Ты мне в душу... 59

                Открывая дверь в мир прекрасного.

.
   Алексей Иванович погрузился с головой в учёбу, он практически нагнал сокурсников, сдал за первый семестр зачёты и рефераты, готовился сдавать экзамены.
   Преподаватели его уважали, студенты тоже, хотя в их тусовке он участия не принимал, только безропотно сдавал на дни рождения и подарки по пятьсот рублей.
   Он получил в Архиве заверенную выписку и написал Джейн  подробное письмо о своей жизни и занятиях. Поколебавшись, вложил стихотворение, вызвавшее одобрение Мастера.        Письмо получилось увесистое, у него не хватало денег отправить его и заказным, и авиа, пришлось выбирать что-то одно,-
- Если отправить не заказным,  вдруг потеряют? Там важный для Джейн документ. А если не авиа, как оно дойдёт?  На корабле? А вдруг утонет? И Джейн не получит свой важный документ. Как быть?
- Вы отправлять будете?
- Я сейчас… Я потом… Не решил ещё,-
забрал письмо и отошёл от окошечка под неодобрительные взгляды очереди,-
- Недотёпа! Столько времени отнял!
 Вернулся из почтового отделения в институт, наткнулся на Дмитрия Львовича,-
- Здравствуйте, Дмитрий Львович! Дмитрий Львович, Вы не могли бы одолжить мне до зарплаты тысячу рублей? Нужно документ в Америку отправить Маклиски, не хватило средств.
- Конечно, только Вы мне принесите квитанцию для бухгалтерии. Зачем же за свой счёт чужие документы отправлять? Проведём как культурный обмен. И по работе галочка, и деньги получим.
 Дмитрий Львович открыл портмоне и щедро протянул ему тысячу, достал ещё какую-то сложенную бумажку,-
- Не хотите на выставку Итальянского Возрождения сходить? На открытие? Будет Посол Италии, фуршет, картины, скульптуры.
  Дмитрий Львович вздохнул,-
- Хотел с женой сходить, да она заболела. Одному идти как-то неловко.
  Дмитрий Львович как всегда врал – на выставку он собирался пойти с молодой особой, за которой усиленно ухаживал, но был пойман бдительной    Ниной Ивановной с поличным  в тот момент, когда он миндальничал по телефону и приглашал объект воздыханий сходить на открытие выставки.
  Объект кокетничал и отнекивался, давая понять, что встретиться не прочь, но в более подходящей обстановке, а не на выставке. Тут-то и застукала Нина Ивановна своего муженька.
Она, не замеченная им, с презрительным видом слушала и наблюдала за виртуальными танцами своего муженька. Подошла, нажала на рычаг, прервав телефонный разговор и угрожающе тихо раздельно произнесла,-
- Опять, старый козёл, за своё взялся? Забыл, как каялся и назад просился? Так слушай, если узнаю, а я обязательно узнаю, что ты на эту выставку ходил- ноги оторву и ещё кое-что.
  Вид у жены был зловещий, и Дмитрий Львович испугался не на шутку. До членовредительства дело  вряд ли бы  дошло, хотя, кто знает, но на улице он мог оказаться в любой момент и составить компанию Алексею Ивановичу на чердаке.
    Дмитрий Львович направил весь свой пыл, чтобы убедить жену, что она не так его поняла, что он уговаривал не за себя, а за Алексея Ивановича, что тот, расставшись со Светланой, совсем сник и он хочет его познакомить с милой девушкой, которой  в отцы годиться, и составить их счастье.
   Нина Ивановна не поверила ни единому  слову, но сделала вид, что он её убедил. О выставке она слышала и по радио, и из телевизора, поэтому знала, в какой день открытие,-
- Вот и посмотрим, голубчик,-
злорадно думала Нина Ивановна,-
- Во сколько ты в этот день с работы припожалуешь. Придёшь часом позже – с вещами на выход!
  Дмитрий Львович интуитивно почувствовал угрозу и решил не рисковать. Алексей Иванович очень кстати  подвернулся и попросил одолжиться, и хотя Дмитрий Львович не любил делиться деньгами с ближними, он не отказал  просящему, и одновременно сбагрил билет на треклятую выставку.
   Расстались оба довольные друг другом.
   На следующий день Алексей Иванович, снова отстояв очередь, отправил письмо, спрятал чек и квитанцию для Дмитрия Львовича, поспешил к Софье Львовне. Она обрадовалась, -
- Вот и хорошо! Придёт Ирочка, вместе поужинаем.
Потом нахмурила брови и с подозрением спросила,-
-А Вы сегодня обедали, Алексей?
Алексей Иванович честно глядя ей в глаза, соврал,-
- Да, в студенческой столовой. Аж две порции съел.
На самом деле он выпросил у раздатчицы кипятка и пообедал дошираком.
- Софья Львовна, я к Вам по делу. Мне в институте дали приглашение на открытие итальянской выставки на два лица. Я и подумал, может, Вы с Ирочкой сходите?
 Софья Львовна всплеснула руками,-
- Боже, какая прелесть! Это та выставка, о которой говорят по телевизору? Ирочка так обрадуется, живопись её сильное увлечение, тем более эпоха Возрождения. Но я, к сожалению, не могу пойти - очень разболелось колено - артроз, еле по дому передвигаюсь. Сходите Вы с Ирочкой!
