000 ценными бумагами, имение Пти-Мальяж оценивалось в 80000. И победная точка Бонапарта: 300000 на покупку собственного дома молодоженам. Сравним эту цифру с приданым Каролины, сестры Наполеона! 1-й Консул мог удовлетворенно потирать руки: известный всему миру храбрец оказался в его «золоченой клетке».
Молодая жена кротко, но доходчиво объяснила мужу, что подобающее им домашнее гнездышко она совьет сама, и купила красивейший особняк  за какие-то 325000. Отремонтировала его и обставила мебелью просто и красиво, без присущей нуворишам безвкусицы и всего лишь за сущие пустяки – 1 миллион 100 тысяч. Вот с этим «небольшим долгом» и проводила мужа обратно в армию. Надо сказать, что к тому времени большинство французских генералов давно не стеснялось брать «трофеи», и поэтому стали официально признанными миллионерами. Только Моро из-за своей честности и преданности идеалам революции, никогда не сгоравшим в его душе, не набивал сундуки золотом, да Ней. Правда, у Мишеля был другой повод. Еще со времен, когда он стал вахмистром (командиром кавалерийского взвода), а потом старшим вахмистром (старшиной эскадрона), ему приходилось отвечать за внешний вид своего подразделения (обмундирование рядовых гусар), обеспечение продовольствием, за соответствующее состояние конского состава, всего не перечислишь… Вот с тех пор он стал относиться к своим подчиненным как к своей семье и все положенные ему деньги, а также все «трофеи» тратил на эту свою «семью». Теперь ситуация изменилась: дивизионному генералу пришлось думать о долгах и о том, как обеспечить «скромные потребности» своей генеральши.

                Глава 6.

       После того как молодожен вернулся в армию, 1-й Консул сделал ему предложение «успокоить» бурлящую Швейцарию. Надо сказать, что эта небольшая страна имела ключевое значение в центре Европы. Но в ней, как и во Франции, незадолго до этого  «схлестнулись» республиканцы и сторонники старых способов управления. Наполеон разработал для швейцарцев новую Кантональную Конституцию и союзный договор. Теперь необходимо было «уговорить» население Швейцарии принять эту политическую стряпню. Трудность заключалась в том, что Конституция была явным компромиссом и  до конца не удовлетворяла обе стороны. Сначала 1-й Консул обратился к дипломатам – те отказались. Тогда попробовал привлечь к этой проблеме генералов – результат тот же. А почему бы не попробовать послать Нея,  он теперь обязан ему достаточно многим. Пусть отрабатывает.  Тем более, он неплохо знает эти места – воевал там. С самого начала молодой генерал показал себя очень неплохо. Швейцарцы даже охнуть не успели, как Ней со своим армейским корпусом оказался в Цюрихе. Молниеносно арестовал и крайне левых, и крайне правых, а с остальными выборными приступил к обсуждению ситуации. Трезвомыслящим швейцарцам было понятно, что счастливая жизнь, обещанная Бонапартом, будет сопровождаться политической немощью их страны. Строка за строкой обсуждались предложения Наполеона. Ней помог им «проглотить пилюлю». Молодой генерал умел спокойно обсуждать параграфы один за другим, менять формулировки, которые казались оскорбительными, не изменяя сути предложений. Вот когда пригодилась школа, полученная в юности у нотариуса. Когда какой-то пункт вызвал всеобщее негодование, Ней собственноручно переписал его, не меняя сути предложенного. Высший пилотаж дипломатии! Даже Талейран выразил удовлетворение таким ходом переговоров. Он написал Нею: «Имея отличия по военной части и в политике, Вы обладаете двойным преимуществом в столь важных переговорах, которые Вам доверены».
      4 июля 1803 года в соборе Фрибура Ней выступил с речью, составленной им самим. Речь произвела очень сильное впечатление на швейцарских выборных. Они поддержали в своем большинстве начинающего дипломата-генерала. Задача была выполнена.
      В Швейцарии Мишель Ней познакомился с двадцатичетырехлетним никому не известным автором «Трактата о крупных операциях» Антуаном Жомини. Надо сказать, что молодой капитан швейцарской милиции предлагал и до этого свою работу некоторым французским генералам, но они, следуя известному «генеральскому правилу», ее даже не перелистывали. А Ней прочитал и, мало того, сделал правильные выводы, поэтому пригласил автора на французскую службу.
