Ночь в борделе. Глава пятая

В роли Веры Петровны автор Варвара Сотникова.

Шайка прелюбодеев во главе с отцом Порфирием, науськиваемая мсье Бонтасье, мчится в бордель в открытом ландо, распевая фривольные куплеты про мадам Жужу.   

Прохожие шарахаются при виде этой разудалой компании, с недоумением поглядывают на крупную фигуру в рясе,
с развевающейся от ветра бородой.

Отец Порфирий громким басом поёт запев.
-Мадам  Жужу, Мадам Жужу, в чулках и
с папиросою во рту, скачет как нанду,на патере Анжу.
Честная компания подхватывает припев - Жужу, Жужу, скачет на Анжу, вся в поту, старается вовсю.

Песня слышна за версту, в домах открываются окна, мужчины в колпаках, женщины в капорах глазеют на это бесчинство, мужчины смеются понимающим смехом , женщины плюются, машут кулаками вслед.

По Парижу несётся похабная песня.
Поющие, в алкогольном опьянении, ловко выводят голосами разнузданную  песню. Отец Порфирий дирижирует своим хором. Рукава рясы как крылья большой птицы бьются на ветру.
Разгоряченный смирновской водкой хор  ладно вторит своему запевале.

Отец Порфирий затягивает следующий куплет.
-Старается вовсю мадам Жужу, шкуркой на меху трется об Анжу. Анжу пыхтит как пёс, целуются взасос. Жарится Жужу на вертеле Анжу.

Хор мощно подпевает своему предводителю слаженным многоголосием.
-Ай да Жужу, трясётся в куражу, подмахивает в лад, патер очень рад.

Голова пьяного юного князя Фрескобальди мотается из стороны в сторону, от быстрой езды ему плохо, от громогласного пения у него оглохли уши.

Князь Татманянц в предвкушении телесных услад потирает руки, помещик Строев облизывается как кот, поевший на дармовщинку сливок, месье Бонтасье умильно закатывает глаза, патер Иероним кается в греховных помыслах, поднимая глаза к небесам.
Наконец приехали, вваливаются шумной гурьбой, таща под руки князя Фрескобальди в бордель.

Хозяйка заведения плотная фигуристая фрау Эльза,рождённая в Ганновере, но составившая себе неплохой капиталец в Париже, промышляла сводничеством, а теперь открыла публичный дом.

Милый особнячок утопает в зелени, здесь все радует глаз- и дорогая мебель, и картины фривольного содержания на стенах, и обилие зеркал, и пианино, и барная стойка с алкоголем.
Здесь пахнет развратом, все на потребу мужчин, жаждущих покупных ласок.

Гости были рассажены на диванчиках.
В предвкушении выхода девочек, князь Татманянц, заказал всем коньяку.
Закусывали лимоном, тарталетками, бутербродами с паштетом.
Как-будто и не ели на выставке.

Юный князь Фрескобальди клевал носом, уткнувшись в валик плюшевого дивана.
Фрау Эльза пошла за девочками.
Отец Порфирий поглаживал брюхо после каждой выпитой рюмки , смачно хрустел тарталетками.

Мсье Бонтасье курил сигару,патер Иероним разглядывал роскошную обстановку, мысленно считая в уме затраты на маленький особнячок.
Помещик Строев подсел к пианино,заиграл Чижика-пыжика. Компания встрепенулась.

Все грянули  Чижик-пыжик, где ты был, я в Фонтанке водку пил, выпил рюмку, выпил две, закружилось в голове.
Отец Порфирий потребовал водки, принесли мутный шнапс.
-Эх, не догадались в трактире смирновку прихватить, - сожалел князь Татманянц.

Выпили, морщась, шнапс, закусили паштетом . Строев опять заиграл чижика. Начали бравурно.
- Эй, Катя, Катя! Эй, Катерина.
-Ах, да ты какая, да-да балерина.

Отец Порфирий вскочил с дивана, начал передразнивать чижика.
Крутился волчком , прихрамывал ножкой, махал руками, как крылышками.

Мсье Бонтасье изображал Катерину-балерину,ходил гоголем, вскидывал брови, перебирал пальцами мнимую косу. Веселье набирало обороты.
-А вот и мои девочки - послышался голос фрау Эльзы.
Отец Порфирий и мсье Бонтасье застыли на месте.

