Аркадия. Повесть отложенной любви. 9

         9.

     …Вязкость медового взаимо-притяжения, сближения-отторжения, безбрачного брака. Месяцы Лета Господнего.
     Опомнились, когда она почувствовала неясное жжение в груди, а ее тесные джинсы не сошлись в талии...
     В чреслах заколготилось.
     Богоданное чадо! Приближающейся к полтиннику сударыни и сударя стыдоба скольких лет! Удостоверенное после визита к гинекологу на «Пыжике», – его испытанном «Пежо» терракотового цвета.
     Ни секунды не колеблясь, – только рожать! – несли бремя беременности, череду сохранений.
     И вот роддом. И его истовые молитвы о благополучном разрешении мальчиком и немедленном подтверждении звонком или СМС показанного УЗИ пола ребенка.
     Но… молчок.
     Сел аккумулятор? Затерялся мобильник? При ее несообразности и расхристанности – на сносях в вину невменяемых! – запросто… Но есть же телефоны рожениц, персонала! Оповестить, как сама, как мало;й, какие юбки-кардиганы привезти, кроме тех, когда внезапно отошли воды, на скорую руку собранных.
     Ни звука.
     Нет, нужно звонить самому.
     "Аппарат выключен... или вне зоны..."
     А начальство для чего!
     С трудом, после категорических «не положено!», нажимая на профессорство, выведал у скупого на слова, невпопад «гмыкающего» зав отделением требуемое: да, мальчик, медицинские показатели базовые, но… у Александры Аркадии проблемы – послеродовый стресс. Ситуация неординарная. Да, переведена в отдельную палату, да, обеспечен полный покой. Чтобы позвонила? В ее теперешнем положении дополнительные психологические нагрузки излишни. Да, приходит в себя. Выписка? Через три дня, полагаю, показатели общего состояния стабилизируются. Надо думать, наберет вам сама. 
     …Что делает тот, «кому за тридцать», узнав о посланном небом сыне? Пьет, конечно. От горько-сладкого счастья. Что так поздно. Что наследник, продолжатель рода. Новая жизнь, судьба, душа – частица тебя. Значит, ты еще вполне себе ничего, еще ого-го как – можешь! Но – увы! – теперь ба-а-л-ь-шой привет философским опусам, ежемесячным четвергам в Зиновьевском клубе «Клич». Вместо коих – пеленки-распашонки, памперсы, молочные смеси (при ее тщедушности неизбежные!), диатез, ночные кормления, коляска, прогулки и прочие радости.
     …Но звонка нет. Издевается?
     Женщины-шарады, что вы с нами мужиками делаете! Сволочи.
     Три дня проползли в физически осязаемой безысходности. Наконец, светлым майским днем, с букетом кроваво-красных роз о резной упаковке он в стерильно-светлых стенах родильного отделения.
     - Александра Аркадия? Вы отец? – пышногрудая санитарка с ликом ангела, светящемся даже из-под маски. – Сейчас.   
     Неожиданное явление высоколобого мужчины в синем халате с лицом знатока сокровенных тайн утробной жизни.
     - Виктор Петрович? Гм-гм… Да, звонили, помню... Гм-гм… Александра Аркадия… да… гм-гм… Роды нормальные. И – редкий… случай…  диагностирован послеродовый психоз… гм-гм…  Была переведена в отдельную палату. Гм-гм. Утром – по причинам, вероятно, известным вам более, нежели нам… гм… гм… – пациентки в палате… гм… гм… не оказалась... Гм… гм… В клинике Александра Аркадия не появилась. Согласно закону, гм… гм… оставление ребенка, отказ от исполнения родительских обязанностей… гм-гм… подлежит административному и даже…гм… гм… уголовному преследованию. Гм-гм… Пока ребенок будет находиться под присмотром… гм-гм… персонала перинатального центра.
     Качнулись и поплыли стены. Резь под левым соском, пупком, внизу живота. Стоять! Держаться! С лицом уравновешенного, умудренного жизнью родителя.
     - Полагаете, следствие стресса?  Возможно, временное? Возвращение допускаете? – каждое слово с усилием, через не могу.