- Я.. нет, то есть .. да, если она не откажется. Почему бы не сходить?
- Вот и пригласите её.
- Софья Львовна, лучше Вы ей скажите, я и приглашение оставлю. Я ещё не знаю, смогу ли. Может, она подругу пригласит?
- Никаких подруг! Идёте Вы и она. Алексей, не отказывайтесь. Такие выставки раз в сто лет бывают, потом будет что дочке рассказать.
- Я Вам завтра позвоню,-
и Алексей Иванович позорно ретировался, убоявшись встречи с Ирочкой.
  На выставку ему очень хотелось пойти, и он бы с радостью пошёл с Софьей Львовной, но нелюдимая замкнутая Ирочка пугала его и одновременно притягивала. Он не хотел при ней ударить в грязь лицом, не хотел показаться невеждой. Со Светланой и коллективом он часто   бывал в музеях и на экскурсиях, внимательно слушал рассказы экскурсовода, даже что-то читал о художниках, но в искусстве разбирался плохо, вернее совсем не разбирался. Он не признавался самому себе, но её мнение о нём его волновало.
   На следующий день после занятий, он перезвонил Софье Львовне, вежливо справился,-
- Как Ваше колено?-
и замер, боясь спросить,-
- Пойдёт ли Ирочка со мной на выставку?
Софья Львовна бодро ответила, что колено ныло и не давало ей спать всю ночь,-
- Ирочка Вам очень признательна за приглашение и даже оформила выходной. А у Вас, Алексей, как? Вы идёте?
- Иду,-
брякнул он и испугался, обратной дороги не было, пути отступления он отрезал себе сам.
 Открытие выставки должно было состояться на следующий день, день, когда у Алексея Ивановича был семинар. С чистой совестью он решил его прогулять. Накануне он постирал одежду. Выбор в чём идти у него был небогатый,-
- Открытие, будет Посол и другие официальные лица, и все в костюмах.
Он достал свой юбилейный костюм из шкафа, примерял. Костюм сидел отвратительно, болтался как на вешалке,-
-Костюм не подходит, придётся идти в джинсах и свитере. Буду выглядеть, как юнец. Ирочке будет неприятно. А вдруг она увидит, как я одет и откажется идти? Даа, дела. Не было у бабы печали, купила баба порося. И зачем я с этой выставкой связался, да ещё с открытием? Может в другой день сходить?
Настроение у него испортилось,-
- А как в другой? Ирочка выходной взяла, надеется. Придётся идти.
  Он вычистил обувь до блеска, постирал шнурки, выбрал чистые не штопаные носки, почистил и отутюжил джинсы и свитер, вымыл голову.
    Утром выпал снег, пока он сражался с ним, весь взмок, пришлось принимать душ. Побриться он не успевал, быстро перекусил, переоделся и побежал к Софье Львовне за Ирочкой.
    Она была уже готова. Одета в элегантное серое платье, закрывающее колена, короткие сапожки на шпильке, объёмное мягкое пальто из верблюжьей шерсти песочного цвета, маленькая чёрная сумочка, перчатки и вязаная шапочка дополняли образ. Волосы она убрала и заколола в пучок, оставив только чёлку, губы накрасила. От неё пахло нежно и еле уловимо.
- В добрый час!-
напутствовала их Софья Львовна.
  Алексею Ивановичу было неловко идти рядом с такой элегантной Ирочкой, но она вела себя как всегда, не выказывая неодобрения и большей частью по дороге молчала.
  Они проехали   пару остановок на метро, поднялись на поверхность. Под завистливые взгляды мёрзнущей очереди прошли в перекрытый двор, поднялись по лестнице. В музее было пустынно. Они быстро сдали одежду в гардероб, Алексей Иванович заметил быстрый взгляд , брошенный на него, и застеснялся. Ирочка покинула его на минутку,-
- Поправлю причёску.
  Он ждал её, прислонясь к колонне и разглядывая появляющихся людей. Настроение начинало портиться, мужчины, все, как один, были в костюмах и при галстуках. Ярким пятном выделялись двое – один был в малиновом пиджаке, и вместо галстука у него в раскрытом вороте рубашки поблёскивала толстая золотая цепь, второй был в  ультра - васильковом и с такой же бабочкой.
Алексей Иванович чувствовал себя не в своей тарелке и занимался самоедством,-
- Ирочка ушла, ей стыдно быть рядом. Вырядился, как хиппи. Надо было костюм надеть. Может, ну её, эту выставку? Бросить всё и уйти? А как же Ирочка? И что скажет Софья Алексеевна?
Ему стало стыдно, своего малодушия.
   Подошла Ирочка, улыбнулась ему,-
- Я не слишком долго?
- Нет, да и к картинам ещё не пускают.
 Народ накапливался. Они словно поменялись местами: незаметная Ирочка словно мотылёк на свет стремилась к центру холла, а Алексей Иванович желал быть как можно менее заметным и прятался за колоннами.
   Вдруг в холл ввалилась пёстрая громкоголосая толпа, привлекая к себе внимание. Алексей Иванович с удивлением смотрел на  грубо накрашенных женщин  с волосами дыбом и чёрными губами, одетых, если помягче сказать, в одежду не со своего плеча и на женообразных мужчин с подведёнными глазами и  в ярких  узких кургузых пиджачках, с километровыми шарфами, обмотанными вокруг шеи.
