Иосиф Михайлов

Иосиф Михайлов

ПУТЕШЕСТВИЕ ЗА ОКЕАН

Длительная подготовка.
Бесконечные комиссии

        В 1966 году я работал научным сотрудником на кафедре географии почв географического факультета МГУ, руководил экспедицией по поискам полезных ископаемых геохимическим методами. Параллельно вел практику студентов, читал курсы и вел практические занятия.  Я защитил диссертацию, по разнарядке вступил в партию. Семья увеличилась. Родился сын Сергей.
        Осенью 1966 года после возвращения из экспедиции меня вызывают в деканат и предлагают поехать в Латинскую Америку. Кто же откажется. Сначала заполнил кучу анкет. «Родственников за границей не имею», «Ни я, ни мои ближайшие родственники на оккупированной территории, в плену не были». И так сорок вопросов, на которые надо давать развернутые ответы. Собраны справки о состоянии здоровья и, что на учете в различных диспансерах я не состою. Целая папка бумаг. Наконец все бумаги подшиты и отправлены в те инстанции, которые разрешают выезд.
Через полгода  приходит положительный ответ. Возможных претендентов на поездки за границу собирают в помещении министерства и накачивают, как мы должны вести себя в проклятых капиталистических странах. Мне выделяют персональную преподавательницу испанского языка.  Но время на изучение языка мало, да уверенности в поездке почти никакой, поэтому эти занятия идут не шатко, ни валко. Вскоре началось прохождение бесконечных  комиссий: партбюро факультета, парткома университета, райкома, горкома партии. В этих комиссиях сидели почтенные партийцы со стажем. Их почему-то интересовало знание мною истории партии и имен руководителей зарубежных компартий.
        Наконец, официальный вызов в Иностранный отдел ЦК КПСС. Иду через несколько постов охраны, строго по маршруту от охранника к охраннику по зданию на Старой площади. Наконец, я стою перед указанной мне дверью. Стучусь. Меня впускают. За столом сидит подтянутый, относительно молодой человек. Представляюсь. Он снимает трубку телефона:
        -- Досье Михайлова.
        Миловидная девушка  вносит пухлую красную папку. На ее обложке  наклеено бумажка с моей фамилией. Моим собеседником оказался выпускник нашего факультета, который после окончания попал на Старую площадь. Он долго расспрашивал меня по своих однокашников - преподавателей факультета. Никаких политических вопросов он мне не задавал. После беседы меня проводили в большой зал, где сидело довольно много соискателей зарубежных поездок. Здесь девушки вручили мне длинную инструкцию по поведению советских людей в капиталистических странах. Из инструкции следовало, что никакого общения с местными жителями допускать нельзя, брать вино и сигареты у иностранцев,  запрещалось посещать публичные дома, кабаре,  играть в азартные игры, а особенно быть постоянно бдительным к проискам зарубежных разведок. После прочтения этого опуса я должен был расписаться в нескольких местах, в том числе я обязывался не разглашать эту инструкцию. С облегчением я покинул это здание.
        Казалось, нужно готовиться к поездке. Но  не тут-то было. Мои коллеги по университету юрист - Борис, филолог - Саша и математик - Алексей уже улетели. На мои звонки к начальству был один ответ: «Вас, когда надо вызовут». Я решил, что, либо меня не выпускают, либо не принимает Чили. Плюнул на это дело и поехал в экспедицию в Амурскую область.

Поездка в Приамурье.
Срочный вызов

        Мы работали в лагере вместе с геологами в предгорьях хребта Тукурингра в глухой тайге.  Связь только по радио и сообщение  вертолетами. Я уже проработал в этой партии две недели. Вдруг с базы получаем радиограмму, что к нам завтра прибывает внеочередной вертолет. Прибытие вертолета с письмами, продуктами и снаряжением это событие в дальнем таежном лагере, и мы в этот день отменили маршруты. Утром над поляной затрещал вертолет. Он сел недалеко от палаток, началась разгрузка. Командир вертолета протянул мне телеграмму: «Срочно вылетайте в Париж, билеты  на самолет до Москвы заказаны». Я наскоро собрал свой рюкзачок, попрощался с коллегами и, как был в геологической штормовке, забрался в вертолет.

Дальняя дорога.
В Москву

        Под нами поплыли, сменяя друг друга, таежные сопки. Началось мое путешествие на противоположную сторону земного шара. Вертолет приземлился в аэропорту Благовещенска. До отлета осталось несколько часов. Здание аэропорта только что было построено.  Но к нему еще не подвели водопровод и канализацию, поэтому удобства были как в любой деревне – деревянная будка над выгребной ямой. Зайдя в это сооружение, я с удивлением  под очком живую человеческую голову. Я выскочил и обошел вокруг этого сооружения. Сзади у открытого люка с ведрами воды стояли два милиционера и внимательно наблюдали за ямой. Оказывается, что один старатель, который летел в Сочи, хорошо поддал и пошел посидеть в кабинет задумчивости. Там из его спущенных брюк выскользнул в очко бумажник с билетами, документами и немалой суммой денег. Бедняга сразу отрезвел, и пришлось ему по уши в дерьме разыскивать свое добро.  Бумажник он все-таки нашел. Милиционеры пытались его отмыть. Когда он все-таки вошел в самолет, по салону распространилось такое амбре, которое не выветрилось до самой Москвы. Но, несмотря на это приключение, за ночь с короткой посадкой в Красноярске мы долетели до Москвы.

В Париж

        Я переоделся, побрился и поспешил в министерство. Там мне выдали заграничный паспорт, билет до Сантъяго и посадочный талон на авиарейс до Парижа, десять долларов, которые я впервые держал в руках. Выяснилось, что мой оформленный паспорт  чиновница, ответственная за отправку, уронила за стол и ушла в отпуск. Кто-то из вышестоящих чиновников проверил ведомости исходящих документов и выяснил, что один паспорт не получен. Опасаясь скандала, чиновники разыскали меня на хребте Тукурингра и  решили срочно отправить по месту назначения.
        Переночевав дома, утром я прибыл в Шереметьево-2. Как только объявили посадку на Париж, я устремился к стойке. Быстро пройдя таможенный и пограничный контроль, я оказался впервые за границей Союза. Вдруг меня кто-то дернул за рукав. Оборачиваюсь, а это Сашка Баскаков, с которым я просидел столько лет на одной парте. Саша – тюрколог по специальности летит в Измир в Турцию на международную ярмарку. Узнав, что я лечу парижским рейсом, он позавидовал мне. Но тут нас развели по разным выходам. Под бдительным взглядом пограничников мы прошли в самолет, где нас снова пересчитали по головам. Люк закрыли. Самолет в воздухе. Настоящую границу мы пересекли над побережьем Курляндского полуострова. Рейс проходил в основном над Балтийским и Северным морем.  Наконец и посадка в аэропорту Бурже.
        Французские пограничники, посмотрев мои документы, отправили к стойке Аэрофлота. Девушка в синей форме сходила куда-то, поставила мне в паспорт полицейскую визу на три дня, потом выдала направление в гостиницу, талоны на питание и такси, перестала обращать на меня внимание, занялась другим клиентом. Я вышел на площадь перед аэропортом. Подошел к водителю такси, протянул ему направление в гостиницу и показал ему талоны. Такси поехало по незнакомым улицам и скоро остановилось перед небольшим четырехэтажным зданием. В дороге шофер пытался разговаривать со  мной на французском, на английском языках, но я только  пожимал плечами. Он знаками попросил у меня талоны, взял часть, остальные вернул мне. Я молча предъявил документы на стойке. Строгая пожилая горничная отвела меня на четвертый этаж в номер с туалетом и душем. Я принял душ, так как в Москве не успел помыться, смыл дальневосточную грязь, прилег отдохнуть и уснул. Перемена часовых поясов, дорожные волнения сморили меня. Я проспал целый день. Только помню, что несколько раз заходила в номер эта строгая дама и с удивлением смотрела на меня.

По Парижу 

        Проснулся я вечером.  Крыши  с мансардами, какими-то диковинными шпилями громоздились за моим окном. Заходящее солнце окрашивало их в сиреневые цвета. Но где я, в какой части города я не мог понять. Выходить вечером я не рискнул. Надо мною еще довлело давление инструкции. Утром я спустился вниз, разменял доллары на франки у портье. Это была окраина Парижа. Мимо меня спешили прохожие, одетые также как в Москве. Поскольку узкие улицы спускались куда то вниз, я предположил, что нахожусь на склоне холма Монматр. Пройдя несколько улиц, я вышел на улицу Ленинграда. Тут я заметил киоск. На его стенке был приколот план Парижа и написано 1 франк. Я молча протянул продавщице франк и стал снимать к ее удивлению план. Но поскольку я заплатил, она отнеслась к этому спокойно. 
        Отойдя в сторонку, я стал рассматривать план. Нашел улицу Ленинграда и определил свое местонахождение. Дальше я действовал, как в пустыне или тайге, шел по карте,  ориентируясь на таблички с названиями улиц. Вскоре я вышел на Большие бульвары. Это были аллеи чахлых деревьев, стиснутых между наполненными бензиновой вонью и шумом автомашин магистралями. Куда этим Большим бульварам до наших: Тверского или Гоголевского. По сторонам  Бульваров высились стандартные пятиэтажные дома с высокими мансардами, хорошо описанные классиками французской литературы. Кое-где на тротуаре стояли столики. Около них дремали молодые люди в форменных куртках. Посетителей в этот ранний час почти не было. Иногда со стен смотрели рисунки и фотографии полуголых девиц -  реклама не то кабаре, не то чего еще. С моим знанием французского  языка я не смог понять.
Большие бульвары вывели меня к площади Этуаль, где стоит так знакомая по литографиям Триумфальная арка. Сфотографировал и обошел ее вокруг. Публика изменилась. Уже не было похожих на москвичей прохожих, а кучковались какие-то стайки крикливо одетых девиц и парней с мрачными физиономиями. Они пытались всучить мне порнографические открытки. По широким тротуарам Елисейских полей, где за обильной зеленью прятались особняки, я вышел на площадь Согласия, вспомнив Маяковского:
         «Если я был Вандомской колонною,
         Я женился бы на Place de la Concorde.”
        Оттуда я направился по улице Риволи. Пытался зайти в магазины, тянувшиеся вдоль тротуара. Но, глядя на ценники, понял, что мои финансы  не позволяют мне сделать какие-либо покупки. Посидев на скамеечке в саду Тюирли в окружении маленьких французиков, я направился в Лувр. Почти весь остаток дня я провел в его многочисленных галереях и переходах. Когда было невмоготу, садился на скамью, где-то под чернофигурной вазой или в окружении рубенсовских полнокровных, голых дам. Как полагается туристу, постоял у «Джоконды» под бдительным взглядом толстого ажана. Сфотографировал «Нику» и Венеру Милосскую. Еле волоча ноги, выбрался из Лувра. Хватило еще сил зайти и постоять под сводами Notre Dam de Paris, полюбоваться его химерами. Все это было объемными иллюстрациями к хорошо известным книгам и телевизионным изображениям.
        Уже смеркалось, когда я вышел на набережную Сены. Парижан я там не заметил, Только толпы туристов с гидами, которые что-то выкрикивали на разных языках через радиомегафоны. На ступеньках, ведущим к причалам, располагались парочки. Они обнимались, целовались взасос. Одна девушка, прикрыв колени парня широкой юбкой, активно прыгала на них. Все это казалось неестественным, спектаклем,  для туристов. Справившись  с  планом, я повернул на север.  Целый день я не ел и даже не пил, ощупывая в кармане жалкие остатки франков.  Перед входом в Grand Opera увидел автомат с газированной водой. Монеты, указанные на табло у меня были, и я  утолил жажду. Кратчайшим путем я отправился в отель. Там меня покормили. Едва добравшись до кровати, я уснул.
        Утром мне принесли в номер булочку и кофе и дали понять, что нужно съезжать или платить. Я собрал мой чемодан. У подъезда стояло такси. Портье объяснил шоферу ситуацию. Я отдал оставшиеся  талоны, и он привез меня к аэровокзалу у Дома Инвалидов.  Мне оформили билет на рейс до Буэнос Айреса. До отлета оставалось несколько часов. Я сдал свои веши в камеру хранения и снова отправился в город, разменяв последние доллары. Сначала я пошел по набережной Сены, любуясь ее мостами. Впереди маячили Эйфелева башня. Подойдя  к ее подножью, я расстался с частью моих сбережений, чтобы окинуть Париж со смотровой площадки. Спустившись, я пошел к большому универмагу, который походил на наш бывший Военторг на улице Коминтерна (Воздвиженке). Я замешкался при входе. Ко мне подошла группа хорошо одетых пожилых мужчин и начала говорить на  непонятных языках. Я только пожимал плечами.  Наконец, один из них обратился ко мне на чистом русском языке:
- -- Что Вам угодно? Товарищ.
        Я обрадовано рассказал ему ситуацию, и мы с ним пошли делать покупки. Он попросил зарезервировать два франка за услуги. Остальное я истратил на покупки. Я вышел из универмага без гроша в кармане. До отправления в аэропорт Орли оставалась два часа. Я просто побродил по улочкам Латинского квартала. Сдал багаж, сел в автобус и покатил по вечерним улицам Парижа.

Над океаном
       
        ДС-8 летел беспосадочным рейсом Париж – Буэнос Айрес, выгодно отличался от аэрофлотовских. Можно было вытянуть ноги. На соседних креслах одна девушка занимала три кресла. Как только мы взлетели, она откинула подлокотники и улеглась спать. Внизу под крылом проплывали созвездия каких-то городов. Вскоре они исчезли. Мы летели над океаном. Нам покормили хорошим ужином, что было кстати. Скоро все уснули по мерный рев турбин.  Когда  проснулся, за бортом было уже светло. Мимо нас освещенные солнцем проплывали гигантские облака. Внизу в разрывах была видна вода. Потом показался край большого материка с белой прибойной зоной. Материк был красно-бурого цвета, рассеченный прямыми линиями разломов. По радио объявили: пролетаем Рио де Жанейро. Действительно, внизу хорошо видна бухта с окаймляющими ее черточками зданий. Дальше пошли облака. Посадочную полосу мы увидели за несколько минут до касания. В самолете лежало расписание вылетов из Буэнос-Айреса.  У меня оставалось 6 часов до пересадки на самолет на Сантъяго. Хотя у меня не было денег, но теплилась слабая надежда – посмотреть столицу Аргентины.

Негостеприимный Буэнос-Айрес

        Как только самолет подрулил к аэровокзалу, и открыли люк, в самолет вошли два автоматчика,  проведя над головами стволами автоматов, заявили:
- - Пассажиров до Буэнос-Айреса просим выйти, остальным не подниматься.
        Слава богу, я это понял. Часть пассажиров под конвоем автоматчиков проследовала в аэропорт. Пришла и наша очередь. Нас отконвоировали в транзитный зал и заперли двери. Некоторые экспансивные южане стучали в дверь и кричали: «Donde liberta?». Я не стал выяснять, где свобода. В этом зале находилась стойка  напитками и бутербродами, которые по мере их исчезновения выносила миловидная девушка в передничке. На столах лежали газеты и журналы на английском и испанском языках.  Пришлось сесть, листать журналы и закусывать бутербродами с кока-колой.