С лестницы второго этажа спускалась кавалькада ярко одетых и накрашеных девиц. Их встретили рукоплесканием, дерзкими остротами.
Мужчины так и впились глазами в спускающиеся по лестнице фигуры, мысленно выбирая себе жрицу любви.

Девицы рассеялись по гостиной, защебетали вразнобой, прося угощений.
На столе быстро появился коньяк, мускатное виноградное вино, бисквиты, фрукты и напитки.

Началось застолье.
Знакомились с девицами, те подхихикивали, стреляя в мужчин глазками.
Отец Порфирий выбрал себе крупную, спелую в соку, Молли, с круглым выпирающим задом, и большой грудью, обтянутой в чёрный кружевной корсет.

Она призывно хохотала, тыкала отца Порфирия в брюхо.
Тот вертелся вокруг Молли,оглаживал зад, тискал грудь.
-Ух, какая кобылка - восхищался он.
-Знай, я крутой наездник. Будешь подо мною скакать.
-Смотри, а то загоню- рычал отец Порфирий.

Молли отшучивалась.
-Я кобылка с норовом, могу и сбросить.
Отец Порфирий сладко жмурился.
-Кнут у меня есть,отстегаю, станешь покорной.

Князь Татманянц выбрал субтильную брюнетку Мими, мсье Бонтасье - рыжую, в веснушках, Клотильду, помещику Строеву приглянулась полька Марыська, патер Иероним положил глаз на разбитную Софку. ну а к спящему князю Фрескобальди уже тянулись хищные щупальца толстушки Габи.

Тяпнув для храбрости отец Порфирий поднялся с Молли в номер, укрощать кобылку, как и обещал. Вслед за ними потянулись и другие парочки, в предвкушении плотских утех.
В гостиной остались князь Фрескобальди и толстушка Габи.

Она подсела к князю, и начала его раздевать.
Князь вяло сопротивлялся.
Пары алкоголя ещё держали его в своих крепких объятиях.
Габи умелым натиском повалила его навзничь, и расстравив юный организм циничными ласками, сорвала плод княжеской невинности.

Князю стало противно до омерзения,слёзы хлынули у него по щекам.
Габи потребовала у него денег,князь отдал ей все , что у него было с собой, лишь бы не видеть эту гнусную женщину.
Габи с усмешкой приняла деньги, довольно ухмыльнувшись.
На прощание пригласила в гости. Князь попросил её исчезнуть с глаз долой.
Он залпом выпил полбутылки коньяка, и шатаясь из стороны в сторону, растворился в ночи.

Остальная компания продолжала резвиться, даже не заметив отсутствия князя Фрескобальди. Было не до него.
Пели непристойные песни, девицы танцевали канкан, сверкая ляжками.
Пили все, что попадалось под руку, потом мчались на второй этаж, чтобы насытить жажду прелюбодейства.

Отец Порфирий вспомнил о своём духовном сане.
Начал кропить коньяком стены, бархатные шторы на окнах, плюшевые диваны, зеркала, фривольные картины.
Гостиная пропахла коньяком, пол был липким. На это никто не обращал внимания. Смех стоял невообразимый.

Отдельный номер использовали как исповедальню , где отец Порфирий ждал исповедниц.Туда ныряли по одной расшалившиеся девицы.

Отец Порфирий встречал их  обнажённым, с женским ночным капором на голове.
Зычным басом  заставлял каяться в грехах бордельных жриц любви.
Даже в гостиной слышен был хохот, скрип кровати, смачные звуки поцелуев. Ждущие своей очереди девицы подсматривали в замочную скважину за происходящим.

Под утро в дверь постучался высокий щуплый паренёк в котелке.
Им оказалась переодетая в мужской костюм Аделька.
Она устроила ночью барону Корфу сцену, приревновав его к Вере Петровне, потом шмыгнула за дверь, и явилась в бордель вся в слезах.

Она рыдала, жаловалась на барона, клялась отомстить разлучнице, грозилась плеснуть ей в лицо серной кислотой.
Её утешали, угощали коньяком.
Потом, обессилев от стенаний, она уснула на диванчике, где лишился невинности юный князь Фрескобальди.
В обед компания подгулявших мужчин покинула заведение фрау Эльзы.

За понесённый ущерб та запросила кругленькую сумму, которая и была немедленно  выплачена .
Не обидели и девиц. Им тоже хорошо заплатили.
Попрощавшись с гостеприимной хозяйкой, гости рванули в Пассаж, чтобы в горячей баньке отмыться от грязи, в которую они окунулись прошлой ночью.