       Но все это будет потом, а пока Бонапарт высоко оценил необыкновенные успехи, достигнутые Неем. А успехи были действительно необыкновенными, потому что в Швейцарии пришлось решать задачи  военно-политические, государственно-политические (это не одно и то же), административные, дипломатические и еще бог знает какие, проявляя при этом выдержку, такт и уважение к обычаям швейцарцев.
        В декабре 1803 г. Мишелю Нею было  поручено дело чрезвычайной важности и такой же трудности: формирование, обучение, подготовка армии, предназначенной для высадки в Англии. Нужно было подготовить войска к преодолению водной преграды Ла-Манша при полном господстве английского флота, действиям в отрыве от операционных баз, в  окружении превосходящих сил противника, опирающегося на патриотически настроенное население и пр. Какая подготовка нужна этим войскам, чтобы не то что победить, а просто выжить? Никто не знал ответов на эти вопросы… Причем, сначала надо было понять и сформулировать сами вопросы, а лишь потом найти ответы. 28 декабря 1803 г. в лагерь Монтрей, находящийся на западном побережье Франции, прибыл сам «Неутомимый» Ней. Для генерала и его красавицы супруги заново отреставрировали замок Рек. Это было самое счастливое время их совместной жизни. Относительно рядом была любимая женщина, которая одним своим присутствием удесятеряла силы Мишеля. Он днями пропадал в войсках, а по ночам  карандашом и резинкой на бумаге и на картах, при помощи такого же неутомимого Жомини, создавал и разрешал возможные боевые ситуации. На следующий день войска уже отрабатывали новый боевой маневр. Это было нечто похожее на самостоятельное обучение в академии и самих войск, и Мишеля Нея. Пожалуй, даже несравненно более высокая школа обучения военному искусству.  Аглая была умная женщина. Она видела, как десятки тысяч людей подчиняются и с радостью выполняют команды ее мужа, поэтому хотя бы на время отбросила в сторону «науки» мадам Кампан. Вот тогда они и были обоюдно счастливы.
Булонский лагерь – это общее название 4-х лагерей, готовивших французскую армию к прыжку в неизвестность.  Первый из них – это Амблетез, командующий талантливый храбрец  Ланн. Второй – Сульт. Левобережный – Ней. Правобережный – надежный, как скала, Даву.
С самого начала подготовки началось негласное соревнование командующих лагерями генералов. Каждый из них учил своих солдат и офицеров согласно своему опыту и общим знаниям. При осмотре лагерей и после проверки готовности войск Наполеон сделал свой вывод, о котором впрочем, никому не сообщил, но который ясно показал, кто из командиров добился наибольших успехов в деле подготовки своих корпусов: он приказал своему старшему брату Жозефу учиться военному делу в Левобережном лагере. 
Во всех европейских столицах размышления профессиональных военных были одинаково мрачными. Они знали, что происходило в лагерях французской армии, расположенных на океанском побережье, в эти месяцы. Даже самые бестолковые из них понимали, что солдаты, бившие их, когда французская армия представляла собой не более чем сброд, после такого интенсивного обучения, скорее всего, будут непобедима. Понимал это и сам премьер-министр Великобритании Уильям Питт. Ядовитой рекой потекло английское золото. Пруссия, считавшаяся в те годы одной из сильнейших европейских держав, решила поторговаться и не вошла в создаваемую Англией коалицию. Австрия, привыкшая еще задолго до этого момента к «английской отраве», согласилась, но при условии, что в коалицию обязательно вступит Россия. Отсыпали еще английских гиней, и Александр I «вляпался» в эту историю. Хотя выхода у него не было – уж он-то хорошо знал, что бывает с теми, кто смеет отказываться от выполнения английских «просьб». Англичане в который раз подготовили новую европейскую войну.