Через Анды

        Наконец, объявили посадку в наш самолет и отвели нас под конвоем автоматчиков. Он уже был не такой вместительный, как предыдущий. Полетели над Пампой, набирая высоту. Скоро под крылом появились горы. Сначала небольшие. Потом все выше и круче. Внизу зияли бездонные ущелья. Казалось, что самолет заденет крылом снежную вершину Аконкагуа. Дальше самолет по спирали начал длительный спуск. При каждом витке горы становились все выше. Наконец посадочная полоса. Самолет подруливает к аэропорту. Никаких автоматчиков.
        Прямо у трапа самолета меня встречают наш консул и представитель Университета Чили  - мой будущий шеф сеньор Ойерсун. Они сажают меня в машину, берут мои документы и скрываются на КПП.  Вскоре они садятся в машину. Выезжаем из аэропорта, и машина петляет по узким улочкам СантъЯго.
Меня поместили в центре города в многоэтажном доме. Как мне разъяснили, это был пансион для зарубежных гостей Университета. Хозяйка пансиона – женщина средних лет с густыми черными волосами и какими-то шныряющими, ощупывающими глазами. Меня провели в небольшую, но очень светлую комнату. Консул и Ойерсун уехали,  я остался один.

Первое знакомство с Сантъяго

        Я привел себя в порядок, перекусил и лег отдохнуть. Первое, что меня поразило это тень от солнца, которая двигалась по стене не так как у нас, а в обратном направлении, от чего почему-то кружилась голова. Вечером я пошел в город.  Освещение улиц было довольно скудное. Улицы  узкие. Вверх поднимались здания облицованные темным камнем. В первых этажах сверкали витрины магазинов и открытые двери кафе, где за столиками сидели люди, что-то пили и ели и шумно разговаривали. На перекрестках стояли музыканты с гитарами. Около них кучковалась молодежь. Вскоре я попал на  бульвар, где тянулись к небу  чилийские пальмы. Мохнатые ровные стволы пальм, как колонны, поднимались к небу и там заканчивались розетками перистых листьев. Мне северянину показалась удивительной эта стройная аллея. Скоро я вышел на центральную площадь Пласа де Армас (площадь Оружия).  В испаноязычных странах центральные площади почти всегда носят это название. Над площадью возвышался темный классический фасад Дворца конгрессов со строгими дорическими  колоннами.  На противоположной стороне  под сводами галерей текла толпа, вливаясь в широко раскрытые двери магазинов, кафе, кинотеатров. Я вышел к президентскому дворцу Ла Монеда. Небольшое трехэтажное здание в строгом стиле  было хорошо освещено. У дверей стояли гвардейцы в диковинной форме. Это здание при испанском владычестве было монетным двором. Отсюда его название. После завоевания независимости в нем была расположена резиденция президентов Чили. На другой стороне площади возвышались современные многоэтажные здания министерств обороны и полиции.  Побродив по вечернему городу, я не без труда нашел свой дом, поднялся к себе и долго не мог уснуть. Смена часовых поясов: Благовещенск – Москва – Париж -  СантъЯго давала о себе знать.
        Утром я пошел в главное здание университета на центральной улице. В центре города, в небольшом здании в стиле испанской классической архитектуры размещается только ректорат. Основные  учебные и научные корпуса располагаются на юго-восточной окраине на авениде Португаль. Я быстро нашел кабинет Ойерсуна. Он встретил меня приветливо,  но был неприятно поражен моим слабым знанием испанского языка. Он выписал мне чек на аванс и проводил в кассу, где я получил кучу чилийских эскудо. Он позвонил куда-то. Велел подождать и вскоре представил меня пожилой женщине с очень умными, живыми глазами – профессору романской филологии. Сеньора Мария должна была обучать меня испанскому языку. Сеньора много ездила по свету была в Румынии и даже Молдавии, но ни слова не знала по-русски. С трудом мы условились о месте и времени занятий.
        В это время в кабинете Ойерсуна появились три других советских стажера: Борис, Алексей и Саша. Они уже освоились в СантъЯго. Они подхватили меня и на переполненном автобусе привезли в посольство. Посольство занимало небольшой особняк в восточной аристократической части города. Я был представлен  послу – высокому худому, седовласому человеку. После выполнения всех формальностей меня отпустили из посольства, наказав постоянно сообщать о своем местоположении. Ребята повели меня на квартиру, которую снимали Борис и Леша отмечать мое прибытие.

Чили и чилийцы.
Страна между Андами и океаном
       
        Страна, в которую я прибыл, располагается на краю нашей цивилизации. С запада от нее простираются бескрайние просторы Тихого океана. С востока она замыкается стеной Анд. Она тянется узкой полосой по меридиану шесть тысяч километров от тропических пустынь до сурового пролива Дрейка. Ядро страны, где проживает большая часть населения, это Продольная долина в окрестностях столицы. Основатель Сантъяго конкистадор Педро де Вальдивия  называл эти  места земным раем. Многие путешественники отмечали исключительно благоприятные условия  жизни в этом регионе. Недаром главный порт был назван Вальпараисо – Райская Долина. Но всякий рай не бывает безупречным. В этом раю тоже были отрицательные стороны. Это землетрясения и извержения вулканов. Подземные толчки случаются регулярно. Мне часто пришлось их испытывать как в Сантъяго, так и в скитаниях по стране. За семь лет до моего приезда в стране произошло катастрофическое землетрясение, унесшее тысячи жизней чилийцев. Вулканы тоже периодически засыпают пеплом большие площади. Мне не удалось увидеть извержения вулканов, но с их последствиями я сталкивался неоднократно.
        Сейчас в эпоху глобальных коммуникаций Чили не так оторвано от всего мира. Самолеты связывают страну с остальным миром. Через Андийские перевалы проведены железные и шоссейные дороги. Большую часть страны пересекает Панамериканская автострада. Все равно для нашей страны  это самое отдаленное место на Земном шаре. Южная часть Чили расположена как раз напротив Байкала и          Бурятии.

Заселение страны

        Люди впервые на этой территории появились 20000 лет назад. Монголоидные племена через Берингию (сушу, располагавшуюся на месте Берингова моря) проникли в Америку. Постепенно через тайгу, прерии и тропические леса они добрались до самой южной ее оконечности. Мне пришлось встречать в Андийских долинах индейцев, которые по своему внешнему виду почти не отличались от современных обитателей Монголии.
        Северную часть страны заселили племена групп Кечуа и Аймара. Южнее от них располагались исчезнувшие племена Атакаменьо. В центральной части расселились племена группы Мапуче, известные под именем арауканцев. Арука – круглая тростниковая хижина, напоминающая своим строением азиатскую юрту. Эти племена  перешли от кочевого образа жизни к земледелию. Отсюда были заимствованы европейцами: картофель, томаты, кукуруза, фасоль. Они были знакомы  с ирригацией. Рассеянные на большом пространстве они жили мирной жизнью и не создали государств с мощными архитектурными и другими памятниками. Хотя племенные объединения Мапуче сумели оказывать сопротивление испанским колонизаторам и их наследникам - чилийским креолам в течение больше трехсот лет.
На юге страны поселились племена собирателей, рыболовов, морских охотников «бродяг моря». Это небольшие народности чонос, яганов и алкалуфов. Они всегда были немногочисленны, а сейчас практически вымерли.

Государство Инков

        В 15 веке  севернее, на территории современного Перу возникло на базе племенного объединения Кечуа государство Туантинсуйю, возглавляемое Инками. На территории Чили располагалась  провинция Кольясуйю, где жили племена, отличавшиеся от жителей метрополии по языку и религии. Они платили государственные подати, но ненавидели захватчиков, которые из  укрепленных форпостов совершали набеги на подвластные племена для сбора дани. Развалины этих крепостей можно видеть и сейчас в Андах. Влияние инков распространялось до реки Майпу. Южнее  жили мирно  племена Мапуче.

Конкиста – Испанское завоевание

        Эта мирная жизнь продолжалась до  1535 года, когда, разгромив империю инков, испанские конкистадоры двинулись на юг. Первым пришел небольшой  отряд Диего де Альмагро. Испанцы не встретили никакого сопротивления. Наоборот их приветствовали как освободителей от  инков. Этот отряд прошел до долины реки Мапочо и вернулся обратно. Через пять лет на эту территорию вторгся хорошо вооруженный отряд в двести всадников во главе с Педро де Вальдивия. Хотя они также не встретили сопротивления,  но огнем и мечом приводили племена индейцев к подчинению испанской короне. Они основывали военные форпосты, в том числе и современную столицу страны – Сантъяго. Испанцы  грабили, убивали индейцев, насиловали их жен и дочерей. Индейцы, жившие разобщенными племенами, части враждовавшими между собой,  не оказали сопротивления.  Конкистадоры захватили Продольную долину вплоть до реки Био-Био. Но тут молодой вождь Мапуче Кауполикан,  раньше служивший у испанцев проводником, ушел в горы и сумел создать боеспособную армию. Эта армия ценой больших потерь сумела остановить захватчиков и обратить их в бегство. Мапуче более трехсот лет сопротивлялись испанским захватчикам и сменившим их чилийским креолам. Только в 1882 году племенные вожди  подписали хартию о вхождении состав государства Чили.
        На завоеванной испанцами территории Чили  было создано генерал-капитанство. управляемое из метрополии. В нем, как и во всей Южной Америке,   происходил геноцид местного населения. До прихода испанцев в Центральной части Чили по оценкам хронистов проживало более одного миллиона человек. За первые тридцать лет испанского владычества оно сократилось до 600 тысяч - почти вполовину. А за сто лет количество индейцев сократилось до 450 тысяч, их них только 250 тысяч жило на землях, не подвластных испанцам. Испанцы вырезали наиболее способную часть населения, уничтожали туземные верования и культуру, всячески искореняли язык.
        В это время из метрополии хлынул поток авантюристов, которые захватывали земли, обращали индейцев в рабство, брали себе в жены и наложницы индианок. Так появился сначала небольшой потом все разраставшийся этнос чилийских креолов. Креолы, говорившие на испанском языке, исповедавшие христианство, были в более привилегированном положении, нежели индейцы. Среди них появились зажиточные и образованные люди.

Освобождение от колониального гнета

        В начале 19 века в Чили, как и во всей Латинской Америке, началось  движение за отделение от метрополии. Его возглавил сын последнего генерал-капитана – ирландца на службе испанской короны  О.Хиггинса – Бернардо.
 В 1814 году произошло восстание, и 18 сентября этого года в Синтъяго была провозглашена независимая республика Чили. Но через  3 года колониальные войска, высадившиеся на побережье, разбили войска повстанцев. Остатки войск под руководством Бернардо О Хиггинса ушли через Андийские перевалы в Аргентину. Там они объединились с армией генерала Сан-Мартина. Объединенная армия, пройдя через зимние заснеженные Анды, разгромила колониальные войска и окончательно освободила Чили от испанского владычества.
        В конце 19 века были еще войны с Испанией, с Перуанско-Боливийской конфедерацией. В результате к Чили отошли богатые минеральными ресурсами провинции Аотофагаста и Тарапака. В разрушительных войнах 20 века чилийский народ не участвовал.

Чилийские креолы

        В 19 веке сложился этнос чилийских креолов. В дальнейшем он пополнялся выходцами из Европы. Особенно активной была иммиграция испанцев во время гражданской войны, немцев после окончания второй мировой войны. В Чили существовали значительные диаспоры югославов, армян, арабов-христиан. Они смешивались с местным населением, принимали язык – чилотский  диалект испанского языка. Он отличается от чистого кастильского произношением некоторых согласных.
Представители чилийского креольского этноса  – люди невысокого роста со стройной фигурой, темными глазами, густыми прямыми волосами. Их индейское их происхождение выдают чуть выдающиеся скулы. Креолки имеют удивительно пропорциональные фигуры. Они сохраняют их до старости, даже после рождения многочисленных  детей.
        Все они музыкальны. Почти каждый, в том числе и женщины, играют на гитаре и хорошо поют, превосходно танцуют как свои национальные (квеку), испанские народные, так и европейские танцы. Даже современные танцы в исполнении креолов выгладят вполне мелодично.
        Они обладают хорошим чувством такта. Даже в переполненном автобусе нет давки. Только слышится: - «извините, чуть- чуть посторонитесь».Даже к оборванному бродяге обращаются учтиво. В самых глухих уголках на все твои вопросы ответят приветливо и подробно. Если ты сфотографируешь случайного встречного, он тебя поблагодарит. В кафе тебя обслужат моментально и учтиво, даже если ты закажешь только чашечку кофе.  При оплате поблагодарят и обязательно пригласят приходить еще.
        Чилийцы много пьют, но употребляют сухое вино. Садиться за стол без бокала вина считается неприличным, но вино не пьянит, а только поднимает тонус. Тем более, что чилиец может провести за бутылкой вина несколько часов. Вино дешево. Если ты заказал бокал, то тебе обязательно откроют новую запечатанную бутылку. Остатки, оставшиеся в бутылках и рюмках, сливают это так называемое бигутиоте - вино для самых бедных, которое продается за гроши. Бедняк может взять бутылку бигутиоте и просидеть весь вечер в кафе в компании других сеньоров. Пьяные изредка попадаются, но они не агрессивны. Он бредет или даже ползет, беспрерывно извиняясь.

