Очень чайная история

               Что у нас сегодня к чаю?
               Сало с хреном для начала,
               есть колбаски и котлетки,
               вот салатик из креветки,
               бутерброд с икоркой редкой,
               пирожочки и конфетки ...
               на десерт, пожалуй, детки,
               от животиков таблетки.

     Шли четвертые сутки испытаний. Пыткам подвергались два новорожденных дитя от плодовитой мамаши именем «Гонка вооружений». Впрочем, если рабочий процесс сравнивать с функциональной возможностью двигательного аппарата живого организма, то, пожалуй, что испытания вовсе и не шли, а неуклюже ковыляли, болезненно прихрамывая.

     Отсутствие внятных результатов первого дня не позволило торжественно запятнать первозданную чистоту рабочего графика и слегка омрачило спокойно-деловое настроение председателя государственной комиссии.

     К исходу второго дня коэффициент полезного действия испытательных потуг ничем не отличался от первого, по-прежнему оставляя кривую желанной рабочей эффективности на нулевой отметке. Легкое облачко нехорошего председательского предчувствия приобрело серый оттенок благородного недовольства.

     Следующий день ознаменовался критическим усилением начальственного недоумения. Сопутствующая раздача громких ускорительных предписаний сопровождалась заметным металлическим оттенком избирательной направленности пропорционально должностным испытательным хлопотам.

     На четвертые сутки серая облачность тщетного ожидания желанных успехов налилась черной злостью и обратилась в праведную, но откровенно свирепую ярость грозовой тучи. Разящий поток председательских молний обрушился на всю команду испытателей, невзирая на лица.

     Не готовые к подобным морально-психологическим потрясениям представители разработчика испуганно сторонились, прячась в дальней курилке. Потрясающий окрестности рык местечкового Зевса вибрировал в их чувствительных сердцах нестерпимым желанием немедленной телепортации на более безопасное расстояние. Самым подходящим укрытием представлялся полевой испытательный полигон, куда, в принципе, и собиралось большинство причастных к происходящему лиц.

     Всё действо происходило при полном непонимании причин непредвиденной потери трудового энтузиазма всеми сторонами уверенно назревающего межведомственного конфликта.

     На самом деле государственные испытания опытных образцов начались не четыре дня назад, а продолжались уже в месячном измерении и не одном. На эталон идеально-показательной организации выполнения высочайше утвержденной программы они, конечно же, претендовать не могли, но нерушимую обязательность её предписаний в общем и целом соблюдали. И такой четырехдневный и пока необъяснимый спотыкач в решительном движении к светлому будущему новорожденного военно-технического дитя случился впервые.

     Сочинители программы испытаний без излишней оригинальности традиционно включили в неё два этапа: лабораторный и натурный. Кипучая деятельность первого завершилась. Все лабораторно-приборные шалости с виртуальными игрушками и бумажными разберушками общими усилиями многочисленных рабочих групп успешно сварились в протокольную кашу замечаний, согласий, несогласий, особых мнений и прочей сопровождающей её накипи.  Сия каша являлась не чем иным, как продуктом единоборства двух порой трудно примиримых, однако делающих одно серьезное дело сторон: представителей разработчика изделия (иногда в простонародном обращении именуемого «промышленностью») и представителей заказчика (так в простонародном обращении и величаемого) в лице его испытателей (так же по-простому и титулованных). Однако сваренная в лабораторной печи каша пока претендовала на звание гарнира, поскольку требовала, если можно так выразиться, мясного дополнения, то есть результатов натурных испытаний, где все противоречия обычно и разрешаются непротиворечивым образом. Хотя ... Впрочем, оставим сию осторожную оговорку несколько в стороне.

