Кончину поэта напророчили... розы

        Стоит   на границе ковыльных степей  и   могучих дубовых лесов в самом цен-тре России старинный город с гордым названием - Орел...
Орловский край обладает необыкновенной притягательной силой. Он берет в плен крепко  на всю жизнь красотой природы, богатством ее плодов, прозрачностью рек и ароматом ветров, несущих из степей медовые запахи млеющего лета.
     Орловщина - это родина целого созвездия великих русских писателей, поэтов, ученых: Фета (Шеншина), Тургенева,  Лескова, Апухтина, Бунина, Андреева, про-фессора Штернберга, историка Пясецкого, философа и богослова Булгакова…
    В городе есть музей писателей – орловцев, который расположен в доме племянницы Фета Ольги Васильевны Галаховой, а  в ее имении,  деревне Клейменово, в ста-ринной Покровской церкви  находится мемориал Афанасия Фета.
    Это родовое имение Шеншиных, в двадцати верстах от Орла, во Мценском уезде,   перешло к  Ольге Васильевне Галаховой, жене Орловского градоначальника,  от своего отца, младшего брата Фета, Василия Афанасьевича.
   Стоит на пригорке, вся заросшая пышными рябинами, Покровская церковь…Ни одного человека не видно вокруг, только степной ветер раздольно посвистывает, дурманя голову пряным  духом  разогретой травы.
    Фет похоронен в склепе, который находится под заалтарной стеной церкви. Рядом с ним  жена, Мария Петровна  Шеншина, урожденная Боткина, пережившая его на полтора года.
     У входа в склеп -  мраморная доска - надгробие, с  портретным барельефом и надписью, что  здесь покоится великий русский поэт Афанасий Фет (1820-1892г.г.)
     У  подножия  лежат простые полевые цветы.
     Тишина и покой сторожат конец жизни человека, о котором можно сказать, что он прожил счастливую жизнь, а можно  предположить, что он был очень одиноким , несмотря на славу, любовь и  материнскую заботу о нем его жены, уважение и почитание  друзей, среди которых : И. Тургенев, Н. Некрасов, Ап. Григорьев, Я. Полонский. Самым ближайшим другом был Лев Николаевич Толстой, который говорил, что, «когда он соберется туда, в другую жизнь, он никого бы так не хотел, как Фета».
  Увы, мы не властны над судьбой… Фет покинул этот мир раньше Толстого.
   Фамилия Фета произошла следующим образом. Афанасий Неофитович Шеншин во время своего пребывания в Германии  в 1819 году увез от мужа некую Шарлотту Фет. Первым плодом брака Афанасия Шеншина и Шарлотты Фет и был будущий поэт Афанасий Фет. После  него у его родителей было еще четверо детей: два сына и две дочери. До 14 лет Афанасий  носил фамилию отца – Шеншин. Позже вдруг выяснилось, что православное венчание родителей произошло уже после его рождения  и, чтобы вернуть мальчику фамилию отца, нужно одолеть законные сложности.. 
      Особенное положение, по которому он не мог носить фамилию своего отца, повлияло, как оказалось,  на всю жизнь  Фета. Ему нужно  было самому заслужить себе дворянские права. Поэтому он постарался  поскорее закончить курс в университете и принялся ревностно служить в армии, так как там легче и быстрее можно было получить дворянский титул.

   Он сумел вернуть себе фамилию,  состояние,  родовое имение в Новоселках, но это произошло  много позже… И  досталось ему очень дорогой ценой…
     В период военной карьеры  случилась в его  жизни первая и последняя любовь, окончившаяся трагически. И эту боль,  и страшную горечь утраты  он так не смог пережить.
  Мария Лазич-так звали эту девушку. 
 Она была дочерью бедного помещика.  Красива, умна, прекрасная пианистка,  и  нежно и страстно его любила. Он писал ей стихи, осыпал цветами, она смеялась, плакала и молила Бога продлить это счастье. Но оно оказалось коротким. Ни богатства, ни титула, к которому стремился Фет, она ему дать не могла, и он решился на разрыв. Мария мужественно приняла этот удар.  Ни одна слезинка не пролилась при их расставании, но однажды вечером она украсила гостиную, в которой было ими проведено столько счастливых часов, цветами, зажгла множество свечей и одну из них «нечаянно» уронила себе на платье. Легкий тюль вспыхнул и охватил  ее  горя-чим объятием смерти. Девушка, пылая как факел,  металась по  саду, уворачиваясь от пытавшихся поймать ее слуг… Наконец она без сознания рухнула на землю… ее принесли в дом, и несколько дней, умирая в страшных мучениях, она твердила обожженными губами: «Он ни в чем не виноват… Только я … Спасите письма»…
   Уже в 1878 году, спустя тридцать лет,  с  «душой,  измученной  годами» , в стихотворении « Ты отстрадала, я еще страдаю…»  Фет напишет:
            Очей тех нет – и мне не страшны гробы,
            Завидно мне безмолвие твое,
            И, не судя ни тупости, ни злобы,
            Скорей, скорей, в твое небытие!      
         