Семейные проблемы

        В личной жизни высоко ценится семья,  как правило,  многодетная.  У моих коллег – преподавателей университета было от пяти до семи детей, а в простых семьях  больше. Часто встречаются такие случаи, когда мужчина приживет с одной женщиной 5 – 7 детей и уйдет к другой, оставляя первую семью практически без средств к существованию. В то время  особенно в Сантъяго  было очень много бездомных, беспризорных детей.
        Половую жизнь, как все южные народы, креолы начинают рано. Я был знаком с тридцатилетней бабушкой, чем она  очень гордилась. Видел, как подростки лет 10 – 11 стояли у публичного дома и вслух считали деньги. Хватит ли им на женщину. Однажды я получил зарплату. На улице за мной увязалась бледненькая девочка в лохмотьях. На вид она напоминала воспитанницу старшей группы  детского сада. Я дал ей какие-то монетки. Она продолжала идти за мной. Я спросил, что ей еще нужно. Она сказала, что должна отработать деньги. Я спросил, сколько ей лет и давно ли она занимается этим ремеслом. «Одиннадцать и уже два года»  - отвечала она. Пришлось ее вежливо послать подальше. Когда идешь вечером по городу, то у дверей публичных ломов проститутки  хватают за руки и буквально пытаются втащить клиента. Ни в коем случае нельзя ругаться вырываться. Можно нарваться на неприятности с сутенерами. Нужно произнести следующий монолог: - «Сеньорина, вы мне очень нравитесь, но, к сожалению, меня ждет другая женщина». Тогда из женской солидарности девица отпускает тебя.
         Среди девушек  считалось возможным не сохранять невинность до замужества. Католическая церковь и коммунистическая партия единым фронтом выступали против сексуальной революции. Очень часто девушка зарабатывает деньги проституцией. Потом на эти деньги приобретает себе молодого мужа или любовника. В браке считается приличным иметь любовницу или любовника. Особых сцен ревности я не наблюдал. У креолок есть необычайное сексуальное чувство мужчины, поэтому они часто так рожают. Но почему-то материнские инстинкты у них слабее, чем у других народов. Можно видеть, как по улице шествуют красиво одетая молодая мама, таща за руку оборванного, сопливого малыша. Однажды мы ехали зимой по дорогам юга Чили. Температура  была около 5о . К нам подсела молодая, симпатичная креолка с грудным ребенком на руках, завернутым в тонкую тряпочку. Мы забеспокоились, стали искать запасную одежду, но мама категорически отказалась от нашей помощи, так и вышла на холод с голым ребенком.
Жизнь в Сантъяго.
        Чилийцы – трудолюбивый народ, но скучная и однообразная работа их быстро утомляет. Зато работа, где нужно применить сноровку, уменье и элемент творчества делается ими быстро и сноровисто.  Работа в учреждениях и предприятиях начинается рано, и что называется, кипит. В полдень начинается сиеста – четырехчасовой перерыв. После сиесты некоторые вообще не выходят на работу, остальные работают в замедленном темпе. Активная жизнь начинается после захода солнца. Улицы пустынные днем заполняются народом. Работают все кафе, рестораны, увеселительные заведения. Чилийцы отправляются в гости или собираются на площадях, в парках, в многочисленных питейных заведениях. Всюду звучит музыка. Уличные музыканты и певцы (большей частью не профессионалы, а любители) собираются группами на улицах, заходят в кафе.
        Около полуночи начинает дуть освежающий ветер с гор, разрежая духоту субтропиков. Где бы ты не был, в гостях, кафе или даже на улице в знакомой компании, всегда появляются бутылки с вином, элементарная закуска в виде крошечных кусочков сыра или оливок с воткнутыми в них пластмассовыми палочками или даже спичками. Начинаются тосты.  Главный - за прекраснейших женщин (por las mujeres bellisimus). Если не выпьешь под этот тост, то ни одна из присутствующих женщин не будет с тобой общаться.
        Если прием у себя дома или в ресторане дает солидный человек, то трапеза не обходится без разнообразных моллюсков. Обычно на стол ставят большое блюдо и приносят ящик с раковинами разных форм и размеров. Тут же официант большой деревянной колотушкой разбивает раковины и выливает их содержимое в блюдо. Туда же добавляют уксус и специи. Хозяин раскладывает моллюсков по тарелочкам. К тарелочке прилагается маленькая двуперстная вилочка. Накалываешь моллюска этой вилочкой, он начинает пищать. Отправляешь в рот и глотаешь. Моллюск начинает шевелиться в пищеводе и просится назад. Скорей хорошую дозу коньячку. Проскочил. Некоторые мои соотечественники не выдерживали и спешно убегали от стола. Но я быстро освоился.
        В семьях среднего достатка гостя обычно угощают  асадо. Это – говяжья вырезка, приготовленная на решетке над древесными углями и поливаемая при готовке красным вином. К асадо подаются обычно острые  соусы и различные специи.
Асадо, моллюски – это праздничная еда. Обычное питание чилийца – паррото  - фасоль с острым томатным соусом, маисовая каша, запеченная в листе кукурузы. На завтрак обычно берут сладкий лук, политый оливковым маслом. Рыба входит в меню только в прибрежных районах. Мяса едят очень мало, да и в те времена оно импортировалось из Аргентины и стоило безумно дорого. Изделия из теста очень редки. Зато в изобилии тропические фрукты. Апельсины и мандарины растут на улицах и во дворах. Крестьяне питаются в основном молочными продуктами и мамлыгой (кукурузной кашей).
        Креолы в городах очень требовательны к своему костюму. Даже в тридцатиградусную жару на работу они являются в темных костюмах, ярких галстуках платочках в нагрудных карманах под цвет галстука. Молодежь носила цветные курточки. Женские костюмы отличались разнообразием расцветок, большей частью ярких, и покроя. В то время была мода на мини-юбки. Поэтому юбочки напоминали носовые платки. Женщины позволяли любоваться своими ногами до их основания и показывать расцветку своих трусиков. Сверху носили тонкие вязаные свитера в обтяжку,  подчеркивающие все прелести их фигур.
        В сельской местности обиходной одеждой было пончо – шерстяная накидка с отверстием для головы. Пончо служит и накидкой, и плащом, и одеялом. На пончо шерстяными нитками вытканы разнообразные по цвету и форме узоры. Этот орнамент является как бы паспортом владельца. Опытный человек, посмотрев на пончо, может определить место жительства, родовую принадлежность хозяина, назвать имена его родственников.
        Хотя у креолов развито уважение к собственности, но им не присуще стяжательство, жадность. Я несколько раз слышал притчу, которую с удовольствием приведу.
        На берегу моря сидит рыбак и смотрит на бегущие волны. Подходит американец.
        - Что ты сидишь?
        - Я уже наловил рыбы, продал ее, обеспечил себе и семье жизнь на два дня.
- - Иди еще ловить.
- - Зачем?
- - Продашь рыбу, накопишь деньги, наймешь людей. Они будут ловить тебе рыбу
- - А я что буду делать?
- - Сидеть и смотреть на море.
- - А я и так смотрю на море.

Город и его окрестности

        Пока я изучал язык и знакомился с обстановкой я жил в Сантъяго. Стояла зима. Хотя днем припекало солнце, но ночью было холодно.  Даже иногда выпадал снег, но быстро таял под лучами субтропического солнца. Отопления в Сантъяго нет. В домах и квартирах поддерживают тепло с помощью жаровен, где тлеют древесные угли. На улицах, в парках везде свежая зелень Горожане кутаются в пончо и плащи и жалуются на холод. Хотя погода весьма благоприятная. Прохладный ветер с гор раздувает смок, и воздух особенно утром чист и прохладен. С любой точки города хорошо видны заснеженные вершины Анд. Они, кажется, совсем рядом. Город живет своей бурной жизнью. По улицам снуют переполненные автобусы и троллейбусы, машины невообразимых расцветок и марок. Иногда даже можно видеть раму, мотор и сиденье без кузова. Хотя на перекрестах стоят солидные регулировщики, но правил движения никто не соблюдает.  Перейти через улицу, лавируя между машинами, целая проблема. По улицам толпятся бесчисленные прохожие. На тротуарах разложили товар уличные торговцы. Открыты двери кафе, магазинов. В парках  целые толпы детей снуют между деревьями, кучкуются около передвижных киосков с сахарной ватой, мороженым и кока-колой. Тут же  многочисленные молодые мамы с колясками обмениваются новостями.
Первое время я не решался пользоваться городским транспортом и, несмотря на большое расстояние между  местом проживания и работы, ходил пешком, осматривая город.
        Город Сантъяго перенаселен, как все мегаполисы Южной Америки. Население его за первую половину двадцатого века увеличилось  с 700 тысяч до 4 миллионов. В столице живет каждый четвертый чилиец. Расположен он неудачно в глубокой котловине, окруженной со всех сторон  горными кряжами.  Один из них Сан-Кристобаль четырехсотметровым обрывом подходит к центру города. На вершине стоит статуя Девы Марии, простирающей руки над городом. Эта статуя видна практически со всех точек города. Сантъягцы шутят, что это единственная девственница в городе. Склоны кряжа покрыты лесом, прерываемым фуникулером, ведущим к подножью величественной статуи. С вершины Сан-Кристобаль открывается панорама города. Выделяется зеленый холм Санта Люсия, где сохранились стены испанской цитадели, которую заложил конкистадор  Педро де Вальдивия в  1541 году. Хорошо видна площадь Бульнес с  приземистым дворцом Ла Монеда – резиденцией президента, где впоследствии героически погиб Сальвадор Альенде. Напротив него возвышаются казенные здания министерств обороны и полиции. Рядом с дворцом президента сверкает позолотой купол кафедрального собора, расположенный на центральной площади города – Пласа де Армас. Рядом с собором располагается здание конгресса с фасадом, украшенным рядом дорических колонн. Сама площадь с ее оригинальной архитектурой в испанском классическом стиле, к сожалению, не видна из-за расположенных вокруг относительно высоких зданий. Вообще в то время центр города был застроен пяти- шестиэтажными зданиями. Высокие двенадцати- пятнадцатиэтажные дома - отели, построенные американцами располагались по периферии центра.. 
Тоненькой извилистой лентой пересекает город река Мапочо. Она имеет красивые  набережные, но по каменистому руслу струится небольшой ручеек. Только в весенние месяцы, когда в горах тает снег, Мапочо заполняет все русло.  Вдоль реки тянется парк-дендрарий с чилийскими пальмами, араукариями и другими деревьями, растущими в Чили. Парк очень  красив, но, к сожалению, вытоптан бесчисленной ребятней.
Город пересекает с запада на восток широкая авенида О Хиггинс. с пестрой архитектурой, начиная от приземистых зданий испанской колониальной эпохи, кончая современными «аквариумами» из стекла и бетона. Вечером авенида залита неоновым светом рекламы. Только  храм с высоким шпилем,   ярко-охристого цвета, организует пространство.
        К востоку авенида переходит в улицу Апокиндо, плавно поднимающуюся к холмам Сьерра Калан. Это аристократический район города. По сторонам от широкой улицы стоят окруженные садами и высокими заборами одно- двухэтажные особняки, которые трудно разглядеть с улицы. В одном из таких особняков помещалось посольство Советского Союза. 
        В южной части города около вокзала выросли микрорайоны пятиэтажек, внешне похожие на наши хрущебки. Там жила средняя интеллигенция – многие мои коллеги по работе. В юго-восточном углу  города располагались владения университета Чили –педагогический факультет, где я должен был работать. Эта была огражденная забором обширная площадь с громадными тенистыми деревьями. В тени деревьев прятались небольшие здания в два-три этажа с галереями, широкими окнами. А между зданиями на травке группы студентов занимались,  спорили, обнимались и целовались. В северной части города за рекой Мапоче жил в основном рабочий класс. На кривых улочках  стояли   двух и трехэтажные дома, населенные многочисленными семьями. Здесь ютились представители русской диаспоры, и стояла крошечная православная церквушка.       Ее священником  был молодой выпускник Троице-Сергиевской семинарии.
        В старой части города на прямых, но очень узких улочках располагались злачные места. Вдоль всей улицы Сан-Франциско тянулись публичные дома. Красные фонари маячили над всеми входами. Тут же на соседних улицах располагались кабаре, игорные дома, дешевые подвальчики, гостиницы, где снимают номер на ночь или несколько часов. Естественно, что этот район был криминогенным. Соваться туда без провожатого, знакомого с местными нравами не рекомендовалось.
 Окраины города занимали фавеллы – поселки с хижинами, составленными из бочек досок, картонных ящиков, тростника без электричества, водопровода и канализации. Там жило беднейшее население города. Власти неоднократно объявляли войну  фавеллам, но безрезультатно. Ликвидируют одно поселение, Оно возрождается в другом месте.
        Сантъяго как впрочем, и Вальпараисо является центром иммиграции. В других городах и поселениях иностранцев мало. Исключение представляют Вальдивия и Осорно, где преобладают немцы, и Конститусьон с выходцами из страны басков..
Мне выделили рабочее место в Институте географии Университета, расположенном в особнячке  на тихой улочке  близь основного здания факультета. К моему удивлению, меня разместили   в комнате, где находились стеллажи с топографическими картами и аэрофотоснимками на территорию страны. Меня познакомили с моими коллегами Рейнальдо Бергелем и  Хосе Арайя. С ними я вел в дальнейшем полевые работы. Но плохое знание языка не позволяло мне полностью включиться в работу. Я предпочел проводить время  в обществе других стажеров и работников посольства, где естественно говорили по-русски. Занятия испанским языком продвигались успешно, но все-таки я с трудом преодолевал языковый барьер.

Знакомства с чилийцами
Генерал Аугосто Пиночет

        Когда в экспедиции я преодолел языковый барьер и вернулся из первого маршрута, я смог уже хорошо ориентироваться в обстановке. Мне нужно было нанести визит генералу Аугусто Пиночету. В то время он был начальником военно-топографической службы страны, председателем географического общества страны и членом президиума международного географического союза. В этом качестве он посетил Советский союз, был гостем академика Иннокентия Петровича Герасимова и подарил ему атлас Чили. И.П., узнав через дочь Машу, что я собираюсь в Чили, вызвал меня и дал набор тематических карт СССР масштаба 1:8000000 для передачи Пиночету. Этот сверток я привез в Сантъяго и должен был передать генералу. Когда я обратился к секретарю института, коммунистке Марии Рохас с этой просьбой, она отреагировала на это с большим удивлением. Но, тем не менее, через несколько дней она передала мне приглашение явиться в генеральный штаб к определенному часу. Накануне мне выдали служебное удостоверение, что я  сеньор Хосе Михайлов являюсь профессором Чилийского университета. С этим документом я отправился в генеральный штаб, расположенный возле парка Каузиньо. При входе меня уже ждал подтянутый офицер. Поприветствовав меня по военному, он повел по темным коридорам в кабинет генерала.  Кабинет был плохо освещен. На окнах –  массивные шторы.  Темные панели закрывали стены. Посредине кабинета  стоял массивный письменный стол.  К нему примыкал небольшой столик. Генерал довольно грузный, но подтянутый человек с жесткими черными усами вышел из-за стола, поздоровался со мной за руку и указал на маленький столик. Мы сели напротив. Я передал ему сверток и приветствия от И.П. Он посмотрел подарок и, мне показалось, был им недоволен. В этот момент вошел офицер и внес две чашечки кофе и печенье. Мы принялись за кофе. Он спросил меня о цели моего приезда. Я сказал, что меня интересует физическая география Чили, в первую очередь почвы. Он назвал мне фамилии людей, к которым я могу обратиться за помощью, и обещал содействие в моих исследованиях. Когда узнал о перевороте в Чили, я вспомнил это жесткое лицо с нафабренными усиками.

Руководитель КОРФО Давид Байдельман

        Второй официальный визит был к руководителю Корпорации  по развитию продовольственного сектора страны (CORFO) Давиду Байдельману. Кроме руководства этой большой государственно-частной корпорацией он еще возглавлял еврейскую диаспору в стране и троцкистскую коммунистическую партию. (В Чили тогда функционировали четыре коммунистические партии, враждующие между собой)  Когда я вошел в его большой светлый кабинет, первое, что бросилось мне в глаза это портреты Ленина и Троцкого. Стол был весь завален бумагами. Хотя сеньор Байдельман принимал радушно моих предшественников, меня он принял холодно. Только что закончился арабо-израильский конфликт, где наша страна выступила на стороне арабов. Он даже не предложил сесть, а сразу отправил меня  к Патрисио Дрекману – почвоведу Института природных ресурсов. С Дрекманом, несмотря, на то, что он был чилийским евреем,  мы быстро нашли общий язык и позже ездили на полевые работы.

