Гл. 10-19. Войны в Европе

                Глава 10.

После разгрома Пруссии французские войска вошли на территорию прусской Польши. Вот и настало время рассказать о том, как «Храбрейшего из храбрых» некоторые его коллеги, конечно же не в лицо, а за спиной, посмели назвать трусом. Но сначала стоит хотя бы немного рассказать об истории этой крайне интересной страны. В Польше привилегированным сословием были дворяне или, как они сами себя называли, шляхтичи.  С 1423 года польские крестьяне были крепостными, поэтому все без исключения принадлежали шляхте со всем своим имуществом и телами. По Нешавским статутам (1454 год) король имел право издавать законы, набирать войско, объявлять войну или заключать мир, а также вводить новые налоги, только с согласия шляхты. При этом шляхтичи освобождались от суда за любые преступления, мало того, они имели свой шляхетский суд и могли распространять его на города. Эта польская элита не считала себя потомками славян, потому что психологически трудно угнетать столь зверским образом простых поляков, поэтому считали себя потомками викингов или сарматов, избранных богом для того, чтобы управлять простыми людьми. Да что там управлять всей Польшей, они были уверены, что им будет в будущем принадлежать весь мир.
Шляхетское сословие было защищено законом о личной и имущественной неприкосновенности, имело право на «рокош» - вооруженное неподчинение государственной власти. Своим основным делом шляхтичи считали охоту, пиры и танцы. Подобное времяпровождение требует огромнейших средств. Их и «выжимали» из подвластных поляков, украинцев, белорусов, литовцев. Когда стихийно вспыхивали народные восстания, то против практически безоружных людей собирали шляхетское ополчение и коронные войска. Некоторым из восставших можно было позавидовать – они погибали в бою, других предавали различным изощренным видам казни.  Публичное жесточайшее убийство было одним из самых любимых зрелищ этих извращенцев и членов их семей. Эти убийства играли двоякую роль: во-первых, якобы приравнивали шляхетское сословие богу с его правом жизни и смерти, а во-вторых, как эти палачи считали, запугивались низшие сословия, что позволяло грабить их еще более нагло. Такова была жизнь во время «золотого века» польского шляхетства. Причем, сами паны до такой степени спились и деградировали, что им стало лень самим грабить подвластных крестьян и ремесленников, поэтому они решили отдавать свои поместья и доходные синекуры евреям-арендаторам с условием, что те принесут им не только «обычные» доходы, но даже повысят их, а все что «выжмут» сверх того, будет принадлежать им. Пройдут века, но память о жесточайшей эксплуатации сохранится у простых людей. Эта историческая память аукнется в ХХ веке. Но вот что удивляет: все валят на евреев-арендаторов, совершенно забывая «благородных панов», которые и были главными организаторами грабежа собственного народа.
Польша в те времена была огромным европейским государством. В нее входили так же Литва, Белоруссия,  практически вся правобережная Украина, большая часть нынешних прибалтийских государств и еще «мелкие, если смотреть по карте», фрагменты других соседей. Но любое государство опирается на три наиглавнейших столпа: постоянное развитие производства, дороги и внутренний рынок (торговлю). Как же с этими вопросами обстояло дело  в Польше? Все цеховые объединения ремесленников контролировались, проще сказать, подвергались ограблению шляхтичами. Так как паны-шляхтичи постоянно нуждались в наличных деньгах (охота за женщинами, бесконечные пиры – дорогое и малопроизводительное удовольствие), то они предавали за деньги интересы государства своим соседям: немцам, австрийцам, шведам…  Да что греха таить, и представителям российской короны. Продажность элиты была основной причиной  вражды панов друг с другом. А постоянно враждующим соседям разве нужны дороги? Конечно же, нет… Достаточно сказать, что в «просвещенном» ХIX веке (1805 год!), карета русского императора Александра I утонула в дорожной грязи вместе с кучером. Так существовала и «развивалась»,  до раздела между Австрией, Пруссией и Россией, Польша. «В Польше грязь – пятая стихия!» - так охарактеризовал польские дороги Наполеон. 
Вот в какой ограбленной, истерзанной собственной элитой стране пришлось воевать французам. Наполеон привык во время боевых действий, в основном, использовать местные продовольственные ресурсы, просто говоря – грабить местное население. Это позволяло ему совершать быстрые марши, не заботясь о громоздких обозах. А что можно было взять с ограбленных местными дворянами-шляхтичами польских крестьян? Практически сразу после вторжения в прусскую Польшу войскам прекратили выдавать мясную порцию, а выдачу водки и хлеба сократили вдвое. Так император описывал без прикрас свою жизнь зимой 1806 – 1807 года своему брату Жозефу: «Я не снимал ни разу сапог в течение 15 дней…Мы среди снега и грязи, без вина, без водки, без хлеба, едим картошку и мясо, делаем долгие марши и контрмарши, без всяких удобств, бьемся обыкновенно штыковым боем или под картечью, раненых везут в открытых санях на расстоянии 50 лье… Мы ведем войну изо всех сил и во всем ее ужасе». Стоит внимательно перечитать еще раз эти строки и задуматься над таким вопросом: почему французская армия выдержала и не рассыпалась, практически без зимнего обмундирования, в течение той ужасно холодной зимы и погибла в конце осени 1812 г. в России? Какая сила,  гений, какого человека так жестоко расправился с ней? И, конечно, ответ будет один! Не «генерал Мороз», а знаменитый параллельный фланговый марш Кутузова! Именно он не позволил французам собраться, реорганизоваться, раздать солдатам пайки, которые заранее приготовил наученный польским опытом французский император на всем пути отступления. Но в 1812 году появился еще один фактор, о котором не принято говорить. Вот и мы не будем забегать вперед, поэтому  вернемся в необычайно холодную зиму 1806 г.
Наполеон не был бы талантливым полководцем, если бы практически мгновенно не осознал, в какие гибельные условия поставлены его войска, поэтому сразу же потребовал организовать поставки продовольствия из покоренных, безропотно послушных обильных германских земель. Это было очень быстро и с истинно немецкой точностью организовано. Продовольствие  подготовили, но его еще необходимо было доставить к армии по ужасным польским дорогам. К тому же, что французские, что немецкие бюрократы не могут не «погреть руки» на столь экстремальных и огромных поставках. Понимая природу бюрократии, император организовал жесткий контроль на всем пути действия интендантов. Петля и пуля ждали «особо предприимчивых». Но, пока обозы продвигались по непролазной снежной каше польских дорог, войска голодали.
Стоит особо остановиться на положении русских солдат, которые в ту ужасную зиму противостояли французским войскам. Оно было воистину ни с чем не сравнимым, потому что интенданты русской армии были еще более алчны и «более опытны в вопросах снабжения войск», а также презирали защищавшего их русского солдата. К тому же, над ними не было жесткой и контролирующей длани Наполеона. А был ганноверец, английский подданный, генерал русской службы, масон Леонтий Леонтьевич (Левин Август Готлиб Теофил) барон (а с1813 г. граф) Беннигсен.
Итак, французы голодали, но сохранялась дисциплина. Вокруг воинских лагерей бродили толпы голодающих поляков.  Надо отдать должное: солдаты делились, подкармливали несчастных голодных  польских женщин и детей! Ну – это простые  солдаты, их так трудно бывает понять командирам, а вот сам  Наполеон умудрился «выжать» из нищей разоренной Польши 35 млн. золотых монет. Да-а, во все времена, ослепленная знаменитым польским гонором, польская элита умела выбирать союзников.