     Следует отметить, что после лабораторной рутины в душных ангарах, тесных помещениях с постоянными спорами по поводу и без, но, в традиционном амплуа несогласия, имеющего в узком кругу противоборствующих сторон статус близкий к обязательному, выезд на полигонную площадку для проведения натурных испытаний воспринимался с особым энтузиазмом. Почему? Да потому, что утомленное пространственной ограниченностью сознание жаждало благодати природной. Вдохновенное воображение представляло бодрящий нежной свежестью воздух, голубизну безоблачного неба, приветливое солнышко, пряность тенистого леса, прелесть сказочной лужайки, журчанье резвого ручейка, веселое щебетание милых пташек ... Но могло случиться и так: хмурое небо, плакса дождь, злобный ветер, непролазная грязь ... и прочие совершенно мерзопакостные природно-погодные условия. Надо ли описывать все прелести и противоположности зимней испытательной страды? Думаю, не стоит. Тем не менее, выезд «в поле» всегда обещал особую остроту впечатлений и в прямом смысле железное ощущение сопричастности к делу по-настоящему государственной важности. Кстати натурные испытания могут проводиться не обязательно именно в поле, а совершенно где угодно: в лесу, в пустыне, на воде, под водой ... в общем, как в специальных методиках предписано. Тогда почему же «в поле»? Да просто так эту самую натуру привыкли обзывать его главные действующие лица, а именно военные инженеры-испытатели.

     Итак, полевой этап имел статус, скажем так, особенного, поэтому к нему и готовились с соответствующей особой тщательностью. И не только в плане непосредственного рабочего процесса, но и в самом, что ни на есть, бытовом. Так что и гражданские представители разработчика, и военные испытатели нагружали свои чемоданно-мешочные закрома всяческой индивидуальной необходимостью в зависимости от продолжительности выезда и личных кулинарных предпочтений. На сей раз выезды планировались суточные, то есть с вечерним, а иногда и с утренним возвращением основного состава и оставлением на месте для охраны пары скучающих от безделья воинов. Так что вещевой набор ограничивался мыльно-пузырными принадлежностями, а продуктовый пакет содержал больше пирожково-бутербродный, нежели баночно-тушеночный ассортимент.

     День первый ознаменовался, в основном, успехами транспортными и организационными. Железно-гусеничные опытные образцы доставили мощными колесными тягачами на испытательный полигон. Рабочая команда при полном согласии и общими усилиями развернула пункт временной дислокации в лоне роскошной тенистой дубравы. Тем не менее, время далеко за полуденное, но пока не вечернее вполне благоприятствовало пробному машинозабегу. Почин же следовало освятить традиционным общим чаепитием.

     И дело не только в желании побутербродничать, что вполне объяснимо природными флюидами, подогревающими аппетит. Перед началом работы надлежало обсудить совместные действия и пригвоздить твердыми точками все шатающиеся в неуверенности «и». Руководитель, как человек военный, мог бы, конечно, народ построить, да соответствующую военную твердость и проявить. Однако гражданская часть коллектива к суровым требованиям Строевого Устава относилась, мягко говоря, без должного уважения. А посему предрабочее совещание проходило без применения военно-уставных строгостей. Но вот незадача ... в эдакой демократической обстановке каждый норовит свое право голоса предъявить. И искушенный в испытательных делах руководитель утвердился в понимании, что в условиях общего бутербродного пережевывания с чаевым прихлебом задачи распределять гораздо проще. Опробованный многократно на практике, сей организационный момент со временем и утвердился как традиционный.

     Собравшийся в штабной палатке народ внимал окончательное начальственное решение: где да как, кто за кем, что за чем ... А между делом чай да кофе, пирожки да булочки, колбаска да  сырок ... Промышленность скромно и по понятной командировочной причине с магазинным ассортиментом. Испытатели с хозяйским размахом домашнего приготовления, вкусив всего понемногу от сальца до кофе-чая и по-товарищески из разных лукошек да термосочков. Особой похвалы удостоились пирожки испытателя Г и чай из его же внушительного размера термоса.

     Подкрепившись хлебом насущным, народ приступил к работе с боевым энтузиазмом. Экипажи заняли свои места, пощелкали тумблерами включения аппаратуры, покрутили рукоятками и поработали кнопками настроек, приготовили артикуляционные таблицы к тестовым информационным прогонам. Всё отлажено и совершенно привычно, под бодрый стрёкот электроагрегатов, тонкое попискивание электроники ... Первые радиоласточки напряглись силенками сорваться с дрожащих хвостиков антенного хозяйства и отправиться в свой первый полет ... Однако ...

