Лос-Анжелес. ОнО

             1. О н О
      
      Март, день 24-й, год 2000.
      7.30 утра.
      Сан-Диего.
      Русская православная церковь Св. Иоанна Кронштадтского.
      Поставил вещи на скамью y входа, осмотрелся...

     Невообразимо.
     Он – за тысячи верст от дома, в неведомом ему городе, перед обителью, где его не знают и не ждут.
     Он, который почти год засыпал и просыпался с этой идеей – издаться в Америке. Издаться, а потом, с и вслед за книгой, переходя от университета к университету, от церкви к церкви, от страны к стране, идти по свету, чтобы увидеть м и р веры. Он не во сне, а наяву – здесь.
     Почему в Америке? Не разумнее ли и – дешевле! – напечататься дома? Ведь только тех семи сотен зеленых, что потрачены на перелет сюда, хватало бы, чтобы выпустить 1000 экземпляров книги в Москве. Правда, в черно-блеклом варианте, убийственном для ста цветных фоторепродукций икон и живописных изображений Иисуса, собранных в работе.
      Потому что дома ОнО...
      Именно такое, каким написано: «н» в середине («николай» с маленькой буквы), зажатое и придавленное, словно жерновами, двумя заглавными «О» – Обложным, Отвратным, а по сути , – злокозненным.
      Началось ОнО с самых первых попыток опубликоваться. Казалось, явленная вдохновением, книга о Спасителе сама себе проложит дорогу к печатному станку. Но увы! Ситуации сплетались в туманную, вязнущие в непостигаемом картину.
      Один за другим шли роковые провалы всех попыток ее напечатать. Это повторялось больше года. И в конце концов привело к мысли бежать от кольцевой осады темных вихрей, от ОнО в США...

      И вот он в Сан-Диего у входа в православную церковь. Деревянная крашеная дверь заперта на висячий замок.
     …Понял, что темное, гиблое ОнО взяло в осаду после трагической истории с Геннадием, крепким, напористым   н о в ы м   к и е в с к и м,   поселившимся в одной из комнат арендованного им особняка.
     - При эсэсэре календари печатал с дамской натуры, в рост, – ненавязчиво бахвалился он, перелистывая представленную ему рукопись об Иисусе. – Миллионы имел! Чую, ваша книжица в Христов юбилей нарасхват пойдет...На экспорт. За валюту. По-английски издавать будем.
     И хрустящими наличными выдал и на переводчицу и на поездку в Финляндию.
    - Книжку о Боге надо делать по-божески. Поедете в Otava – работал с этим издательством в Хельсинки. Сделают супер-классно...

     И – пропал. Всерьез, не шутя. Сгинул безвозвратно.
     Даже когда схватили его похитителей, сознавшихся, что били два дня, требуя деньги, а на третий, мол, он бежал.
     Едва ли. Если бы бежал, обязательно бы объявился. А его нет.
     И книги нет...
     Зато есть православный храм в Сан Диего, попросту – большая русская деревенская изба с маковкой над крышей. И машина, доставившая его из гостиницы. И водитель – афро-американец, клерк этой гостиницы, приветливо машущий рукой на прощание.

      ...Поездка в Финляндию все же состоялась: договоренность с издателем, паспорта, визы – все было готово еще до пропажи Геннадия, не отказываться же в самом деле от шанса! Но обернулась пустой тратой. Без толстого кошелька сгинувшего благодетеля прижимистые финны разговаривать не стали. Уяснив ситуацию и сберегая оставшуюся валюту, возвратился ни с чем восвояси. Именно ни с чес: недалеко от дома был ограблен. Натурально. Как грабят бандиты. Поздним вечером, впятером одного. Начисто.
     Знак? Предупреждение?

     ...И вот он стоит перед входом в православный храм города Сан-Диего. В ранний, неурочный час – (служба по вечерам). С надеждой встретить хотя бы кого-то из действующей при церкви приходской школы, – как сообщил ему все тот же клерк отеля, почерпнув сведения из приколотой к двери бумажки. Разумеется, если она не закрыта на каникулы.