150 тысяч французских солдат сложили свои ранцы и взамен десантирования на английское побережье двинулись в центр Европы. Наполеон всегда не уставал восхищаться гением своего начальника штаба Бертье, талантливо спланировавшего этот переход к берегам Дуная, но забывал назвать имена тех людей, которые подготовили эти войска! Потом за битву под Эльхингеном, столь блистательно выигранную, Ней получил титул герцога Эльхингенского, но после этой победы его отправили «успокаивать» очень мало что значащую Тюрингию. Подальше от центра событий. Ней как всегда блистательно выполнил поручение, но тоже в свою очередь, «уколол» Императора: послал с донесением «о проделанной работе» не обычного курьера, а  Жомини. Наполеон знал о вкладе этого теоретика в подготовку войск, поэтому прямо на Аустерлицком поле ни секунды не воевавшего Жомини поздравил полковником. За что? А за то, что привез письмо! И только лишь. Правда, новоиспеченный полковник не растерялся и тут же вручил почти такому же «самоиспеченному» императору свою книгу. Надо отдать должное – Наполеон с юных лет, когда был еще постоянно голодным лейтенантом, с уважением относился к специальной литературе (романов, как все знают, он не читал в принципе); буквально через сутки шутливо заявил своей свите: «Заметьте, не профессора-придурки из военной школы в Бриенне, а этот швейцарец объяснил мне, как я выигрываю сражения». Император приказал включить на постоянной основе полковника Жомини в штаб маршала Нея, чему эта «парочка» была несказанно рада. Оба горячие, вспыльчивые, не признающие авторитетов и званий,  еще в Булонском лагере они могли за одну ночь неоднократно поссориться и помириться.  Надо сказать, что Жомини сохранил о маршале до конца своей жизни самую светлую память. Больше ни О КОМ и НИКОГДА он не говорил и не писал С ТАКИМ УВАЖЕНИЕМ. В 1815 году он хотел спасти жизнь Мишелю, даже ценой своей карьеры в русской армии. А может быть и большей ценой. Кто знает? Но Ней ЗАПРЕТИЛ ему предпринимать те радикальные шаги, на которые швейцарец был способен. (Жомини к тому времени уже был известным  и уважаемым самим Александром I, а также русским офицерским корпусом, генералом русской службы).

                Глава 7.

Первое, что сделал Наполеон после победы при Аустерлице, это выпустил прокламацию, а начиналась она так: «Солдаты, я доволен вами!...». Любопытное начало, если учесть, что только около года тому назад  он стал императором. Для защиты приобретенного престола эта победа была крайне важна. Поэтому все лавры Наполеон присвоил себе, чем несказанно обидел своих маршалов. А он понимал, что его трон целиком и полностью зависит от армии, а еще точнее – от вождей, на которых его солдаты смотрят на поле боя. А были обижены (обделены славой) практически все: Сульт, отлично действовавший в центре и на правом фланге; Даву, блистательно осуществивший ложное отступление в центре и потом стремительно атаковавший согласованно с Сультом; Бернадот, действовавший как единое целое с Даву; Ланн, стойко державший левый фланг от превосходящих сил союзников; Бессьер, командир тяжелой кавалерии, лично возглавивший контратаку против русских; Удино… Проще сказать: недовольны все. Даже находивший в Тюрингии Ней – за то, что его лишили чести командовать подготовленными им войсками. Недовольны и оскорблены, потому что из разряда коллег, совершивших великое дело, были этим обращением низведены в разряд безликих подданных. Особенно был взбешен Ланн. Прочтя прокламацию, даже не получив формального разрешения от императора, он умчался во Францию с такой скоростью, что наверное первым принес весть о победе, далеко опередив всех гонцов. А ведь были еще такие, как генерал Сен-Сир, наотрез отказавшийся подписывать не так давно петицию о возведении Бонапарта в императорское достоинство. Совсем недавно Наполеон присвоил  18 генералам маршальское звание, а потому надеялся, что честолюбие их удовлетворено, поэтому славу этой победы решил присвоить только себе(!). Вожак не учел, что к тому времени он создал такую ситуацию, что в банде, в  которую  он реорганизовал бывшую революционную армию, доходы напрямую зависят от славы, а значит, от того, как он лично эту славу «раздует» или принизит.
Вот как Ней ответил на письмо своего тестя, который просил его быть поосторожней и больше думать не о славе, а о счастье его жены. «Эгле довольна мной» – с солдатской прямотой рубил он своему тестю. «Сегодня это военная слава, завтра – состояние, а может быть что–то более важное».
Так постепенно интересы Франции и его «армейской семьи» стали отступать в сознании маршала перед интересами  воспитанной в банковской среде его жены Аглаи. «Тот, кто добивается материального благополучия, пожинает плоды, ради которых не стоит жить» - эти строки написал уже в 20 веке другой великий француз – Антуан де Сент-Экзюпери.