                Глава11

          Из-за нехватки продовольствия корпуса французской армии дислоцировались на значительном расстоянии друг от друга. Этим попробовал воспользоваться генерал Беннигсен. Не буду описывать все действия и противодействия, которые привели, в конце концов, к битве при Прейсиш-Эйлау. Но сделаю небольшое «лирическое отступление», которое, может быть, поможет читателям ощутить жизнь солдата зимой, которую пришлось «хлебнуть» и автору этих строк в необыкновенно лютые морозы 1968 – 1969 г.
Немного из личного зимнего военного опыта. Представьте себе заснеженные леса Карелии, мороз -43 градуса; постоянные перемещения и скрытые сосредоточения, при которых нельзя разводить костров и заводить моторы;  несмотря на мороз, промокшие от тающего на форме, сапогах и валенках снега (у французов не было сменной обуви!) и первые двое суток без еды. В последующие дни снабжение было налажено. При этом постоянное наведение и снятие ниток связи. Все в темпе, срочно. Спасали лыжи, и еще доармейская тренировка. Солдат может выдержать если не все, то очень многое, когда понимает, для чего это делается.  Рано утром на третьи сутки получили по закаленному, да еще и замерзшему армейскому сухарю и по полоске сала. Поверьте: вкуснее блюда я в жизни не ел. И еще чисто практический совет: мороз легче переносится, если постоянно что-то делаешь. Те, кто начинает беречь себя, обязательно обмораживаются. Солдаты непрерывно строят своеобразные шалаши из плащ-палаток, елок и лапника. Закрывают вход теми же плащ-палатками, заваливают верх снегом, так что даже вертолетчики не могут обнаружить, набиваются в них и греются друг от друга. Неимоверно трудно первые двое суток, потом организм адаптируется и все, оставшиеся в строю, начинают действовать, привыкая терпеть жгучий мороз.
Но вернемся в 1807год. Пусть в Польше морозы зимой значительно слабее, чем в России, но при скудном питании, летней форме (одни кивера чего стоят в холода) и русским, и французским солдатам было труднее, чем могут представить себе наши современники. Отсюда и родились те непередаваемые ярость и упорство, с которыми сражались обе враждующие армии, так как обе стороны считали виновными во всех муках голода и холода своих противников.
В конце января 1807 года в Польше установились лютые морозы. Дороги подмерзли, но их завалило глубоким снегом. Русская армия отступала, пытаясь вырваться из окружения, которое организовывал ей Наполеон и его маршалы. Помимо потерь в непрерывных арьергардных боях, которые вели генералы Багратион и Барклай де Толли, как указывал исследователь наполеоновских войн Анри Лашук, «…каждая миля (отступления) стоила армии 1000 человек, которые не видели неприятеля (т. е. французов)». Генерал Беннигсен рисковал погубить русскую армию без боя, потому что потери больными, обмороженными, обессилевшими увеличивались с каждым днем.  В этой ситуации ему не оставалось ничего другого, как драться. 7 февраля 1807 года арьергард русской армии под командованием генерала Барклая де Толли занимал небольшой прусский городок Эйлау. Остальная часть русских войск выстроилась в чистом поле позади этого селения. Бенигсен не оценил (?) огромного значения для будущего сражения этого небольшого городка. А Михаил Богданович (так звали его русские) Барклай де Толли (не бог весть какой генерал, до этого дня совершивший ряд не самых удачных действий) значение этого пункта оценил правильно, поэтому приказал своим подчиненным: «Драться за каждый дом, каждый забор, каждое дерево…». Вот солдаты и выполняли этот приказ. В подобном сражении офицеры не видят своих подчиненных, это не линия, в которой все как на ладони, поэтому и действовали во многом самостоятельно. Французы под командованием маршала Сульта атаковали. Атаковали стремительно, с применением артиллерии. А у русских большая часть артиллерии была отправлена к основной части армии. Резня была жуткая, дрались в упор на штыках, пленных в таком бою не бывает… Маршалу Сульту удалось захватить часть городка. На помощь обороняющимся пришла 4-ая дивизия под командованием генерал-майора Сомова. Французов вышвырнули обратно. В этой атаке Барклай де Толли был тяжело ранен в правую руку с раздроблением кости. «Сомов, - кричал он своему подчиненному, - только не отступать!». Русские стали закрепляться. В этот момент Сомову, видимо, пришла в голову настоящая генеральская мысль: надо бы подсчитать -  с какими же силами он остался, и на противоположной от врага стороне городка забили барабаны, выбивая сигнал: «Сбор». Верные дисциплине войска побросали укрепления и побежали навстречу грохоту барабанов. Пока строились, пока подсчитывали… французы, которые тоже слышали этот сигнал, вошли и захватили большую часть городка. Далее можно не писать – опорный пункт для русских был потерян. Корпус Сульта провел морозную ночь в тепле оставшихся целыми домов, а русские в чистом поле.
Наутро Наполеон не хотел атаковать первым, он поджидал подхода корпусов маршалов Даву и Нея, но в 8 часов утра загрохотали русские пушки, бившие по расположившимся в Эйлау французам. Вражеская артиллерия ответила. Вот тут и сказалась потеря этого городка. Русские ядра почти не причиняли вреда французам, скрытым домами, зато их выстрелы выкашивали целые просеки в рядах подчиненных Беннигсена, стоявших в чистом поле.      
Русская армия в тот момент превосходила войска императора и по количеству орудий, и по численности солдат, поэтому, связав ничего не решавшей перестрелкой правый фланг нашей армии, Наполеон обрушил основной удар на центр и на левый фланг, т.е. он навязал своим противникам свою манеру боя.
К двум часам дня подошел со своим корпусом маршал Даву (ему надо было пройти по заснеженным дорогам 9 миль, затратив на это почти 5 часов) и обрушился на уже потрепанный левый фланг русских. Под давлением превосходящих сил русские начали медленно отступать. В тоже время на центр русской армии был брошен корпус маршала Ожеро. Началась жуткая метель, и как считают историки, из-за нее этот старый испытанный в сражениях маршал вывел свой корпус прямо на центральную батарею (70 пушек). За какие-то 20 минут огнем этих дульнозарядных пушек были уничтожены три дивизии (!) Ожеро и полк кирасир. Это был огненный ад, после которого корпус не подлежал восстановлению. Все легли под снег. Сам маршал был тяжело ранен.  Разгром Ожеро довершила контратака русской пехоты и кавалерии князя Д.В.Голицина в центре позиции. Заодно крепко потрепали и войска маршала Сульта, при этом чуть не захватили в плен самого Наполеона. Императора спас маршал Мюрат, бросивший всю свою кавалерию (свыше 90 эскадронов) на атакующих русских. Позиция была восстановлена, но какой ценой? Теперь французы могли атаковать только левый фланг обороняющихся,  на большее просто не было сил, и ждать подхода корпуса Нея. Свежие войска Даву продолжали давить, и русский левый фланг начал медленно отступать, теряя сотни солдат. Под этим давлением фланг армии повернулся почти под прямым углом к первоначальной позиции. Ни одна армия в мире не смогла бы продолжать сражение при таком положении. Но центр и левый фланг русской армии, верные суворовской традиции: «сам погибай, но товарища выручай», погибали, но не бежали. Каждый солдат знал: если он побежит или отступит, то неминуемо погибнет вся армия. А за стеной русских штыков творилось что-то невообразимое – не могли найти командующего! Оказывается, когда начала обозначаться катастрофа на левом фланге русской армии, генерал Беннигсен ускакал за 10 миль в тыл, якобы для того, чтобы организовать помощь вверенным ему войскам от прусского корпуса генерала Лестока, как будто этот приказ нельзя было передать посредством любого адъютанта, и заблудился. К тому же он так «спешил организовать эту помощь», что «просто забыл передать кому-либо из генералов управление войсками»! Поэтому в руководстве армией творилось что-то невообразимое: 8-ой дивизии кто-то(?) приказал двинуться на левый фланг, но потом с половины дороги, неизвестный кто-то(!) вернул ее в центр. Вот как описывает свое появление в ключевом месте битвы полковник А.П.Ермолов – будущий  генерал и герой войны 1812года, а так же будущий всесильный «проконсул Кавказа»: « … мне приказано идти туда с двумя конными (артиллерийскими) ротами. Дежурный генерал граф Толстой махнул рукой влево, и я должен был принять сие за направление. Я не знал, с каким намерением я туда отправляюсь, кого там найду, к кому поступаю под начальство. Присоединив еще одну роту конной артиллерии, прибыл я на обширное поле на оконечности левого фланга, где слабые остатки войск едва держались против превосходного неприятеля, который подвинулся вправо, занял высоты батареями и одну мызу почти уже в тылу войск наших. Я зажег сию последнюю и выгнал пехоту, которая вредила мне своими выстрелами. Против батарей я начал канонаду и сохранил место свое около двух часов». ДВА ЧАСА! Всего 30 гладкоствольных орудий (из 450 пушек, бывших при армии!) с горсткой пехоты – остатками от предыдущих атак французов – сдерживали обход фланга корпусом Даву. «Я подвигал на людях мою батарею всякий раз, как она покрывалась дымом, отослал назад все передки орудий и всех лошадей, начиная с моей собственной, объявил людям, что об отступлении помышлять не должно». А через 2 часа на помощь пришли пруссаки генерала Лестока. Они ударили во фланг французам.
 Меня всегда волновал один вопрос: почему так лихо, стремительно атаковали, не смотря на глубокий снег, 6 тысяч пруссаков своих 15 тысяч противников, которых до этого эпизода боялись больше огня? А потом узнал, что генерал Лесток поставил во главе атакующих два русских полка: Калужский и Выборгский. К тому же, следует добавить еще 400 казаков, которые и обошли вражеские батареи.  Увидев свежего противника, французы «отступили» так стремительно, что оставили  на высотах все свои пушки.
Но обратимся к корпусу маршала Нея. В 2 часа дня он получил приказ: срочно явиться под Эйлау. Если Даву от поля сражения отделяло 9 миль, то корпусу Нея предстояло преодолеть по заметенным снегом выше колена дорогам 30 миль! Это был явный просчет самого Наполеона и его начальника штаба маршала Бертье. Мишель Ней и его войска совершили, уж не знаю какой ценой, невозможное. Через ШЕСТЬ часов они по заметенным выше колена дорогам подошли к полю боя! Но в каком состоянии? А им тут же, в наступающих сумерках, приказали идти в атаку по глубочайшему снегу на правый фланг русских войск. Приказ есть приказ. Солдаты, еле двигаясь, стали его выполнять. Об этой атаке разные источники и пишут по-разному. Скорее всего, она просто сорвалась, так как противников разделял не только глубокий снег, но и незамерзающее болото под ним. Но для тех, кто завидовал воинской славе маршала Нея, неудача этой атаки, не приведшая к разгрому правого фланга русской армии, послужила поводом для тайной болтовни о трусости полководца.

                Глава12.