     ... После Финляндии были еще: «Терра» (процветающая издательская фирма, одобрительный отзыв специалиста и – заключение какого-то чина из Патриархии: «не рекомендовать»); киевская «София» (печатает эзотерику, полгода читала рукопись с обнадеживающими намеками, и – отказалась от нее как от «не-профильной...»); «Ключ» (учредитель – друг-однокурсник : «Издавай без картинок, текст интересен сам-по-себе; без цвета – о Боге? – нет!»). И еще, и еще, и еще с дюжину заходов и все – тупиковые. Потом, когда все сказали «нет», словно в омут головой, кинулся в Интернет за сытым, щедрым иноземном меценатом. Тут-то и возникла (случайно?) энергичная и целеустремленная американка Шерон Линзей.
     Сообщила: грядет конференция Тихоокеанской социологической ассоциации. Тема «Религия в посткоммунистическом обществе». Заметила: будете случайно в Калифорнии (!) – с удовольствием послушаем вас.
     Буду? Да на т а к о й конференции обязан быть! Скорее туда, где почти армада коллег-социологов! Богатых. Которые поймут. И опубликуют и купят. Для себя, для своих вузов. И – все проблемы!

     И вот он перед входом в православный храм города. Наудачу, вслепую.
     Без книги. Единственно, – с гудящей и звенящей головой, не знавшей подушки уже трое суток, заболевшей еще в Москве, когда родного вуза ректор, выслушав его проклятья всем фондам и спонсорам равнодушным к духовному ренессансу, к науке, раскрыла свой кошелек и протянула пятьсот доллларов:
     - Все, что могу для вас...
     И он взял!
     И клятвенно обещал вернуть («Да я верю, верю!» – она).
     А пройдя таможню Лос-Анжелеса и обнаружив, что его никто не встречает, он, человек с восьмидесятью долларами в кармане, оставшимися от выкупленного билета, начал сознавать, что вернуть столь громадный для него долг удастся ой как не скоро!
     И потом, почти физически ощущая, как тают не деньги, а нервы, почти два часа, взмокший от жары (вылетал при минус 20, здесь плюс 30) болтался на «шатле» – микроавтобусе до Union Station – вокзала, откуда ходят электропоезда на Сан-Диего. А потом четыре часа ехал в сидячем вагоне до места назначения. И, наконец, уже поздно ночью на такси – в пятизвездночный отель «У четы берез»  «Doble trees hotel».
     И заявился с чемоданом, кейсом и утепленной курткой на руке в шикарный вестибюль, к месту, где завтра откроется конференция. Томясь в стрессе от затратного вояжа и усталости, поинтересовался у клерка насчет размещения.
    «Рlease, 200 dollares for a day, sir!» – был ответ (платите всего-то по четыре его месячных оклада в день и заселяйтесь, сэр!)
     Поблагодарив, с достоинством прошествовал по залам будущих заседаний, опустился на один из дальних диванов, задвинул чемодан за спинку, извлек из кейса бумаги и «ушел в них с головой». То есть, просидел в беспокойной дремоте всю ночь.
               
      ...Не без удивления обошел и рассмотрел храм православной веры города с миллионным населением. Если бы не маковка, – обычный для деревенской России дом. Стриженый газон вокруг, однако, напоминал, – это Америка с ее канонами ухоженности и кладбищенской аккуратности. Впрочем, каноны эти были нарушены тем, что располагался он на окраине тихой улицы, недалеко от глубокого оврага, к которому почти вплотную подходил забор, окружавший дворовые постройки.
     Ворота во двор были распахнуты, за ними – обширная асфальтированная автостоянка. Недалеко от внутреннего крыльца – автомобиль. Ясно, эта его часть обитаема, а, значит, возможна встреча с кем-нибудь из служителей. Быть может, с самим отцом Гедеоном!

     ...В ночь своего бессонно-бдения перед конференцией он, разумеется, не бездействовал – въедливо перелистывал страницы гостиничного телефонного справочника Сан Диего с конца на начало и обратно. Искал телефоны тех, кто бы мог бросить спасательный круг: благотворителей, землячеств, христианских общин. Тогда-то и обнаружил телефоны русской православную церки Св. Иоанна Кронштадского. Позвонил по одному из них. Прозвучавший в трубке бодрый голос автоответчика предложил оставить свой номер, на который настоятель русской православной церкви Сан-Диего отец Гедеон обязательно перезвонит, как только сможет.
     Записал номер ближайшего аппарата и продиктовал автоответчику.
    Увы, отец Гедеон не перезвонил. Ни утром, ни днем, ни после второго, ни после третьего дозвона. Ни вечером – после четвертого. Ни назавтра.
     Так и не дождавшись ни этого звонка, ни звонков других cпасателей, на автоответчики которых в ту ночь тоже были надиктованы его «sos», приспособился к альтернативной американской розетке, побрился и пошел пить кофе.