Встреча с Сальвадором Альенде

        Одним из наших хороших знакомых, позволивший нам попасть в разные слои чилийского общества, был молодой адвокат Луис Бальтра, как он нам представился Чуруко. Это бы очень живой веселый, в меру упитанный человек, умеренно левых взглядов, сын довольно известного сенатора социалиста. В один из субботних вечеров он пригласил нас на вечер к своему отцу. Когда мы собирались, он внимательно проследит за нашим туалетом, заправил платочки в грудные карманы. Он отвез нас на своей машине к дому своего отца, расположенного в аристократической части города. За высоким забором стоял  особняк с мезонином, укрытый деревьями. Среди небольшой апельсиновой рощицы лежал   бассейн. На него большими окнами и стеклянной дверью выходила обширная гостиная. Наступил вечер. Между деревьями засветились фонари, оттеняя их зелень и отражаясь в бассейне. Чуруко нас представил отцу и гостям. Гости все  значительно старше нас были одеты в строгих темных костюмах. Дамы, несмотря на свой возраст,  - в декольтированных вечерних платьях и выглядели очень привлекательно. Подали моллюсков, вино, провозгласили тосты за дружбу народов Советского Союза и Чили, за прекраснейших женщин, за хозяина и хозяйку. Заиграла музыка, и гости разошлись группами по гостиной и саду.  Нас естественно забросали вопросами о жизни в Советском Союзе, причем показывая осведомленность о негативных сторонах нашей жизни. Мы, как могли, выкручивались. Особенно подковыривал нас невысокий, кряжистый человек внимательными, но немого грустными глазами.  Это был будущий трагически погибший президент Чили Сальвалор Альенде. В то время он был практикующим детским врачом и лидером социалистической партии,  депутатом парламента. Он довольно негативно отзывался о политике нашего правительства и ставил нам в пример Улафа Пальме и Вилли Брандта. Беседа за бокалом превосходного чилийского вина затянулись далеко за полночь, и только ранним утром Чуруко развез нас по домам.

В Вальпараисо с Чуруко

        Чуруко был адвокат, и как он говорил, защищал обездоленных. Среди них были и чилийские криминальные авторитеты, поэтому с ним можно было безопасно появляться на дне общества. Чтобы не было неприятностей с чилийской полицией и нашим посольством, мы выдавали себя за шведов. Нужно сказать, что криминальный мир Чили вел себя относительно мирно. Были случаи ограбления небольших банков.  Грабежи и убийства на улицах были крайне редки. Ночные клубы и даже маленькие кафе забегаловки работали всю ночь без всякой охраны и мер предосторожности. Доходы преступный мир получали от игорного бизнеса, проституции и контрабанды наркотиками. Контрабанда в Чили при необъятной протяженности берегов широко распространенный бизнес. Она практически неискоренима. Ее центром  был порт Вальпарписо.
        Мы на драндулете Чуруко (весь покареженный и старый Бьюик) выехали в Вальпараисо. Ехали, к сожалению, ночью, так что дороги я  не видел. Приехали затемно, переспали у каких-то знакомых Чуруко, а утром отправились на берег.  Я впервые выходил к Тихому океану. В России я не доехал до него 500 километров. До горизонта расстилалась серо-стальная морская гладь. Где-то за ней лежат наши дальневосточные берега. В набережную бьет сильная волна, поднимая высоко соленые брызги, хотя ветра нет. Недалеко от берега качаются рыбацкие фелюги. Иногда не поверхности воды блеснет треугольный акулий плавник. Рядом у портового мола стоят потрепанные солеными ветрами с пятнами ржавчины сухогрузы под различными флагами. Постоянно движутся портальные краны, загружая и выгружая из корабельных трюмов тюки и бочки.
        Вальпараисо  расположен в горном амфитеатре. На плоской морской террасе лежит небольшая припортовая часть с узкими улицами, застроенными пяти- шестиэтажными зданиями. От этого делового центра вверх по склону поднимаются кривые улочки с двухэтажными домами, где первый этаж занят магазинчиком или кафе. Верхние районы города соединяются с  центром фуникулерами, ползающими по склонам. На самом верху располагаются живописные лачуги со стенками из фанеры, пластика или даже парусины. По красной глине проложены  дорожки, между которыми сохранилась чахлая травка. Между лачуг носятся, возятся бесчисленные, оборванные, но улыбчивые гавроши, которые как орда, налетают на прохожих, клянча монетку. Делают они это как-то благодушно, улыбаясь, что не дать никак нельзя.
Днем на улицах мало народу. Настоящая жизнь начинается после захода солнца. Улицы заполняются народом. На перекрестках появляются уличные музыканты. Открываются двери ресторанов, кабаков и таверн. Проститутки зазывают клиентов. Чуруко затащил нас в одну из припортовых таверн. Там сидели молодые крепкие ребята в парусиновых куртках,  пили виноградную водку – писко. Нас они  встретили недружелюбно, приняв за американцев. Но Чуруко, которого они хорошо знали, разъяснил, что мы из далекой страны Советов. Нас пригласили к столу. Соседи задавали нам профессиональные вопросы, как обстоят дела в нашей стране с морской контрабандой. К сожалению, мы не оказались специалистами по этому вопросу. Я прочитал стихи Багрицкого «Три грека в Одессу везут контрабанду» и перевел по мере возможности на испанский язык. Слушали внимательно, следя за ритмами  незнакомого языка. Перевод встретил бурное одобрение. Потом пели хором песни, где через строчку появлялось слово море. Плясали, но не благопристойную квеку, а то, что пляшут во всех портовых кабаках мира. Появились полураздетые подружки  пиратов - молодые, красивые, но уже какие-то испитые.  Гулянка затянулась до утра. Чуруко вел какие-то конфиденциальные переговоры с главарем этой банды. Нам же оставалось только наблюдать и принимать участие в этом веселье. Немножко поспав, мы погрузились в Бьюик и через туннели и перевалы, мимо  небольших фазенд, окруженных кипарисами и апельсиновыми рощицами прибыли обратно в Сантъяго.

Маргот Лойола и Лолита Торрес

        Круг моих знакомств  расширялся. Вообще прослойка интеллигенции в Чили не велика и практически все друг друга знают. Тем более, что люди с другой стороны земного шара, страны с иным социальным строем вызывали интерес, как у друзей, так и у недругов. Среди наших горячих друзей была известная эстрадная певица Маргот Лойола.- очень интересная, по чилийским меркам довольно высокая женщина с темными блестящими как смола глазами и с высоким бюстом, который она подчеркивала полупрозрачными кофточками. Маргот, или как мы ее звали в нашей компании, Рита мечтала о гастролях в Старом свете в то числе  в нашей стране. У нее был низкий, не сильный, но очень приятный голос. В Чили публичные выступления на сцене проходят очень редко. Чаще певцы и певицы выступают в ресторанах, клубах, на вечерах у богатых людей.
        Однажды из афиш я узнал о концерте аргентинской певицы Лолиты Торрес. Сразу вспомнилась наша далекая зимовка на «партийном» острове, где мы смотрели фильм с Лолитой 88 раз. Я позвонил  Рите и попросил устроить встречу с именитой артисткой. Рита достала мне контрамарку на концерт. После концерта она устроили приглашение в ресторан. Мне удалось прибиться через толпу поклонников. Рита представила меня. Я подарил Лолите хохломскую чашечку и рассказал  о далеком острове в Ледовитом океане, где ее песни скрашивали жизнь полярников. Она заинтересовалась моим рассказом и даже попросила найти ей географическую карту. После долгих поисков карта нашлась. Я ей показал далекий остров. Она еще долго спрашивала о моей стране, Я рассказал ей об успехе фильмов с ее участием. Она дала свой адрес и телефон в Буэнос-Айресе. Но, к сожалению, в Буенос Айресе меня опять не выпустили за пределы транзитного зала.
Такие разные коммунисты.
        В то время, когда я работал в Чили, там существовала многопартийная система, Правящей партией были христианские демократы, к которым и принадлежал президент республики Эдуардо Фрей. Эта партия отражала интересы крупного компрадорского капитала. Партией оппозиции, имевшей большое представительство в парламенте, были социалисты, руководимые Сальвадором Альенде. Они отображали интересы среднего класса и интеллигенции. Рабочий класс и безземельное крестьянство представляли четыре коммунистических партии. Первая и самая многочисленная - партия Луиса Корвалана. Она полностью ориентировалась на Брежневский ЦК и колебалась вместе с линией нашей партии. Вторая, руководимая Давидом Байдельманом, была троцкистского толка, ориентированная на мировую революцию под руководством мудрых евреев. Большая ее часть состояла из  членов еврейской диаспоры. Третья партия была – маоистская, но с ее членами мне не пришлось встречаться. Наконец,  спартаковцы (ультралевацкая организация «Союз Спартака»),  популярные среди студентов. Лохматые, небритые парни, часто накаченные наркотиками, обращали на себя внимание. Они брали меня за лацканы пиджака и говорили:
- - Когда здесь высадится Красная Армия и освободит нас от американского империализма?
        На что я отвечал:
- - У русских есть такая поговорка  - не наша беда чужих детей качать.
        Кроме того, были еще национал-фашисты, которые молились на Гитлера. Интересно, что среди последних было много чистых индейцев. И спартаковцы, и  националисты, хотя расходились в теории, на практике были готовы бить и убивать кого угодно: богатых, бедных, иностранцев, особенно янки. Мне со своей внешностью часто приходилось доказывать, что я к янки не имею никакого отношения.

Накануне путча

        В это время страна переживала кризис. Гигантские латифундии не были ликвидированы, но большая часть помещиков не хотела прикладывать силы к модернизации хозяйства и не обрабатывала землю. Крестьянские наделы дробились между наследниками. Дело доходило до того, что  хозяин владел одним или двумя апельсиновыми деревьями. Свободной земли в центре Чили практически не было. В городах большая часть населения состояло из мелких лавочников, трактирщиков, мелких ремесленников. При высокой рождаемости их количество просто множилось на глазах. Армия и полиция в основном состояла из детей этой мельчайшей буржуазии.
 При президенте Эдуарде Фрее в страну началось активное проникновение иностранного капитала. В Сантъяго и других городах существовали целые кварталы мелких лавочек. Рядом с ними на американские деньги строят многоэтажный универмаг. При входе тебя встречает очаровательная креолка и сопровождает по отделам. Если ты купил несколько предметов, то тебе полагается скидка. А цены не выше, чем в окружающих лавчонках. Где-то в небольшой будочке сидит автомеханик, у него только набор гаечных ключей и клизма, а рядом строят современный автосервис. Естественно, что эта мельчайшая буржуазия проголосовала против  Фрея  за его противника Альенде. 
        Правительство Альенде не стало взрывать универмаги и автосервисы, но национализировало их. Они стали работать хуже, но остались. К тому же национализация привела к безудержной коррупции чиновников,   в руки которых попали денежные потоки. Альенде повел борьбу с анархизмом  мелкобуржуазной массы, пытаясь вместить их в рамки плана и регламента, что вызвало бурный протест. Первыми забастовали водители грузовиков.
Мне пришлось сталкиваться с этими людьми. Чилиец, накопив небольшую сумму денег, покупает себе грузовичок и начинает калымить. Причем время, место работы зависят только от его желания. Он может сутками ехать с каким-то грузом, а может лежать и смотреть на горы и море, отказываясь от нужных заказов.  В дальние маршруты они берут  лечузона  (филина) – человека, который едет с шофером в кабинке и должен развлекать его и следить, чтобы тот не уснул за рулем. Однажды в городе Талька нашим специалистам – астрономам, которых я сопровождал,  понадобилась машина. Мы поехали в контору кооператива автомобильных перевозчиков. Оказалось, что сегодня шоферы отмечают  день рождения одного из своих коллег. Ни одна машина не вышла на работу. Мы объяснили, что у в нашем распоряжении только один день и предложили хорошую плату. Нас пригласили к столу, подняли тост и выпили за социалистическую страну, но везти нас категорически отказались. Все необходимые поставки хлеба, молока и других необходимых продуктов в город были нарушены. В конце концов, пришлось мэру города вести нас на своей личной машине.
Политика, проводимая Альенде, вызвала неприятие его программы мельчайшей, да и крупной буржуазией. Этим воспользовалось ЦРУ,  имевшее мощную резидентуру  в стране. Результатом был кровавый сентябрьский переворот, который возглавил генерал – топограф Пиночет.
        Но это все было позже. А в то время была предгрозовая обстановка, выражающаяся в стачках, стычках между противоборствующими силами. Особенно это проявлялось в Университет Чили,  где молодежь была наиболее политизирована.
Лекции в университете.
        В это время  я подготовил курс по географии Советского Союза, сначала  на русском языке и показал в посольстве. Мне сделали несколько замечаний, и разрешили читать. Я перевел курс на испанский язык. Перевод проверила  моя преподавательница испанского языка сеньора Мария. Очень трудно было найти географическую карту. Имеющиеся на факультете карты земного шара были скомпонованы так, что в центре располагалась Америка, а наша страна была разорвана пополам. С большим трудом была найдена карта Евразии, по которой я мог показывать географические объекты, о которых говорил. 
 В одной из аудиторий педагогического факультета на улице Португаль я дебютировал. Аудитория была переполнена. Слушатели сидели на окнах, стояли в проходах. Обстановка была слишком демократическая. Студенты входили и выходили во время лекции, курили, некоторые парни и девушки целовались. Одну из таких смелых девушек я знал по имени. Во время лекции я спросил:
- - Сеньорита Патрисия, я Вам не мешаю?
        На что последовал ответ:
- - Что Вы, профессор, я Вас внимательно слушаю.
        Во время лекций поступало много записок, иногда и провокационного  характера, но когда я оглашал такую записку по аудитории  проходил вал возмущения. Среди записок можно было встретить и такие: «Хочу русского профессора».
        Нужно сделать отступление. В Чили, как и в других испаноязычных странах «Люблю - Te amo» принято говорить Богу, родителям, начальникам. Мужчина – женщине или женщина мужчине говорят: «Тебя хочу – Te querro».
        После лекции на лужайке перед зданием факультета беседа о нашей стране  продолжалась долго. Студенты закуривали травку, предлагали мне это зелье. Молодые христианские демократы и даже социалисты обвиняли нас в тоталитаризме и других смертных грехах. Комсомольцы, а их было больше в моей аудитории, отвечали им. Дело доходило чуть ли не до рукопашной.