     Из люка одного опытного образца неожиданно выскочил испытатель А. Судорожным движением сорвав с головы шлемофон, бросив его, что называется, куда попало и как-то суматошно пробарабанив берцами по броне, он бросился в сторону лесочка, прокричав на ходу:
     - Не выключайте, я бы-ы-стро!

     Со скрипом открылся соседний люк. Выбравшийся по пояс испытатель Л. проводил удивленным взглядом убежавшего товарища:
     - Вот эт-т-т, да-а-а!

     Из лона штабной палатки показалась фигура руководителя. Сочувственно улыбнувшись неожиданной резвости подчиненного, начальственное лицо вдруг омрачилось нехорошим предчувствием, поскольку из-под испытателя Л., буквально вытолкнув его наружу, с болезненно-отчаянным стоном выскочил испытатель Н.:
     - Да пусти же ты-ы-ы ... у-у-у, т-т-твою-ю-ю ...

     Одновременно с Н. из второго опытного образца выбрался на броню испытатель К. Как бы прислушиваясь к своему внутреннему состоянию, он на несколько секунд присел, глубоко вдыхая так срочно понадобившийся его организму свежий воздух. Расшифровав загадочное состояние как критическое, совершил затяжной прыжок более чем с двухметровой высоты и припустил вслед за испытателем Н. по направлению к уже успевшему скрыться в лесной чаще испытателю А.

     Выбрались из чрева изделий и остальные, посмеиваясь и отпуская грубоватые шуточки в адрес своих товарищей, за что, вероятно, и были наказаны срочной необходимостью последовать их пламенному порыву к свободе. Таким образом, минут через двадцать в том же лесочке собрался весь испытательный состав.

     Руководитель, удивленный более не причиной, а массовостью столь резво-беспорядочного поведения подчиненных, направился к месту происшествия. Солидный опыт испытательной деятельности, богатой на разного рода непредвиденные ситуации, подсказывал Василию Ивановичу, что вероятность завершения рабочего процесса на сегодня очень даже велика. Постояв некоторое время в одиночестве возле осиротевших опытных образцов, он утвердился в своей догадке окончательно.

     - Ну что, чревоугоднички? Сальцом слегка полакомились? Как успехи в делах ваших скорбных? Продолжим, али как? - Василий Иванович смотрел на возвратившихся страдальцев с начальственным интересом, но пока без осуждения, где-то даже с отеческим пониманием и сочувствием.

     Те же с бледно-страдающими лицами переживали случившийся конфуз и помалкивали, прислушиваясь к внутренним голосам своих взбунтовавшихся организмов. Молчание прервал самый опытный и старший товарищ Д., оказавшийся, кроме всего прочего, и хозяином предполагаемого источника продуктовой опасности:
     - Да все понемногу попробовали. Но и сало-то не первый раз едено, деревенское. Даже не знаю ... может и не сало это ... виновато? А может и сало ... жара-то какая.

     - Короче так, - принял решение руководитель, - на сегодня всё. Изделия обесточить, закрыть, опечатать. Завтра никакого сала и других скоропортящихся продуктов. Только копчености, хлеб, сухари, крепкий чай. На охране остаются А. и Л. Остальные за мной к автобусу, возвращаемся в ППД*.
     Возвращение не обошлось без пары-тройки вынужденных остановок с просьбами, соответствующими их вынужденности.

     Председателю комиссии об истинной причине отсутствия результатов первого дня полевых испытаний Василий Иванович решил не докладывать, сославшись на дела разведывательные по местности, не позволившие стремительно развернуть боевые порядки и сходу броситься в штыковую атаку. Промышленность солидарно с руководителем святость военной тайны сохранить сумела.
     - Ну, смотрите ... завтра без лишних разведзатей и с двойным результатом, - резюмировал председатель, продумывая свою версию телефонной «лапши» для ушей внимательно наблюдающего за процессом генералитета.