      ...Покинув церковный двор, двинулся к оврагу, с удовольствием углубился в заросли, которых в чистом, разлинованном, подстриженном городе, пожалуй более нигде и не сыщешь. Этим, располагавшимся неподалеку кусочком неокультуренной земли, православная обитель Сан-Диего точно напоминала Россию. С этими мыслями, невольно вызвавшими теплые чувства, стал выбираться из кустов и замер от неожиданности. Перед ним стоял батюшка.
     То ли из-за гула в ушах, то ли из-за заторможенной реакции от трехсуточной бессонницы, не услышал, а лишь уловил по движению губ священника какие-то обращенные к нему слова.
    Эх, сейчас бы того утреннего, великолепного, пятизвездочного гостиничного кофе!

     ...Как видно, это была традиция – спасительная для него – с самого раннего утра встречать гостей крепким, бодрящим кофе, предоставляя право каждому решать, принять ли одну чашку или три или и т.д.. И смаковать глотки горячего ароматного и, действительно, бодрящего напитка, заедая кусочками банана, ананаса, бусинами винограда.
     После нескольких таких заходов почувствовал себя бодрым и сориентировался на гостиничной "местности".
     Нашел стол оформления документов участников. Зарегистрировался. Значок полноправного «конферента» прицепил на лацкан пиджака. И уже на законных правах, этак свободно, с улыбочкой принялся «динамично», по-английски выпытывать у сидевших за столиками с табличками организаторов-учредителей о насущном для не спавшего, не кормленного визитера – размещении, питании, программе конференции.
     Ответ вверг в ступор: о, гостиница и стол оплачивается самими участниками, здесь у вас полная свобода выбора сообразно вашим возможностям, сэр. Ваше выступление – в четырнадцать ноль-ноль, зал два-зет, сектор Е. Желаем успехов!
     Снова зубы на полку, а чресла на диван? Ну, нет! Нужно найти Шерон Линзей, призвать войти в положение, добиваться содействия...
     Из программки узнал, что пленарных заседаний, как это принято у нас, здесь нет. Разыскал зал два-зет, сектор Е. «Проблема выбора гендерных аспектов…» и еще чего-то в «младших классах».
      Ничего себе «тема» для премудрых штатовских социологов!  Закончат через полтора часа. Потом наша – про «коммунизм». Вычислять неведомую Шерон в разноязычной тысячеликой толпе – химера. 
     Вернулся на «свой» диван.
     Итак, я в шаге от исполнения крутого замысла.
     Супер-ответственный момент судьбы.
     Шанс издать книгу о Христе с участием – творческом, финансовом, организационном, приму все! – ученых со всего света. Надо только достучатся, дать понять ценность работы. И, конечно, намекнуть на положение, в котором оказался. Ненавязчиво, деликатно, но и прозрачно. Лучше всего, в конце доклада. Пробудить чувство солидарности. И, наконец, обрести пристанище. Можно в отеле, а то у кого-нибудь из коллег на дому – он бы не возражал. Сам пару раз принимал в своей «двушке». – немца, потом француза – участников перестроечных дискуссионных бдений, устраивал шашлыки, прогулки по Златоглавой, вечерние застолья.
     С трудом, через не могу внес в написанный еще дома текст выступления нужные формулировки. Едва управился к открытию.
     14.00.
     В Москве – полночь. Бессонное прозябание навалилось медведем, стало ломать все тело. Мозг парализовало.
     Кое-как координируя движения, вытащил чемодан из-за спинки дивана, волоча его одной рукой, с кейсом и накинутой на него тяжеленной курткой в другой, вошел в зал работы секции.
    Очень вовремя.
    Чернокудрая, с обнаженными плечами мадам в центре «президиума». – стола, покрытого скатертью в виде американского флага, без сомнения сама Шерон, – мгновенно определила появление представителя «новой» России, осыпала вошедшего восхищенными восклицаниями, усадила в президиум, третьему по счету предоставила слово.
     Первым был болгарин. С трудом улавливая смысл его англоязычного спича, москвич, однако, понял, что тот под аплодисменты аудитории презентует посткоммунистическую Россию как обреченного на небытие колосса на глиняных ногах, унаследовавшего худшие черты рухнувшего эсесера – бездуховность, мертвые догмы, социальную апатию, которые станут вечным надгробием на его могиле.
    Ты что эй, братушка, умом поехал?
     Возмутиться?  Ответить? Сделаю это в выступлении.
     Сменивший его на трибуне венгр, еще больше поддержанный залом, лишь поднял градус негатива, живописав картины кровавых расправ, устроенных советским коммунизмом в 1956 году, лично им, тогда ребенком, засвидетельствованные, инерция которых  неизбежно, по его убеждению, приведет Россию к саморасчленению на отельные этносы и исчезновению как государства.
     Потрясенный бредятиной услышанного, как мог, с помощью своего небогатого словарного арсенала составил отповедь очернителям. Пришел черед встать за трибуну.
     …Речь бодрствующего в бессонном стрессе представителя России, профессора социологии, написанная в Москве, дополненная за столом президиума и произнесенная на гортанном английском перед аудиторией секции «Религия в посткоммунистическом обществе», г. Сан Диего, США.
     Уважаемые дамы и господа!
     Дорогая Шерон!
     Разговор о том, какие культурные, интеллектуальные, духовные процессы происходят ныне в посткоммунистической России, будет продуктивным, только, если вести его с учетом особенностей мировосприятия моих сограждан, их менталитета, национальных черт, обусловленных историческими, географическими, социальными, психологическими и т.д. факторами. Поясню это на собственном примере.
    В 1963 году я служил в пограничных войсках тогда еще советского Азербайджана. Однажды, находясь на посту, я услышал пение ехавшего по горной тропинке на ослике крестьянина. Звучавшая вибрирующая – то взлетающая, то ниспадающая – мелодия казалась слепком окружавших нас сопок, гор и ущелий. Не зная языка песни, я уловил ее смысл, красоту, испытал чувство сопричастности всему, что меня окружало. И человек леса – уралец, сибиряк – полюбил этот горный край, его народ, культуру.
     Эти чувства – единства с людьми, миром, всем сущим – стали для меня главной ценностью жизни. Ими я руководствовался, выбирая свои пути-дороги, проекты и начинания, проходя через постижение общечеловеческих начал, идей космизма, положений теософии, библейских источников, наконец, обретя православное воцерковление.
     Могу свидетельствовать: аналогичным путем, конечно, каждый со своими особенностями, сегодня идет большинство граждан моей страны. Органическая потребность русского человека в единении с ближним пробуждает у него стремление к братству, что особенно остро ощутили люди после распада СССР.
     Сегодня условия для духовного самоосуществления у нас более чем благоприятны. Они стимулируют эвристические искания, характеризуют внутреннее состояние моих соотечественников – все более остро ощущаемую потребность в обретении веры и стремлении к единению с людьми на ее принципах, к единению в Духе.
     И в неожиданным просветлении сама собой произнеслась гневная отповедь хоронителям России: «это полностью перечеркивает прогнозы на перспективы моей страны, обрисованные так называемыми коллегами из Болгарии и Венгрии, явно политически ангажированными, далекими от нынешней российской реальности. Так лгать на великую, встающую на ноги страну не только не научно, но безнравственно, безответственно и ущербно. Я требую извинений, по крайней мере, достойной отповеди клеветникам последующими ораторами».