У Аглаи были свои представления о том, как должна жить семья подобного человека. И эти притязания должен был в полной мере обеспечить Мишель. Так постепенно любимая жена гасила те звезды юности, которые светили Нею. Она была верной женой и любящей матерью своих детей, но воспитывала их как космополитов, оторванных от почвы страны, в которой они родились. Ни один из них не поднялся выше потребительского мещанского уровня. Закончить этот абзац мне хочется снова словами великого де Сент-Экзюпери: «Величие всякого ремесла состоит в том, что оно объединяет людей, ибо нет ничего драгоценнее уз, соединяющих людей. Работая только ради материальных благ, мы сами себе строим тюрьму». В 1814 г. Наполеон, характеризуя Нея, вынужден будет написать следующие горькие строки: «Амбиции и опасение опоздать к дележу почестей и богатств заставили бы его отречься от собственного отца». А может быть, пером Наполеона водила зависть или какое-то еще более подлое чувство? Но все равно невыносимо жутко оказаться даже в подобии такой тюрьмы.
К 1808 году грызня маршалов стала невыносимой, а хищения не поддающимися никакой оценке. Вот краткие выдержки из писем самого императора своему брату Жозефу, в те годы королю неаполитанскому, где он характеризует только одного из маршалов: «Массена грабит всюду, где может» или «Он хороший солдат, но он не думает ни о чем кроме денег…, но теперь и десятки миллионов неспособны удовлетворить его алчность». Только в одном эпизоде  он присвоил 6400000 франков, а это тонны золота. Вот такую свободу принесли на своих штыках французы в Италию. А ведь впереди совершенно умопомрачительные грабежи Массены в Испании. Немудрено, что император начинает задумываться о том, как маршалы могут объединиться, войдя в грабительский азарт, и сбросить с трона главного вора империи, то есть его самого. У них в подчинении есть войска, а в наличии просто уму непостижимые средства.
Оглянувшись на исторический опыт, Наполеон выяснил, что ничто так не гасит общее недовольство и стремления изменить ситуацию, как ливень привилегий. И Наполеон  оторвал маршалов друг от друга и ОТ НАРОДА Франции сущим пустяком – 1 марта 1808 года он дал им титулы. Для этого пришлось восстановить дворянство. Как легко, оказывается, решать свои задачи, играя на тщеславии людей. И вот уже Мюрат стал герцогом Бергским и Клевским; Бертье – князем Невшательским; Бернадот – князем Понте-Корво; Лефевр – герцогом Данцигским; Ней – герцогом Эйхингенским  и т.д., и т.д. Сразу же у маршалов появилась масса проблем и головной боли. Особенно интересовались вопросом, почему одного сделали князем, а другого всего лишь герцогом, жены новоявленных титулованных особ. Для этих дам, кроме бывшей прачки герцогини Данцигской (Лефевр), этот вопрос сделался самым главным на долгое время.
К вышесказанному следует добавить, что Наполеон, будучи сам циником до мозга костей, считал и своих подчиненных такими же. Поэтому поощрял их, как принято в бандах и в обществе  своей буржуазно-бюрократической империи, выдаваемыми им лично деньгами, иначе говоря, нагло покупал их верность. А чего стоит продажная верность в обществе капитала, ему пришлось самому испытать через каких-то восемь лет. Средства для этого требовались совершенно невообразимые даже по сравнению с грабежами самих маршалов. Поэтому еще со своего первого итальянского похода в 1796 году он начал грабить не только своих врагов, но и совершенно нейтральные государства, пытавшиеся «отсидеться в стороне». 
Король Пьемонта Виктор-Амедей был союзником австрийцев, после разгрома которых был вынужден отдать две свои самые лучшие крепости, заплатить контрибуцию и поставлять все необходимое для ведения военных действий французам на все время этой военной кампании. А это огромные деньги.
Герцог Пармский соблюдал нейтралитет, поэтому отделался относительно легко: 2 млн. франков золотом и 1700 лошадей.
После падения Мантуи в франко-австрийскую драку сунулись папские войска. Папа Пий VI называл Наполеона «исчадием ада» и «денно и нощно» молился, прося ниспослания победы у Господа; может быть, поэтому его наемники-профессионалы после первого столкновения с французами так быстро разбежались. Пришлось Папе послать своего племянника кардинала Маттеи униженно молить победителя о мире. Вот тут уж Бонапарт отыгрался по полной. Пришлось Пию VI отдать 30 млн. звонкой монетой, а также заплатить не имеющими цены картинами и статуями из папских музеев и сокровищниц.