     Раннее утро второго дня очаровало нежным пробуждением природы, обещая безоблачное небо, лесной аромат, легкий шелест ветерка и прочие прелести окружающего испытательную команду земного естества. Впрочем, параллельная реальность грозила грохотом гусеничных монстров, гарью солярочных выхлопов, нестерпимым жаром от брони, многочасовым декламированием далеко не художественно-литературной бессмыслицы, расчетами-пересчетами и ожесточенными словесными баталиями с промышленностью.

     Понятное дело, для начала руководитель возглавил общее чаепитие, внимательно проверив при этом ассортимент прилагающихся к нему продуктов. Не обнаружив молочно-сырно-сальных неожиданностей, дал добро на вскрытие термосов. Под мерное пережевывание и прихлебывание каждой блуждающей в неопределенности «и» нашлась и соответствующее ей твердая точка.   

     Освежившееся речной водицей красно солнышко выкатилось из-за крутого волжского бережка и полыхнуло радостью начала рабочего дня. Как и накануне, железные монстры ощетинились антенным хозяйством, экипажи заняли свои места, чему положено, то зажужжало, запищало, заскрипело, загрохотало ... Изделия рыкнули моторами, фыркнули сизым, лязгнули железным и поползли на обозначенные площадки. Благополучно добравшись до оных, как бы нехотя начали тяжелое вальсирование по восьмерочным траекториям. Экипажи раскрыли артикуляционные таблицы и приступили к размеренной диктовке в микрофоны-ларингофоны на первый взгляд совершеннейшей абракадабры никак не связанных между собой слов. Дикторы одного экипажа передают, аудиторы другого принимают, затем наоборот, набирая необходимую для оценки статистику. Остановка, расчет, оценка, переезд на новое место и ... всё заново. Никакой тебе романтики ... сплошная рутинная, изнурительная тягомотина. То ли дело летчики-испытатели. Герои! Высот покорители, скоростей. Там тебе и виражи крутейшие, и петли мертвые со штопорами, иммельманы да боевые развороты суровые ... Вот это романтика! А тут ... а здесь ... жарища в бронище, пылище, нудище ... И испытателя А., и испытателя К., а также Л., Н. и прочих, и даже самого старшего и опытного Д. не раз посещали подобные скверные мыслишки, особливо в моменты достижения наивысшей точки кипения испытательных страстей. Однако ... к поднебесной романтике никто из оного коллектива приблизиться не стремился.

     Василий Иванович, уверенный в профессионализме своей команды и, что немаловажно, в отсутствии предпосылок к повторению вчерашнего сюрприза, занял законное место руководителя в тени штабной палатки, развернутой под шикарной кроной могучего дуба. Жгучее летнее солнце, оттолкнувшись от горизонта, только начинало свой дневной полет, легкий ветерок доносил приятную волжскую свежесть, в глубине лесочка по-совиному глухо ухнуло, кукушкой откликнулось. Природа! Красота! Так бы и сидеть, дышать, любоваться, слушать ... Однако работы хватало и руководителю, обремененному делами более бумажными, нежели железными. В штабной палатке непременно что-то изучалось, уточнялось, согласовывалось, вносилось изменениями в методики испытаний. И интенсивность процесса усиливалась час от часа, день ото дня, по мере поступления результатов от тех самых временных обитателей опытных образцов. А пока ... пока руководитель пребывал в состоянии единения с окружающей средой, прислушиваясь, однако, и к размеренному моторно-железному движению, доносящемуся от испытательных площадок.

     Спустя час активной испытательной деятельности в ритмичные звуки техно-музыки вкралась откровенно фальшивая нотка. Василий Иванович, уже перешедший из состояния умиротворения к состоянию документального изучения, скорее её почувствовал, нежели услышал. Сфальшивило сначала одно изделие, сделав усиленно грозный рык, в следующее мгновение осевший до слабого тарахтения сельхозмолотилки. Через минуту-другую и второй образец последовал примеру товарища. Это означало только одно - они оба остановились ... Скрипнул металл открываемых люков.