    Безмолвие высоколобого мудреца непереносимо.
     - Может… оставила заявление, объяснение? В палате, на вахте? Или… в ее вещах, в халате, пижаме? – выдавливая из себя фразы. 
    - Гм-гм. Не обнаружены. Такие… гм-гм… послания обычно выкладываются… гм-гм… на виду.
    - Сколько?.. Как долго ребенок пробудет у вас? Что затем? Обращение… в   полицию?
    Холодный бессловесный взгляд, непроницаемое выражение лица высоколобого считывается безошибочно: так положено, разумеется, да.   
    - Но я могу забрать сына… как отец?.. Как муж Аркадии... гражданский...
    Молчание. Невыносимо долгое. И – удар под дых. 
    - Через опеку. Все вопросы… туда.
    И жестко, как приговор:
     - Поторопитесь. Гм-гм… Очередь на усыновление… гм-гм… новорожденных… гм-гм… сказать большая, – ничего не сказать… Вещи пациентки… гм-гм… передаст санитарка.
     Вещи? Да-да, вещи...
     Профессионально выдержанный официальный полупоклон. Немой, оттого кажущийся демаршем разворот спиной, расторопное удаление знатока утробных существ.
     …Оставившего посреди белоснежно-стерильной приемной родильни окаменелую тумбу великовозрастного дяди с кроваво-красным букетом роз в резной упаковке.
     Зрелище!
     Исполненный сочувствия – из-за дверного косяка – взгляд толстушки с ангельским ликом. Нитроглицерин под язык. Вдох, еще раз, еще. Надо жить. Там… санитарка, нянечка, или как это называется? Да, протягивает узелок. Вдруг в курсе? Что-то знает. О Саше, ребенке. Спросить. И условиться… оповестить, дать знать, если  Саша  вдруг! вдруг! объявится. Сообщить по мобильнику. Нужно дать номер. Записать? Где, на чем? Должна быть карточка. Во внутреннем. Есть! Вложить в букет? Она видит… Догадывается…      
     - Это вам! – грузно-тяжелый шаг к наблюдавшей, взяв протянутый сверток  е е  одежды. – За уход, пригляд. Держите, примите. От чистого сердца! – Глоток воздуха: – И… если в курсе… о… пропавшей. Если знаете... Что-нибудь… Как вела себя? Самый пустяк, любую мелочь – куда направлялась, когда? Что говорила…
     Отрицательное, сострадательное «нет» ангелицы. Короткий взгляд на букет-«подношение».
     - Берите-берите! От мамы, меня. От мальчика! Пожалуйста! И о нем… два слова. Вы его помните? Ваню? Моего и Аркадии сына? Как он? Прошу вас!
     Задумалась на миг, взяла ажурный куль роз, зарделась.
     Вот какие нянечки-санитарки должны быть в роддоме. Как эта! Одна ее улыбка – надежда.
     - Конечно. Славный. Почти четыре кило… Такой себе ничего… мне надо к ним, к детям… извините. 
     - А взглянуть? Увидеть? Ваню. Сына…
     - Строго-настрого нет. Никак! Простите, нельзя, запрещено...
     Ушла. Он врос в пол. Ноги обездвижены.
     Вдруг нянечка – воистину ангел! – возникнув из небытия, так же яснолико, таинственно, шепотом:
     - Сейчас будем выносить… в купальню. Я подойду. На секунду…
     Секунда? Вечность!
     И… с белой ношей на руках, улыаясь и явно балагуря с завернутым  существом, ангелица приблизилась к нему, остановилась в полушаге от дверного проема, чуть наклонилась: вот!
     Человечек, словно так и надо, повернул красное, заспанное лицо в его сторону, строго взглянул на вперившего в него взгляд дядю, недовольно сморщился, зевнул и отвернулся.
     - Вы – ангел! Вы от бога! В букете визитка. Я вложил. Если мама… если Александра вдруг… зайдет, будет здесь… Наберите… В… долгу не останусь.
     Нянечка, расширив-сузив очи, кивком – да, – уметнулась прочь, не понимая, не ведая, не осознавая, что она, отчаянно нарушив запрет, сделала для этого вдруг воспрянувшего всем своим существом мужчины!
     Возродила к жизни.
     Ввергла в немоту неизвестности.
     Обрекла на муки праведные.

        (Продолжение следует)