Познай самого себя...
(Лев Шестов против А.П. Чехова)
Однажды я пел
На большой эстраде,
Стараясь выглядеть
Молодцом.
А в первом ряду
Задумчивый дядя
Смотрел на меня
Квадратным лицом.
Михаил Анчаров. Антимещанская песня.
( первая строфа), 1966 г.
«Чехов умер – теперь можно нем свободно говорить», - так немного по фарисейски и даже радостно начинает философ Лев Шестов (1866 – 1938 г.г.) свою статью о Чехове (именно о Чехове, а не о творчестве писателя) «Творчество из ничего».
Хотя, как видно из названия, речь, якобы, пойдет о творчестве Антона Павловича на самом деле - это видимость, прикрытие явной цели. Какой? Опорочить, развенчать в умах читателей имя Чехова, его манеру письма, и указать! мертвому Чехову, как бы следовало писать!
Мне не дает покоя вопрос, - а зачем, именно - это нужно делать? Статья написана в 1905 году и создается впечатление, что Шестов только и ждал кончины писателя. Еще вопрос, - а разве нельзя это было сделать при жизни Чехова, - да и приличнее было бы?
Мало того, возможно и автор бы удостоил ответа или возражения… А так – из могилы не ответишь… зато безопасней. Да и вопль возмущенных читателей был не так слышен. Якобы, можно сохранить беспристрастность.
Хотя про беспристрастность я напрасно. Чего нет, того нет. Автор прямо кипит возмущением, какая уж тут беспристрастность. Шестов камня на камне не оставляет от мыслей Чехова, ни его представлений.
О чем разговор? В основном о повести Чехова «Скучная история».
Фабула повести незамысловата: старый, известный, больной профессор доживает свои последние месяцы жизни. Нет, в начале повести он еще работает, - читает лекции студентам – медикам.
И Чехов описывает – в основном – мысли и размышления известного ученого профессора. Все – естественно - «крутиться» вокруг размышлений о предстоящей смерти.
Мало того, сам профессор начинает размышлять и относится к окружающим знакомым людям абсолютно по - другому. Это относится не только к его коллегам, но и к детям своим, жене, приемной дочери…
Как по – другому? Можно сказать - отрицательно, все его раздражает, все не устраивает, все видит в другом свете…
И – это не нравится Шестову!? Помилуйте, это художественное произведение, и – естественно автор выражает свои мысли, суждения, мнения, точку зрения… Что здесь необычного?
Оказывается – все. Все противоречит мнению Шестова: не так мыслит старый, заслуженный профессор, - сиречь Чехов, не так относится к своему прошлому, к жене, которую когда- то любил, дочери, трезвому положительному сыну… И наконец, - к приемной дочери, которую вырастил и воспитал и действительно любит. Но, именно ей ничего не может посоветовать, в её трудном положении.
Я не хочу загромождать рассказ цитатами из повести Чехова «Скучная история», не вижу смысла, - каждый её может прочитать и сделать собственный вывод.
Но, замечательно следующее, - Шестов не хочет замечать, что повесть построена в виде личных записок профессора и поэтому автор (Чехов) имеет право высказать то, что обычно не высказывают на публике, да и в личном разговоре – редко.
Как мне кажется, именно это больше всего возмущает философа. Хотя, в сущности, в мыслях и словах профессора выражена истина о смерти, который знает, что минимум через полгода он умрет. И это - правда, так как ученый является медицинским светилом.
Шестов делает оговорку, что, мол, Чехову к этой теме «открыл дорогу» Л.Н. Толстой в своей повести «Смерть Ивана Ильича» и, конечно, замечает, что никаких слов и мыслей Антон Павлович не позаимствовал у Льва Николаевича, - только лишь внешнюю фабулу.
В повести Толстого тоже умирает человек, но не старый. Умирает от болезни и во время болезни у Ивана Ильича тоже появляются не совсем позитивные мысли.
Для наглядности приведу современный сюжет и думаю, - он будет к месту.
Многим известно последнее стихотворение Эльдара Рязанова. Знаменитый и талантливый режиссер написал его в 2015 году, осенью. В этот же год Рязанов умер от сердечной недостаточности
Я не думаю, что он перечитывал Чехова перед смертью, но в стихотворении были высказаны те же мысли, которые высказывал старый профессор в повести « Скучная история». Вот первая строфа.
В старинном парке корпуса больницы,
Кирпичные простые корпуса…
Как жаль, что не учился я молиться,
И горько, что не верю в чудеса.
Знаменитый режиссер пожалел о том, что не привык к вере в Бога, а умирающий профессор вообще о Боге ни разу не упоминает, нет у него никаких позитивных идей, но он верит в науку, которая, которая заменяет профессору веру в Бога.
