Последний парторг

Так случилось, что мой партийный стаж оказался очень коротким с 1986 по 1991 год – пять лет, хотя стать коммунистом я мог гораздо раньше.
Помню, как осенью 1975 года у меня даже документы попросили для предварительной проверки, но помешала существовавшая во времена «развитого социализма» пресловутая разнарядка: служащую интеллигенцию, пропускали в КПСС только после того, как в партию вступит определённое количество представителей рабочего класса и колхозного крестьянства. За правильным соотношением, отражавшим приоритеты «гегемона», строго следили на «самом верху». Работяги шли в коммунисты неохотно – взносы плати, на собрания ходи, ещё и «бухай» с опаской. Открытое пьянство не поощрялось. Представителям «прослойки» приходилось терпеливо ждать пока «созреет» очередной шахтёр, слесарь или токарь и проявит пролетарскую сознательность.
Меня как перспективного работника умственного труда поставили на очередь и велели готовиться…
Пока я себя, как писал пролетарский поэт, «под Ленина чистил», прошла зима, потом весна, наступило лето. Я взял очередной отпуск и уехал поправлять здоровье в Крым. В Ялте устроился на хорошую квартиру, загорал на пляже, ездил вдоль побережья на экскурсии и мимоходом проводил дегустацию местных вин. Периодически приходилось заглядывать на почтамт, чтобы позвонить по междугородней связи, (иной в то время не существовало), домой маме. Так в один из дней я узнал, что меня как раз в это время активно разыскивают ответственные «товарищи» из райкома партии.
Срочно надо было возвращаться, а как уехать, если рядом зелёные склоны гор, синее море, розовый мускат. К тому же, я только-только договорился с дочерью хозяйки прокатиться на выходных в Севастополь, и не в моих правилах было обманывать женщин.
Иногда, я задаю себе вопрос, а что бы было, если бы я тем летом поступил по их правилам? Как бы в дальнейшем сложилась моя судьба? Наверное, иначе.Теперь, увы, не проверишь…
Когда через месяц я вернулся домой, то узнал, что на мое место кандидатом в члены партии приняли уже кого-то из резерва. Я не сильно огорчился, просто продолжал работать на своей должности. Но «там» ничего просто так не делалось. Этот мой «выпендрёж» запомнили надолго. Раз за разом, меня упорно вычеркивали из списка соискателей партбилета, я не мог претендовать на определённые должности в административной иерархии, на которые назначались только коммунисты. Более молодые коллеги с партбилетами легко обходили меня и делали карьеру. Кто-то из них становился замом или завом, кто-то уходил на кафедру «толкать» науку, кого-то отправляли стажироваться за рубеж, а я по-прежнему работал рядовым врачом районной поликлиники.
Так прошло десять лет! Грянула перестройка. Страна забурлила – демократия, гласность, ускорение. Отдельных руководителей позволили выбирать трудовым коллективам. Так я, беспартийный, оказался на должности и в тот же день, дабы соблюсти формальности, из меня быстро, без всяких проволочек, сделали кандидата в члены партии…
Видимо, так было угодно распорядиться истории, что я, в конце концов, оказался и последним парторгом в распавшемся Советском Союзе. Когда осенью 1991 года запретили деятельность компартии, меня вместе с другими секретарями партийных организаций вызвали в райком, отдали учётные карточки, участливо похлопали по плечу,– «держись!»
 Была паника. Партийное начальство в одночасье куда-то испарилось. Во дворе райкома бегали растерянные люди, пылали костры – палили документы. Мне тоже порекомендовали уничтожить протоколы партийных собраний. Документы всё же я   сохранил.  Примерно через год, когда страсти улеглись, некоторые мои однопартийцы перерегистрировались, став членами компартии независимой Украины. Я же предпочел остаться в звании «последнего парторга Коммунистической Партии Советского Союза» …