Потери с обеих сторон были ужасными, причем западные историки оценивают русские потери как  более чем в два раза  превосходящие потери  французов. Если бы это было так, то такой полководец, как Наполеон, добил бы своих противников, преследуя их. А вот потери самих французов нетрудно подсчитать: погиб корпус Ожеро; корпус Даву, наступавший только по дорогам, которые контролировал своими пушками А.П. Ермолов (вокруг лежал глубочайший снег), потерял не менее трети своего состава; маршал Сульт был отражен в центре и бежал, преследуемый русской пехотой и кавалерией; бежала в центре гвардия. Поэтому я согласен с теми историками, которые считают потери французов значительно превышающими 25000. Если бы не чудовищные потери, император, еще раз повторюсь, добил бы своих противников, потому что это азы военного дела, которые он несомненно знал!
Ночью около дежурного генерала (начальника штаба графа Петра Александровича Толстого) собрались русские генералы. Генерал Багратион потребовал немедленной атаки на понесшую тяжелейшие потери французскую армию; остальные хотели отложить до утра. Но тут явился генерал Беннигсен и приказал отступить. Поле боя осталось за противником. Во время переговоров в Тильзите Наполеон со смехом сказал Александру I: «Я назвал себя победителем при Эйлау потому только, что вам угодно было отступить». Русские отошли, унося с собой 12 (!) императорских орлов и вражеские знамена, при этом не отдав французам ни одного своего знамени!
Днем маршал Ней сопровождал Наполеона, объезжавшего поле сражения. Увиденное потрясло его, видевшего и до этого дня немало жутких батальных картин. Неожиданно у Мишеля вырвалось: «Такие потери и все зря». Император, давно отвыкший от правды, оглянулся на сопровождавшую его свиту, надо было срочно исправить воцарившееся молчание, поэтому с наигранным смехом (это когда лошадям некуда было ступить среди завалов тел!) Наполеон ответил: «Да! Но мы победили!». Их взгляды встретились. Иногда один взгляд говорит больше, чем тысяча слов. После этого дня отношения Мишеля и Бонапарта уже никогда не были такими как прежде. Особенно ярко это проявилось летом 1807 года. К тому времени император учел опыт сражения при Прейсиш-Элау. На Кенигсбергском направлении было сосредоточено 228 тысяч человек и в непосредственной близости еще 170 тысяч. Были уменьшены трудности с продовольствием, да тут еще помогли французам пруссаки. 26 мая сдался маршалу Лефевру Данциг, в котором было найдено огромное количество продовольствия, боеприпасов и другого военного снаряжения.
В русской армии, которой по-прежнему командовал Беннигсен, было, по разным данным, от 80 тысяч  до 100 тысяч человек. Русские солдаты, благодаря армейской и государственной бюрократии, жили значительно хуже, чем французы. Они голодали и умирали еще до сражения. А недалеко находились огромнейшие склады города-крепости Кенигсберга. Оттуда русская армия получала, как говорится «в час по чайной ложке», зато французы впоследствии получили ВСЕ!
К концу дня 12 июня 3 полка французских кавалеристов захватили небольшой прусский городишко Фридланд. В ту же ночь Беннигсен отправил к этому городку 2  гвардейских полка: уланский цесаревича  (Константина) и Орденский кирасирский с 4 орудиями конной артиллерии. Генерал Д.В.Голицын вел этот отряд всю ночь. Ранним утром 13 июня подошли к мосту через реку Алле и были встречены залпом из засады союзниками французов, саксонскими драгунами. Это были опытные вояки. Они не только укрепились на левом берегу, но и разобрали на всякий случай пролет моста. Но доски, видимо, готовясь утром использовать переправу для своих нужд, сложили на следующем пролете. Увидев это, командир первого взвода лейб-эскадрона улан корнет Старжинский перебежал по стропилам моста со своим взводом на западную сторону и под огнем противника настелил доски. Гвардейские уланы атаковали саксонских драгун и вышибли всех противников из города. За городом на помощь саксонцам пришли французские гусары. В пылу атаки русские заодно опрокинули и их. Город оказался в руках отряда Голицина. При этом захватили 60 пленных. От них узнали, что поблизости находится корпус маршала Ланна ( 12500 чел.). Об этом немедленно доложили Беннигсену. Сложилась уникальная ситуация – мечта любого полководца. Противника можно было бить по частям, т.к. Наполеон смог прийти на помощь своим только более чем через сутки. Следует понимать, что французская армия не могла вся оказаться одновременно на поле боя. Необходимо время на сосредоточение! Редкостная удача!
      Немедленно был послан адъютант генерала Д.В. Голицына с докладом к генералу Беннигсену. Русская армия двинулась к Фридланду. Для переправы через реку кроме городского моста  были наведены еще два понтонных.  На левый берег были переправлены около 45 тыс. солдат (пусть большая, но только половина армии, к тому же, почти без артиллерии). По воспоминаниям генерала А.П. Ермолова, сложилась уникально благоприятная ситуация для разгрома корпуса маршала Ланна. Это подтверждает и знаменитый военный теоретик и практик Жомини, тогда бывший начальником штаба корпуса Нея: «В то время Беннигсену надлежало не готовиться к обороне, а напасть решительно на французский корпус, который будучи весьма разбросан, не мог ни защищаться упорно, ни отступить с удобностью. Армия (французская) растянутая в следовании на Кенигсберг, не могла подкрепить (корпус) в скором времени, и подходящие в помощь войска, не иначе являясь поодиночке, не в состоянии были бы устоять против соединенных сил всей (русской) армии».
В трагическое утро для русской армии 14 июня 1807 года соотношение сил сторон выглядело так:  в 9 часов утра у французов было 17 тыс. человек, у русских 47 тыс. В 12 часов к полю будущего боя прибыл Наполеон с гвардией. Тогда русские еще превосходили своих противников, но к французам подходили все новые и новые части. К 17 часам прибыл со своим корпусом маршал Ней. Теперь соотношение сил изменилось коренным образом: на западном берегу реки против 47 тыс. русских с незначительным количеством конной артиллерии уже стояли свыше 80 тыс. французских войск и их союзников, со значительным количеством батарейных пушек.
Когда Наполеон прибыл к корпусу Ланна, то первым делом осмотрел позиции русских войск, стоявших полукругом вокруг Фридланда, опираясь флангами этой дуги на реку Алле. Увиденное потрясло императора. По сути, генерал Беннигсен разделил армию на четыре части. Левый фланг, которым командовал суворовский ученик генерал Багратион, находился в низкой пойме реки, поэтому легко простреливался батареями врага с окружавших его холмов. Мало того, он был еще практически отрезан извивом реки от города и остальной части армии. Правый фланг был отделен от центра глубоким ручьем с высокими  обрывистыми берегами и озером. Через ручей русские саперы стали строить мосты, но они не решали главной задачи, т.е. массированной помощи центру армии и, наоборот, правому флангу от центра помочь также не могли. И, наконец,  на правом берегу реки Алле были оставлены 20 тыс. пехоты и 20 эскадронов кавалерии и вся линейная артиллерия. Разделив армию на 4 части, генерал Беннигсен ЗАРАНЕЕ гарантированно ОБРЕК ЕЕ НА ПОРАЖЕНИЕ.
После осмотра русских позиций Наполеон провел короткое совещание со своими маршалами. Все они, ссылаясь на усталость войск после форсированного марша, просили императора перенести сражение на следующий день. Знаменателен ответ французского полководца: «Нет, нет! Дважды неприятель не ловится на такой ошибке!». А вот была ли это ошибка английского подданного Левина Августа Теофила барона фон Беннигсена? Ответ на этот вопрос станет абсолютно ясным в 1812 году. А пока на правом фланге начал строиться для атаки только что подошедший корпус маршала Нея. Ему была поставлена боевая задача: прорваться до излучины реки, отрезав этим самым левый фланг русской армии (войска Багратиона) от центра, а затем прорваться через Фридланд, забитый русскими войсками, и захватить мосты через Алле. И тут происходит еще одна, как пишут историки, «роковая ошибка». Узнав о подходе еще одного вражеского корпуса, командующий русскими войсками отдает приказ своей армии свертывать боевые порядки и начать немедленную переправу обратно через реку. Этим приказом Беннигсен полностью дезорганизовал не только центр армии, но и  ее левый фланг. Этот «маневр» начался в 17 часов, а в 17ч.30мин. загрохотали 20 пушек императорской батареи. Это был сигнал Нею «начать атаку». Этим залпам ответили 40 пушек, которые маршал поставил напротив места атаки.
  Я не знаю, какие слова сказал своим измученным солдатам Мишель Ней. Ни в одном источнике, доступном мне,  они не зафиксированы. Да и что можно услышать в грохоте артиллерийских залпов? Но было остро необходимо сделать что-то такое, чтобы поднять боевой дух измотанных суточным форсированным маршем его подчиненных. Думаю, что дело было примерно так, как нарисовано на тех батальных полотнах, на которых  изображен Ней, возглавляющий атаку: без шляпы, чтобы подчиненные видели его огненно-рыжие волосы, да и враги тоже (!); в расшитом золотом маршальском мундире, со шпагой в руке он стал впереди колонны своего корпуса. Уцелеть в этой ситуации было невозможно! Но он уцелел – каким-то совершенно непостижимым образом, так как при таком построении вражеские линии прорываются колонной, но передняя часть ее всегда гибнет! Для поддержки прорыва Наполеон отправил к Нею корпус будущего маршала, а пока еще генерала Виктора и кавалерийскую дивизию Латур-Мобура. И  они, все вместе, прорвались сквозь город, заполненный русскими войсками, к мостам, навеки положив половину корпуса маршала Нея.
 Историки не знают, кто отдал приказ поджечь мосты. Версии существуют разные. Мосты загорелись. В этот момент генерал Багратион принял и осуществил, может быть, единственно верное решение: объединив конно-артиллерийские роты, он бросил их вместе с русской гвардией на прорыв к переправам. Мало кто знает, что такое конная артиллерия и чем она отличается от артиллерийских рот (батарей), которые перемещаются тоже на лошадиной тяге. Эти подразделения были созданы специально для поддержки высокоскоростных атак кавалерии, поэтому маневрировали и действвовали молниеносно, не считаясь ни с условиями местности, ни с какими-либо другими преградами. Они настроены на выполнение боевой задачи любой ценой. Картечью, отчаянно маневрируя, они проложили дорогу. Русские прорвались к мостам. Но какой ценой? Только в первые 15 минут атаки (кто считал тогда эти минуты?),  из  520 бойцов 3-его батальона лейб-гвардии Измайловского полка погибло свыше 400 человек. Но прорыв удался! По ГОРЯЩИМ мостам промчались орудия и перебрались на правый берег войска центра и левого фланга. Те солдаты, которые не могли или не успевали пройти по горящим мостам, бросались в воду, чтобы переплыть на правый берег под огнем противника. Удалось немногим. Вот что написал в своем докладе английский посланник лорд Гутчинсон: «Мне не достает слов описать храбрость русских войск. Они победили бы, если бы только одно мужество могло доставить победу». Арьергард Багратиона, оставшийся без пушек, одними штыковыми контратаками сдерживавший французов,  погибал под французской картечью, спасая своих товарищей.

                Глава 13.