Шестов тоже ни разу не упоминает Бога, но очень много глаголет и всяких «идеях», но ни одну в подробностях не объясняет.
Профессор жалеет о том, что тот человек, который займет его место, простой исполнитель, а не талантливый исследователь и это его печалит.
Что интересно, Шестов подмечает малейшие отрицательные нюансы в мыслях чеховского героя (профессора) и везде усматривает желание ученого заглушить «ростки жизни», но не замечает, что даже тяжело больной профессор продолжает работать, хотя и сам же осознает, что пора распрощаться со своими студентами.
Кстати, это очень по – чеховски: все герои, к которым писатель каким либо образом проявляет симпатию (хотя это нелегко заметить по тексту) - работают.
Вот вторая строфа упомянутого стихотворения:
А за окном моей палаты осень,
Листве почившей скоро быть в снегу.
Я весь в разбросе, не сосредоточен.
Принять несправедливость не могу.
Здесь опять идентичные мысли с чеховским героем, – достаточно прочитать последний абзац первой части повести, который заканчивается следующим предложением: «Нелегко пережить такие минуты».
Что удивительно, - Лев Шестов как будто не замечает состояние чеховского героя, который вообще не спит по ночам и эти новые мысли о близких, коллегах отравляют его «последние дни жизни и жалят мозг, как москиты».
Философ, с необыкновенным упорством, даже не пытается понять умирающего профессора и рассматривает его как механическую куклу.
И на самом деле нисколько не собирается, каким либо образом соблюсти приличия то, что называют – пиетет и напрямую называет писателя – преступником.
То есть, смысл чеховского произведения имеет характер преступления. Помилуйте, в чем преступление? В том, что перед смертью у профессора появляются мысли и суждения ему несвойственные.
Так сам ученый это прекрасно понимает и мучается от этого! Это составляет его главное мучение. Но Шестов ничего не видит или умышленно не замечает.
Старый ученый не заметил, увлеченный своей наукой, что люди близкие ему стали – чужими. Да не просто чужими, а теми, кто вообще не разделяет его мысли. Чехов не употребляет таких слов, как мещанство, пошлость.
Но он ясно видит, что жена, дочь, приемная дочь – мещане и пошляки. Это его угнетает, профессор чувствует свою враждебность к ним и не принимает такой образ мыслей, и их поведение, которое является фальшивым во всем.
Философ нацелен на «разоблачение» таких настроений и, вероятно, считает, что у прославленного и заслуженного человека, каким является профессор, ничего подобного быть не может.
А Льву Шестову это доподлинно известно, он прошел через это? Понятно, что ничего подобного к этому времени философ не испытывал.
А самому Антону Павловичу – известно или мог он предполагать нечто подобное?
Надо отметить, что эта повесть первый опыт Чехова такого рода. Он отмечал, что эта повесть далась ему нелегко, Но у Антона Павловича были основания так думать и писать. Хотя ему и не было тридцати лет, но неизлечимая болезнь уже подтачивала его силы.
Шестов даже ставит эту повесть и драму «Иванов» в укор Чехову? Мол, что – то произошло с веселым Чехонте, автором смешных рассказов и после этого Антон Павлович превратился в пессимистического писателя, который пишет такие «безнадежные» произведения, вызывающего тоску и уныние.
Я не думаю, что с Чеховым произошло нечто, в результате он коренным образом изменил свои взгляды на действительность.
Нет, конечно. Достаточно прочитать путевые записки «Остров Сахалин», написанный двумя годами позднее повести (1891 – 1893 г.г.), чтобы понять: в России конца 19 века смешного мало. Смешного мало и в начале 21 века, и не только в России.
Стоит только представить, что писатель остался бы тем веселым «Чехонте», как хочет Лев Шестов, то кто бы сейчас упомянул имя Чехова в ряду известных классиков русской литературы.
Скорее всего, Антон Павлович, как писатель намного глубже и серьезнее, и к своим тридцати годам он это понял. Только так можно объяснить перемены в настроении Чехова.
Тем не менее, Шестов пишет о Чехове: «Он постоянно точно в засаде сидит (курсив автора) высматривая и подстерегая человеческие надежды… Искусство, наука, любовь, вдохновение, будущее – переберите все слова, которые современное и прошлое человечество утешало или развлекало себя – стоит Чехову к ним прикоснуться, и они мгновенно блекнут, вянут и умирают».
По большому счету, разве неправ был Антон Павлович? Что не подверглось пересмотру и переоценке в веке двадцатом? Да – все, чего не коснись!
В этом, - правда Чехова, жесткая правда. Вернемся к стихотворению Рязанова, вот третья строфа:
Что мне теперь до участи народа,
Куда пойдет и чем закончит век?
Как умирает праведно природа,
Как умирает худо человек.