     Тут же переданная ему записка «Finish please!» (закругляйтесь!) сбила, вынудила сократиться.

     Закончить хочу, конкретным практическим обращением к вам, надеюсь, уважаемым друзьям. Пройдя непростой путь от безверия к вере, к открытию Бога, я ощутил потребность рассказать об этом – в назидание и помощь тем, кто только открывает для себя силу религиозного преображения и возрождения. В результате появилась работа об Иисусе Христе, как о реальной Личности Бога и человека, которую я держу в руках и которую намерен издать в ближайшее время. Был бы чрезвычайно обнадежен, если бы это могло случиться здесь, в США, при вашем содействии, людей, понимающих, что такое научный труд и как важно вовремя сделать его достоянием специалистов, экспертов, студентов, всех, кто заинтересован в постижении истины, нашем общем движении к миру, свету, добру и христианской любви.
     И последнее.
     Ровно двадцать четыре часа назад я вылетал из морозной и заснеженной Москвы, а приземлился в знойном Лос-Анжелесе. Который, однако, не согрел и, простите, не напитал меня, ибо второй день остаюсь без ночлега и стола, а мое пристанище – диван в фойе отеля. Мы в России, приглашая гостей, стремимся предоставить им максимальные возможности для плодотворной работы и полноценного отдыха. Причем, безвозмездно. Увы, здесь это не принято. Но я буду чрезвычайно признателен, если кто-то из вас, дорогие друзья, проявит  инициативу и сделает это в частном порядке.
     Благодарю за внимание.
     Прошу простить мой плохой английский.
     С благодарностью приму любые конструктивные предложения как бытового плана, так и относительно публикации моей книга о Христе.
     И подняв оформленную в виде книги рукопись на вытянутой руке, потряс ее в воздухе.
               (Продолжение следует)