 Не менее тяжелая ситуация сложилась к этому времени и на правом фланге русской армии. Но прежде чем описывать ее, необходимо, хотя бы очень кратко, коснуться биографии генерал-лейтенанта Горчакова Андрея Ивановича. Это был полководец необычной судьбы и удивительной скромности, к величайшему сожалению, не рассказывавший о своих подвигах своим современникам и не написавший мемуаров для потомков. Он был родным племянником великого Суворова. Александр Васильевич уважал и любил его, но никогда не делал Андрею Ивановичу никаких протекций. Горчаков добровольно участвовал в итальянском походе, проявив талант и храбрость, сражался с французами при Треббии и Нови. При переходе через Альпы участвовал в захвате Сен-Готардского перевала, за что получил чин генерал-лейтенанта.
Любопытна еще одна черта характера Андрея Ивановича, о которой следует упомянуть. Как  никогда не хвастался он своими подвигами и победами, так и никогда не лебезил, «делая карьеру», перед начальниками любых рангов. При Павле I в 1798 году был отправлен в отставку за свое мнение, отличное от существующих взглядов. Опала в те времена, при самодурствующем государе, была явлением достаточно обыденным. Менее чем через полгода император снова вернул его на службу. В 1809 году был отправлен снова в отставку за несогласие с взглядами Александра I. Этот молодой человек был более самолюбив и продержал Горчакова в отставке до июля 1812 года, пока «жареный петух не клюнул». И это при том, что молодой император на весь мир плакался, что нет в российской армии талантливых русских полководцев, способных воевать на равных с французскими маршалами и уж тем более с самим Наполеоном. Перед Бородинским сражением, для того чтобы дать подготовиться к бою русской армии, Горчакову было приказано оборонять Шевардинский редут. При этом из кадровых войск ему была дана в январе 1812 года сформированная, по сути своей еще «не сбитая», то есть еще не до конца обученная, дивизия Неверовского. Как известно, чтобы стать солдатом, надо прослужить не менее года. Этого года службы у молодых чудо-богатырей Неверовского не было, но они сумели прославить себя в веках недалеко от Смоленска, выдержав удар ВСЕЙ кавалерии Мюрата. Дело было неслыханное, но и потери были достаточно тяжелыми. Еще для обороны редута были  отправлены Багратионом, только что вступившие в строй и как следует не вооруженные, не обмундированные добровольцы-ополченцы. Всего под командой Горчакова оказалось 11 тыс. человек, а наступали на них опытные бойцы корпуса Даву и поляки Юзефа Понятовского – более 40 тыс. человек. Русские потери в укреплении и вокруг него были до 5 тыс. человек. Энтузиазм и жажда победы – это очень хорошо, но они, к сожалению, не могут заменить тренированности и опыта. Бой шел весь день и продолжался в ночной темноте. Даву был известен как самый упорный маршал Наполеона. Поздней ночью, по приказу командования, защитники оставили редут. Но они выиграли сутки, столь необходимые для укрепления обороны армии. Отступление было произведено с  «характерным почерком» генерала Горчакова: врагам не досталось ни одного пленного. Даже раненого. Этим фактом был вынужден ранним утром удивить французского императора генерал Коленкур.
После этой схватки Андрей Иванович участвовал в обороне багратионовых флешей, где и был тяжело ранен. После излечения находился в заграничном походе вплоть до оккупации Парижа. Участвовал во всех крупных сражениях русской армии, проявив при этом редчайшие способности в управлении войсками и мужество. Несмотря на то, что не был в «милости» у императора, был награжден многими орденами и в том числе «Георгия 2 степени»! Не все русские полководцы, самостоятельно выигравшие не только сражение, но даже войну,  получали подобный орден.
Но давайте вернемся в тот трагический июнь 1807 года. Когда до князя Горчакова был доведен приказ Беннигсена об отступлении, то он сообщил командующему, находящемуся в  течение всего дня на правом берегу в обозе, что отступать в виду неприятеля не намерен, необходимо держаться до темноты.
К сожалению, князь Багратион начал переправлять обозы левого фланга и центра, а также частично свертывать свои боевые линии. Эти действия и послужили сигналом для врага. Французы с высот, а Наполеон с высокого помоста, выстроенного для него саперами, в оптику могли наблюдать все движения русских войск во Фридланде.  И даже потрясающий прорыв войск, подчиненных Мишелю Нею, еще не был катастрофой. Основной причиной поражения было, безусловно, отсутствие войск, способных защищать переправы, и тот хаос в управлении, созданный командующим, когда неизвестно кем по непонятному приказу был произведен поджог мостов.
Как уже писалось ранее, отделенный озером, а также глубоким оврагом и ручьем, правый фланг русской армии только по грохоту боя мог представлять, что творится в городе. Горчаков немедленно сформировал ударный отряд для прорыва к переправам, который в жесточайшем штыковом бою ворвался во Фридланд и выбил французов из береговой части. Причем, все это происходило под непрекращающимся давлением французских войск маршалов Ланна и Мортье на правый фланг. Но мосты уже сгорели. Положение казалось абсолютно безвыходным. Но войска, управляемые твердой рукой, сохраняли дисциплину, поэтому и в этот ужасный момент не началась паника. Были посланы группы для поиска бродов. Первый брод нашел штаб-ротмистр (будущий военный министр) Александр Чернышев. Потом нашлись и другие. Началась организованная под огнем врага(!), переправа. Войска переправлялись со штатной артиллерией, которая тут же разворачивалась и своим огнем прикрывала переход через реку остальных. К 21 часу войска правого фланга перешли на правый берег. Но грохот боя во Фридланде и вокруг него продолжался до 23 часов… Это дрались, отказываясь сложить оружие, отдельные группы русских солдат. Потомки уже никогда не узнают имен этих безвестных героев, но их подвиг не был напрасным: Наполеон вынужден был отказаться от немедленного преследования русской армии…
Что касается маршала Нея, то его слава, его авторитет во французской армии поднялись на несравнимую ни с кем высоту. Вот что написал в письме домой начальник штаба Наполеона маршал Бертье: «Вы и представить себе не можете блистательную отвагу Нея – она напоминает разве что рыцарские времена. В основном ему мы обязаны успехом в этот достопамятный день».
После тяжелейшего поражения русской армии во Фридланде, которое благодаря мужеству солдат не превратилось в окончательный разгром, был заключен Тильзитский мир.

                Глава 14.

После заключения мира Наполеон занялся упорядочением финансов самой Франции и покоренных стран. Обладая историческим опытом королевской Франции, когда налог в 20% разорил все отрасли хозяйственной жизни страны, он решил снизить налогообложение в  самой метрополии до минимума, а налоги и таможенные пошлины в покоренных странах поднять. В эти меры входило также минимальное налогообложение французских товаров и прогрессивное – товаров покоренной Европы. Для того чтобы не происходили революции в оккупированных государствах, он расквартировал в них французские войска, которые также должно было содержать за счет местных бюджетов. Такая получилась «свобода, равенство и братство».  Эти действия позволили поднять промышленное производство самой Франции и снизить производство товаров, способных конкурировать с французскими, в покоренных странах. Львиная доля доходов, получаемая от этих «экономических» преобразований, шла в «закрома» самого императора. К этому следует добавить  политику создания искусственных дефицитов и пути их преодоления. Золотой дождь, пролившийся в карманы предприимчивого вождя бюрократической демократии, ставшего императором, трудно представить. Его хорошо описал  известный историк Е.В. Тарле в своей книге «Наполеон». Император создал систему, при которой со всех видов производств и легальных или нелегальных торговых сделок он получал свой процент. Скрыть подобные финансовые потоки было невозможно. Поэтому Наполеон, знавший не только уставы, но и историю, понимавший, что у любой власти всегда возникает оппозиция, решил поддержать, хотя бы на территории Франции, своих сторонников. Располагая неограниченным количеством средств, он приступил к выплатам, считая деньги достойным стимулом верности. Прежде всего, выплатил премии всем солдатам и офицерам армии. Тем, кто был ранен в боях, выплатил в тройном размере. Затем выплатил премии старшим офицерам и маршалам. Самую большую премию в один МИЛЛИОН франков и пожизненную ренту получил маршал Ланн. Это было обосновано тем, что корпус Ланна в одиночку храбро сражался с русской армией при Фридланде, хотя всем было известно, что Беннигсен и шага не сделал в сторону своих противников. Остальные маршалы получили немногим меньше, кроме Нея. О выплате премии Нею мы поговорим немного позже.
Министров Годэна, Мольена, Фуше, Талейрана одарил немногим меньше, чем маршалов. Одарил и более мелкую бюрократическую сошку. Император знал, что каждый чиновник, прежде всего, заботится о своих интересах, а не столько о государственных в его лице, поэтому каждый «винтик» имеет, а чаще всего так и было, гораздо больше, чем премия, которой он их пожаловал. Но важно было другое – необходимо было «привязать» и военную, и государственную бюрократию к его имени. Что из этого получилось в трудный для него час, он узнал в 1814 году.
Теперь о премии, которую получил маршал Ней. Ему выплатили 300 тыс. франков  и предоставили такую же государственную ренту. Сумма, конечно же, значительная. Но этой выплатой император где-то приравнял его подвиг к деятельности гражданских министров, которые ничем и никогда не рисковали. Вот такую цену заплатил Мишель Ней за несколько слов вырвавшихся на заснеженном поле, над телами людей под Эйлау и за взгляд, в котором явно не было восхищения военным гением Наполеона.
Если в начале своей генеральской еще карьеры Ней даже противниками признавался самым скромным и не стяжательным французским командующим, то вот что пишет Ермолов А.П. об одном, по сути, рядовом событии, произошедшем в конце мая 1807 года: «Казакам достались обозы и между ними экипаж маршала Нея, его серебряный сервиз и другие вещи. Найдены серьги и браслеты, и трудно было понять, какое употребление делал из них господин маршал, если бы не истолковывали вырезанные на серебре гербы разных польских фамилий и беспристрастие его к самым верным слугам Наполеона. Пруссия не успела еще умножить сих сокровищ».
Если в начале освободительной борьбы против Австрии и Пруссии современники отмечали в революционной рейнской армии Франции, которой командовал Моро, отсутствие грабительских тенденций, то в армии, которой руководил генерал Бонапарт в Италии, они проявились практически сразу. В дальнейшем «сбор трофеев» стал обязательной частью всех военных компаний. Начали, как водится, командиры высокого ранга, солдаты лишь продолжили. Показательны в этом отношении события, произошедшие в 1806 году в свободном городе Любеке. Французы атаковать этот свободный город не имели права, так как он не входил в коалицию: Пруссия, Швеция, Россия, Саксония, но, поскольку в нем грузился небольшой шведский отряд, торопившийся убраться на родину после разгрома пруссаков под Йеной и Ауэрштедтом,  они его взяли. Взяли по классической древней схеме всех завоевателей: «с грабежами, изнасилованиями и убийством тех, кто пытался защитить свой дом». Шведы не смогли вовремя (кроме одного корабля) покинуть порт, так как выход из него заблокировала французская батарея, и сдались. Вот как описывает шведский офицер граф Густав Ф. Меркер, свою встречу с командовавшим  там  Бернадотом. Когда пленника привели к маршалу, тот лично вернул ему шпагу и сказал:
- Дайте мне честное слово, что вы как пленный, явитесь во Францию,  откуда вы можете отправиться куда угодно и когда угодно.
Швед поблагодарил Бернадота и ответил, что при взятии в плен французские солдаты «ободрали его как липку», так что для путешествия у него нет ни гроша.
- Не стоит беспокоиться, - сказал маршал и подвел Меркера за руку к походной шкатулке. – Вот возьмите отсюда, сколько нужно.
Меркер воспользовался этим щедрым предложением и хотел было написать долговую расписку, но  Бернадот рассердился и сказал, что никаких долговых расписок не потерпит: он ни какой-нибудь  там банкир, а между честными людьми достаточно одного слова.
Похоже на анекдот  продолжение этой истории. Бернадот  вел себя по отношению к пленным шведам (офицерам)  с безупречной вежливостью и произвел на них очень сильное впечатление. Он приказал приготовить для них торжественный ужин. К концу этого мероприятия выяснилось, что из обоза кто-то украл строго охраняемый фургон, в котором хранились личные трофеи маршала. Пьяный Бернадот очень жалостливо объяснял своим солдатам: «Я не жалею о личной утрате. Просто из тех денег, что были в этой повозке, я собирался выдать по небольшой премии каждому рядовому!». Этот злосчастный фургон так и не нашли. Маршал горевал о пропавшем своем «кошельке», и солдаты решили сами скинуться из личных трофеев и закатили банкет своему командиру, а заодно и пленным шведам. А где вы видели скандинава, который отказался бы крепко выпить «за мир»? Лично я таких не встречал.
Через пару дней подробности этой истории дошли до старшего командования. Шведов срочно погрузили на корабли, а корпус вывели из Любека. Массовая пьянка в армии всегда чревата неприятными приключениями, и очень хорошо, что все обошлось… А еще через пару дней шведы благополучно высадились на родине, и наступило продолжение. Бывшие пленные стали рассказывать, какой замечательный человек и командир маршал Бернадот; как приятно французам служить под его началом; какие несчастные жители Швеции, которым приходится жить под управлением шведского короля (да еще и сумасшедшего). Причем с каждым рассказом находились все новые и новые подробности, украшавшие Бернадота. Наконец, 10 августа 1810 года риксдаг принял решение, сформировал делегацию и отправил ее к Наполеону с просьбой разрешить маршалу Бернадоту стать наследником  престарелого короля Карла XIII. Император дважды отказывал и предлагал делегатам другие кандидатуры, но шведы были непреклонны.
В октябре 1810 года Бернадот прибыл в Стокгольм и принял лютеранство. А спустя некоторое время он стал королем Карлом XIV Юханом. А в 1814 году, при пособничестве России и Англии, добавил еще одну корону и стал норвежским королем Карлом II. Вот так «обычная вежливость» принесла «простому гасконскому парню», младшему сыну адвоката (не дворянину) две короны.  Но еще раз повторюсь: королем он оказался очень неплохим, гораздо лучшим, чем многие наследственные владельцы короны.