     Из чрева первого выбрался на броню испытатель А. Виновато посмотрев в сторону штабной палатки, он осторожно спустился на землю и медленно, но с последующим ускорением двинулся к ближайшим кустикам, где и пропал из вида, судя по всему, присев. Из всех открытых люков и, само собой, из штабной палатки за кустарниковым укрытием минут пять велось внимательное наблюдение. Наконец испытатель А. вернулся к объекту, помахав шлемофоном в начальственную сторону, как бы показывая свою готовность к продолжению работы. Экипажи, глубоко вдохнув свежего воздуха, вразнобой прогрохотали закрывающимися крышками люков, вновь погрузившись в душное нутро недовольно ворчащих железяк.

     Объяснение случившейся остановки Василий Иванович получил по радио, хотя картина происшествия имелась, как говориться, налицо. Кроме того пришлось прервать диктовку артикуляционных таблиц, что ах, как нехорошо, потому как час пролетел впустую, начинай сначала. Руководитель неодобрительно вздохнул, переглянувшись с помрачневшими представителями промышленности.

     Солнце миновало зенит, попутно прогрев броню до состояния ожога третьей степени. Сердца гусеничных монстров на сие естественное природное обстоятельство внимания не обращали, с жадным урчанием перегоняя литры соляра в жар, достойный солнечному. А посему дневной заряд бодрости находящихся в железном чреве Homo sapiens истощался в ускоренном темпе. Их изнеженные цивилизацией организмы то и дело давали слабину, требуя немедленного проветривания в соседнем лесочке. Причем, бунтуя индивидуально, они никак не желали договориться о совместных мероприятиях и заявляли о своих желаниях, как им заблагорассудится. Поэтому синхронности в частоте остановок не наблюдалось.

     Василий Иванович вздыхал всё чаще, промышленность мрачнела всё больше. Когда количество аварийных остановок превысило двузначное значение, руководитель объявил перерыв. Да и время обеденное наступило совершенно кстати. Опытные образцы, устало звякнув металлом, затихли. Измотанные жарой, похожие на замыленные банные мочалки испытатели, обжигаясь раскаленной броней и вяло матерясь, облегченно покинули пыточное нутро броневых чудовищ и неуверенной походкой направились к штабной палатке.

     - Ну что, горемычные? Сколь наработали? Много ли набегали? Чего больше? А ну, выворачивай карманы, вытряхивай весь харч на стол к повторной ревизии.
     На столе, кроме проверенных с утра продуктов, оказалось несколько слипшихся леденцов из закромов карманных. Есть никто не хотел, томила жажда, хотелось пить, пить и пить. Василий Иванович, оценив довольно скудное изобилие стола, подозрительно уставился на несоответствующие установленному меню приличного размера котлеты, утром ранним оставленных им, как теперь казалось, без должного внимания:
     - Чьё произведение? Кто утаил? Ты-ы-ы ... кулинар хренов, -  набросился он на котлетного хозяина, - что притащил? Я что говорил? Только копчения, а здесь сала с полкило на каждую. Кто ел? Ах, все откушать изволили ... Дегустаторы недоделанные.

     Выпустив начальственный пар негодования, Василий Иванович определился с обеденным меню:
     - Никаких котлет, никакого белого хлеба и всяких там булочек с круассанами.   Кто захочет ублажить свой ненасытный пищевод, тому разрешаю пару ломтиков копченой колбасы с черным хлебом. И чай. Всем пить чай. Много крепкого черного чая. А ну, где тут супертермос? Что? Чай не очень черный. Ну, какой есть.
     - Василий Иванович, вам налить кружечку? - проявил заботу хозяин супертермоса.
     - Спасибо, я уже почаевничал с разработчиками пока кто-то усердно окрестности метил, - подколол подчиненных начальник, отказываясь от приглашения к совместной скудной трапезе.

