Аркадия. Повесть отложенной любви. 18

                18.

     Увы, к утру снова вытесненное не преходящей тоской по  н е й   и… уязвленной памятью о вчерашнем антипричастии.
     Не утихающие терзания. Впереди работа, которая должна – обязана! –  отвлечь, заглушить боль.
     Изнуренный сном-пыткой поднялся и – к монастырскому хозкорпусу, указанному кем-то накануне. Безмятежно посапывающий товарищ по несчастию – получил послушание в церкви Благовещения Пресвятой Богородицы – просил не будить.
     Вместительное, прочное, как все на острове, деревянное сооружение. За перегородкой конторки монах-вахтер. Услышав приветствие пришедшего, на миг оторвал взгляд от лежавшей перед ним книги:
     - Паломник?
     - Нет, работать... 
     Оценивающе, с некоторым сомнением относительно возраста, обозрел «трудника».
     - Рано. Через час подходите. Спросите отца Германа. Укажет, что делать.
     - А здесь подождать? Не спится…
     - Ждите, – пожал плечами, продолжил чтение.
     Длинный некрашеных половиц коридор. Чисто. На дверях таблички: «Раздевалка», «Инструмент», «Котельная», «Библиотека».
     Библиотека в монастыре? Впрочем, издревле монастыри – средоточие знания.
     - Доступна всем или только своим? – извинительно дежурному, указывая в сторону библиотеки.
     - Жаждущим познать истину, – тот «назидательно».
     - Которая прямо-таки там, на книжных полках? – в тон ему.
     - Более, чем где-либо. – Ответ без паузы, серьезный.
     - И даже имеются, скажем, письма отца Флоренского? – проверим-ка умника на осведомленность!
     - И они, и его заметки о снах, именах, и многое другое. Хотя им-то быть здесь как раз не обязательно, – он, со значением.
     Ничего себе сентенция! Это в монастыре, заповеднике веры и милосердия!
     - Как! Богослов-мученик, загубленный именно на Соловках, давший Вернадскому идею ноосферы, необязателен?!
     - По более чем жестокой расправе над мыслящим гением неустанно скорбим и молимся, но… ложно-атеистическую гипотезу п н е в м а т о с ф е р ы, как поименовал ее отец Павел, а потом переназвал ноосферой Вернадский, не приемлем… – монах, четко, решенно.
     Поражаясь начитанной непринужденности дежурного, с коей тот включился в спор – и это в незнамо какой глуши, на отшибе цивилизации! –  почувствовал в себе пробудившиеся ученого-полемиста.
     - И Циолковский, разделявший эти идеи и размышлявший о монизме, вечной жизни во Вселенной "необязателен"?
     - Фантазер. Ценен как теоретик проникновения в околоземное пространство.
     - А Соловьев?
     - Который? Сергей? Всеволод?
     - Религиозный философ, Владимир.
     - Непоследователен. Особенно в «Чтениях о богочеловечестве»
     - А Иван Ильин?
     - Этот, ближе к истине, по крайней мере, в его философии патриотизма. Хотя и запятнан, правда с покаянием и последующим самоосуждением… объективистской оценки фашизма. 
     Знает даже об этом. Энциклопедист! А о патриотизме Петра Струве? А о русском космизме Федорова? А о трактовке коммунизма Бердяевым? А о Данилевском, Хомякове, Франке?
     Ориентируется, откликается, комментирует.
     Невероятно!
     Разговор пошел с нарастающим охватом вопросов и имен.
     Чем дальше, тем больше обнаруживалась просвещенность монаха, его умение реагировать быстро, формулировать точно. Ожидал чего угодно, только не этого. На краю России! Особенно после рыже-патлатого батюшки и вычеркнувшего из причастия Заяцкого священника.
     Этот превосходен. Кладезь мудрости. Подарок! Если бы все так! Хотя, с теми, его отвергателями он на научные темы не беседовал. Может, и они, как его оппонент?
     Ну, тогда объясни, умник, откуда замшелость церковной практики? Если столь начитано-просвещен монаший ряд, почему темна служба? Зачем она староязычна, повторословна, кадило-овеваема? Почему не к человеку обращена, отчего готова отторгнуть истово влекущегося к ней? Допустимо ли слуге Господа поворачиваться спиной к первопричастнику, проехавшему через пол-страны? 
     И вывалил на голову монаха-вахтера вчерашнюю душещемящую осечку с исповедью и с не случившемся причастием на Заяцком.
     Подходивший к хозблоку рабочий люд удивленно внимал.
     - Простите, вы по профессии?..
     - Социолог…
     - Стало быть, ученый, небось кандидат наук, даже профессор. Сколько подошв стерли, пока обучались, рефераты сочиняли, защищали степень! А здесь, не зная, что, как и почему, не постигнув Писания, деяний апостолов, посланий святоотцов – я прав? – хотите разобраться во всем и сразу? Говорите, на исповеди были?
     - Да.
     - Благословение ко причастию получили?
     - Не знаю. Нет. Или да. Не понял.
     - Вы каноны, "Последование ко святому причащению" прочли, осмыслили, прочувствовали? Тоже нет? И что же вы после этого хотели?! Церковь вынашивала традиции, культуру, смыслы, канонические правила и обряды столетиями. Отбирая наиболее адекватные, достойное, выверенное с позиций вечности. То есть, с точки зрения обретения вечной жизни души. А вы беретесь судить, не имея о них ни малейшего понятия. И уж, конечно, не давая себе труда следовать им. Или не желая. Нет, не священнослужитель остановил вас перед Святой Чашей. Сам Господь не допустил незрелого, неподготовленного прихожанина к таинству причащения в заповедном Заяцком храме… Вкуси вы вчера – без благословения! – тела и крови Христова, вы и их и себя осквернили бы. Ничего кроме «антипричастия», как вы изволили выразиться, с вами там статься не могло... Темна не служба, а ваша… неосведомленность. Прочитайте Закон Божий. Хотя бы.  Для первоначала. Откройте в интернете молитвы, тексты святителей, послушайте записи лекций наших профессоров. Может, мало-помалу узрите смысл православной обрядности. Тогда даже… профессору социологии, не сразу, конечно, постепенно, откроются заповедные тайны церковной службы. 
     Рассмеялся. Встал.
     - Простите великодушно. Вы обратились, я ответил – истина прежде дела, тут мы с вами едины. Но вы здесь, значит, дело для вас сейчас важнее. Господь да пребудет с вами, а мне пора. Вон отец Герман. Вам к нему.

             (Продолжение следует)