                Глава 15.

После Тильзитского мира маршал Ней отправился во Францию к семье. Этот «отпуск» не то чтобы официальная «опала» за взгляд под Прейсиш-Эйлау, но и поощрением его назвать нельзя. В то время, когда все главные действующие лица французской армии находятся «при деле», ему позволили «валяться на перинах». Правда император «подсластил» этот «отпуск», вручив 600 тыс. франков, то есть в два раза больше, чем за подвиг при Фридланде. Есть над чем подумать!
Но помимо возможных недостатков по службе, это время давало и редчайшую возможность для семейной жизни – Мишель наконец-то мог узнать и понять, что за человек его необыкновенная красавица-жена. Те 2,5 года, проведенные в замке Рек в Булони при подготовке армии вторжения, не в счет. Тогда он был слишком занят – днем в войсках, по ночам над картами и планами с Жомини. Тогда его захватила грандиозность поставленной задачи, подготовка войск и собственная учеба. Ней, ко всему прочему, был еще и талантливым шахматистом, поэтому ясно осознавал, что для грядущих побед необходимо постоянно развивать теорию этих побед, и ему самому расти и расти  не как талантливому самоучке, а как глубоко мыслящему организатору.
Что же касается семейной жизни, то, несмотря на пять лет брака, многое в ней было ему совершенно незнакомо. Время в Булонском лагере да пара двухнедельных приездов в Париж – этого так мало для того, чтобы сложилась семья. Теперь он мог разделить увлечение Аглаи живописью,  в относительно спокойной ситуации (трое детей – это еще тот покой) заняться книгами, которые  с такой любовью собирал даже в боевой обстановке. Наконец-то можно как следует рассмотреть свое новое приобретение – грандиозное имение Кудро, расположенное в департаментах Эр и Луар. Огромное имение включает в себя замок с отдельным домом управляющего, конюшни, амбары, голубятни, птичий двор, английский сад, парк площадью 17 гектаров, 188 гектаров леса, 7 гектаров лугов, 4 гектара виноградников, 15 гектаров пашни, семь ферм, две мельницы и постоялый двор. В 1810 году Ней приобретает соседнее имение Грионвиль с примыкающими к нему землями. Маршал и его супруга теперь содержат множество каменщиков, плотников, землепашцев, конюхов, егерей, прислуги, цветоводов, садовников… вплоть до кюре, отправляющего службу в часовне замка Кудро. Глядя на племянницу, столь уютно устроившуюся в Кудро, мадам Кампан с завистью констатирует: «Как приятна жизнь в замке, где все есть, где для ежедневных прогулок к вашим услугам удобные кареты!».
  Но это не все. Наполеон (тонкий психолог) заинтересовал своих маршалов в приобретении земельных угодий в различных точках созданного военно-бюрократического государства. Ней получил княжеское имение в Польше, имеет собственность и в Италии. И если часть этой собственности подарена императором, то многое приобретено и на «собственные средства» - война неплохо кормит всех маршалов, в том числе теперь и Нея. И все это нужно защищать!
В данный момент Мишель не просто сын бочара, когда-то решивший воевать «за свободу, равенство и братство». Он стал крупным собственником, получающим со своих раскиданных по Европе имений вполне ощутимый доход.
Теперь и Аглая может вполне почувствовать себя женой маршала и герцога. Вот как описывает мадам де Ремюзе ее поездку в Баден для «поправки здоровья»: «Она выехала на воды, захватив с собой для комфорта и удобства целый дом: кровать, мебель, дорожное столовое серебро, специально заказанное для такого случая, вереницу грузовых повозок, несколько курьеров. При этом мадам Ней настаивала, что «супруга маршала Франции не может путешествовать иначе». Так не ездили даже царственные особы. Так собирались в дорогу только недалекие тупые купчихи. Даже ее отец был вынужден написать ей об этих  вызывающе бессмысленных  тратах, а она ему отвечала, что  еще «экономит на этой поездке». Тем не менее,  добавила еще десяток кроватей для прислуги обоего пола и для конюхов, место еще для шести лошадей, комнат для четырех учителей и трех детей.
Сложилась парадоксальная ситуация: пока Мишель Ней служит, обширным имуществом семьи управляет его супруга. В этом сочетании все кажется правильным и разумным, кроме одного: амбиций Аглаи. Она яркой звездой полыхает в Париже при дворе императора. На этот фейерверк благополучия уходят все средства, поступающие от эксплуатации обширных имений и те, которые добывает маршал на поле боя. Постепенно Мишель начинает осознавать, что он является таким же придатком счастливого существования жены, как ее служанки или садовники, просто его обязанностью было и является добывание средств для удовлетворения тщеславия прекрасной, образованной, талантливой «супруги маршала». А как добываются эти деньги, какой ценой платят солдаты и несчастное население прифронтовых районов за ее блестящие, самые модные туалеты, Аглая ни на секунду не задумывается. Наконец – чем рискует в каждом бою ее знаменитый и столь прославленный муж… Эта мысль тихой маленькой змеей вкрадывается в его душу. После первых радостей встречи, он начинает смотреть на роскошный дом, на цветники, окружающие эту красоту, и видеть жуткое поле при Прейсиш-Эйлау, а нем уже застывшие в ужасной гримасе смерти знакомые лица  солдат и офицеров. Это их он учил и воспитывал в лагере под Булонью. Это они верили в мудрость «Вождя» и его маршалов. И какой ценой заплатили за эту безграничную веру? И что получила Франция за гибель своих доверчивых сыновей? 
Во что бы вылились эти мысли? Трудно, да и бессмысленно представлять. Но уже 2 августа 1808 года Наполеон  приказывает маршалу Нею во главе шестого корпуса двигаться в Испанию. В мрачном и подавленном состоянии он отправляется в этот путь.

                Глава 16.