     Народ военный пожевал что разрешили. Супертермос опустошили, добавили из других. Посидели, покурили, остыли, подсохли. Гражданская часть общества скромно, тихо, мирно закусила отдельно, справедливо опасаясь непредсказуемых последствий, странным образом второй день преследующих вполне здоровые организмы испытательного братства.
     - Закончили чайковского праздновать! Всем оправиться, да так, чтоб неповадно было! И по местам! - прервал послеобеденную идиллию Василий Иванович.

     Слегка остывшие и отдохнувшие железяки радостно рыкнули, оприходовав в один присест по полведра соляра, лязгнули гусеницами и, презрительно повернувшись задом к помеченной отходами жизнедеятельности опушке леса, лихо понесли экипажи в противоположных направлениях на новые площадки.

     Разбежались далеко, пропав из прямой видимости обитателей штабной палатки. Те же замерли в тревожном ожидании. И ожидания печально оправдались. Весь остаток второго дня ознаменовался инженерно-испытательным движением от опытных образцов к лесным массивам и обратно. Как, впрочем, и последующего, а также и дня четвертого. Причем сие движение никак не напоминало упорядоченные военно-строевые игры,  более подходя к понятию броуновского.

     И что характерно, коварная болезнь поражала исключительно военные организмы и странным образом игнорировала непосредственное присутствие организмов промышленного состава совместной группы, также как и самого её руководителя. Мало того, болезнь нехотя, но отступала на время ночных перерывов, когда все разъезжались по «зимним квартирам». Как только группа возвращалась в ППД, народ болезный потихоньку начинал приходить в себя, а спустя час, другой отправлялся по домам в относительно нормальном состоянии.

     Утром на всякий случай всем без исключения выездным в поле народом принималась ударная доза противодиарейных средств. Однако, все усилия современной медицины коварная болезнь издевательски оставляла без малейшего внимания, тайно проникая в ею облюбованные конкретные тела и совершая вражеские диверсии в их желудочно-кишечных трактах.

     На четвертые сутки инженерно-испытательный состав окончательно потерял свой бравый военный вид вместе с парой-тройкой килограммов живого веса, передвигался крайне неуверенно, всё больше в древесно-кустовых направлениях. Во спасение ситуации появилось осторожное предложение одновременно испытать и производительность биотуалетов, заботливо предусмотренных разработчиками в опытных образцах. Однако воплощению идеи в жизнь помешало несоответствие между несколькими одновременными желаниями и возможностью единственного оснащенного таким благом рабочего места в изделии. Да и методика никак не предусматривала такого испытания ну ... совсем уж естественным способом. Наконец работа прекратилась. Руководитель уже не рвал и не метал, устав от бесполезности сиих словесных упражнений ещё накануне. Никто ничего не ел. Все, включая и неболезных, точили зубы черными сухарями, потребляя в неимоверном количестве чай без сахара, крепость которого с каждым днем повышалась до состояния чифиря. Однако ... ничего не помогало.

     Понятное дело, от председателя комиссии утаить причину хромоты процесса уже к исходу вторых суток не представлялось возможным. Чуткое начальственное восприятие потрясло кабинетное пространство могучим взрывом предельно членораздельного негодования:
     - А-а-а, ис-пы-та-тели хре-но-вы-ы-ы! О-бо-жра-а-лись ... О-бо-...ра-лись! Я вас не спрашиваю почему, а я спрашиваю Па-Чи-Му-у-у??!! Дело! Дело делать на-а-а-до, а не навоз заготавливать! У-До-Бри-Тели природы бли-и-и-н-н! Что-о-о? Госпиталь вам подавай? Хе-е-ер вам, хе-е-ер! Всем уголь жрать активированный, а не сало трескать, лоперамиды глотать пачками и де-ло де-лать! Всё!

     Оконный резонанс эхом пронзил окружающее пространство. Дежурная служба усилила оборону комнаты для хранения оружия. Промышленность ретировалась в гостиницу и заперлась на ключ ...

     Обессиленный четвертыми сутками избирательного кошмара, испытатель Г. возвратился домой. Вкусные прелести кухонных стараний жены слегка поковырял вилкой. Любимая всё понимала, обидой не обожглась:
     - Иди, Гришенька, ложись, отдыхай. Вот лекарство новое купила, Линекс называется. Выпей и ложись.