Ни с чем несравнимые грабежи продолжались и при завоевании Египта. В Каире французы захватили одного из достаточно зажиточных жителей города Сиди – Мохаммеда Эль-Караима – и  потребовал 300 тыс. пиастров за его жизнь. Купец пожадничал, и его казнили. В течение нескольких дней богатейшие жители города сами внесли 4 млн. пиастров. Это только в Каире! «Аппетит  приходит во время еды», поэтому Бонапарту «добровольно» внесли выкуп за себя и многие, многие другие, значительно менее богатые  мусульмане.
А как лихо он ободрал мелкие германские княжества и отдельные самостоятельные города, это отдельная грабительская поэма, да еще и взял «дань кровью» – заставил служить французам немецкие ранее самостоятельные армии: всех этих вюртембержцев, саксонцев, баварцев и т.д. по списку. Эту увлекательную тему можно продолжать еще достаточно долго, но нужно соблюдать хотя бы какой-то хронологический порядок. А так как верхушка армии уже не могла не грабить, то к этой теме еще придется пару раз вернуться.
Следует рассказать еще об одном источнике обогащения Наполеона. В конце 1799 г. и в начале 1800 г.,  еще когда он был всего лишь первым консулом, пришлось столкнуться с казалось бы неразрешимой проблемой: государственная казна была пуста. Ее полностью разграбила правившая до него Директория во главе с Баррасом и государственная бюрократия. Казну необходимо было срочно наполнить деньгами, причем огромными деньгами, так как страна находилась в преддверии целой серии больших войн. Повышать прямое налогообложение было нельзя. Это сразу же вызвало бы взрыв негодования народа. Первый консул нашел выход: необходимо было увеличить косвенное налогообложение. Вот как об этом написал академик Е.В. Тарле: «Косвенное обложение, требующее в конечном счете одних и тех же взносов и с богатого и с бедного потребителя, казалось Наполеону удобным своим автоматическим характером, так как косвенное обложение не ссорит налогоплательщика со сборщиком податей и с правительством, ввиду того что они платятся при покупке предметов потребления. Как бы высоко обложены они ни были, никаких сборщиков нет и быть не может». По сути своей это грабеж, причем страдает от него больше всего беднейшее население страны. Это и были огромные тайные деньги 1-го Консула, за которые он ни перед кем не отчитывался... На них можно было, не напрягаясь, содержать армию и готовить свой будущий трон. Косвенные налоги – это огромная сила и бесконтрольная власть! Так он ограбил Францию.

                Глава 8.

После разгрома третьей коалиции англичанам потребовалось свежее пушечное мясо. Они обратили свои просвещенные взоры на Пруссию, которую еще со времен Фридриха II считали великой  военной державой. Фридрих-Вильгельм Прусский согласился поддержать джентльменов, но попросил за это значительно больше, чем Австрия. Англичане тряхнули мошной, набитой под завязку грабежом колоний, и коалиция образовалась в таком составе: Пруссия, Россия, Великобритания, Швеция и Саксония. Для любой войны всегда нужен «достойный повод». К тому времени Наполеон образовал из различной германской мелочи Рейнский союз, который «великодушно» и возглавил. По этому поводу король Пруссии отправил ультиматум, в котором потребовал Рейнский союз распустить, а французским войскам немедленно убраться с немецких земель.
Когда Наполеон ознакомился с этим замечательным документом, а читал его он вслух в присутствии некоторых своих маршалов, то он с ними заключил пари, что разобьет Пруссию в течение месяца. Император проиграл. Для разгрома потребовалось 24 дня. Он знал или интуитивно чувствовал то, о чем говорил: это государство было построено, как жестко централизованная система. В таких странах, где всеобщая дисциплина и контроль за жизнью подданных были доведены до абсурда, достаточно разрушить один элемент, как вся плотина, сдерживающая живое течение жизни, рухнет. Так и  прусская армия была построена на дисциплине, граничившей с идиотизмом, а также на принципах линейной тактики. Французская послереволюционная армия от этих принципов давно отказалась. Ее корпуса были составлены из всех родов войск: пехоты, кавалерии, артиллерии, саперов, поэтому могли действовать на поле боя как отдельные войсковые единицы, руководствуясь общим планом достижения победы или обороны.
        Пруссаки имели армию более чем 200000 человек, опиравшуюся на систему блестяще подготовленных и великолепно снабженных крепостей. У французов было менее 140000 человек и за спиной враждебная Австрия. Исходя из этого, прусский король был уверен в своей победе.
