Дочь маршала

Борис Родоман

ДОЧЬ МАРШАЛА

        В 1955 г., после окончания Географического факультета МГУ, нас, трёх выпускников экономико-географических кафедр, распределили на службу в Государственное издательство географической литературы (Географгиз). Мы не успели ещё приступить к работе, как нас направили в колхоз собирать урожай. В советское время над всеми колхозами шефствовали московские предприятия и учреждения, посылая на помощь своих работников. В колхоз направляли не тружеников от станков и строек, а только служащих и учащихся, отсутствие которых на рабочих местах и в учебных аудиториях не причиняло ущерба народному хозяйству.Все шефы были распределены по районам Московской области. Университет, Академия наук и наши издательства шефствовали над Можайским районом.
        В начале августа от Дома книги отошёл грузовик, в открытом кузове которого, кроме прочих незнакомых мне людей, были я, мой однокурсник Дима Недосекин и две девушки из издательств – Тамара из нашего Географгиза и Галя из Соцэкгиза. Нас четверых поселили в маленькой деревне Арбеково, у одинокой старушки, в избе с достаточным количеством спальных мест.
        Здесь прежние жители были разогнаны войной, их заменили переселенцы: в Арбекове из Смоленской области и Белоруссии, в других сёлах даже из Мордовии.
        Погода была хорошая, а работа не тяжёлая и даже приятная. Чем занимались девушки, я не помню; возможно, что только домашним хозяйством. У нас, мужчин, было самое интересное занятие: мы все по очереди крутили ручку от веялки. Эта веялка с ручкой была одна, а работников много. Один крутил, а остальные человек пять-семь, а может быть и десять, отдыхали (т.е. курили), набираясь сил, и ждали своей очереди.
        Работе этой удивительные пределы ставил человеческий организм. Не помню, как другие крутильщики, но я мог крутануть только 31 или 32 раза, а потом – стоп, рука не поднимается, полный паралич.
        Другая работа – разбрасывать лён для просушки. Мы ехали в грузовике с открытым задним бортом и кидали лён на грунтовую дорогу. То был известный по экономико-географическим картам льно-молочный район, или, как я его называл, Льняной  полумесяц. Но нет уже, давно нет этого льноводства, и тканей льняных у меня почти нет.
        Гнущим спину на каких-то грядках или перебирающим грязные овощи я себя не помню. Мне кажется, что в этом колхозе мы могли бы вообще ничего не делать. Никакого строгого присмотра не было. Это могло быть даже отдыхом, если бы не мерзкая еда.
        Угощая нас баландой из воды, хлеба, картошки и капусты, хозяйка сокрушалась:
        – Штой-то вы, ребяты, ничаво не жритё?
        Я решил, что это смоленский диалект западно-русского языка и вспомнил песню.

Што вы, девки, хоитё, hраитё, поитё,
Мяне спать не даитё!