   Ирочка насмешливо заметила,-
- Бомонд! Богема!
  Толпа расступилась перед вновь вошедшими, а они не обращая внимания на окружающих, громко переговаривались, вставляя иногда для связи, слова, которые часто встречаются на заборах и стенах не закрываемых подъездов, но которые вслух в приличном обществе не произносят.
   Алексей Иванович заметил восхищённо-презрительное выражение на лицах тех, кто пришёл в костюмах, а сам он приободрился. На фоне этого табора он выглядел вполне себе ничего. Это открытие принесло облегчение, и он перестал комплексовать.
   Прибыл Посол Италии и сопровождающие его лица. Поднялись наверх. Выступила директор музея с приветственной речью и благодарностью, -
- За подарок всем москвичам, всем ценителям искусства.
Выступил Посол с речью о дружбе в семье демократических народов Европы.
 Выступили другие официальные лица.
 И всё это под вспышки фотоаппаратов и стрекотанье камер. Наверное, здесь собрались представители всех каналов и редакций.
  Ответив на несколько вопросов и попозировав перед камерами, Посол уехал. За ним потянулись другие официальные лица. Большинство корреспондентов отбыли в редакции со свежим материалом, но несколько колумнистов светской хроники, остались и шныряли между гостями, вынюхивая и выискивая жареные новости.
   Позвали к столам, на которых на огромных блюдах лежали крошечные бутербродики и пирожные. Появились официанты с подносами, уставленными бокалами с шампанским. По толпе пронеслось,-
- Асти!
 Алексей Иванович взял два бокала, пить не хотел, но решив поухаживать за Ирочкой, было неудобно не составить ей компанию.
 Они выпили по глотку. Алексею Ивановичу показалось, что итальянское шампанское похоже на шипучку, от него также щипало язык. А вот бутерброды и пирожные были вкусные, жаль крошечные.
   Они старались держаться подальше от табора и выбирали места поближе к дверям, ведущим в залы, где располагались сокровища Итальянского Возрождения, но туда не пускали.
    Официанты исчезли, столы опустели, тогда служители распахнули двери и стали запускать народ к шедеврам. При этом пожилые дамы бдительно следили, чтобы, не дай Бог, кто-то не прошёл в храм искусства с бокалом либо с тарелкой.
   Перед дверью образовалась небольшая очередь, все стояли и терпеливо ждали, но один в кургузом пиджачке, полез без очереди.
 Народ, недовольно ворча, расступился, пропуская представителя культуры, но служительница не пустила его очень вежливо, но непреклонно попросила оставить и бокал, и тарелку,-
- Для шедевров нужна определённая температура и влажность, с едой и напитками к ним нельзя. Оставьте бокал и тарелку в столовой.
   Тот сморщился, налился кровью и разразился такой площадной бранью в адрес служительницы, что завяли даже дверные ручки.
   Служительница  побелела, но грудью закрывала проход. Тогда сквернослов решился на таран, но был остановлен Алексеем Ивановичем. Тот схватил его за шиворот и не дал оттолкнуть бедную женщину. Как можно миролюбивее, но с нотками угрозы, он обратился к забияке,-
- Послушайте, Вы же культурный человек! Ведите же себя прилично, отойдите к столу, выпейте, закусите, а потом приходите смотреть.
  Кургузый, смерив взглядом Алексея Ивановича и сравнив себя с ним, решил не выпендриваться и отошёл. Скандала не получилось.
  Через некоторое время, табор,  доев и допив, собрался и с шумом покинул музей, так и не приобщившись к итальянскому Возрождению.
  После их отъезда начали пускать простых смертных, отстоявших километровую очередь на морозе. Алексей Иванович и Ирочка вошли, затаив дыхание. Служительница с благодарностью посмотрела им вслед.
   Алексей Иванович мало разбирался в искусстве, вернее совсем не разбирался, но картины, таинственно мерцавшие, как драгоценные камни, захватили его.
   Ирочка вообще преобразилась – щёки разрумянились, глаза блестели. Она знала всё об эпохе, о художниках и картинах. Она стала рассказывать Алексею Ивановичу, да так интересно, что вокруг них останавливался народ, и в итоге, они шли окружённые со всех сторон примкнувшими слушателями, а Ирочка рассказывала и рассказывала. Даже служительницы, которых трудно чем-то удивить слушали её с интересом. Ей задавали вопросы, и она свободно отвечала, рекомендовала книги по искусству , и её рекомендации прилежно записывали.
   Полотен было немного, и экскурсия быстро закончилась. Ирочку благодарили, спрашивали её фамилию, чтобы прийти ещё раз, Алексей Иванович ждал поодаль, любуясь ею.
   Когда окружавшие её, разошлись, они остались вдвоём.
- Давайте просто походим и посмотрим,-
предложила Ирочка.
 После того, что он узнал из Ирочкиного рассказа, он по-новому видел картины, они буквально ожили.