14 октября 1806 года произошли сразу две битвы. Под Ауэрштедтом корпус Даву (24000 чел. пехоты и 1200 кавалерии) целый день выдерживал атаки герцога Брауншвейгского (63000 чел.).  Имея почти трехкратное численное превосходство, пруссаки  ничего не смогли сделать серьезного против французов и к вечеру отступили.
В битве при Йене все было наоборот: французов было больше в 2 раза, чем их противников. Как великолепно написал Ф.-Г. Уртуль: «В Йене Наполеон выиграл сражение, которого не мог проиграть. В Ауэрштедте Даву выиграл сражение, которого он не мог выиграть». Сказано красиво, но, как мне кажется, неправильно: сторонники линейной тактики не могли победить сторонников маневренного боя, гармонично использовавших все рода войск. Но, собственно, в этом рассказе нас интересует не течение самих этих сражений, а действия маршала Нея в битве при Йене. Находясь напротив усиленного центра прусских войск и только частично расстроив его артиллерийским огнем, Ней возглавил кавалерийскую атаку. И плохо бы пришлось его кавалеристам, если бы эту атаку не поддержали войска маршала Сульта. Во время этой схватки у многих сложилось впечатление, что Ней искал смерти в сражении. А после боя он закатил форменную истерику Сульту, упрекая его в том, что он украл у него победу. Две таких нелепости в одном кратчайшем промежутке времени плюс утрата управления войсками – это нечто из ряда вон выходящее! Почему он так поступил? Тем более, что еще во время тренировок в Булонском лагере он и Жомини вопросам управления войсками уделяли основное время, мобилизуя весь практический опыт и знания теории. А тут такое для командира его ранга воинское преступление и непонятная для молодого мужа и отца жажда гибели.
Пожалуй, причину происшедшего надо поискать в семье маршала. Когда молодые люди женятся, они начинают претворять в жизнь те идеализированные образы, которые сложились в мечтах и во время их нечастых свиданий. Мужчины за редким исключением (альфонсы и жулики) сразу говорят своим любимым: я хочу видеть тебя такой и такой-то. Женщины, как существа более нежные, редко бьют сразу и в лоб. Они действуют более мягко, но результатов добиваются таких, о которых мужчины не смеют даже мечтать. Подобное управление своим близким человеком называется манипулированием. Эти действия позволяют не просто изменить поведение молодого мужа, а иногда развернуть его образ мыслей в диаметрально противоположном направлении. Чего не сделаешь для семейного счастья? Манипулирование бывает двух видов:
полезное, когда, только лишь думая о любимой, становишься лучше, терпимей, вежливей, растешь духовно и т.п.;
ядовитое, когда прививаются жадность, трусость во благо семьи и т.п.
Причем, если мужчина проявляет стремление полностью соответствовать взглядам любимой, женщины воспринимают это за слабость, а не за что-то такое, за что мужчину стоит уважать и любить. Причем сами ядовитые манипуляторши, когда получают то, что рассчитывали получить, начинают помыкать своим мужчиной и если не бросают его, то по максимуму используют, откровенно презирая несчастного.
Кем же была Аглая для Мишеля? С первой же встречи он был ослеплен этой красавицей. При последующих – влюбился полностью и бесповоротно, поэтому стремился удовлетворить все запросы своей супруги, соответствовать всем ее требованиям. А какие запросы были у Аглаи, выросшей в банкирской среде? С детских лет презиравшей этот простой французский народ, создававший и защищавший ее благополучие, не получивший соответствующего образования, говоривший отнюдь не литературным языком? Как многие молодые девушки ее круга, она мечтала о богатом супруге, на деньги которого она создаст идеальный дом своей мечты. А как будут создаваться эти средства, не все ли равно! Она построила свой почти идеальный дом, лучший не только в Париже, но, пожалуй, и во всей империи. В нем все соответствовало ее уровню культуры, кроме разве что некоторых мелочей. Вот над ними она неустанно и работала. Ней – известный боевой маршал, поэтому необходима небольшая, но соответствующая коллекция оружия. Это не дорого, но престижно, а на полях сражений много всякого хлама. Для герцогини необходимо иметь картины, предметы искусства – это дорого (трофеи дешевы), но нужно соответствовать. Необходимо еще что-то такое, что могло поразить всех и полностью. Герцогиня начинает собирать ювелирную коллекцию. Это очень дорого, но благодаря ей Аглая может показать свои знания, тонкий вкус и т.п. Все это должен обеспечить любимый Мишель. Да, это был «брак по расчету, но теперь Аглая совершенно счастлива», так написала в одном из своих писем ее тетушка мадам Кампан.