Комсорг – стриптизерша  Хуста Мария

        Особенно хорошие отношения у меня сложились с секретарем комитета комсомола  факультета Хуста Марией. Хуста Мария выделялась среди других студенток. Высокая, стройная с идеальной фнгурой,  с длинными пышными волосами, строгими темными глазами, она была не креолкой, а басконкой. Ее родители эмигрировали в Чили во время гражданской войны в Испании. Она готовила курсовую работу по экономической географии нашей страны. Мне пришлось помогать ей в этой работе. Однажды, когда мы обсуждали проблемы транспортировки грузов с Дальнего Востока и Сибири, она пригласила меня на свое выступление в одном из кафе недалеко от университета.
- - С чем же ты выступаешь? - спросил я.
- - Стриптиз, - коротко ответила она  и объяснила, что ей нужно зарабатывать деньги на жизнь и квартиру. Обучение в Университете бесплатно, но за экзамены, пользование библиотекой нужно платить. Общежития в Университете  нет, приходится снимать комнату. Денег у родителей она брать не хочет. Там еще шесть младших сестер и братьев.  Стриптизерша не обязательно занимается проституцией, а зарабатывает за вечер столько, сколько ткачиха на фабрике за месяц. Конкурс на эту профессию очень велик, берут одну из 50 – 60 претенденток. Я сказал, что мне как-то неудобно, да я не знаю, где это кафе. Она ответила, что меня будет сопровождать ее возлюбленный – palolo – Хосе.
        Поздно вечером за мной зашел Хосе. Мы отправились на представление. Я спросил у Хосе не шокирует ли его стриптиз его девушки. Он ответил, что зачем скрывать то, что красиво. Мы вошли в полуподвал, в небольшой зал со стойкой и помостом. Около него располагаются столики со стульями с одной стороны, чтобы можно было наблюдать за сценой. Мы заняли столик. Хосе поприветствовал своего знакомого официанта и заказал бутылку вина и фрукты. Не все столики были заняты, но постепенно  кафе заполнялось. В полночь началось представление. Первыми вышли два  клоуна. Они обращались к зрителям с довольно солеными шуточками, обсыпали друг друга мукой, лупили друг друга какими-то пузырями. Все это вызывало смех и интерес  зрителей.  Потом выступил инструментальный ансамбль. Парни в пончо с  гитарами мелодично, но слабыми голосами спели под гитары песни, где  через строчку фигурировали:  слова любовь и сердце. Микрофонов в ту пору еще не было. Их проводили жидкими аплодисментами.  Наступила кульминация выступления, в зале погас свет. На ярко освещенной сцене появилась Хуста Мария. На ней было длинное темное платье, перчатки до локтя, распущенные волосы. Потанцевав немного под мелодичную музыку, она сбросила перчатки, развязала какую-то тесемочку на плече, и платье упало к ее ногам. За платьем последовала комбинация. В мини бикини она спустилась в зал. Подошла к нашему  столику и попросила развязать лифчик. Далее были развязаны трусики. Она полностью обнаженная прошлась по залу между столиками. Потом снова подошла к нашему столику выпила с нами стопочку и скрылась за сценой. Вскоре она вышла к нам в своей обычной одежде: обтягивающей полупрозрачной кофточке и мини юбке, села с нами за столик. В это время поочередно разделись догола еще две девушки, но своим экстерьером они уступали  нашей даме. Представление окончилось. Заиграла музыка, начались танцы. Естественно, что самой приглашаемой дамой  оказалась Хуста Мария. По дороге домой она призналась нам, что имела за вечер шесть дорогих сексуальных предложений, но отвергла их.

Стачка

        Лекции я читал два раза в неделю. Утром хозяйка принесла мне кофе и сказала, что  сегодня в городе намечена всеобщая стачка. Ее муж закрыл свою лавочку и вернулся домой. Я все-таки решил двигаться к университету. Автобусы и маршрутные такси не работали. Большинство лавочек было закрыто железными ставнями. Я пошел пешком по знакомому мне маршруту, У министерства полиции мне пришлось перейти на другую сторону. Вся площадь перед министерством  была заполнена полицейскими в касках со щитами. Видимо, проходил инструктаж. Среди инструкторов выделялись высокие парни в американской военной форме. Пройдя четыре километра по опустевшему городу, я подошел к воротам педагогического факультета. На площадке перед воротами группами располагались полицейские в полной боевой готовности, неподалеку стояли два бронетранспортера. На закрытых воротах висел красный флаг. Я вошел в калитку, пошел по аллее к главному корпусу. На домике деканата две очаровательные студентки натягивали плакат: «Повесим декана за яйца». Войдя в здание, я попал на бурное заседание ревкома. Обсуждалось противодействие полиции, смычка с бастующими рабочими. Одним из активных деятелей «революции» была Хуста Мария. Увидев меня, она страшно удивилась. Я рассказал, что видел у министерства полиции. В это время девушка принесла сообщение, что готовится штурм факультета. Видимо, среди полицейских у них были осведомители. Хуста Мария забеспокоилась, что если среди ревкомовцев найдут советского человека, какой шум поднимут газеты о руке Москвы. Она нашла Хосе и поручила вывести меня в безопасное место. Мы с ним перелезли через заднюю стенку факультетского двора.  Потом он одному ему известными закоулками вывел меня к посольству. Там я подробно доложил об остановке в городе.

        Для "Проза.ру" подготовил Б.Б. Родоман 22 июля 2022 г.

Иосиф Михайлов

СООТЕЧЕСТВЕННИКИ ЗА ГРАНИЦЕЙ
(шестидесятые годы)

        В шестидесятые годы выезд за границу был ограничен. Различались две группы выездных сотрудников. Первая – совзагрнработники: дипломаты, чекисты, работники внешторга,  корреспонденты. Это была замкнутая каста, связанная родственными узами, с трудом допускающая в свой состав посторонних. Вторая группа – инженеры, рабочие, артисты, ученые. Отбор этих специалистов проводился, в основном парткомами по каким-то только им известным критериям. Что касается эмигрантов – соотечественников, то к ним уже относились не враждебно, как в сталинские времена, но с большой осторожностью.

Дипломаты и чекисты
       
        Дипломатические отношения нашей страны и Чили были установлены всего за год до моего приезда. Советская колония в Сантъяго была невелика. В других городах представителей нашей страны не было. Посольство было небольшое, компактное, Оно занимало два особняка в аристократической, западной части города. В одном располагалась собственно посольство, в другом жили семьи дипломатов. Посольство было такое же, как и в других далеких странах. Во главе посольства стоял Александр Иванович – высокий седой представительный мужчина 40 – 50 лет. Как говорили, что он бывший профессиональный спортсмен, удачно женившийся на дочери одного из партийных бонз. Языка и страны он не знал, да и не очень интересовался ей. Есть же чиновники, которым по штату положено знать, они доложат. Жена посла – располневшая, крикливо одетая дама снисходила до остальных людей. Если доводилось общаться с ней, она смотрела на тебя, как на букашку. Остальные посольские дамы ненавидели ее, но выражали свою ненависть шепотом и с оглядкой.
        Вторым лицом в посольстве был Михаил Кудачкин – представитель ЦК. Он хорошо разбирался в тайных пружинах местной политики, знал  группы влияния, стоящие за теми или иными политиками, имел широкие знакомства в различных слоях чилийского общества. Вообще складывалось впечатление, что чилийской компартией руководил не Луис Корвалан, а Михаил Кудачкин.  Внешне он ничем не выделялся, любил немножко выпить, посидеть, поговорить. Он единственный, кто интересовался моей работой и часто давал мне дельные советы.
        Остальные дипломаты были какие-то серенькие люди. Язык, конечно, они знали, свои обязанности наверно исполняли  хорошо. Их разговоры вне службы, касались только  проблем, где в какой стране, что можно дешево купить.  Они могли ввозить беспошлинно товары из других стран. Во дворе посольства стояли машины, принадлежащие дипломатам и вывезенные из США или Японии, Для своих нужд они пользовались служебными «волгами», а иномарки после отстоя продавали местным жителям в два-три раза дороже цены приобретения. Жены этих дипломатов были обречены на сидении взаперти с редкими выездами в магазины или за город. Свой досуг они убивали на вязание толстых шерстяных пледов. В то время в Чили была относительно дешевая шерсть. Потом просили нас грязными ботинками ходить по этим пледам, превращая их в вещь, бывшую в употреблении, поэтому вывозимую и ввозимую в нашу страну без пошлины. Были и другие, в том числе, валютные махинации, о которых я слышал краем уха. Вообще в этой колонии была атмосфера взаимного недоверия, постоянных доносов. Они все принадлежали к определенным кланам  дипломатического ведомства или партийной элиты. Они подчеркивали свое превосходство, принадлежность к дипломатической касте. Я себя чувствовал более всего за границей на территории посольства.
        Исключение представляли  представители Первого ГУ МГБ.  Не все было известно об их работе. Сбор информации, грамотная оценка, происходящего в стране входило в их компетенцию. У них не проявлялось  хапужничества и гонора, который был свойствен дипломатам. Было существенное отличие тех и других. Дипломаты служили, чекисты работали. Однажды у нас было партийное собрание. Секретарь парткома - атташе по культуре Разливахин сказал в своем докладе:
- - Мы находимся на передовой в блиндажах борьбы с капитализмом.
        Сзади раздается густой бас чекиста Белова:
- - У него на полу ковры, на стенах ковры, только на потолок не смог ковер повесить. Хорош блиндаж.
        Этот культурный атташе ничего не знал об империи Инков, хотя большая часть страны входила в нее. Он завел себе молодую любовницу из креолок. Его выдала жена, и он был выслан в 24 часа из страны с последующим отлучением от дипломатической работы.

Мои коллеги по университету

        Кроме работников посольства, еще было четыре  стажера университета, включая меня. Я практически был в Сантъяго наездами. Остальные ребята что-то делали на своих факультетах Лёша и Саша завели себе молодых креолок и жили с ними, как с гражданскими женами. Боря пустился во все тяжкие. Каждый вечер у него была новая пассия.  Он заметно похудел. Почернело у него под глазами. Мы его увещевали, но он не мог бросить своей сексуальной охоты.

Астрономы

        Позже появилась группа астрономов и строителей телескопов. Возглавлял ее Кирилл Табашерна - один из руководителей Пулковской обсерватории - потомок шведских эрлов, перебравшихся в Петербург. Высокий, крупный мужчина с густыми черными волосами удивительно спокойный и выдержанный. Он наряду со своими подчиненными часами просиживал у телескопа, вычисляя координаты звезд, необходимые для спутниковой навигации. Человек высокообразованный он относился к петербургской, интеллектуальной элите, о которой я писал ранее.  Он не отказывался от дружеской застольной беседы, высказывая иногда парадоксальные мнения.
        Прямой противоположностью ему был строитель телескопов Леонид Серебровский. Небольшого роста, ладно слаженный, с седой головой, с быстрыми все замечающими глазами Он минуту не мог посидеть на месте, был говорлив, знал массу сексуальных анекдотов. Как и Боря, попав к креолкам, он не мог не воздать им должного. С ним однажды произошел такой случай. Все астрономы жили в одной большой комнате в здании обсерватории. Я иногда оставался у них ночевать. В один из вечеров Леонид отпросился на совещание с чилийскими коллегами. Вернулся он довольно поздно, но мы еще не спали. В комнате горел свет. Он начал рассказывать о совещании, уснащая свою речь специальными терминами, при этом он начал раздеваться, чтобы ложиться спать. Когда он снял брюки, то все мужики увидели, что на нем нет трусов. Раздался дружный хохот. Смущенный Леонид юркнул в кровать. Потом от его коллег я слышал легенды о его сексуальных подвигах.

Артисты

        В Чили в это время проходили гастроли Московского мюзик-холла. Из известных артистов в них участвовали Николай Гнатюк и Ольга Воронец. Остальные были менее заметные. Выделялся конферансье и фокусник Володя Долгин. Он также служил надзирателем за моральным обликом артистов. Правда, один раз он имел шумный успех, когда во время номера сумел снять часы с руки начальника полиции Сантъяго. В труппе был довольно большой кордебалет, набранный из девчонок, только что окончивших балетное училище. Эти девочки получали по одному доллару за выступление, голодали, чтобы сэкономить на заграничные тряпки. Они служили разменной монетой. Их использовали руководители труппы и надзиратели, подкладывали  под антрепренеров. Но какое-то их общение без ведома начальства всячески пресекалось. По просьбе посла мне пришлось выступать в качестве переводчика при контактах артистов с прессой. Ко мне обращались местные дельцы с просьбой устроить свидание с балеринами. Говорили:
- - Ваши девушки так сексуальны. Они не раздеваются публично.
        Нужно отметить, что их сценические костюмы были весьма закрытыми
        За исключением нескольких номеров (Николай Гнатюк, Ольга Воронец) в выступлениях наших артистов была откровенная халтура, но, тем не менее, они имели колоссальный успех.  После окончания гастролей антрепренер (бывший одессит, не забывший еще русского языка) дал прощальный ужин. Вино лилось рекой. Стол ломился от лакомств. Особенно изобиловали моллюски. В конце ужина хозяин пригласил артистов – мужчин на второй этаж, где в отдельных комнатах их ждали дамы. Артисты благосклонно приняли эту услугу. Надзирающий помполит забегал по комнатам, вытаскивая оттуда захмелевших артистов. За ним бегал антрепренер со словами:
        - Что Вы волнуетесь, господин? Это все оплачено.

Боровик, Евгений Евтушенко

        Иногда к нам откуда-то сваливался корреспондент Генрих Боровик с сыном Артемом. Он, как метеор, носился по Южной Америке. Когда заглядывал к нам,  любил посидеть в хорошей компании, немного выпить. Тогда он увлекательно рассказывал о джунглях Гондураса, городах Инков в Перу, карнавале в Рио. В то же время он умело выспрашивал о поездках по стране,  что-то постоянно записывая в блокнот. С ним было интересно общаться. Жалко, что он редко появлялся и быстро исчезал.
        Перед самым моим отъездом в Сантъяго появился поэт Евгений Евтушенко, совершающий турне по Южной Америке. Он был гостем поэта Пабло Неруда, только что вернувшегося из длительной эмиграции и жившего в своем имении Исла Негра на берегу моря. Евтушенко читал свои стихи в театральных залах, университетских аудиториях. Выступал он артистически с четким произношением. Особенно ему удалось стихотворение «Гроза», где раскатывалось русское Р-р-р. Аудитории были полны. Приходила вся русская диаспора, а также братья славяне. Много было чилийцев, внимательно вслушивающихся в ритмы незнакомого языка.
        На выступление в Университете приехал Пабло Неруда с мощной охраной. Когда он вошел в зал, аудитория встретила его стоя. Он читал свои переводы русских поэтов, в том числе и  Евтушенко. Евгений большую часть времени проводил в имении Пабло Неруды. Когда он появлялся в посольстве, держался замкнуто, почти не говорил. Только однажды его удалось немножко подпоить, и он за столом, когда дамы ушли, читал свои неопубликованные стихи.
        На прием, который давал ректор Университета в честь Евтушенко, удалось попасть и мне. Я сидел рядом с поэтом и пытался ему переводить длинные и пространные тосты в честь гостя. Прием длился долго. Пили сухое вино маленькими рюмочками (копами). Было более десятка перемен изысканных блюд, большей частью моллюсков. Когда прием закончился, он сказал:
        - Недопито, недоедено. Пойдем ко мне в номер, посидим.
        В его номере нашлась бутылка водки и консервы. Он пожаловался на скуку этих казенных приемов, но вообще он говорил мало, держался как-то настороженно, принимая меня за агента КГБ, хотя ему я рассказывал о моей работе. Наутро мы с ним пошли по магазинам. Его интересовали сувениры, которых он собрал целую сумку. Впоследствии целый мешок с сувенирами он поручил мне довести от Сантъяго до Москвы. А сейчас мы с ним походили по улицам города, поднялись на фуникулере на гору Сан Кристобаль, откуда любовались панорамой города. Он сказал:
- - Как хорошо ходить по улицам, когда на тебя не обращают внимания.

