Аркадия. Повесть отложенной любви. 12

         12.

     Вечер-ночь-вечер-ночь… Вечер-ночь-вечер-ночь...
     Дня нет. Только секундные провалы в полузабытье, под монотонный речевой поток нацепленных наушников, перекрывающий смуту мыслей и чувств.
     …Е е  нет и не будет никогда.
     «…При такой разнице в возрасте…», – правда дамы из опеки угнетает физически.
     Переметнулась к кому-то из дорожных знакомцев? Помоложе? Но зачем бежать? Бросив ребенка?
     На долю мгновения самоубийственно – и замечательно! Так и должно рвать – без мучительных разборок. Сразу.
     И даже облегчение: да здравствует свобода!..
     Минуту спустя, оглушающая мысль: ее   н е т   и   б о л ь ш е   н е   б у д е т  н и к о г д а
 возвращает к реальности, сгибает, сбивает с ног.
     Это крах. Разрыв.
     Абсолютный. Полный. Тотальный. Как когда-то, – с «бывшей», с сыном.
     Теперь с ней.  И, главное, с Ваней, моим наследником. С их нереальной, щемящей   л ю б о в ь ю.
     …Пространство внутри и вокруг заполнилось гарью. Душа парализована. Воля, желания, мысли, речь – умерли.
     Денно-нощно валялся без сна, сил, позыва встать, напрячься, действовать, оглушая себя словесным гвалтом наушников. В тело, душу все глубже проникала ледяная зыбь саморазрушения.
     Нет, так больше нельзя. Невозможно! Надо что-то делать. Остановить самораспад, собраться, чем-то занять себя, перезагрузиться.
     Броситься пробивать усыновление? Ринуться на ее поиск, чтобы снова вместе, вдвоем, без чего невозможно дышать,  ж и т ь.
     Но безвольная, обессиливавшая апатия: усыновление из-за возраста невозможно, е е   поиск,  к  к о м у-то сбежавшей, с  к е м-то  любезничающей, уничижителен.
     Острым лезвием пронзали ревность, обида.
     …Позади неделя бессонно-пыточного одиночества. В какой-то момент стало ясно: еще день  э т о й  давящей безысходности – и случится необратимое.
     Надо вытащить себя из гибель-обмута. Как? Чем?
     Случайно сознание выхватило из льющегося в уши радио-потока «С т а р  ц ы  О п т и н о й   п у с т ы н и». Да вот же! Нужно туда, выход, решение – там.
     И уже утром – с универом проблем нет, сессия позади, – почти глухо-слепой от семидневной бессонницы ранней электричкой катил в Калугу, пытаясь понять, почему слух выловил подсказку об Оптиной? Потому что монахи? Выбитые, как и сам, из жизни? Или – подвижники-старцы? Которым можно поведать то, что никто в миру слушать не станет, а, услышав, лишь разведет руками? Просто побыть рядом с затворниками, один вид которых вселяет спокойствие, мысли о вечном?
   …Огромная, забитая людьми келья Оптиной. Верхний ярус скрипучей железной кровати. Та же свербящая глаза бессонница с провалом в никуда под утро. Общий ранний подъем – едва растормошил сосед снизу, Юра с Брянщины, из городка с добрым названием Бабкино – надо его держаться. Чрез-не-могу стояние в переполненном, погруженном в непостижимую тайну литургии храме. Созерцание посредине его двух десятков сплотившихся священнослужителей в окружении молящихся.  Нацеливание взгляда то на одного, то на другого: ну-ну-ну! Который  т о т,  к кому  понудить себя подойти, вопросить:  ч т о  д е л а т ь? К тому, что слева? Посредине? К тому, что ближе?
     Троекратно перекрестившись, один из них отсоединился от прочих. стал пробираться к выходу. Тонкий сосредоточенный почти юный лик обрамлен черной вьющейся бородой.
     «Старец»? Едва ли. Через чур молод. Обычный батюшка в рясе?
     Усилием воли заставил себя шагнуть к нему: могу ли обратиться, спросить, узнать?..
     Конечно! – тот, не раздумывая: будто ждал. – Выйдемте.
     За стенами храма мелкая холодная морось. Кучерявобородый, не замечая ее: итак?
     Сбивчиво, торопясь, стыдясь, казнясь, – кратко о «романе», родах,  е е  бегстве. Об утрате жизненной опоры.
     Неожиданный вопрос чернобородого: когда последний раз исповедовались, причащались?
     …Давно. При крещении... Постигаю Писание…   
     Молчание. Пронзительный, сверлящий взгляд младо-«старца».
     Постигаете Писание – а себя?
     Пауза.
     Дела, заботы? Недосуг разобраться с самим собой?
     Еще пауза.
     Хорошо, что прибыли сюда, выговорились. Момент подоспел – согласны? – взвесить случившееся. Состоявшееся и… неоправданное. Переступить порог храма, открыться перед лицом Спасителя, получить благословение, свершить причащение. Не теперь. Сейчас вы не готовы. После… самоанализа, очищения постом. Освобождения от вин невольных или вольных… Если позволяют обстоятельства, на... святомученических Соловках. Там вы обретете смыслы. Благослови вас Господь.
     Промокший, осененный крестным знаменем растворившегося в мареве измороси кучерявобородого «старца», еще несколько минут стоял возле храма, пытаясь удержать мелькнувший перед взором лучик в конце тоннеля свалившихся искусов…
     Запоздало спохватился: с кем говорил? Как найти, если приспичит опять?
     - Разыщите по кучерявой бороде. – участливо, сосед по скрипучей койке многоместной кельи, Юрий из городка с добрым именем Бабкино под  Брянском.
     И то!
            (Продолжение следует)