А что происходит за эти четыре года с Неем? Если в начале своего брака он был просто ослеплен своей любовью, то с течением времени, находясь вне близости Аглаи, он начинает думать и сравнивать те задачи, которые он ставит перед собой сейчас, с теми, ради которых он действовал в первый год революции. Нет! Он ни в чем не упрекает свою Эгле. Во всем винит только себя, поэтому теперь начинает СОМНЕВАТЬСЯ В СЕБЕ, его захлестывают эмоции выше здравого смысла, наступает упадок морального духа. Он критикует и себя и своих товарищей. Отсюда возникают разногласия, которые выше существа дела. Частное, больное, лихорадочное переполняет его. Правда, и общее дело стало совершенно другим. Если раньше защищали идеалы французской революции, то теперь грабительскую наполеоновскую империю. А в этой новой Франции нет ни свободы, ни равенства, ни тем более братства. Есть власть денег! Если в начале революционных войн защищали страну от иностранного порабощения, то теперь Наполеон стремится к оккупации соседних государств с целью их ограбления в интересах крупного банковского капитала и растущей промышленной буржуазии. К примеру, ту же Пруссию он обложил непосильными налогами, использовав абсолютно зверский местный бюрократический аппарат. Сознание Нея оказалось «расщепленным»: с одной стороны, идеалы Великой французской революции, с другой – едва прикрытая вуалью светскости и любовью к семейному гнездышку мещанская сущность Аглаи,  с третьей – откровенная алчность Наполеона, которого он считал после свадьбы своим другом. Но в неслыханно щедром друге неожиданно проявился цинизм оккупанта-завоевателя, обрекающего на голод и нищету покоренные народы. Отсюда тяжелейшая нервная депрессия маршала.

                Глава 9

Теперь хотелось бы еще немного рассказать о проигрыше войны такой мощной в прошлом европейской державой, как Пруссия. Это важно не только для истории, но и для наших современников. После разгрома под Йеной и отступления под Ауэрштедтом прусская кадровая армия разбежалась. И тут, началось совершенно необъяснимое, с точки зрения военных теоретиков. Маршалу Ланну без сопротивления сдалась сильная крепость Шпандау с гарнизоном и огромными воинскими припасами. При приближении кавалерии Мюрата крепости сдавались как… карточные домики. К примеру, генерал Лассаль с гусарским полком подошел к Штеттину – грозной крепости с прекрасной артиллерией и большим гарнизоном (более 6 тыс. человек). Причем, припасов было в изобилии на несколько лет осады. У французов не было ни одной пушки. Твердыня сдалась по первому требованию. К Магдебургу – очень сильной первоклассной крепости, подлетел со своей кавалерией маршал Ней. У него были, помимо отряда кавалеристов, 4 сигнальных мортирки, возимых в седельных сумках, и он предложил генералу Клейсту (гусарская наглость) капитулировать. Клейст отказался. Ней приказал дать залп из мортирок. Выстрелы сигнальными ракетами, конечно же,  не причинили никакого вреда. Но комендант крепости приказал, и гарнизон в 22 тыс. человек сдался. Так кавалерийским отрядам (хотя кони, как известно, по стенам не лазают) сдавались прусские твердыни. Я не буду переписывать все подобные случаи. Но хотелось бы добавить следующее: после бегства короля сначала в Мемель, а затем в Кенигсберг, на службу к французам ринулась прусская государственная бюрократия, и с ее помощью за семь лет Наполеон обобрал Пруссию до нитки. А ведь все эти государственные деятели, занимая должность, клялись в верности Пруссии и прусскому королю. Но разве только бюрократия по мере вырождения начинает грабить и предавать «свой народ»? Есть еще одна категория, выделяющаяся в истории всех стран, это олигархи или очень богатые люди. Еще древние греки сделали практический вывод: в случае каких-либо критических ситуаций, родину «продают» врагам, пытаясь спасти «честно заработанное», богачи. Поэтому олигархам, а также их пособникам, в некоторых городах-полисах запрещалось занимать крупные общественные должности. А что происходит со страной, в которой присутствуют не десяток олигархов, а целый класс «кровососов»?