Русская община

        Русская община в Чили невелика и в отличие от других (еврейской, армянской) была значительно разобщена. В составе диаспоры выделяются эмигранты первой, второй и третьей волн. Первая волна –  люди, покинувшие Россию после революции 1917 года. Вторая  появилась после второй мировой войны. Третья – люди, сбежавшие в послевоенные годы. Вообще русские, в отличие от  других, плохо вживаются в существующее общество. Мужики почти все  пьют.
        Главой русской общины был князь Андрей Михайлович Куракин – потомок известного с шестнадцатого века, российского, знатного рода. Его предки были прототипами персонажей романа «Война и Мир». Куракины уехали из России еще до революции, поэтому они сумели сохранить семейные капиталы. Князь был вполне обеспеченным человеком. Во время Отечественной войны он перевел крупную сумму денег в фонд обороны и получил благодарственное письмо за подписью Сталина, чем он очень гордился. Это был высокий седой,  стройный человек с тонкими аристократическими чертами лица и внимательными умными глазами. Его отличал правильный, литературный русский язык, который почти исчез сейчас в России. В разговорах с нами он постоянно поправлял англицизмы, уже тогда въевшиеся в наш язык. Он был глубоко религиозен. Строго соблюдал все каноны православной веры. На его средства была построена небольшая православная церковь. Он добился присылки туда для служения выпускника Троицо-Сергиевской семинарии. В его особняке была небольшая молельня. В ней хранилась древняя, чудотворная икона Курской Божьей матери, вероятно, ранний список с Владимирской Божьей матери. Он уверял, что эта икона предотвратила нашествие Тамерлана на Русь. Он хорошо знал историю Руси. К современной власти в России он относился  со скепсисом, но без злобы. Собирался побывать в России   и посетить могилы своих именитых предков.
Моими хорошими знакомыми была семья Очеретиных. Полковник Обнорский - основатель семьи был одним из сподвижников Колчака. (Мой отец и дядя участвовали в разгроме Колчаковской армии). После гражданской войны семья Обнорских обосновалась в Харбине. В  этой семье  родились дочь и сын, которые в свою очередь обзавелись семьями внутри Харбинской диаспоры. Дочь полковника вышла за инженера Очеретина. Старшее поколение умерло и  похоронено в Харбине. Дети их мирно жили там до китайской, культурной революции. Хунвейбины учинили разгром русской колонии. Они грабили, убивали, насиловали. Местные власти предложили эвакуировать русских из Харбина. Организовать эту эвакуацию взялся Всемирный совет церквей.
Охраняемые полицией русские семьи с минимумом пожитков шли сквозь многотысячную толпу хунвейбинов, которые плевали в них, оскорбляли  и грозили расправиться. Было неясно, дойдут ли они до безопасного места. Корабль, нанятый ВСЦ, развез их по странам Тихого океана. Сын полковника попал в Австралию, семья Очеретиных 222 в Чили. Глава семьи устроился на работу, но, как большинство русских мужиков за границей, запил и исчез. Его жена зарабатывала на жизнь шитьем, стиркой. Это была пожилая очень гостеприимная женщина. Она всегда старалась угостить пирожками, ватрушками. Поражал ее хороший, напевный русский язык (Так говорила моя бабушка). Две ее девочки учились: старшая Ира в медицинском институте, младшая Лена – в школе и мечтала стать филологом – славистом. Они почти ничего не знали о нашей стране. Пришлось им открывать Пушкина, Есенина все, что для нас было изученным в школе, для них было новым, неизведанным. Они были обе ревностными прихожанками православной церкви.  В отличие от большинства креолок не грешили. Они заметно выделялись среди смуглых креолок своими светло-русыми волосами, голубыми глазами, округлыми лицами и очень статными фигурами. Интересно, как пережили они Пиночетовскую заварушку.
        Если судьба Очеретиных была относительно благополучна, то судьба Александра Швецова и его жены была значительно трагичнее. Познакомились мы с ним случайно. Мы с Алешей ехали в автобусе и обсуждали по-русски достоинства проходящих за окном креолок. Вдруг к нам подсел небольшой мужичонка, вслушиваясь в наши слова. На остановке он сошел вместе с нами.
- - Русские? – спросил он как-то смущенно.
- - Русские, – отвечали мы.
- - Давно сбежали?
- - Мы не сбежали, мы в командировке.
- - А обратно когда?
- - Скоро поедем.
        Тут он залился слезами. Мы  успокаивали его, как могли. Он рассказал свою историю.  Родом он с Кубани, из середняцкой, даже не казацкой, а иногородней семьи. Гражданская война. Через их поселок проходит Красная Армия. Это описанный в романе Серафимовича – «Железный поток». Красноармейцы расстреливают его брата, а он бежит к деникинцам отомстить. Потом разгром, отступление, паническая посадка на корабли в Новороссийске. Галлиполийские лагеря. Оттуда начались его странствия по миру: Прага, Париж и, наконец, Сантъяго. Где-то в этих странствиях он нашел русскую жену, такую же бесприютную, как и он.  Никаким языком, кроме русского, он не владел. Несмотря на преклонный возраст пенсии никакой не получал, а жил на подачки от церковного прихода. Его жилище на берегу реки Мапуче было похоже на собачью конуру, без окон. Свет проходил только через дверь. Внутри только кровать и маленький столик. Единственной мечтой его было, хоть одним глазом взглянуть на места, где он родился. Мы говорили о нем в посольстве. Возражений против приобретения им советского гражданства у посольских не было. Но депортировать его в Россию невозможно, где взять тысячу долларов на билет Сантъяго  - Москва.
        Кроме названных было еще несколько человек, объединенных вокруг церкви. У всех эмигрантов первой волны не было злобы на Россию. Наоборот, они стремились на свою историческую родину и сохраняли язык, религию и традиции своей страны.
Другое отношение к нашей стране были у эмигрантов, прибывших после второй мировой войны. Эта была большая группа власовцев, бендеровцев, немецких полицаев. Они тоже держались вместе, почти не соприкасаясь с эмигрантами первой волны. Религиозностью они   не отличались,  собирались вместе, пили, пели хором русские и украинские песни, злобно, большей частью матерно поносили Советскую власть. В этой группе были одни мужики, и они постепенно растворялись в окружающем этносе.
        В университете работал шофером один русский – офицер, сбежавший  из ГДР в Западный Берлин. Мои чилийские коллеги несколько раз пытались устроить нам свидание, но этот тип в последний момент ускользал.
        Еще было несколько молодых русских женщин, вышедших за чилийских студентов, учившихся в Союзе. Они трудно вживались в незнакомую жизнь. Они все оставили себе советские паспорта. Интересно, что произошло с ними во время путча, ведь их мужья придерживались левых взглядов.

Армянская диаспора

        Также нас земляками считали армяне. Армянская диаспора была достаточно большой и хорошо организованной. Ей принадлежала большая честь текстильной промышленности страны. В Сантъяго располагался  армянский, культурный центр, где диаспора собиралась по национальным праздникам, в том числе и по годовщинам Октябрьской революции. Армянские промышленники принимали нас в своих загородных дворцах, выстроенных в восточном стиле. Как выяснилось из разговоров, они не порывают связи с исторической родиной и имеют  финансовые связи с Ереваном.

Одесская диаспора

        В предпринимательстве и банковском деле преуспели и другие выходцы из России – одесские евреи. Хотя их потомки уже вжились в местный обиход, старики с ностальгией вспоминают Одессу. С одним из старых одесситов я столкнулся при покупке шубы. Мне дали адрес и сказали: - «Вызови хозяина и поздоровайся с ним по-русски». Я вошел в магазин при фабрике и попросил позвать хозяина. Через некоторое время ко мне вышел пожилой человек с характерной еврейской внешностью.
- - Соломон Абрамович  привет Вам из Одессы  – сказал я.
- Что Ви били в Одессе? – Последовал ответ с южно-русским акцентом.
        Он пригласил меня к себе в кабинет. Появились вино, закуска. Хозяин
засыпал меня вопросами об Одессе, на некоторые я сумел ответить. Перешли к деловой части.
- - Вам, конечно, нужна шуба.
        Он позвал своих сотрудниц и попросил меня выбрать ту, которая по своему росту и фигуре походила на мою жену. Я выбрал одну из сеньорит. Принесли кучу шуб, и Соломон стал мерить одну за другой, обсуждая достоинства той или иной модели. Наконец, мы остановились на одном экземпляре. Я достал деньги. Хозяин сделал мне значительную скидку.
- - Поговорить с человеком, который недавно был в Одессе, это все равно, что заработать миллион песо – сказал он.
        Мы расстались довольные друг другом.
        В университете со мной часто общалась Ракель – подруга Хусты Марии, помогавшая ей в революционных делах. Она была внучкой другого одесского еврея. Она рассказывала мне о жизни еврейской диаспоры. Там была строгая дисциплина. Все кардинальные вопросы решались на совете старейшин. Без одобрения этого совета член диаспоры не мог начать новое дело, ни даже жениться. Ракель говорила:
- - Я могу иметь любовников, но выйти замуж и родить ребенка я могу только от того человека, которого назначит дед. Избранник деда может жить и не в этой стране.
        Этот совет диаспоры жестко контролировал финансовые потоки, как внутри страны, так и между странами. Она слышала, что существует где-то в Европе или США таинственный совет, который контролирует финансовую деятельность всех диаспор. Видимые дельцы - богачи могут быть лишь куклами закулисных кукловодов.
Что касается молодежи, то парни и девушки по достижении 18 лет должны отправляться в Израиль и проходить военно-идеологическую подготовку в специальных лагерях. После им дается возможность бесплатной поездки по странам Европы и Америки.

        Б.Б. Родоман подготовил для "Проза.ру" 23 июля 2022 г.