           Но до этого еще нужно было как-то дожить…      
   
    «Ты нежная, ты счастье мне сулила на суетной земле…», Но счастье, было жестоко погублено, отнято  обстоятельствами, судьбой… судьбой ли? И не его ли вина была в том, что свершилась эта  беда?   
   И, может быть поэтому, из-под его пера всю жизнь  выливались такие пронзительно печальные и прекрасные строки стихов, а перед окружающими  его   людьми он  являлся эгоистичным, черствым, замкнутым и сухим человеком. С годами характер его портился, а стихи делались все тоньше и трепетнее.» Что ты за существо – не понимаю,- писал Фету незадолго до его смерти Яков Полонский,- откуда у тебя берутся такие елейно-чистые стихотворения?…  Внутри тебя сидит другой, окрыленный,  никому не ведомый человек, окруженный сиянием, с глазами из лазури и звезд! Ты состарился, а он молод! Ты все отрицаешь, а он верит! Ты презираешь жизнь, а он, коленопреклоненный, готов  перед ней рыдать…»
     Женился Афанасий Афанасьевич Фет поздно на немолодой и некрасивой Марии Петровне Боткиной, с которой познакомился в Москве, выйдя в отставку, в доме своего друга, известного всей Москве  Василия Боткина. В своих воспоминаниях Фет пишет: « Василий Петрович пригласил  меня к семейному столу. К обеду яви-лась младшая сестра Мария Петровна. Мы скоро подружились. Однажды, когда мы с Марией Петровной взапуски жаловались на тяжесть нравственного одиночества, мне показалось, что предложение мое прекратить это одиночество не будет отвергнуто. Я решил спросить, нельзя ли нам помочь друг другу, вступая в союз, способный вполне вознаградить человека за всестороннее безразличие…. Жребий мой был брошен, и судьба моя круто поворачивала по новому руслу, изменяя прежнее течение…»
     Поселились Феты за Москвой рекой, на Полянке, в просторном бельэтаже, к небольшой четвероместной карете купили пару воейковских лошадей, заказали ме-бель, и завели, что называется, и ложку, и плошку.
    Детей у Афанасия Афанасьевича Фета и Марии Петровны  не было.
     Жизнь была суетной, неспокойной, в многочисленных хозяйственных заботах и хлопотах… Благодаря состоянию жены, он приобрел хутор Степановку, которую ревностно обустраивал, умножая  богатство. Впоследствии, когда ему вернули  состояние и дворянское достоинство, он купил Воробьевку,  роскошное имение в Курской губернии и зажил совершеннейшим помещиком. Фет был хороший хозяин и хлебосол. Свои фрукты и особенную яблочную пастилу посылал он в подарок не только друзьям, но даже самому императору Александру III.
      Феты  были желанными гостями у многих друзей, но чаще всего он приезжал в Ясную поляну к Толстому, дружба с которым продлилась около пятидесяти лет.  Многие удивлялись такому крепкому  союзу людей, совершенно, на первый взгляд, разных.  Сергей Львович Толстой вспоминал: «В нем (Фете) не было добродушия и непосредственной привлекательности, что не исключает того, что он был добрым человеком. В нем было что-то жесткое, и, как ни странно, мало поэтического. Зато чувствовался ум и здравый смысл».
    Татьяна Львовна  Сухотина-Толстая утверждала, что ее родители очень любили Фета. «Было время, - писала она, - когда папа находил его  самым умным изо всех его знакомых и говаривал, что кроме Фета у него нет никого, кто бы так понимал его…»
А сестра жены Толстого Татьяна Берс удивлялась: «Странный человек был этот Фет. Мне всегда казалось, что он человек рассудка, а не сердца. Его отношение холодное, избалованное к милейшей Марии  Петровне меня сердило. Она, как заботливая няня относилась к нему, ничего не требуя от него. Он же  прежде всего помнил только себя».
  Как-то все  съехались в Черемошню, имение друзей Толстых – Дьковых. После чудного вечера и пения Татьяны Берс, у которой был красивый голос, у Фета родились те незабываемые строки, которые тревожат  и будоражат наши души и по сей день… Помните? -  «Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали, как и сердца у нас над песнею твоей…»      
    «Я между плачущих – Шеншин, а Фет я только для поющих»,- как-то шутливо признался он.
    Последний сборник его стихов,  по  благоуханности  не уступавший  всем остальным,  назывался «Вечерние огни»; последняя память жизни, последняя дань  любви слилась с тем отблеском  мерцающих свечей в гостиной, из которой выбежала, охваченная огнем,  Мария Лазич. 
     Летом 1892 года в  Воробьевке необыкновенно пышно цвели розы. Фет говорил, что, по народному поверью, пышное цветение роз сулит смерть, но, казалось, ничто ее не предвещало.  Супруги  собирались осень и зиму провести в Москве, в своем доме на Плющихе. Фет приехал в  Москву  и… тяжело заболел. В один из дней Фет потребовал у Марии Петровны шампанского. Она робко стала возражать, он настаивал, и она отправилась к доктору за разрешением.
    Когда-то Фет сказал ей: «Ты никогда не увидишь, как я буду умирать».
    А дальше было вот что:  Мария Петровна уехала,  а он продиктовал своей секретарше странные слова: «Не понимаю сознательного преумножения неизбежных страданий. Добровольно иду к неизбежному», собственноручно подписался, затем  взял разрезной ножик для бумаги в виде стилета, лежавший на столе…
 
  Встревоженная секретарша попробовала отнять у него нож, но Фет побежал от нее по комнате и вдруг, тяжело задышав, упал на стул у двери. «Черт!» - вырвалось у него, затем глаза его страшно расширились, как будто он увидел что-то ужасное, рука поднялась, как для крестного знамения и ...он умер… 
     Фет хотел покончить с  жизнью, но  ему помешала сама смерть, а, может быть, его  остановила с того света Мария,  последняя и единственная невеста…
          Нас с тобой ожидает особенный суд;
          Он сумеет нас сразу в толпе различить,      
           И мы вместе придем, нас нельзя разлучить…

   Как не верить народным поверьям? Кончину поэту розы  все же напророчили.