Теперь придется рассказать о том, что представляло из себя в это время необозримое испанское королевство. Испания и Португалия получали совершенно немыслимые доходы от эксплуатации колоний в Латинской Америке. Тонны золота, серебра, драгоценностей, пряностей привозили в своих трюмах корабли в эти метрополии. Эти немыслимые средства шли на удовлетворение таких же безграничных потребностей управляющих чиновничье-аристократических аппаратов этих стран, а все необходимое для нормальной жизни закупалось за бешеные деньги за границей. Производство и сельское хозяйство не развивались, так как большая часть производительных классов обслуживала личные потребности аристократии и отцов церкви. Сложилась парадоксальная ситуация: чем больше средств поступало в эти страны, тем больше они беднели. Управление этими странами осуществляли королевские династии при помощи бесконечно разложившегося дворянства. Это был праздник роскоши, нескончаемый карнавал для государственной бюрократии и мучительная борьба за выживание для более низших слоев населения.
Испанией управлял в те годы король Карл IV,  слабый и глупый, жирный чревоугодник, всецело находившийся под влиянием своей ну очень некрасивой жены и ее молодого фаворита красавца дона Годоя, получившего титул Князя Мира и немыслимые богатства за «подвиги», вызывавшие презрение всей Испании.  Король, королева и Годой находились в непримиримой вражде с наследником престола Фердинандом, на которого, не известно почему, но население страны возлагало большие надежды. Очень популярна в те годы была идея о женитьбе наследника испанского престола дона Фердинанда на какой-нибудь родственнице Наполеона. Породнившись с могущественным императором можно было, как думали самые продвинутые умы королевства, получить большую опору и поддержку в проведении реформ(?) и в вопросах внешней политики. При этом продвинутые умы совершенно не задумывались о зависимости экономики страны от производства и от состояния внешней торговли. Об этом позднее, а пока Фердинанд официально попросил у Наполеона руки его племянницы. Император отказал.
В сентябре 1807 года английская эскадра неожиданно (по-джентельменски!) бомбардировала и сожгла Копенгаген. Англичане решили, что датчане могут присоединиться к континентальной блокаде. А раз могут, значит - столицу датского королевства надо сжечь.  Это произвело очень большое впечатление на Португалию, и она задумалась: а стоит ли присоединяться к континентальной блокаде, ведь столица и большинство городов страны находятся на побережье. Чтобы пресечь колебания португальцев, Наполеон отправил 27 тыс. человек под командованием генерала Жюно в Лиссабон. Генералу был обещан маршальский жезл, если он захватит королевскую семью. Жюно так понравилось это предложение, что он просто «загнал» свою армию. Форсированный марш был так жесток, что Жюно явился под стены столицы Португалии без артиллерии и всего с несколькими сотнями солдат. Но впечатление от побед французов в Европе было так велико, что королевское семейство бежало, а столица сдалась без единого выстрела.


                Глава 17.

Наполеон решил, что настала пора разобраться с Испанией. Он решил низвергнуть правящую династию. Весной 1808 года французские войска без разрешения испанской стороны спокойно входили в страну. Уже в марте было сосредоточено около 100 тыс. человек. Маршал Мюрат с группировкой около 80 тыс. человек пошел на Мадрид. Узнав об этом, король, королева и Годой решили бежать из столицы, но были задержаны возмутившимся народом. Годой был избит и заключен в тюрьму, а короля испанцы заставили отказаться от престола в пользу Фердинанда. 23 марта 1808 года Мюрат без всякого сопротивления вошел в столицу Испании. Но Наполеона совсем не устраивало решение испанцев. Он считал, что раз сила на его стороне, то управлять этим государством должен кто- либо из его родственников или, на худой конец, кто-либо из безусловно преданных ему маршалов. Император потребовал, чтобы Карл IV, королева, Годой и новый король Фердинанд VII явились к нему на суд, что и было выполнено. Новоявленный судья судил вышеуказанных лиц строго по закону, то есть так, как ему было удобно, и приговорил всех к отрешению от испанского престола. После столь справедливого суда Наполеон потребовал, чтобы к нему прибыли остальные члены королевского семейства. Замысел императора французов стал ясен всем. Считается,5 что именно эти действия стали детонатором восстания испанского народа против оккупантов. Но существует и другое мнение. 
После захвата Мюратом Мадрида англичане объявили блокаду Испании. Прекратился поток судов из колоний и других стран. Стало невозможно продавать лучшую в мире шерсть овец-мериносов в Англию, да и другое сырье, производимое в стране и в испанских колониях. Английские каперы (пираты) и флот захватывали испанские корабли, товары конфисковывали, а суда продавали. Это ударило по карману всем слоям населения. При разоренном сельском хозяйстве  было невозможно прокормить население страны самостоятельно, а закупать продукты питания в других странах, как делали раньше, стало для большинства жителей не на что. Испанские мужики устроены достаточно просто: пока есть в доме мешок картошки, они не схватятся за навахи и не полезут на баррикады. И только тогда, когда перед их семьями встанет призрак голодной смерти, вот тогда они очнутся от сиесты и возмутятся. Именно так 2 мая 1808 года возмутилось население Мадрида. Увидев толпы возмущенных горожан, Мюрат не придумал ничего лучшего, как навести «законный порядок» в столице. Для этого он отдал приказ своим подчиненным рубить каждого возмущенного мадридца. А так как большинство его кавалеристов в городе были поляки и  мамелюки, то и выполнили они эту команду с соответствующим усердием, залив город кровью населения. Мусульмане мамелюки мстили испанским иноверцам за изгнание мавров из страны, а поляки убивали всех встречных, считая, что этим они помогают восстановлению самостоятельности очень далекой от испанской земли Польши.
Когда испанцы узнали о жуткой резне в Мадриде, то вся страна восстала. Восстание в подобных ситуациях усугубляется еще одним фактором: в любой армии, а французская не исключение, кроме нормальных людей, служат и мелкие, подлые мрази. Подобные крысы, проходя через любой город или деревню, заходят в дома местных жителей и берут понравившиеся им вещи, а на возмущение местных с наглой усмешкой кивают на свое оружие. Происходит самое страшное: на глазах всей семьи унижают хозяина дома, МУЖЧИНУ! Когда оккупанты уходят, местные начинают думать: как отплатить за оскорбление? И, конечно, придумают! Так из-за какой-нибудь жадной и подлой крысы погибнут десятки ее сослуживцев. Короче говоря: Испания восстала, началась «герилья» (маленькая война). В этой войне не было ярко выраженных лидеров, громких политических программ и лозунгов. Да и не сильны были испанские пастухи, крестьяне, жители городов и городков в политике и в политэкономии. Они не задумывались над тем, какую роль в трагедии страны сыграли испанские аристократы и королевская семья, просто они видели: вот пришли французы и наступил голод, начались повальные грабежи. Из этих простых наблюдений неискушенные в общественных отношениях испанцы сделали простейший вывод: надо бить французов. И стали бить, везде и всюду, любым самым непредсказуемым способом.
Историки, описывая ужас герильи, приводят приказ маршала Нея полковнику Жерару: «Вам выступать через два часа и помните, в Испании все, кто не французы, - враги». Упадок или даже стагнация экономики лучше любых агитаторов возбуждают население любой страны. А если еще на ее территории находится иностранная армия, кормящаяся к тому же за счет местного населения, то всеобщее восстание произойдет обязательно. Что и произошло в Испании.
По всем признакам видно, что Наполеон сначала хотел сделать королем этой страны своего шурина маршала Мюрата. Но этот блестящий кавалерийский офицер оказался дуболомом в политике. После истребления населения столицы путь к испанскому трону ему был явно закрыт. Пришлось провести политическую рокировку. 10 мая 1808 года Наполеон приказал своему брату Жозефу, которого он совсем недавно усадил на неаполитанский трон, переехать в Мадрид и быть отныне королем испанским. Маршалу же Мюрату, которого он перед этим сделал герцогом Клеве-Бергским (западная Германия), было приказано переехать в Неаполь и быть отныне королем неаполитанским. Это политический цирк потряс все народы Европы. Но бог с ними, я имею в виду короны; разрушив континентальной блокадой экономику европейского континента, уничтожив привычный уклад жизни, и взаимоотношения друг с другом покоренных народов, в результате Наполеон не дал им ничего нового, что могло компенсировать потери, понесенные  в войнах и произошедшие в структуре власти. Опираясь на огромную послушную ему армию, а главное, имея уму не постижимые финансовые средства, он не дал покоренным народам никакой новой политической идеи, кроме все той же идеи безудержной эксплуатации и набивания денежных мешков. Исходя из этого, я считаю  день 10 мая 1808 года началом конца наполеоновской эры. Он еще будет побеждать, будет набивать свои бездонные сундуки, будет диктовать свою волю удельным князькам, королям и прочему раболепствующему сброду, но гибель созданной им империи становится неизбежной. 
Но надо, хотя бы немного, осветить прибытие Мюрата в солнечный Неаполь. Итак, кавалерист стал королем; поэтому увеличил налоги с жителей королевства, по требованию Наполеона провел мобилизацию в армию и провел еще ряд «новшеств», к которым итальянские лаццарони (босяки) были явно не готовы. Эти действия новоиспеченного короля заставили его «благодарных подданных» перейти к партизанским действиям. Этих плохо вооруженных «бандитов», с точки зрения Мюрата, поддерживало местное население. Пришлось задействовать войска. Только в Калабрии за поддержку партизан генералом Манэ было расстреляно свыше семи тысяч крестьян. Но легче от этой экзекуции французам не стало. Поэтому Наполеону все годы, пока он находился у власти, пришлось держать в Италии свыше 70 тыс. наиболее опытных старослужащих солдат.