Иосиф Михайлов

ИРИНА

Город Харбин был основан в Манчжурии в 1898 году при постройке Китайской восточной железной дороги от Читы до Владивостока. Он был центром этой магистрали, соединяющей кратчайшим путём Владивосток с Россией. По договору с Китаем этот город был объявлен экстерриториальным образованием, на который не распространялись законы Китайской империи. Население города в основном состояло из служащих КВЖД. Потом в городе начали селится купцы. ведущие торговлю с Китаем. Вокруг города возник посад из китайских фанз. где жили торговцы. обслуга, ремесленники из местного населения. В городе были открыты православные храмы, гимназии, ремесленные училища. Город процветал  и развивался.
В 1920 году население города значительно увеличилось. Туда пришли остатки белогвардейских войск. вытесненные 6 Красной армией под командованием Василия Блюхера. они влились в русскую диаспору Харбина и перешли к мирной жизни. Харбин с русскими школами, церквями был им не чужим городом. Среди отступивших войск оказался полковник Владимир Обнорский с женой и двумя маленькими детьми. Он командовал частями береговой артиллерии, участвовал в русско-японской войне. Когда наступил 1917 год он остался при своих береговых пушках. Когда в Сибири произошёл чехословацкий мятеж, власть перешла к белогвардейскому правительству адмирала А.В. Колчака, полковник  был призван в армию и участвовал в боях против Красной Армии. После разгрома белой армии в Харбине он оказался преподавателем математики в гимназии. Это давало семье небольшой, но достаточный доход.
Шли годы. Дети росли. Окончили русскую школу. Им постоянно приходилось контактировать с местным населением. Какие-то основы китайского языка они получили. В 1932 году японские войска оккупировали Манчжурию, создав марионеточное государство Манчжоу-Го. Меньшая часть диаспоры активно сотрудничало с японцами и даже участвовало в боях у озера Хасан и Халхин-голе. но    большая часть русской диаспоры продолжало жить своей внутренней жизнью. К ним также относилась семья полковника.
В 1935 году КВЖД была продана Советским союзом. большая часть сотрудников железной дороги вернулись на родину. Русская диаспора уменьшилась и полностью потеряла связь со Советским союзом.  Но тем не менее сохранилась. Теперь она состояла в основном из из эмигрантов  времён гражданской войны. Существовали 28 православных храмов. Работали русские школы и даже два высших учебных заведений. где преподавание велось на русском языке.
19 августа 1945 года в Харбин вошла Советская армия. В жизни диаспоры ничего не не изменилось. Были выявлены лица. активно сотрудничавшие с японцами и преданы суду. К бывшим белогвардейским офицерам, которые были в преклонном возрасте, никаких репрессий на применялось.  Многонациональным городом управляла советская военная комендатура. Русская диаспора была частью населения и не выделялась в положительную или отрицательную стороны. 28 апреля  1946 года советские войска покинули Харбин. передав властные полномочия Народно-освободительной армии Китая. Положение русской диаспоры не изменилось.
Дети Полковника Обнорского выросли. Обзавелись семьями. Его дочь Мария Владимировна вышла замуж за студента Александра Очеретина - друга детства, сына бывшего офицера артиллериста. служившего под началом полковника Обнорского. В этой семье родились две девочки Ирина и Александра. Полковник Обнорский скончался и был похоронен на русском кладбище Харбина. Относительно спокойная жизнь продолжалась и в то время. когда была провозглашена Китайская народная республика и к власти пришёл Мао Цзе-дун. Жизнь русской диаспоры изменилась, когда в Китае произошла "культурная революция". Молодые люди с красными цитатниками Мао громили исторические памятники. Убивали всех несогласных с ними. В Харбине особенными преследованиями подверглась русская диаспора. Хунвейбины оскверняли и разрушали православные. убивали священников. Русским женщинам было невозможно выйти на улицу. Их раздевали и подвергали коллективному изнасилованию. Убивали с особой жестокостью и других членов диаспоры. Духовные руководители диаспоры обратились во Всемирный совет  церквей за помощью.
Наконец в порт Циндао прибыли пассажирские суда. Но как вытащить православных русских. Везде на улицах. на транспорте  - толпы беснующихся хунвейбинов. Положение спасли китайские военные. Они терпеть не могли хунвейбинов. но ликвидировать их не могли. За ними стоял Мао и его ближайшее окружение. Место проживания русской диаспоры оцепили и создали  живой коридор из солдат по которому к вокзалу. взяв с собой минимум вещей, шли к вокзалу русские харбинцы. За цепью солдат стояли толпы беснующихся хунвейбинов, которые выкрикивали все известные ругательства, плевали и кидали навозом и мусором в проходящих мимо русских.  На вокзале стоял специальный поезд. также охраняемый вооружёнными военными. Поезд без остановок довез их до Циндао. Там они также по военной охраной были распределены по морским судам. Две родственных семьи Обнорских и Очеретиных попали на разные суда. Семья Обнорских была высажены в Австралии. Семья Очеретиных ещё долго качалась на волнах Тихого океана, пока судно не остановилось на рейде порта Вальпараисо. На борт судна прибыл глава русской диаспоры в Чили князь Андрей Михайлович Куракин и священник русской православной церкви.  Началась выгрузка на берег.
Род князей Куракиных ведёт свою родословную от великого князя литовского Гедыминаса. Внук Гедыминаса Патрикий выехал из Литвы в Новгород, где занял руководящие должности. В свою очередь внук Патрикия Андрей по прозвищу Курака перешёл в Московское княжество во время княжения Василия 1 Дмитриевича.  С тех пор князья Куракины стали одними из знатных и богатых семей Московского и дальше Российского государства. Они занимали высокие государственные посты. Лев Николаевич Толстой в романе "Война и Мир" выводит одного из представителей этой семьи в образе Анатоля Курагина. Во второй половине XIX века Куракины переселяются во Францию, но не оставляют свои родовые владения на родине.  В годы Второй мировой войны они уезжают из Европы и поселяются в Чили. Они не забывают о свой прародине. В 1942 году Андрей Михайлович Куракин перевёл в фонд обороны нашей страны более миллиона долларов. В его рабочем кабинете рядом со старинной иконой Курской божьей матери под стеклом висело письмо благодарности, подписанное И. Сталиным. Он построил на свои деньги православный храм и добился присылки священника из Троицко- Сергиевской семинарии. Он был в хороших отношениях с властными структурами Чили и был желанным гостём в нашем посольстве. Он помогал членам небольшой русской диаспоры материально с трудоустройством и проблемами быта.
Семья Очеретиных была перевезена в Сант Яго и размещена в небольшой квартире на окраине города в блочном доме. похожим на наши хрущёбки. Началась адаптация к новым условиям. Мария Владимировна и её дочери довольно быстро овладели чилотским диалектом испанского языка. М.В. получила работу в торговой фирме. В то время на чилийский рынок стали в изобилии поступали товары из Китая. Нужны были специалисты для общения с китайскими продавцами, а М.В. владела основами этого языка. Старшая сестра поступила на медицинский факультет Чилийского университета а младшая продолжила обучение в школе. Глава семьи Александр Очеретин не смог вписаться в новые условия. Он запил и исчез из семьи.
Когда я готовился к поездке в Чили, меня пригласили в общество "Дружба". занимающееся связями с соотечественниками за рубежом. расположенное на Воздвиженке. Там мне предложили установить связи с соотечественниками в Чили. Только что минул год, как были налажены дипломатические отношения с этой страной, в "Дружбе" не было никаких сведений о соотечественниках. Я обещал, что по мере возможности выполню их просьбу. Мне выписали мандат для выполнения этой работы.
После моего прибытия в Чили я обратился к послу СССР в Чили за помощью в выполнении порученной мне миссии. Через некоторое время мне позвонили и пригласили в особняк Посла. Когда я прибыл, меня проводили в беседку, расположенную над бассейном. Там сидели посол и высокий пожилой человек. Седина только проблескивала в его волосах.  Типичное славянское лицо с очень внимательными темными глазами. Одет он был в хороший деловой костюм с тёмно-синим галстуком и платочком цвета галстука. При моём появлении этот человек встал. Мне посол сказал: - Представляю Вам князя Анатолия Михайловича Куракина - доброго друга нашей страны". Потом Посол представил меня, как профессора географа Московского Университета, прибывшего по контракту в Чилийский университет. Посол указал мне на свободное кресло. На столе появилась бутылка хорошего вина. Потекла неторопливая беседа. Собеседники интересовались моими работами в Москве. моим семейным положением. я кратко рассказал о моих работах. В рассказе упомянул о картине Тропинина, где изображён один из предков А.М., экспонированную в Третьяковской галерее. чем вызвал улыбку моего собеседника. Результатом беседы было приглашение посетить князя в его резиденции. Договорились о сроках посещения.
Через несколько дней мне позвонил Анатолий Михайлович и пригласил меня к себе. С некоторым волнением я прибыл на улицу Колумба в аристократической части города. Небольшой двухэтажный особняк, весь утопающий в зелени. Нажимаю кнопку звонка у калитки. Появляется пожилой слуга. На русском языке осведомляется, кто я?. Я называю себя. В ответ слышу: -"Их сиятельство ожидает Вас. Следуйте за мной". Входим в небольшую дверку сбоку особняка. По узкой лестнице поднимаемся на второй этаж. Открывается дверь кабинета. Слуга докладывает: -"Профессор Михайлов". А.М. встречает меня на пороге кабинета и показывает на уютное кресло у маленького столика, где мы усаживаемся. Хозяин говорит: - "Давайте общаться без титулов по имени. отчеству. Вы не привыкли к этому этикету".   
Рабочий кабинет А.М.  был относительно небольшой комнатой. В её центре стоял массивный письменный стол с позолоченным чернильным прибором. За ним на стенке висела репродукция картины Тропинина, где с садовой лейкой был изображён один из предков А. М.. Рядом с ней в рамке за стеклом висело благодарственное письмо от И.В. Сталина. Одну из стен занимали окна выходящие в сад. Противоположная стена, у которой стоял наш столик и кресла, была занята галереей портретов древнего рода Куракиных. Остальные стены были заставлены книжными шкафами.
Принесли кофе и бутерброды. Разговор не торопливо развивался. В начале мы обсуждали историю рода Куракиных и их роль в русской истории. Князю понравилось, что  я разбираюсь в князьях, царях императорах и императрицах. Я рассказал ему о моих контактах С Л.Н. Гумилёвым. Он сказал, что о поэте Н.Гумилёве он слышал, а его сыне услышал впервые. Он не поддержал евразийскую концепцию Л. Гумилёва. но он сказал, что это очень интересно.
После разговор зашёл о русской диаспоре в Чили. Основу диаспоры составляет несколько семей, покинувших Россию в годы гражданской войны. В настоящее время в семьях растут внуки эмигрантов, но они не забывают родной язык и обычаи своей страны. Все они ревностные прихожане православной церкви. К ним примыкают несколько жён бывших студентов российских вузов. Все они лояльно относятся к совремённой России. Кроме того в Чили есть группа бывших власовцев. Эта группа мужчин, вступившими в брак с местными жительницами. Их дети не знают русского языка, да  они сами стали его подзабывать. В церкви они изредка появляются. Есть ещё несколько перебежчиков из солдат и офицеров заграничной группы войск в ГДР, но они никак не общаются с остальными членами диаспоры. В заключение разговора князь пригласил отобедать в ближайшее воскресение у него.
В воскресенье, одев свой парадный костюм с платочком в нагрудном кармане под цвет галстука  с небольшим букетом цветов на такси подъехал к особняку князя.  Знакомый мне слуга через парадный вход ввёл меня в большой приёмный зал и через широкие двери в столовую - высокий зал, где на стенах висели картины с пейзажами русской природы и изображениями православных храмов. Посредине стоял большой продолговатый стол, сервированный на 12 персон. Мой провожатый указал мне на стул, где я должен занять место за столом. В зале находилось несколько мужчин и нарядно одетых женщин. Все они с удивлением смотрели на меня. Боковые двери бесшумно распахнулись и в зал вошли князь и княгиня. Князь представил меня княгине. Княгиня была высокая  стройная седовласая женщина в тёмно-лиловом платье до щиколоток. На голове у неё красовалась диадема, а на груди сияло колье из драгоценных камней. Я слегка поклонился княгине и поднёс ей букет. Она улыбнулась и произнесла: - "Не часто нас жалуют гости из Москвы" и протянула мне руку. Я прикоснулся губами к её запястью. Князь представил меня гостям, называя имя гостя. Мужчины кланялись. женщины приседали. мы сели за стол. Моей соседкой оказалась Мария Владимировна Очеретина. Когда с ужасом поглядел на количество столовых приборов. Она это увидела и сказала: - "Вы наверно не часто посещали званые обеды. Не стесняйтесь, я вам подскажу" .  Обед состоял из нескольких блюд. Я не помню меню. М.В. помогала мне с выбором приборов. Затруднение у меня вызвали каперсы. которые я видел в впервые. но и тут мне помогла Мария Владимировна. После обеда перешли в залу. Возник общий разговор на религиозные темы. Я рассказал о кремлёвских соборах. Троицкосергиевской, Киевопечорской и Александро-Невской лаврах. Софийских соборах в Киеве и Новгороде и действующих церквях: Воскресения словущего на Успенском вражке в пяти минутах ходьбы от Кремля и Ильинской церкви на заболотье в глуби Мещёры, основанной при князе Андрее Боголюбском. Андрей Михайлович дополнял мои рассказы. Он уже побывал в Москве, Ленинграде и Новгороде. Попрощавшись с князем и княгиней я вышел вместе с Марией Владимировной и её дочерьми и вызвался проводить их до дома. Поймав свободное такси, я отвёз их на окраину города на улицу Эйнштейна. Она пригласила зайти на минутку. Мы выпили по чашке чая со вкусными пирожками. Хозяйка пригласила заходить к ним в гости без церемоний.
Мария Владимировна была полная, но не потерявшая фигуры женщина с седыми волосами. На её типичном русском лице выделялись тёмные, добрые и внимательные глаза. Поражал её говор, мягкий. распевный. Так говорила моя бабушка и её сестры. Старшая сестра Ирина была стройной, невысокой девушкой со стройной фигурой, которую облекало красивое тёмно-бордовое платье с белым кружевным воротничком. Платье было выше колен, открывая её красивые ноги. Её светло-русые волосы опускались на плечи. обрамляя круглое русское лицо с лёгкой детской припухлостью. Когда она улыбалась, на щеках появлялись ямочки. Карие глаза, в них таилась смешинка. Её сестра Саша была еще угловатым подростком с тёмными  волосами и  и тёмно-синими глазами, смотревшими вопросительно на мир.
Ира взялась проводить меня до ближайшей остановки автобуса. Прощаясь, я наклонился и поцеловал ей руку. она покраснела и засмущалась, но руку не отобрала. Я ощутил, что какая-то искра пробежала между нами. Всю ночь мне снились князь. княгиня и Ирина. Через два-три дня я отправился на авениду Португаль на географический факультет Чилийского университета, где я проводил занятия со студентами.  Когда я подходил к входу в университет, я увидел Иру, выходящую из автобуса. Увидев меня, она подбежала ко мне: - "Приходите к нам в воскресенье обедать. Я очень, очень буду Вас ждать".  К нам присоединилась группа студентов - будущих медиков. Она им стала объяснять, что этот профессор из Москвы. Студенты жали мне руки, представляясь и дружелюбно улыбаясь.  Ирина в окружении будущих врачей пошла в соседнее здание медицинского факультета, а  я устремился к моим студентам географам.
Во воскресенье я пошёл на улицу Эйнштейна, захватив московские сувениры и купил по дороге цветы. Меня ждали. Сёстры очень обрадовались. Меня посадили за стол, где меня ждал горячий борщ и вкусные пирожки, испечённые Марией Владимировной. За столом шёл разговор о религии. Семья была глубоко верующей, соблюдающей все каноны православия. Для них - людей, потерявших родину. вера была тем спасательным кругом, который позволил им выжить в нелёгких жизненных условиях. Эта семья была уверена, в Советском союзе все церкви взорваны. а служители культа уничтожены. Не отрицая фактов ликвидации церквей и священнослужитилей. я отметил, что православие широко распространено в нашей стране. Привёл примеры действующих церквей в разных частях нашей страны. Было восстановлено патриаршество. Рассказал о своей бабушке. глубоко религиозном человеке. Упомянул о своёй крёстной. что было одобрено Марией Владимировной.
Сёстры вызвались показать мне город.  Мы осмотрели центр города: президентский дворец (La Moneda), Дворец Сената на Plasa de Armes, а также памятники Кауполикану, вождю индейцев Мапуче, который был соратником основателя города Педро де Вальдивия. Кауполикан считал, что конкистадор является союзником и освободителем от ига Инкской империи. Потом вождь убедился, что испанское иго ещё хуже инкского. Он поднял восстание и одержал ряд побед над испанскими конкистадорами. Там же стоял памятник О,Хигинсу сыну наместника испанского короля, который возглавил восстание против испанского владычества и основал республику Чили. В конце поднялись на фуникулёре на скалистый холм Сьерра Калан. где над городом распростерла руки гигантская скульптура Девы Марии.
Мои друзья мне говорили шутя. что это единственная непорочная дева в городе.  Общение с сёстрами заставило меня сомневаться в правдивости этого тезиса.  Сексуальная революция пришла в столицу Чили в середине прошлого века. Она ещё умножилась на южный темперамент. Мои студентки публично афишировали множество бой-френдов, которых они меняли. по их словам, как перчатки. Одна моя знакомая милая женщина был бабушкой в 29 лет. Никогда не упоминались имена виновников произошедшего. Причём некоторые их них были ревностными католичками. По воскресеньям ходили в собор на мессу. исповедовались у священника. Вероятно, у католиков сексуальное общение и даже рождение вне брачного ребёнка не считается грехом. В семье Очеретиных всё было наоборот. Главное в жизни, чтобы не нагрешить и не ввергнуться после смерти в ад.
Наши отношения с Ирой продолжали развиваться. Я от нее не скрывал, что у меня в Москве осталась семья. После окончания контракта я обязательно вернусь на  родину и в семью. Я в то время вёл курс факультативных занятий. Они обычно проходили во второй половине дня. Иногда я задерживался в беседах со слушателями.  Ирина терпеливо ждала меня на скамейке у выхода из аудиторного корпуса. Её уже знал весь факультет. Iren - amiga de professore ruso. Мои студентки говорили мне: - "Дон Хосе, вы суперпатриот. Стоило проехать десятки тысяч километров, чтобы найти русскую девушку. Посмотрите на нас. Мы молоды,  красивы, сексуальны". Я говорил им комплименты, но не с одной не сблизился.
Когда я освобождался от своих студентов, мы с Ирой ходили по городу. Заходили в кафе. где хозяева знали нас, дружелюбно приветствовали. За нами был закреплён столик в тени. Легкий ужин с бутылкой сухого вина. Неспешный. задушевный разговор. я провожал её на улицу Эйнштейна. целовала меня на прощание и скрывалась в доме. а я шёл по ночному городу в своё логово.    
В начале я жил в официальном общежитии для преподавателей Чилийского университета. где у меня была отдельная комната. Хозяйкой пансиона была  сеньора бальзаковского возраста с бегающими глазами. Она откровенно пыталась навязать близкое общение  со своими постояльцами, среди которых были американцы. японец и румын. Как мне говорили мои коллеги. эта сеньора была сотрудником местной охранки и агентом ЦРУ. Мои вещи и записи постоянно подвергались осмотру. Через два месяца один мой хороший знакомый - профессор университета - ветеринар Альберто предложил мне переехать к нему. Он владел   двухэтажным особняком. Он жил в нём один. У его родителей была фазенда на юге страны, где они жили постоянно.  Он выделил мне небольшую комнату. выходящую окнами и стеклянной дверью в небольшой апельсиновый сад.  Мне было разрешено приглашать гостей и пользоваться соседней гостиной. Сам Альберто жил на втором этаже. Я туда никогда не поднимался. За порядком в доме в доме следила приходящая служанка - молодая девушка, которая ходила по дому в не застёгнутом  халатике на голое тело. Альберто сразу предупредил меня. Патрисия добрая и честная девушка. Она будет тебя соблазнять, но не заводи с ней романа. Её старшие братья вытрясут из тебя всё, что у тебя есть.
Наши встречи с Ирой продолжались. Наступил знойный январь. Температура стала подниматься к 30о. Столица Чили лежит в межгорной котловине. Если нет ветра, городской смог накапливается. дышать становиться трудно. Занятия Ирины и мои лекции прекратились - летние каникулы. Мы с ней договорились съездить в горы. Рано утром автобусом мы выехали к горам. Через час тряской езды вылезли у начала долины Майпу. Эта долина довольно широкая окружена крутыми, почти отвесными горными склонами. В конце долины видны снежные горы, откуда спускается прохладный горный бриз. Перекусив в кафе у остановки автобуса, мы отправились вверх по реке. Речка была небольшая. Нам часто приходилось её пересекать не выше колена. но вода в ней была холодная. Эта долина была сформирована ледником, спускавшемуся с Анд. Вот гряда валунов, где ледник остановился. Потом он снова отступил и за грядой образовалось озеро. Потом это озеро прорвало и по долине понёсся сель, оставляя грязекаменные отложения. Удивлённые глаза Иры смотрели на меня, как на волшебника, раскрывающего какие-то тайны. Днище долины было занято посевами, небольшими рощицами южного бука и купами кустарника.  Под одним из кустов мы наткнулись на перу, которая занималась любовью на природе. Они так увлеклись своим занятием, что не заметили нас, хотя мы проходили в трёх шагах от них. Ира вдруг вспыхнула и быстрыми шагами пошла по тропинке вверх по долине. Я еле поспевал за ней. Когда мы отошли на порядочное расстояние, она остановилась и прижалась ко мне. Мне казалась, она дрожала. Она подняла голову и сказала: -"Я мечтала, что у меня останется твоя маленькая копия. но это большой грех, и он не проститься мне не в этой жизни, не в будущей. Что мне делать?". Но что я мог ей сказать. Мы вышли на дорогу, идущую по долине пошли молча по направлению к городу. Мы перекусили в трактирчике. дождались автобуса и уже затемно прибыли в город. Я проводил её до дома. Она долго стояла прижавшись ко мне. но потом резко разомкнула свои объятия и бегом устремилась домой.
Через неделю тоже рано утром мы уехали на пригородном поезде  в парк Акулео. Я уже был там на дне рождения Посла. Акулео - это живописная межгорная котловина с озером. С хорошим оборудованным пляжем. Около озера располагаются небольшие ресторанчики. Выше по склону выходы термальных вод. Там оборудованы индивидуальные бассейны с лежаками и кранами, из которых подаётся минеральная вода. Я заплатил в конторе за два часа пользования бассейном получил номерок, мы пошли разыскивать арендованный бассейн. Все бассейны были открытыми и пока мы шли могли любоваться полуобнажёнными и совсем обнажёнными сеньорами и сеньоритами. в одиночку или попарно, лежащими в теплой. минеральной воде. Мы нашли свой номер. Я открыл кран и бассейн начал наполняться лечебной водой. Я разделся до плавок и спустился в бассейн. Ира сняла сарафан. немножко подумав сняла лифчик и обнажила свои девичьи груди. Они были небольшими, но округлой формы, как у Венеры милосской. Их венчали нежно-розовые сосочки. У дам из соседних бассейнов они были чёрными или коричневыми. Мы провели положенные два часа в этой целебной ванне. Потом мы искупались в озере, повалялись на песке. Пообедали, выпили бутылку хорошего вина. Побродили по залесённым горным склонам. Усталые, но довольные мы отбыли на поезде в душный город.
Время бежит быстро Кончились  зимние каникулы. Ира вернулась на занятия. Я несколько раз уезжал в командировки на остров Пасхи и Огненную Землю. Однажды Ира зашла ко мне домой. Как раз дома был Альберто. Он пригласил нас в гостиную. Он достал вино с фазенды родителей. Пати организовала нам стол. Мы долго сидели разговаривали на испанском. Вдруг Альберто говорит: - "Слушай. Ирен. Хосе скоро уедет домой. а ты выходи за меня. Мы можем обвенчаться в твоей церкви. Я приму твою веру".  Она покраснела, смутилась, но ничего не ответила. Через некоторое время зазвонил телефон. Подошёл Альберто. Потом он обратился  к нам: - " Извините. Меня вызывают. У одной знатной дамы не может разродиться болонка". Он ушёл. Мы остались одни в этом доме. Пошли в мою комнату. Под влиянием коварных винных паров мы были возбуждены  и могли согрешить. Но тут дверь тихонько приоткрылась, и в комнату вошла кошка. Она обычно спала у меня в ногах. Уставив свои зелёные глаза на Иру, Она громко и недовольно замяукала, требуя освободить свое лежбище. Ира вспыхнула. Быстро собралась : - "Бог не хочет, чтобы я согрешила". Я вышел вслед за ней. нашёл свободное такси и отвёз её домой. Она как-то быстро поцеловала меня и скрылась в доме.
В феврале закончились летние каникулы. Ира пошла на занятия. Мой курс лекций был записан на магнитофон. Его подготовили к изданию. Я засёл за редактирование гранок издания. После редакции мой курс был издан.  Проректор Университета обратился ко мне с поручением - повторить мой курс в Южном университете в городе Вальдивия. Меня отвезли в этот город. где поселили в университетском кампусе. Я читал лекции уже по изданному учебнику совершил несколько интересных маршрутов по Вулканическому Югу Чили. Ире я звонил по вечерам на улицу Эйнштейна, но наши разговоры были краткими и немногословными. Через три недели я вернулся в столицу и поселился у Альберто. Я заходил на улицу Эйштейна. Но почему-то больше разговаривал с Марией Владировной и Сашей. Ира ссылалась на необходимость штудирования медицинских учебников.
Близился к концу мой контракт с Чилийским Увиверситетом. Я обратился в представительство компании Ал-Италия и перекомпасировал мой авиабилет на возвращение в Москву через Рим, оговорив суточную остановку в Рио-де-Жанейро. Произвёл финансовый расчёт с Университетом. Нанёс прощальный визит князю А. М. Куракину. Пришёл попрощаться с семьёй Очеретиных. Принёс последний московский сувенир - открытку, где изображена Красная площадь с Покровским собором, больше известным, как храм Василия Блаженного. На обороте открытки я написал по памяти стихотворение А.С. Пушкина.
 
