Аркадия. Повесть отложенной любви. 14

                14.

     СМС. Посреди ночи.
     От  н е е? Перехватило дыхание. Сердце ушло вниз…
     Н-е-е-т!..
     Юрий из Бабкино, с Брянщины. Сосед по Оптиной. «Если можешь, приехай, мне хана».
     Неужели кому-то хуже, чем ему?
     И что значит «хана»? Звонить, не откладывая. Написал, выходит, не спит.
     …Ну, конечно. «Абонент не в сети».
     Там точно не ладно. Надо отправляться, не мешкая. Еще раз… вырваться из стен, где  е е  нет. Участием в чужой беде переломить свою.
           ...   
     Снова перестук колес. Полудремные потуги вспомнить исповедь соседа по скрипучей двухярусной кровати перенаселенной оптинской кельи.
     …Чиновник районного городка, непременный член президиумов зевотно-вымученных пленумов и партконференций  т о й  эпохи. Начальник управления приватизации  –  э т о й. Номенклатурно-статусное обеспечение  т о г д а.  Обжорно-мздоимное  п о т о м: званому гостю накрытых «полян», шашлыков, саун, ресторанов и кафе, палаток и магазинов, открытых по  е г о  благословению, плюс наличность, «от чистого сердца», плывущая в белые руки и проч. Не сразу – увы! – понял: спивается. Но отказаться от халявных застолий и пачек купюр не мог. Неудержимо погружался в трясину оргий с участием сударей и сударынь традиционной и не очень ориентации, малознакомых, падких на угощение дев, ночных рейдов по конспиративным злачным местам. Лобовое столкновение на трассе, двухмесячный гипс. Кредит, долги, продажа мебели в счет компенсации разбитой иномарки пострадавшего. Разрыв с женой. Приступы грудной горячки, появление черных тараканов, влекущих на чердак, набрасывающих на стропила веревку, завязывающих петлю, показывающих, как влезать в нее головой и уверяющих, до чего хорошо  т а м, за темной чертой… Спасла Богом посланная институтская подруга, сумевшая в последний момент сорвать с шеи веревку, отправить висельника в Оптину Пустынь… на покаяние.
     У этого хоть подруга. А у него!..
          ...
     А у него ни адреса Юрия, ни фамилии, ни понятия, где искать. И номер телефона с автоответчиком: «абонент вне зоны покрытия».
     В городском сквере – пара «копченых», прожаренных на солнце забулдыг, набивающих пивными банками целлофановый пакет.
     Юрия-приватизатора как найти?
     - Угостишь?
     Поднялись: айда. Мостки, перекресток, еще один, выщербленный тротуар в шашечку, ряд дорогих особняков; впереди продмаг.
     - Впроть магазину стоит. Юран. Дале не пойдем… Должны ему… под завязь.
          ...
     Вручил поводырям сотку и – к двинувшемуся навстречу «оптинцу», согбенному, всматривавшемуся в подходящего. Не потому, что узнал – небось и про СМС соседу по келье, посланный, скорее всего, по пьяни, уже забыл,– просто выискивая, кто поднесет,  «подлечит». Человек-тень. Качающаяся, шаткая. Да… «Юран» не на грани, он – за… Защемило сердце: приехал к больному за здоровьем!
     Стараясь изобразить улыбку на лице, приблизился.
     Вспомнил? Невероятно!
     Обнялись
     Молча – о чем говорить, все ясно без слов! – к прилавкам. Отоварился и – следом за постоянно оборачивающим свое заплывшее, помятое, в щетине лицо «оптинцем» к объемному белокаменному зданию с палисадником.
          ...
      В доме – с прихожей, гостиной, тремя спальнями, кухней, кладовками – голые стены. Выгрузили съестное на шаткий дощатый стол, наготовили ветчинно-колбасных бутербродов, нарезали в кастрюлю саблеобразных огурцов и гигантских лопнувших помидорин, посыпали зеленью и…  под горе-горькую, душегубную – век бы ее не видать! – «в жилетку» друг другу…
     Каждый о своем…
     Отключился на расхристанном подобии дивана. Проснулся среди ночи, разбуженный двойным ощущением чужой и своей беды, мучительным терзанием, зачем прикатил? Чтобы назюзюкаться? Надраться вместе с еще горшим горемыкой, тогда как весь его состав, всю мужскую плоть  жгло обостренное похмельем желание – тотчас быть рядом с  н е й, со своей единственной, суженой…
      С у ж е н о й? Откуда это? Кто произнес «суженая»? Она. Да. Но что она, бегущая «по волнам», мечущаяся, может понимать? Сам решил. Потому что так хотел. Сочинил, выдумал? Нафантазировал. Но откуда раздирающее душу, не уходящее чувство утраты?
          ...
     Вышел во двор. Звезды равнодушно мельтешат в бездне. Нет, без  н е е   они далеки, небо мертво. Вернулся на продавленный, явно чей-то бросовый диван. В соседней комнате хмельное всхрапывание распластавшегося на полу «оптинца». Поднять? Куда? Другого ложа нет. Сунул под бездумную голову комковатую замызганную подушку, накрыл подвернувшейся одежкой.
          ...
     Итак, «суженая» – утопия, блажь. Из которых он вырван, поставлен перед жестокой реальностью. Как и «Юран», некогда завсегдатай номенклатурного рая, брошенный в ад обыденности, где «рука руку моет», «ты – мне, я – тебе», «каждый выживает в одиночку». Из которого не может выбраться.
     А он? Не разбившейся ли в дребезги байкой о сакраментальной, вневременной любви к  с у ж е н о й  ввергнут в мрачную правду о том, чего не было? Не могло быть. Была  р я ж е н а я  в мистические одежды, вянущая без накачки адреналином, неадекватная Шурка, дочь буйного – убит в драке! – абхаза и родиглы, готовой продать дочь за «чатушку с закусью». И только. Нет и никогда не было  с у ж е н о й  Есть рухнувший миф.
     Открывший неприглядную правду.
     Подавленный убийственным открытием, впал в забытье.
          ...
     Очнулся…
     С отчетливым осознанием, что делать. Как просто! Почему тянул? Ведь указан спасительный путь. «Старцем», мамой. Эх, ты, профессор с куриной памятью!
     И Юрию, собиравшему – позвякивание и разбудило – пустую посуду по комнатам:
     - Старина, ты жив? Помнишь «кучерявобородого» батюшку? Из Оптиной!
     - Хочешь опять к нему? Снова?
     - Нет, завет его вспомнил. Про исповедь. На Соловках. Собирайся. Едем вместе.    
     Нет, он не забыл наказ.
     Не был готов. Теперь – да.

                (Продолжение следует)