        Наша хозяйка в молодости была служанкой у еврейской семьи в Смоленске. Об этой поре своей жизни она постоянно, ежедневно вспоминала с восторгом и твердила, что обожает евреев.
        На деревне доминировал бригадир по фамилии Абрамович. Вы  будете смеяться, но он был белорус. Он постоянно матерился. От него я подхватил выражение «гнать сраной метлой».
        При Абрамовиче состояла некая кобыла слегка фиолетовой масти. Мы (я и Дима) писали на её бедрах важнейшее слово русского языка. Когда проведёшь пальцем по шерсти, то остаётся след на несколько минут. Если я увижу запотевшее стекло или запылённую поверхность, то рука так и тянется, чтобы начертать хотя бы букву «Х».
        Нас поражал и волновал контраст между Москвой и дикой, страшной, бедной и жалкой деревней, расположенной всего лишь в сотне километров от столицы. Хотелось как-то на это реагнуть, что-то такое сделать. В наши дни это называется «акция» или «перформанс».И это получилось у моего коллеги Димы Недосекина.
        Мы в солнечный полдень находились  в центре деревни, на обширной и безлюдной площади. Дима приспустил штаны и трусы и стал махать обнажённым пенисом перед окнами сельской библиотеки. Цитадель культуры не дрогнула. Никто не появился. В окружающей флоре и фауне ничего не произошло.
        Как уже говорилось, с нами в избе поселились две девушки, Тамара из Географгиза и Галя из Соцэкгиза. Тамара была некрасивой и сразу нам не понравилась. Мы не знали, о чём с ней можно разговаривать, и вздохнули с облегчением, когда она покинула нас досрочно. Далее с ней случилось нечто ужасное, но об этом я упомяну в другом рассказе, если буду жив (ЕБЖ). Мы, двое юношей, остались в избе с одной Галей, и жизнь стала более приятной, не лишённой некоторой интриги…   
        Наша Галя, в меру и стройная, и полненькая, и женственная, и смазливая, и тихая, и мягкая, была наполовину китаянкой. У неё была простая русская фамилия, не вызывающая вопросов. Она родилась в 1930 г. Её мать была майором советской медицинской службы в китайской Красной армии. Отцом был видный китайский военачальник. Через него у Гали были китайские братья и сёстры. Она некоторое время жила в их семье, а мама у неё умерла.
        Согласно китайской версии, вторая мировая война началась не в Европе в 1939 г., а в Китае в 1936 или 1937 – после нападения Японии. Галя соприкасалась с ужасами войны, видела, как японцы расстреливали китайцев в Шанхае. Впрочем, и до японцев китайцы между собой воевали постоянно. Массовые убийства, пытки и казни были повседневным явлением и никого не смущали.
        В Москве Галя жила под опекой и надзором китайского посольства в литерном доме в на  улице Горького. Так назывались первые два дома на правой стороне. Они обозначались буквами, а не цифрами. Теперь это дома № 2 и 4 на Тверской. Там были роскошные отдельные квартиры, а в санузлах имелись даже биде, почти всем совкам совершенно неведомые.
        Галя была аккуратной и хозяйственной девушкой. Было приятно смотреть, как она готовит еду, убирает со стола, моет посуду. Её русский язык был безукоризненным, что не удивительно: она же работала в издательстве.
        Однажды я вёз Галю в телеге с пустым молочным бидоном. Я сам гордо держал вожжи, а лошадь и Галя меня слушались. Это был самый приятный день моего пребывания в деревне. Я не могу сказать, что я в Галю влюбился, но что-то подобное у меня всегда автоматически возникает, растёт и зреет в таких случаях.
        Один раз я украдкой заскочил на печку, где спала Галя, и запечатлел на её щеке робкий поцелуй. Признаков пробуждения девушка не подала.
        В другой раз, вечером, когда я был один в избе, а Дима и Галя вне избы, меня охватило ужасное подозрение, что они там, на крыльце, целуются. Я содрогнулся и закипел. От ревности температура моего тела поднялась до 40 градусов. Меня уложили в постель, и Галя за мной ухаживала. К утру моя болезнь прошла.
        Заканчивался сентябрь, приближалась шестая годовщина провозглашения Китайской Народной Республики (КНР), и мы готовились поздравлять Галю с этим великим праздником (1 октября).
        В СССР с утра до вечера вещали радиорепродукторы – во всех помещениях, жилых и нежилых, на улицах и площадях из громкоговорителей. Радиослушатели отключали это устройство при канцелярском и умственном труде, но у простонародья в избах и трущ ёбах оно не выключалось никогда. Программа была только одна. Под звуки Бетховена и Баха доили коров и дрались пьяные в чайных (сельских кабаках), под марши и песни о родине совокуплялись супруги, под речи вождей мыли посуду на кухнях. И ни одна новость из тех, которые положено знать совку, от его внимания не ускользала. Так было и в нашей избе, конечно же.
        27 сентября 1955 г. по радио объявили, что в Китае после реформы Народно-освободительной армии (НОАК) введено звание маршала и его получили десять человек: Е Цзяньин, Линь Бяо, Ло Жунхуань, Лю Бочэн, Не Жунчжэнь, Пэн Дэхуай, Сюй Санцянь, Хэ Лун, Чань И, Чжу Дэ.
        Галя сказала, что один из этих маршалов – её отец.
        Ещё она как-то за столом, где мы перекусывали, назвала свои китайские имена. Мне послышалось и запомнилось на всю жизнь: Гэн Чжиго.
        Однажды в первой половине дня мы выглянули в окно и увидели, как по грязи, ещё не засохшей после недавних кратковременных дождей, к нашей избе – трюх-трюх – приближается молодой китаец. Он был весь из себя бежево-кремовый, в белых брюках с жёлтыми лакированными ботиночками.
        Автомобиль марки «ЗиМ» с дипломатическим номером и пятизвёздным красным флажком на носу довёз пришельца до местной столицы – центра сельсовета, села Тропарёво. Там сразу поднялся надлежащий переполох, китайца пересадили на грузовик или трактор, но и этот вездеход до нашей избы почему-то не добрался, пришлось несколько сот шагов протопать ножками.
        Мы встретили иностранного гостя со всем русским радушием, т.е. начали поить его водкой. Он был вежлив и скромен, опьянения избегал. Галя сказала, что это её брат, и разговаривала с ним по-китайски. Но мы-то понимали, какой это «братец».
        О водке скажу, что рекорд всей моей жизни, один большой стакан, 250 мл, был установлен именно в этой избе. Закусывал солёным огурцом и салом. Голова кружилась, но тошноты не было. Я полагаю, что в среднем возрасте, и тем более в преклонном, я бы от такой дозы скончался в страшных мучениях.
        Дня через два опять приехали китайцы и Галю от нас увезли. А местные мужики (колхозники) посмеивались.
        – Галя-то целочка, не дали вам её испортить.

Ты скажи мне, дорогая, кто ты, це или не це?
Если це, давай в сарае, а не це, то на крыльце.
Отвечает дорогая: хуль, я це или не це!
Пару палок кинь в сарае, остальные – на крыльце.

        По возвращении в Москву и после отгулов, данных нам за колхоз, мы (я и Дима) приступили наконец (через два месяца  после зачисления на службу!) к своей профессиональной деятельности и в обеденный перерыв вызвали Галю на свидание. Она пешком пересекла широкую улицу (Большую Калужскую, ныне Ленинский проспект) и несколько минут погуляла с нами около входа в Центральный парк культуры и отдыха (ЦПКиО) имени А.М. Горького.
        На следующий день, завидев Галю в конце длинного коридора, я устремился ей навстречу, но она убежала, скрывшись в одной из комнат. Больше я эту девушку никогда не видел. От её сослуживцев известно, что её вскоре выдали замуж и увезли в Китай, где она, уже не молодая для первого брака (25 лет) принялась навёрстывать упущенные годы, рожая китайцев одного за другим.
        В 1956 г. отношения между странами начали ухудшаться. СССР стал готовиться к войне с Китаем и судорожно возобновил давно начатое и заброшенное строительство Байкало-Амурской магистрали (БАМ), якобы необходимой народному хозяйству. В 1969 г. вышеупомянутые отношения стали улучшаться, и строительство БАМа опять замедлилось. Его кое-как закончили в 1984 г.
        Все эти долгие годы и десятилетия наша Галя физически и духовно разрывалась между двумя великими державами. Насколько мне известно, она хотела быть и считала себя русской, и её жизнь благополучно завершилась в нашей стране.

        Для «Проза.ру» 9 – 10 июля 2022 г.