Я Вас любил. Любовь, быть может,
В моей душе угасла не совсем,
Но пусть она Вас больше не тревожит.
Я не хочу печалить Вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим.
Я Вас любил так пламенно, так нежно,
Как, дай Вам Бог любимой быть другим.

Вот мы в аэропорту. Проводить меня пришли: консул, проректор университета, мои друзья - коллеги, включая Альберто, сестры Очеретины, которые не от отходили от  Альберто. Мне всё жали руки с пожеланиями счастливого пути и возвращения на Чилийскую землю. Последней подошла Ирина. Она молча протянула руку и даже не подняла глаза. Вот я в самолёте у иллюминатора. Лайнер по спирали набирает высоту, чтобы перелететь через Анды. С каждым витком знакомый город становится все меньше и меньше. пока не превращается в серое пятнышко. А там живут дорогие мне люди, которые остаются только в моей памяти.

P. S.  Спустя несколько лет мы с Раей попали в Ленком на рок-оперу "Юнона и Авось". Когда со сцены зазвучал хрипловатый голос Николая Караченцева:
... Парафраз долетевший откуда.
Я тебя никогда не увижу.
Я тебя никогда не забуду.

У меня что-то кольнуло в сердце.
Когда мы выходили из театра. Рая сказала мне: - "У тебя в Чили был серьёзный роман". Больше мы с ней к этой теме не возвращались.

Михайлов И.С.
14.06. 22.

Переписка Иосифа Михайлова с Татьяной Герасименко в июле 2022 г.

        Добрый день Татьяна. Вы правы. что существование Бориса вне официальной науки пошло ему на пользу. Ему не нужно было приборов и пробирок.. Он сумел создать новую отрасль науки -"родоманистку". как называют её друзья. Эта работа относится не только к географии. а к пространственной логике. У него есть ученики и последователи, его признавали зубры нашей науки Н.Н. Баранский и Ю.Г. Саушкин. но он не мог вписаться в коллектив геофака МГУ. Мне пришлось работать на геофаке с 60 по 70 год и покинуть факультет раньше Бориса. Если Вам интересно смогу прислать мои наблюдения в коллективе этого учреждения. Судьбу Родомана можно назвать счастливой по срмоего ленинградского знакомого Льва Николаевича Гумилёва, который получил 18 лет лагерей за свою инаковость.
        Когда я работал на факультете меня направили в двухлетнюю командировку в Чили, где я работал профессором Чилийского университета и сумел объездить всю страну. Борис, когда прочитал мои заметки об этой стране, сказал мне: - "Это была самая яркая страница твоей жизни". Эти заметки составляют восьмую самую обширную главу этой книги. К сожалению, только с одной иллюстрацией - фото одной из представителей русской диаспоры Ирой Очеретиной, рассказ о которой Вам переслал Борис. 
 
18.07.2022, 15:59, "Герасименко Татьяна"

    Очень сложно быть нестандартным вообще, а в нашем обществе и подавно. Родоман очень инаковый, если так можно выразиться. Но он к тому же вызывающе инаковый, не способный и не желающий хотя бы сделать вид, что он признаёт социум...
    Может, даже хорошо, что он был вне его? Это давало ему право и возможность не притворяться,  не "вписываться", не заниматься тем, к чему не лежит душа.
    В то же время  он ведь и не просился никогда в ИГ. Он часто говорит, что его не взяли, но на мой вопрос, обращался ли он с такой просьбой, ответил отрицательно. Не пригласили -- другие дело.
    
    
    18.07.2022, 13:52, "Михайлов Иосиф"

        Добрый день Татьяна. Получили ли Вы седьмую главу моей книги. "Партийный остров". Рискну послать Вам восьмую главу "Остров слоновой кости". Перебирая свой архив, я задумался, почему мой самый талантливый сокурсник Борис остался вне науки. Из МГУ его вышвырнули. В АН ему позволили защитить докторскую диссертацию, но в штат не приняли. В то время как его совершенно бесталанные коллеги становятся академиками.
         
        12.07.2022, 12:45, "Герасименко Татьяна"

            С удовольствием читаю Ваши воспоминания.
            Опубликуйте на проза. ру!  Нельзя, чтобы это всё пропало.
            
            12.07.2022, 12:39, "Михайлов Иосиф"

                Добрый день  Татьяна. Посылаю шестую главу моей книги. В ней также есть страница о жизни Родомана. Эта глава рассказывает о жизни автора в 1953 - 54 годах. Москва -  полуостров Мангышлак. приложены иллюстрации:
                1 Трёхметровые каменные "грибы".
                2 Город Жди меня у колодца Беке.
                3 Могильник рода Жанасу у восточного побережья Каспия.
                4 Нефтеносная впадина Узень. Центральный Мангышлак.
                5 Адекен -первожитель города Актау.
               
                10.07.2022, 21:45, "Герасименко Татьяна"

                Спасибо.
               
                10.07.2022, 20:35, "Михайлов Иосиф"

                Добрый вечер Татьяна. Посылаю Вам пятую главу моей книги. Там также есть страницы, посвящённые Борису Родоману. Это главас  охватывает 1952-1953 Москва - Забайкалье. К главе прилагаются иллюстрации:
                1 Мы "строим" Университет.
                2 Экспедиция в Еравнинской котловине. Справа наш начальник Н.А. Ногина.
                3 На Малханском хребте.
                4 Обо на Малханском перевале.
                В Кударе К.А. Уфимцева, автор и другие члены отряда.
                С уважением И.М.
               
                07.07.2022, 23:31, "Герасименко Татьяна"

                Благодарю Вас!
               
                07.07.2022, 12:51, "Михайлов Иосиф"

                Добрый день Татьяна. Посылаю Вам четвёртую главу моей книги. Москва-Кавказ-Крым 1950 52. первая часть его опубликована на сайте выпускников Геофака МГУ. С уважением И.М.
               
                05.07.2022, 13:26, "Михайлов Иосиф"
                Добрый день Татьяна. Посылаю Вам третью главу моей книги. "Прощай школа"  ( 10948 - 50) в том числе в ней говорится о моей первой работе в экспедиции в Ильменском заповеднике, где Вы , наверно, были. С уважением И.М.
               
                02.07.2022, 19:04, "Герасименко Татьяна" <t

                Нет, шлите. Время от времени получается что-то почитать.
               
                02.07.2022, 18:36, "Михайлов Иосиф"

                Добрый день Т\атьяна Благодарю Вас за быстрый ответ. Я считаю, что присылка глав моей книги целесообразно отложить до осени.С уважением И.М.
               
                01.07.2022, 13:39, "Герасименко Татьяна"

                Благодарю Вас, Иосиф Сергеевич, за внимание!
                Сейчас нахожусь у дочери, которая проживает с семьёй на Кипре. Немного загружена домашними делами (помогаю ей с детьми: недавно родился третий, это не просто).
                Писать поверхностные письма не хочется, на подробные пока не нахожу времени.
                Я географ, много путешествую, люблю жизнь во всех её проявлениях. С Родоманом дружим и путешествуем с 2012 года, а восхищаюсь его нестандартным мышлением с начала 80-х, когда, будучи молодой аспиранткой, слушала в МГУ его лекции.
               
               
                01.07.2022, 13:21, "Михайлов Иосиф"

                Добрый день Татьяна. Направляю Вам вторую главу моей книги Москва-Урал 1943-1948.
               
                26.06.2022, 13:38, "Герасименко Татьяна"

                Благодарю Вас, Иосиф Сергеевич! Это действительно очень интересно. С удовольствием познакомлюсь и с Вашей книгой. Что может быть интереснее реальной жизни? Вымышленные сюжеты нужны тем, у кого недостаточно реальных.
                Что касается потенциальных читателей -- скорее всего, большого количества не следует ожидать. Но будут непременно те немногие, кому  действительно интересна настоящая жизнь.
               
               
                25.06.2022, 13:21, "Михайлов Иосиф"

                Уважаемая Татьяна! Пишет Вам  Михайлов Иосиф Сергеевич -друг Бори Родомана уже 72 года. Спасибо за добрый отзыв о моём опусе. Это всё хранилось внутри меня с 1968 года. Только в мои преклонные года  решился вылить это на экран компьютера и поделиться с лучшими друзьями. Ведь это, как говорят художники эскиз на пленере, всё списано с реальности. Я сомневаюсь, что будут читатели. Мною написано много из моей жизни, которая была разнообразна и интересна.  Была выпущена книга "От Северной до Огненной Земли" Тираж был небольшой и быстро разошёлся. Но есть виртуальная версия. Если Вас заинтересует, то могу высылать файлы этой работы. Сейчас рискну послать небольшой отрывок о Анне Керн, её дочери Екатерине Керн-Шокальской, её внуке академике  Ю.М.Шокальском и её правнучке З,Ю. Шокальской, с которой был знаком в Ленинградский период моей жизни. Жду Вашего ответа. С уважением И.М.

        Выложил на "Проза.ру" Б.Б. Родоман 23 июля 2022 г.

Борис добрый день. Мне Татьяна [Герасименко]переслала твоё письмо. Я с тобой согласен. жить вне микросоциума счастливее и продуктивнее чем вне его. Внутри микросоциума ты должен подчиняться его законам и табу. Когда я поступил работать на геофак. то Глазовская вручила мне книгу How liike man. Когда я её изучил, я понял, что  это кодекс Молчалина из "Горе от ума". Тем не менее я смог просуществовать 10 лет на факультете. Я, наверно. просуществовал там дольше, если бы  случайно не узнал о махинациями с жилплощадью, выделяемой ректоратом для факультета. Мне посоветовали на поднимать шум по этому поводу. Но все-таки организаторы этой афёры узнали о моём знании и смогли создать атмосферу травли, что вынудило меня покинуть факультет. Если тебе будет интересно. то я могу прислать эссе о внутренней жизни факультета 1960-70 гг. Я сравнивал твою жизнь с жизнью моего ленинградского знакомого Льва Николаевича Гумилёва, для которого не вхождение в микросоциумы обошлось в 18 лет лагерей, хотя он говорил. что   он никогда не выступал против существующей власти, но он был не такой как все. По сравнению с ним  тебя счастливая судьба. Мне  по работе пришлось сталкиваться со многими академиками. В середине прошлого века это были разные люди, но они были лидерами в своих отраслях науки. Сейчас мне пришлось столкнутся с академиками нового типа. Директор Докучаевского института бывший партийный деятель академик А. Иванов дал мне аудиенцию. и я понял, что не знает азов нашей науки. Есть ещё несколько  примеров такого же общения с современными тузами науки. Времена меняются. И.М.25.07.2022.

        Б.Р. 25.07.2022.

               
               
                --