                Глава 18

Теперь, хотя это и отвлекает от основной темы, хотелось бы сказать пару слов о генерале Жюно, захватившем Лиссабон, но упустившем португальского короля Жуана VI, успевшего бежать в Бразилию. В юности, увлеченный революционными событиями в Париже, вступил в Национальную гвардию. Был храбр до безрассудности, поэтому получил несколько тяжелейших сабельных ран, и все в голову. Так же, как Ней, не прятался за спины подчиненных, захватывал укрепленные города и громил вражеские армии. В частности, не стал дожидаться помощи Наполеона и с одной своей дивизией разбил армию римского папы. Захватив Лиссабон, стал генерал-губернатором Португалии. После объявления блокады англичанами Испании и Португалии столкнулся с непреодолимыми затруднениями по части снабжения своей армии, к тому же во всех прибрежных городах Португалии вспыхнуло восстание населения, поддержанное англичанами, высадившимися в устье реки Мондегу (20 тыс. десантников). Уже через 15 дней навязал сражение генералу Артуру Уэлсли (Веллингтону), силы которого значительно возросли благодаря португальцам, сбежавшимся к этому полководцу, поэтому был вынужден отступить к Торрес-Ведрас. Из-за нехватки продовольствия,  видя возрастающие силы противника, был вынужден подписать конвенцию в Сантре, по которой англичане перевезли на своих судах его войска с оружием и знаменами во Францию. Во время нападения на Россию командовал  восьмым корпусом вестфальских стрелков, которых фактически всех положил в ожесточенной атаке на Багратионовы флеши. После бегства из России некоторое время жил в собственном недавно приобретенном имении. Видимо, разлад с совестью был таков, что покончил жизнь самоубийством. Это тоже иногда случается, живет человек, красавец, любимец женщин, блестящая карьера, пользуется доверием и  благосклонностью «вождя», но вот однажды посмотрит в зеркало, вспомнит все, взвесит, оценит и сам себе вынесет приговор…
А что в это время происходило в Испании?  После ареста королевской семьи на испанский престол был посажен под именем Иосифа I Бонапарта старший брат Наполеона Жозеф. В около-исторической, да и в исторической науке этого деятеля характеризуют как ни на что не способного пустышку. Мало того,  опираясь на данную испанцами ему кличку «Хосе-бутылка» и клеветнические слухи о его поведении, называют его алкоголиком и полностью опустившимся бабником. На самом деле все было, мягко говоря, совсем не так. В употреблении горячительных напитков король Жозеф мало отличался от среднестатистического француза, регулярно употребляющего за обедом и ужином бокал легкого вина. Что касается женщин, то мне нигде не удалось прочитать ни одного имени его фавориток. Поэтому оставим эти вопросы на совести английской пропаганды, как известно, самой эффективной и бессовестной пропаганды «цивилизованного мира». Я хотел бы изложить свою точку зрения и обосновывать ее придется с 1806 года, когда Жозеф стал королем Неаполитанским. Практически сразу, как взошел на престол, он отправился в путешествие по своему королевству, при этом посещал не только крупные города, но и деревни, знакомясь с жизнью всех слоев общества: крестьян, духовенства, богатых и знатных людей. Создал министерства, ОТВЕТСТВЕННЫЕ за отдельные направления государственной жизни, укомплектовав их не только выходцами из Франции, как можно было бы ожидать, но, прежде всего, привлекая компетентных и талантливых местных жителей. Обладая абсолютной властью, все решения принимал без волокиты, но при этом, опираясь на коллегиальное мнение совета этих министерств. Разработал программу реформ, способную поднять королевство на уровень современных государств. Для этого упразднил монашеские ордена, а их собственность национализировал. Средства, конфискованные у монастырей, были направлены на поддержание королевских финансов. Были отменены феодальные привилегии и налоги, однако дворянство компенсировалось королевскими сертификатами, которые можно было обменять на земли, национализированные у церкви.
Провинциальным интендантам было поручено привлечь бывших монахов, которые были готовы  работать в сфере государственного образования, а пожилых монахов перевезли в общинные учреждения, основанные для их ухода. В каждой провинции был открыт колледж для обучения девушек.
Был отменен насильственный призыв в армию. Начали обширную программу общественных работ, чтобы обеспечить средствами к существованию наиболее бедных жителей (строительство дорог, улучшение инфраструктуры городов). На втором году своего правления построил уличное освещение в Неаполе. Опять же на втором году доходы от усиления торговли и строительства удвоили доходы королевства с 7 до 14 млн. дукатов, и все это без введения каких-либо новых налогов.
При этом следует учесть, что королевству приходилось содержать немалый французский военный контингент во главе с маршалом Журданом и отправлять значительные неустановленные суммы самому Наполеону. Об уровне этих сумм однажды проболтался сам император, говоря о Пруссии: «Я выкачал из них целый миллиард». Сколько он «выкачивал» из других покоренных стран, он никогда не говорил, но, видимо, деньги были не самые малые.
На примере неаполитанского королевства можно представить, какова эффективность ответственного управления, при правильной постановке государственных задач, даже при минимальной заинтересованности главного ответственного лица, в данном случае короля и его аппарата. 
Но стоило поменять Жозефа на лихого кавалериста и «профессионального бабника» Мюрата, как многое из того, что уже было сделано, пошло прахом.

Теперь необходимо рассказать еще об одном действующем лице испанской трагедии. Артур Уэлсли (будущий герцог Веллингтон) родился третьим сыном в аристократической семье графа Морнингтона 1 мая 1769 года. Первые 20 лет жизни не демонстрировал никаких способностей. Без какого либо удовольствия и успехов учился в различных школах. В 1781 году был зачислен в Итонский колледж, где также проявил полное равнодушие к занятиям. Это огорчало мать, которая однажды сказала: «Я даже не знаю, что мне делать с моим неспособным Артуром». По английским законам все семейное наследство получает старший сын, а младшим остается пробивать дорогу по жизни самостоятельно. Артуру для жизненного старта необходима была какая-то «бумажка», удостоверяющая его образование, поэтому он оставил Итонский колледж и поступил в Королевскую академию верховой езды во Франции. Академия – звучит красиво, но там он был вынужден освоить французский язык и научился как следует сидеть в седле. И только. Но даже этим ничтожным успехом по возвращении на родину поразил свою мать! Собрался консилиум родственников для решения актуальнейших вопросов: на что жить и чем заниматься равнодушному ко всему балбесу. Было принято стандартное для английских аристократов решение: раз ни к чему не годен, то пусть идет служить в армию на «перспективное место». Для решения этого вопроса обратились к лорду-лейтенанту Ирландии. В результате молодой неуч в 1787 году был зачислен в 73-й пехотный полк энсином. Это что-то вроде прапорщика, отвечающего за знамя части. Через 7 месяцев его назначили адъютантом к новому лорду-лейтенанту Ирландии маркизу Бекингему с окладом в 10 шиллингов в день (в два раза больше, чем энсину) и перевели в 76-й пехотный полк, где произвели в лейтенанты. Бешеная карьера за 10 месяцев, даже при его родословной, тем более что настоящей службы он даже и не нюхал. Постоянно он жил не в полку, а в столице Ирландии Дублине, и занимался «общественными обязанностями». В них входили посещение балов, развлечение гостей и предоставление «советов» Бекингему. Для сбора этих столь важных для любого бюрократа  сплетен ему приходилось играть в карты – занятие опасное для любого азартного человека, но при его равнодушии совершенно спокойное. Молодой лейтенант, как он сам писал уже в старости, «умел не погружаться в карточные долги». Редкое и очень ценное дарование!
В январе 1791 года стал капитаном. Карьера развивалась по известным всем аристократам бюрократическим накатанным рельсам. Но враг рода человеческого хитер и коварен, молодой офицер встретил молоденькую веселую хохотушку Китти Пэкинхэм и рухнуло его спасительное столь перспективное и необходимое для истинного джентльмена равнодушие.  Он влюбился, со всеми вытекающими из этого положениями последствиями, и сделал предложение. Родственники невесты обсудили эту ситуацию  и дали ответ: представительница столь знатного рода достойна лучшей партии, чем капитан без состояния. Удар был такой потрясающей силы, что молодой человек решил сделать карьеру и разбогатеть. Если внешне он по-прежнему казался спокойным, то внутри его полыхал вулкан по имени Китти. Он купил себе чин майора, а через несколько месяцев (брат одолжил ему денег) купил чин подполковника. Теперь он получал 1 фунт и 10 шиллингов в неделю. Но этого мало – он решил стать боевым офицером, поэтому сразу же отправился с экспедиционным корпусом в Нидерланды воевать против французов! Там получилось так, что ему пришлось исполнять должность командира бригады. Англичане отступали. Бригада Уэлсли оказалась в арьергарде. Французы интенсивно преследовали отступающих, и быть бы беде, но замыкающим батальоном командовал старый опытный подполковник Шербрук. Выстроив свой батальон поперек дороги, он подпустил противника на 50 метров и произвел два батальонных залпа. Артур впервые в жизни почувствовал запах пороха и увидел результат залпов в упор. Этот опыт был ужасен и на французских еще толком не обстрелянных революционных  добровольцев он произвел тоже сильнейшее впечатление. Противник отстал от англичан. «Время, проведенное в Нидерландах, научило меня тому, что делать не надо, и этот ценный опыт запомнился навсегда», - впоследствии написал он.
А теперь он узнал, что его старший брат Ричард собирается стать новым генерал-губернатором Индии. Такой случай упускать было нельзя. В апреле 1797 года молодой офицер прибыл в Калькутту. В колонии он прославился активной деятельностью на пользу Ост-Индской компании. Участвовал во многих боях, захватывал города и крепости, был губернатором захваченных княжеств и даже был легко контужен в колено мушкетной пулей на излете. Это легко писать в биографии, а в жизни все значительно труднее: жара, тропические ливни, мучительная диарея, различные лихорадки, неизлечимые грибковые болезни, но в результате Артур Уэлсли получил чин генерал-майора и стремительно разбогател. О нем писали газеты в самой Англии. Прошло восемь лет. В 1805 году его старший брат закончил срок службы генерал-губернатором в Индии. Братья решили вместе вернуться в Англию.
С того момента, как молодой и мало перспективный капитан предложил Китти Пэкинхэм руку и сердце, прошло десять лет. За это время ее родственники неоднократно находили ей достойных кандидатов в мужья. Один раз дело дошло до обручения, но невеста тоже читала газеты и живо интересовалась событиями, происходящими в колонии, поэтому брак не состоялся. Они вновь встретились. Теперь ее родственники не препятствовали их свадьбе. Увидев Китти, старший брат сказал, что она очень подурнела за эти годы. Артур согласился с мнением брата, но все равно решил жениться, подурневшая или красавица, ему, по сути, было все равно, ведь это была Китти – ярчайшее солнце его любви. Молодой муж некоторое время был безумно счастлив. Но потом, говоря коротко, хотя супруга и родила молодому генералу двух сыновей, но брак по всеобщему признанию оказался неудачным. Она оказалась очень требовательной и обидчивой женой. Спасало их отношения лишь одно: генерал практически постоянно находился на войне. В редчайшие моменты пребывания Артура в Англии супруги спали в различных апартаментах их дома и практически не разговаривали друг с другом. В этот период имя генерала Уэлсли связывают с именами некоторых известных особ женского пола. Но приближался 1831 год. У супруги герцога обнаружили рак. Жить ей оставалось совсем немного. Когда Артур узнал об этом, то у него произошла вторая жизненная встряска, да и для Китти это был удар непередаваемой силы. Перед неумолимой вечностью, открывшейся пред ними,  исчезла обоюдная гордыня. Их споры, скандалы и обиды отошли на второй или даже на сотый план. Артур увидел пред собою не старую, распухшую, сварливую и склочную женщину, он вновь услышал ее дорогой голос, увидел ее любимые глаза, светившие ему как звезды в далекой Индии. Как недавно это было и как быстро все тогда кончилось. Что теперь значит перед вечностью высочайший титул, которым они обладают, и никакие огромные деньги не смогут вернуть время, когда рождалась их любовь. Герцог Веллингтон забросил все дела и не отходил от вновь обретенной жены до самой ее кончины. Спустя некоторое время Артур Уэлсли, герцог Веллингтон написал следующие строки: «Как странно, что люди живут вместе половину жизни, а начинают понимать друг друга лишь в самом конце». Больше никаких женщин в его жизни не было.