И это тоже созвучно герою чеховской повести. Профессор понимает, что он - одинокий человек. В каком плане – одинокий? А до него никому нет дела. Его истинные чувства никому неинтересны. Ему даже некому рассказать, с каким настроением он умирает.
Конечно, рядом супруга, с которой прожил жизнь, дети, любимая приемная дочь, которая просит совета – помощи у умирающего профессора, а сама даже и не думает догадаться о его истинном состоянии и его мыслях.
И супруга и дети выражают формальное участие к нему.
Я сейчас понимаю, почему Чехов является гуманистом в высшей степени и насколько неправильно интерпретировал эту повесть известный философ – Лев Шестов.
О чем пишет, в сущности, Антон Павлович, - о человеческом отношении к умирающему. О способности облегчить мучительные мысли, о неизбежной смерти. Не в посмертном воздаянии нуждается знаменитый профессор, а в откровенном и честном разговоре, который способен помочь принять неизбежное…
Но, герой чеховский понимает, - нет такого человека рядом и последний «удар» ему наносит любимая приемная дочь.
Это на самом деле жестоко, - просить помощи у умирающего. Приемная дочь даже не хочет понять, что все её проблемы – решаемы и могут разрешиться, а профессор – умирает и ему уже ничего не нужно, кроме искреннего участия.
Мало того, Шестов вовсю осуждает чеховского героя: вот, мол, не нашел доброго совета для любимой приемной дочери и она покидает умирающего профессора в слезах о своей нелегкой судьбе.
Философ как будто забыл, что профессор стал опекуном этой семилетней девочки, когда умер его отец (товарищ ученого). До десяти лет Катя жила в семье Николая Степановича, потом её отдали в институт и девочка жила у них только в летние месяцы.
Профессор сожалеет, что не сумел ей внушить собственные взгляды на театр, когда Катя увлеклась театром и стала утверждать, что выше театра нет ничего, а Николай Степанович считал театр обыкновенным развлечением человеческим.
В конце концов, девушка поступила в театральную труппу. Потом влюбилась, потом наступило разочарование, попытка самоубийства, смерть рожденного ребенка.
Профессор пытался её увещевать и объяснять смысл театра, жизни, - все напрасно. Он только посылал по её просьбе суммы денег, которыми он распоряжался на правах опекуна. Сейчас она живет рядом с профессором и ничего не делает (кстати, Чехов не случайно несколько раз подчеркивает инфантилизм приемной дочери и её нежелание чем- то заняться серьезно).
Катя думает о своих проблемах и приемного отца рассматривает, как человека призванного решать её жизненные ситуации, хотя все ситуации она создала сама.
В ситуации профессора и Кати, Шестов ставит их на один уровень, что неверно, но философ видит обеих виноватыми, что не нашли близких отношений. И ответ профессора – «меня скоро не станет» - не трогает Катю, и в этом проявляется её
эгоизм.
Примерно такая же картина с его родной дочерью, - она тайно венчается с тем человеком, который категорически не нравится профессору. И это происходит в то время, когда отец умирает…
Упреки философа к Чехову по поводу того, - что, мол, профессор все разрушил, и во всем виноват – безосновательны.
Как можно сказать такое о человеке, который перед смертью высказывает такие желания: « Я хочу, чтобы наши жены, дети, друзья, ученики любили в нас не форму и не ярлык, а обыкновенных людей»
И далее продолжает: «Я хочу иметь помощников и наследников».
И – последнее: «Я хотел бы проснуться лет через сто и хоть одним глазом взглянуть, что будет с наукой. Хотел бы еще пожить лет десять…» Как можно здесь найти признаки разрушения?
Тем не менее, Шестов утверждает, говоря о героях чеховских произведений: « Никто не верит, что изменив внешние условия, можно изменить и свою судьбу. Везде царит, хотя и сознанное, но глубокое и неискоренимое утверждение, что воля должна быть направлена к целям, ничего общего с устроением человечества не имеющим. Хуже – устроение кажется врагом воли, врагом человека. Нужно портить, грызть, уничтожать, разрушать. Спокойно обдумывать и предугадывать будущее - нельзя!»
В этом цитируемом отрывке полностью искажены чеховские взгляды, и только в последнем предложении имеется рациональное зерно. Так как на самом деле, спланировать и точно предугадать будущее – нельзя. Но именно это кажется абсурдным Шестову.
И философ обвиняет писателя, что у него бал правит случай и невозможно проследить связь между явлениями и событиями жизни. Так в реальной жизни случай как раз и играет главную роль.
А далее сам ученый задает вопрос: «А дальше что?». Отвечает – «дальше ничего». То есть профессор не находит какого- то связующего звена, что делает человека цельным или общей идеи, или богом живого человека.