   На улице шёл снег. В музей перестали пускать, но очередь не расходилась. Кто-то охрипшим голосом, сверяясь с тетрадкой, проводил перекличку за билетами на завтра.
  - Снег, как в сказке,-
Ирочка подняла руку и пыталась поймать снежинку на ладонь.
Алексей Иванович впервые не думал о новых сугробах и о том, что ему завтра рано утром их расчищать.
 - Пойдёмте пешком! Посмотрите, как красиво!-
Ирочка обвела рукой вокруг. Действительно было красиво- музей, с подсвеченной рекламой выставки, старинные особняки.
- А Вы не замёрзните?
- Нет.
- Тогда прогуляемся .
 Они шли знакомым переулком, направляясь к Арбату. Алексей Иванович увидел церковь, про которую рассказывала Джейн,-
- А в этой церкви Есенин венчался с Айседорой Дункан. Как венчался, они рано утром ехали к ней в особняк. Извозчик задремал, и вокруг церкви стал по кругу ездить. Есенин ему закричал,-
- Ты венчаешь нас, что ли? Обвенчал! Обвенчал!
И Айседора, Есенин звал её Изадорой, поняла. Сказала: « marriage, marriage».
 Ирочка внимательно слушала.

  Дома Софья Львовна ждала их с нетерпением и с вопросом,-
- Как?
Ирочка сняв пальто не без помощи Алексея Ивановича и разувшись, открыла сумочку и достала небольшой пакетик,-
- Это Вам, Софья Львовна, с фуршета. А шампанское было не вкусное. Правда, Алексей Иванович?
Алексей Иванович кивнул, он был потрясён, когда Ирочка, сама элегантность и утончённость успела собрать со стола гостинец Софье Львовне? И не побоялась. Он бы точно застеснялся.
Софья Львовна была растрогана, убрала пакетик в холодильник и пригласила всех за стол.
Ужин был на славу – жареная рыба с рисом и салат из капусты с тёртой морковкой.
  Ирочка рассказывала о выставке, о картинах. Софья Львовна жадно слушала. Она часто убегала из-за стола, то убрать, то выключить чайник. Заметив взгляд Алексея Ивановича, начинала прихрамывать и охать, хватаясь за колено.
  Вечер прошёл волшебно, они разговаривали, Ирочка даже засмеялась шутке Алексея Ивановича, Софья Львовна растроганно улыбалась.
   Он стал собираться домой,-
- День был насыщенный, вам нужно отдохнуть.
Провожать его вышли Софья Львовна и Ирочка,-
- Обязательно приходите к нам в воскресение, Алексей. Вместе пообедаем, и может коленка пройдёт, сходим куда-нибудь.
 
 






   
      
   

-