                Глава 19.

Итак, маршал Ней, во главе корпуса в 32 тыс. человек, отправился в Испанию. Король  Жозеф, преследуемый ненавистью всего населения страны, бежал из Мадрида за реку Эбро, там господствовали французские войска. От всего происходящего Наполеон пришел в неописуемую ярость: брат бежал из столицы страны от испанских «оборванцев»; испанской армии сдались генералы Дюпон и Видель; из 15 тыс. испанцев, очень неплохо воевавших на стороне французов в Европе, 9 тыс., узнав о кровопролитии в Мадриде, сговорились с англичанами и бежали на родину; поэтому был отдан приказ: в дополнение к войскам, находящимся в Испании, готовить еще три армии вторжения. В ноябре 1808 года Наполеон лично повел их за Пиренеи. За две недели он промчался до Мадрида и захватил его, по дороге нанеся жестокое поражение испанской армии.
Обычно все авторы пишут о том, что французские полководцы и в грош не ставили испанскую армию. Мне кажется, что это не совсем точно, иначе Испания не была бы великой мировой державой. В 1808 году испанцы имели 200 тыс. человек пехоты, кавалерию, инженерные войска, флот, самую опытную в мире морскую пехоту, свыше 6000 пушек, не считая вооруженных милицейских формирований и королевской гвардии. Это была мощная европейская армия, вооруженная вполне современным по тем временам оружием, стоящая на защите королевской власти и испанского дворянства. Испанский солдат был храбр и стоек. Единственным недостатком этой армии был командный состав, комплектовавшийся из испанской аристократии, со всеми вытекающими из этого минуса последствиями. И все эти силы, вместо того, чтобы перейти на сторону непобедимого «вождя – избранного самой судьбой победителя», перешли на сторону «оборванцев». Это не укладывалось в расчеты Наполеона.
Когда император только вошел на территорию этого королевства, у него и маршала Нея произошел разговор, в дальнейшем также повлиявший на судьбу маршала, на ход этой ужасной войны, а значит, и на судьбу императорской Франции. Мишель Ней в личном разговоре с Наполеоном сказал, что эту страну, зная характер ее народа, победить невозможно, поэтому данную войну надо любым способом заканчивать. Это был страшный вывод для «вождя». Вся его власть держалась на победоносных войнах. Наполеон, как никто другой, понимал, что стоит ему проиграть хоть одну войну, и его власть может рухнуть. А тут такой сюрприз. Его лучший полководец, подготовленный и теоретически и практически к действиям в отрыве от баз, в окружении безжалостных противников, способный увлечь за собой войска для выполнения самых невыполнимых задач, и говорит такое!  Вот тут бы и задуматься. Но Наполеон к тому времени уже отвык общаться с нормальными людьми, потому что в его круг общения входили или зависимые от его желаний маршалы, или еще более зависимые побежденные «особы королевских кровей». А это по положению  были не люди, а нелюди… Видимо, уже тогда, после этих выводов маршала, у императора созрела идея «обломать» Нея, сделать его послушной игрушкой в своих руках. В пользу этого вывода говорят следующие факты:
- когда высадился с 20 тыс. англичан генерал Мур и двинулся вглубь Испании, Ней в течение одной минуты нашел ошибку английских стратегов,  выдвинул блестящий контрплан и осуществил его: он зимой, по глубокому снегу перешел горную цепь Гвадаррамы и перерезал коммуникации англичан. Но добить оказавшихся в ловушке десантников и присоединившихся к ним испанцев и португальцев император поручает маршалу Сульту. А тот, по сути, провалил дело. Мур погибнет при отступлении. Но десантники успеют отступить в порт Ла-Корунью,  где их подберут английские корабли и эвакуируют в Лиссабон.
- командующим войсками на территории Испании, несмотря на последующие провалы, Наполеон назначит Сульта, а этот маршал занимался не столько изысканием вариантов победы и окончания войны, сколько собирательством «трофеев». Вот в этом деле он действительно проявил редчайшее знание предмета и тонкий вкус настоящего знатока (собирал не только золото, но и ценнейшие произведения искусства), поэтому с треском провалил наступление в глубь Португалии, спихнув своих раненых и защиту своего арьергарда на Нея, практически лишенного продовольствия. К тому же 6-й корпус, которым командовал Мишель, был сокращен до 11 тыс. человек. А разница в этих цифрах (32 тыс. человек и 11 тыс.) показывает, какое значение командование придает Нею, при этом ставя боевые задачи на прежнем уровне.   
 Как быстро чиновник, желающий выслужиться перед начальниками, может потерять человеческие черты? Где та тонкая линия, которая отделяет солдата от палача? Мишель Ней отдавал в Испании бесчеловечные приказы, по которым уничтожалось население городков и деревень, посмевшее оказать сопротивление оккупантам. А ведь у него уж были малолетние сыновья. Как мог он отдавать подобные приказы? А выходит, мог!  Для Франции маршал Ней – идеальный храбрец, а для Испании он оккупант!
- после маршала Сульта командовать войсками в Испании Наполеон назначил маршала Массена, известного всей армии своей преданной любовью к сундукам и маниакальной тягой к женщинам. Из-за неудержимой тяги к стяжательству, грабежу своих же солдат, против него вспыхнул мятеж еще в 1798 году в римской армии. Сам Наполеон называл его «инстинктивным вором». 10 июня 1810 года он прибыл в г. Валладолид (Вальядолид) с любовницей Анриеттой Либертон и начал готовиться к походу на Лиссабон. Подготовка затянулась, и не столько из-за организационных трудностей (прежде всего проблемы с продовольствием), сколько из-за вышеуказанной дамы и собирательства «трофеев», которые недобрали предыдущие полководцы. На любой войне время – это жизнь солдат, а Массена двигался до Лиссабона почти полгода. Старый развратник не думал об армии, а занят был не столько делами службы, сколько удовлетворением различных прихотей красавицы. Однажды в одной из деревень Анриетта Либертон оставила своего любимого попугайчика. Массена остановил наступление корпуса Ж.-Л. Ренье на сутки и послал эскадрон гусар на поиски и отлов этой птички. В результате всех этих маршальских прихотей французы подошли к Лиссабону спустя полгода взамен 2-4 недель и уперлись в совершенно непреодолимые укрепления Торреш-Ведраш, которые создали португальцы и англичане за это время. Неся совершенно бессмысленные потери, маршал вынужден был еще через полгода вернуться назад из Португалии в Испанию. Это отступление не превратилось в разгром и гибель всей армии благодаря маршалу Нею, которому приказано было руководить шеститысячным арьергардом. Мишель Ней, отступая, умудрился не оставить в руках противников ни одной пушки, ни одного отставшего солдата, ни одной обозной фуры! Мало того, он постоянно держал англичан в страшном напряжении, потому что устраивал им ловушки, в которых уничтожал своих преследователей иногда целыми полками.
Историки той войны постоянно пишут о том, что Ней писал Наполеону кляузы на своих сослуживцев: сначала на Сульта, а потом на Массена. Да, это так. А как мог реагировать на их полное «профессиональное несоответствие» знаток и теории, и практики своего дела? Любимая Неем французская армия потеряла за годы войны в Испании сотни тысяч своих солдат (по некоторым данным до миллиона!)  благодаря жадности своего высшего командования. Вдумайтесь в эту страшную цифру, соизмерив ее с населением Франции…  И подумайте: кому это было выгодно?
Наконец, трения между маршалами достигли невиданной силы. Взамен действий на поле боя, желая подчеркнуть свою власть, Массена стал требовать от своих подчиненных буквально преклонения перед своей особой и перед своей красавицей-кокоткой. В жизни довольно часто встречаются такие чванливые идиоты. Когда начальник за душой не имеет ни знаний, ни опыта, ни нормальной человеческой культуры, он начинает возмещать отсутствие этих свойств внешними требованиями чинопочитания от своих подчиненных и не только по отношению к себе, но чуть ли не к своей… собаке. Для того, чтобы понять какие взаимоотношения происходили между маршалами, приведу два фрагмента из их переписки.
Ней: «Я такой же маршал, как и вы, а ваш титул князя Эслингенского имеет силу только в пределах Тюильрийского дворца».
Массена: «Я заставлю заткнуть ваши слова обратно вам в глотку».
22 марта 1811 года Массена отстраняет Нея от командования и отправляет его в Париж. Через некоторое время оба маршала встречаются в кабинете императора. Что там происходило за закрытыми дверями, можно только догадываться. Но в результате этой встречи Массена отправляется руководить одним из заштатных округов на юге Франции, а Ней готовить войска к вторжению в Россию, до которого оставалось чуть менее года.