Если нет вышеуказанного - человек становится равнодушен и, как пишет Антон Павлович, - человек побежден и не нечего продолжать, думать и разговаривать…
Здесь будет уместно процитировать последнюю строфу стиха Э. Рязанова:
Мне здесь дано уйти и раствориться…
Прощайте запахи и голоса,
цветы и звуки, дорогие лица,
кирпичные простые корпуса.
Как видим, эта строфа тоже созвучна мыслям старого, заслуженного профессора, которого описал в своей повести Чехов.
Именно это настроение, выраженное в повести больше всего возмущает Льва Шестова. Хотя точно и ясно - чем возмущает - философ объяснять затрудняется или объясняет достаточно туманно и запутано.
Стремясь «разоблачить» Чехова философ пытается использовать не совсем «чистые» приемы и от доказательств переходит к неприемлемой полемике:
« При желании легко отделаться от Чехова и его творчества» - и далее идет непонятное рассуждение, что, мол, если Чехов «надорвался, то мы имеем законное право с ним не считаться" и т.д.
Но, что удивительно: Чехова с интересом читают до сих пор. На это у Шестова имеется странное суждение, процитирую философа: «Может быть, вы пойдете дальше и попытаетесь найти в чеховских переживаниях критериум наиболее незыблемых истин и предпосылок нашего познания. Третьего выхода нет. Нужно либо отвергнуть Чехова, либо стать его соучастником».
Это более чем странно. Первое, - непонятно, какой третий выход может быть у читателя? И, во – вторых, те, кто не отверг Чехова, становятся участником его «преступлений»? Это критика? Это разбор произведений?
Нет, - это приговор всем, кто читает и интересуется творчеством Чехова.
Соглашусь с мнением, что точно и верно литературная критика не сумела «постичь» литературное творчество Антона Павловича при жизни писателя.
Советская литературная критика тоже односторонне и непонятно, т.е. – неясно толковала Чехова.
Надо признать, что Чехов в своих произведениях избегал т.н. – идейности по той причине, что любая идея стремится занять в сознании человека и общества программное положение и диктует поведение и свои правила, то есть лишает человека собственной воли и свободного выбора.
От этого идет и его отстраненность авторская, стремление писателя не навязывать свою точку зрения читателям.
Это до сих пор не совсем понятно, т.к. – якобы, противоречит самой задаче литературы.
Чехов, именно в этом, является новатором, ни до него, ни после - так не писали. Именно это не понял Лев Шестов и заслужил порицание по поводу этой статьи от К. Чуковского, который писал своей корреспондентке в США 21 июне 1966 года: «Сейчас у вас в США вышла книга Льва Шестова, где есть статья о Чехове «Творчество из ничего». Я прочел её с негодованием. Терпеть не могу резонеров, которые хотят решать вопросы об искусстве вне эстетики, ничего не понимая в искусстве».
Конечно, не случайно упомянуто слова – эстетика. Это и есть приговор Шестову, который не понял, как талантливо изобразил Чехов в повести чувства профессора.
Ведь литература, в первую очередь, описывает, показывает художественными, языковыми средствами чувства человека, - его мысли, представления, переживания, страдания, радость…
Конечно, в итоге Шестов ведет разговор о смысле человеческой жизни, хотя ни разу не упоминает это понятие.
У Чехова в повести тоже про это не упоминается. Он только говорит устами Николая Степановича: «Отсутствие того, что товарищи философы называют общей идеей (выделено мною)я заметил в себе только незадолго перед смертью…» (удивительно упоминание - «товарищи философы» - как будто
чувствовал, что именно оттуда полетят «критические стрелы»).
В ответ на это Шестов почему- то утверждает, что в «Скучной истории» - «идея еще судит человека и терзает его…» Вероятно, имея в виду мысли профессора, его сожаления, почему-то принимая это за общую идею, то есть обычные представления, как должен умирать заслуженный, известный человек.
А далее уже обвиняет писателя, что его герои бояться света, то есть – по Шестову – злы, и даже упоминает о «недобрых огоньках» в глазах писателя, о которых прочитал в литературной критике.
Обвинения касаются того, что профессор не думает о загробном мире, а ум человека «почтительно выталкивая за дверь», а его права передаются «душе» - темному неясному стремлению…»
В сущности, понятно, что Шестов человек своего века, в котором господствовали – в образованном слое населения – «идеи», которые должны определять мысли и дела человека. Например, одна из таких идей стала большевистской…
Он выразил общий настрой, или, говоря современным языком – тренд. Бог ему судья. Сейчас – то понятно, что вопрос о смысле человеческой жизни, - это не вопрос философии или какой другой науки, ни вопрос литературы.
Литература имеет другие цели, и Чехов это прекрасно понимал.
Это вопрос сугубо религиозный и решается в рамках веры каждым человеком индивидуально.
Валерий Педин (26 июня – 23 июля 2022 г.)
Свидетельство о публикации №222072201475