     Павел провалился в тяжелый сон. Из душно-вязкого тумана появился Линекс:
     - Ты-ы-ы, зас...ец, почему лежишь?! Я не спрашиваю почему, а я спрашиваю Па-Чи-Му-у-у??!! Дело! Дело делать на-а-а-д-о-о, а не кус-с-ты удобрять! У-До-Бри-Тель природы бли-и-и-н-н! Хе-е-ер тебе, хе-е-ер! Ах-ха-ха-ха-а-а-лечу-у-у-вылечу-у-у!
     Огромная белая рукастая таблетка плясала на животе, стучала в бубен и дико хохоча, полезла в рот.

     - А-а-а-х! - Григорий проснулся. Тело болело, будто побито, - Ах, да, пляски ночные ... Тьфу, дурь-то какая приснится же!
     - Ты что это? - жена испуганно спросонок.
     Будильник сыграл побудку - шесть утра. Гриша, нехотя и тяжело встал:
     -  Пора, пойду собираться.
     Прислушался к внутреннему состоянию: «Да всё же нормально. Есть хочу».

     После вполне сытного завтрака принял внутрь и ночной кошмар в виде Линекса, но маленького размера, без рук и бубна, запивая по инструкции достаточным количеством воды. Положил в дорожную сумку его запас, пачку черных сухарей. Достал большой термос и коробку с чаем. Подошла жена:
     - Что делаешь? - обняла.
     - Чай заварить хочу покрепче, да вот пакетиков маловато, дай ещё, - целует.
     - А ты где это взял? - жена смотрит на чайную коробочку, бледнеет.
     - Где, где? Где обычно. Чай какой-то некрепкий, вкусный, правда. Давай уже ... пора.
     - Да ты ... ты что ... все эти дни его заваривал?
     - Его ... покрепче хотел, а что??? - Гриша не понял.
     - Да это же чай китайский для похудения! Мой чай! Себе я его купила, ещё даже не пробовала, а ты-ы-ы ... его, все эти дни ... этот чай ...

     - !!! - Григорий побледнел. Руки предательски задрожали. К ногам подступила слабость. Четыре дня он потчевал всю инженерно-испытательную команду вот Этим Чаем! И с каждым днем всё с большей концентрацией! Да какой же организм справится с неразрешимой задачей: на тебе для расслабления, а теперь, дружок, получи для закрепления, а затем давай-ка опять расслабься ... Кто готов к такой коллизии? Выдержишь? Вот организмы и не выдержали. Да-а-а, беда-а-а.

     Заварил Гриша на сей раз правильный чай - черный листовой, да покрепче. По дороге в часть всё думал, как быть: признаваться, нет ли? Решил правду матку врезать. Поведал братьям по оружию, покаялся. Причем уже на полигоне, в поле то есть. И хорошо, что там, поскольку простору поболе, заборов нет, есть куда бежать от разъяренных сотоварищей. Особенно старался испытателя Г. достать испытатель А. И было за что. Не повезло ему с организмом - раз (самым слабым оказался), домой ехать приходилось через трехкилометровый мост через Волгу - два. Вот за это два более всего отомстить-то и хотелось, поскольку накануне еле дотянул до противоположного берега болезный, где и пришлось аварийную остановку делать, из-за чего пробка на мосту организовалась. Причем особо любопытным причина была видна явно.

     Однако, народ инженерно-испытательный хоть и зело суров воспитанием военным, но легок на отходчивость и незлопамятен ... России же матушкины детки ... Побегали парни, душу отвели матерками, отдышались, посмеялись. Посмеялись за чаем, конечно, а как же иначе? А работа? Да что работа? Наверстали темпами стахановскими. А изделия? А что изделия? Дитятки железные, золотых рук оружейников российских достойные, все пытки изощренные выдержали, окрепли, возмужали. Живут и здравствуют, в защиту Отечества ... супостатам в опаску.

     * ППД - пункт постоянной дислокации, то есть место постоянного расположения воинской части.